Трофей

      – Я больше не вижу пробелов в рядах перьев, господин, – довольным голосом докладывает Сюин. – Они такие хорошенькие!       Эфир коротко ведёт крыльями, улыбаясь: реакция Сюин на них каждый раз поднимает настроение. Перья постепенно отрастают, а спина отлично зажила под чутким наблюдением Байчжу – кажется, всё постепенно вернулось на круги своя. Эфир вновь проводит время с супругами в гостиной, гуляет, тренируется. А ещё пытается почаще тормошить Казуху, не давая ему закапываться. Уж кто-кто, а Эфир понимает, что тот чувствует.       – Прикажете подать чаю после завтрака или пойдёте в гостиную супругов? – спрашивает Сюин и протягивает рубашку, когда крылья исчезают.       – Наверное, всё-таки чаю, – улыбается Эфир. – Сегодня хочу побыть один.       На него иногда нападают подобные настроения. Когда хочется просто побыть наедине с самим собой, полистать альбом, покрутить в пальцах интейват или просто погулять без посторонних в саду. А последнее время такое случается даже чаще, но причиной являются уже отнюдь не крылья.       Эфир много-много думает о своём положении и о родителях. Вспоминает Каэнри’ах и каждый раз сталкивается со странным чувством: он постепенно начинает забывать какие-то детали. Лица слуг, которых редко встречал. Узор плитки в тронном зале, по которой ходил не раз, не два и не десять. Уходят из памяти и какие-то неважные бытовые вещи.       Поначалу это волновало: Эфир не хотел оставаться без этих воспоминаний, ведь именно в них состоит его жизнь? Разве его существование после попадания в Нефритовый дворец можно считать жизнью?       Затем наступила какая-то фаза отрицания. Это ведь всё равно лишь прошлое, которое уже никогда не вернуть. Да и для того, чтобы вспомнить самое важное, у него остался альбом и интейват. Точнее, хватило бы даже интейвата: больше всего Эфир скучает именно по Люмин, без неё тоскливо. Уже не плохо – Эфир привык к новой связи, да и Моракс отлично закрывается, – но тоскливо. Эфиру хотелось бы ещё раз услышать её смех, увидеть улыбку.       Иногда он задумывается, а как сложилась бы их жизнь, если бы Моракс успел в тронный зал раньше Сяо и забрал бы их обоих? Насколько долго у него бы заживала чешуя после такого боя? Называл бы Моракс Люмин своей супругой, выдал бы атрибутику? Она ведь не часть контракта, какая судьба ждала бы её в Нефритовом дворце?       И снова вопрос: зачем Моракс хотел забрать и Люмин тоже? Вряд ли ведь он тогда соврал. Если не считать выдумку про «трофей» – что, если учесть небольшое отступление от контракта, даже не совсем выдумка, – Моракс больше Эфиру и не врал. И Венти не раз говорил, что Моракс крайне редко прибегает ко лжи. Можно даже сказать, никогда.       Ещё какое-то время Эфир размышляет, почему же то, что Моракс забрал Эфира раньше восемнадцатилетия – нарушение контракта. Это довольно сложный вопрос, и без помощи Венти разгадать, наверное, и не удалось бы. Всё оказывается очень просто: даже несмотря на то что Каэнри’ах был уничтожен и Эфиру – собственности Моракса – было некуда идти, Моракс на тот момент ещё не вступил в право обладания. Он был в праве владения, но право обладания «делегировал» родителям до восемнадцатилетия. Дальше Венти пропустил часть объяснений, потому что это «нудно и сложно, и если надо, спроси у Моракса, он прочитает двухчасовую лекцию», но резюмировал тем, что тот вполне мог Эфира убить. Но решил сохранить жизнь – высшую, в его понимании, ценность.       Эти размышления здорово загружают Эфира, и не помогает разобраться даже его объёмная юридическая подготовка. Проще говоря, он решает поверить Венти на слово. Ведь, судя по его вердикту, и «трофей» был придуман ровно по этой же причине.       И если по части Моракса все мотивы и идеи становятся более-менее ясны и понятны, потому что он логичен и принципиален до мозга костей, то вот вопрос родителей так и остаётся открытым.       Почему они готовили подлог? Знали ли про проблему с червоточиной? Почему игнорировали запросы Моракса? Почему просто не могли попробовать как-нибудь сменить условия контракта, если уж им было так принципиально посадить Эфира на трон и сохранить патриархальную ветвь?       Какое-то время Эфир ломает голову, но затем понимает: это вопросы, на которые уже невозможно получить ответы.       И следом он понимает, что чтобы сберечь собственные нервы и окончательно оставить прошлое в прошлом, лучше считать, что виновны в случившемся именно родители. Ведь как ни посмотри, это так, даже если они не знали про исследования у червоточины. Они ведь готовили подлог. Они ведь игнорировали Моракса. Они ведь решили пойти против бога контрактов на его же территории.       Поначалу от этой мысли как-то странно. Причём Эфир уже настолько долго к ней шёл, что он не отрицает её, не воспринимает в штыки, а словно с любопытством рассматривает как нечто само собой разумеющееся.       И в конце концов с коротким хмыком соглашается.       А на душе вдруг становится парадоксально легче.       Эфир поворачивается к интейвату, стоящему в вазе на тумбочке. Безумно жаль, что в результате Люмин не выжила. И когда Эфир думает об этом, он жалеет не столько себя – ведь живи Люмин, не было бы и проблем со связью, – сколько именно её. Она могла жить. Улыбаться. Веселиться. Смеяться. Дарить людям тепло, управлять королевствами: с её-то характером, она подмяла бы под себя любого жениха.       Но родители решили за них обоих. И всё обернулось трагедией.       Эфир винит родителей, но он не хочет на них злиться, однако когда водоворот мыслей доносит его до размышлений о Люмин, он негодует. Потому что получается ведь, что они ради каких-то необъяснимых амбиций или идей сгубили королевство, разрушили сотни жизней тех, кому повезло оказаться вне Каэнри’ах, и лишили будущего собственных детей. В случае Эфира – метафорично, а в случае Люмин – буквально.       С таким раскладом Эфир действительно довольно быстро смиряется, потому что его в самом деле остаётся только принять. Заниматься остаток жизни самоедством – так себе перспектива, честно говоря. Можно было бы, конечно, попробовать сбежать, но Эфиру откровенно боязно навлекать на себя гнев Моракса. Потому что в том, что Моракс его найдёт, если случится гипотетический побег, сомневаться не приходится.       С одной стороны, Эфир, конечно, больше не плата за контракт. Венти рассказывал, что на его памяти несколько супругов пытались сбежать, и все случаи заканчивались разрывом контракта без возможности заключить новый. В лучшем случае заканчивались. Иногда Моракс ещё и в зависимости от ситуации вводил санкции. А с другой, стоит ли попытка использования бреши в формулировках риска навлечь на себя вечную немилость Моракса?       Каждого супруга Моракс считает собственностью. Кого-то временно, как Тарталью, а кого-то, как Эфира, пожизненно. Однако на то время, пока Моракс владеет и обладает супругами, покушаться на них – себе дороже. И даже на этот счёт Эфир уже успел наслушаться баек от Венти. Например, в Лиюэ все знают, что людей с чокером со знаком Гео трогать без дозволения категорически запрещено. И уж точно не стоит подходить с какими-либо злыми умыслами. При Венти было несколько попыток изнасилования того или иного супруга. Если это был горожанин – он лишался руки. Если вельможа – мгновенно слетал с поста на самый низ пищевой цепочки. Если же это был кто-то из иностранцев, да ещё и на мероприятии – тут уже возможны варианты. И в лучшем случае это всего лишь разрыв дипломатических отношений.       Переходить Мораксу дорогу не стоит.       Если верить рассказам Венти и Яэ, Моракс, можно даже сказать, печётся о своих супругах и их спокойствии. В принципе, Эфир уже и сам может это подтвердить. В интересах Моракса, в общем-то, чтобы супруги были живы, здоровы и довольны. Именно поэтому в Нефритовом дворце есть развлечения на любой вкус и цвет от угла для медитаций в саду до тренировочных залов. Моракс добросовестно выполняет свою часть контракта, и с этим сложно спорить. Правда, чтобы разглядеть это, Эфиру понадобилось много времени.       От супругов требуется только радоваться жизни, иногда ездить с Мораксом на мероприятия и периодически с ним спать. И, стоит признать, это довольно щадящий набор. Моракс ведь мог бы быть куда менее уравновешенным и более злым, орать, ни во что не ставить, насиловать трижды в день. Но нет. С ним даже… Эфир хмурится, осознавая, что он впервые дошёл до этой мысли.       С Мораксом даже, можно сказать, комфортно.       Очевидно, что Моракс подстраивается так или иначе под каждого супруга. Находит, так сказать, индивидуальный подход. С Венти он много общается, нередко спрашивает совета. Только с ним он улыбается и смеётся. С Тартальей он жёсткий и суховатый, потому что им обоим не нужна никакая нежность друг от друга. Даже забавно, они неизменно спят в дни, когда у Моракса плохое настроение, потому что Тарталья строптивый и любит пожёстче. А вот Яэ, наоборот, ищет много-много ласки и внимания к себе любимой, поэтому её частенько можно увидеть в термах верхом на Мораксе. Аль-Хайтам в этом смысле довольно тёмная лошадка. Он и в принципе молчаливый, но судя по положению аур по вечерам, он нередко составляет компанию Яэ или Тарталье. Если же он один, то обычно приходит к Мораксу по утрам.       И это действительно рутина. Рутина, которая всех устраивает, к которой все привыкли и приспособились. Более того, в которой они даже пытаются находить какие-то дополнительные развлечения и очерёдности, взять хоть то, что они выбирают того, кто пойдёт к раненому Мораксу на «чур».       Эфир понимает, что втягивается. Точнее, что уже втянулся. Привык к новой жизни, к супругам.       К Мораксу.       Однако есть один последний рубеж, который ещё предстоит перейти, чтобы точно убедиться.       Эфир смотрит на цветок, пытаясь понять, точно ли он хочет сделать то, что задумал. В голову не приходит ни одного контраргумента, ведь это действительно кажется уверенной точкой в его пути принятия нового положения. Немного абсурдной, наверное, но всё-таки точкой.       В открытое окно прорывается вечерний свежий воздух, лижет плечи и словно подталкивает к выходу. Эфир прислушивается к связи. Тишина. Моракс научился отлично закрываться, Эфир редко-редко ощущает едва уловимые воздействия.       Вздохнув, Эфир поднимается с кровати, накидывает халат, не подпоясывая, мягко проводит пальцем по голубому листу интейвата, а затем обувается и выходит. Идея уже даже не кажется абсурдной. Наоборот, она кажется очень логичной, даже правильной. Тем завершением, к которому он всё это время постепенно подходил.       Эфир идёт медленно, словно давая подсознанию возможность придумать достойную причину развернуться, но вдруг ловит себя на мысли, что он не особо-то и хочет разворачиваться. Ему нужна эта точка.       И только уже останавливаясь в паре шагов от резных дверей Эфир понимает, что рядом с Мораксом сейчас аль-Хайтам и Яэ. Он замирает, неуверенно хмурясь. Размышляет. Вроде нынешней решимости хватит и подождать, а вроде…       Дверь вдруг открывается, и из покоев выскальзывает Яэ, на ходу яростным движением запахивая халат. Заметив Эфира, она зло щурится, её зрачки сужаются практически до нити, а уши прижимаются к волосам так, что едва среди них заметны. Её ноздри угрожающе раздуваются, и она открывает рот, чтобы что-то сказать, но следом вдруг выходит аль-Хайтам в одних штанах и с футболкой на плече, приобнимает Яэ и припадает губами к плечу.       – Пойдём, пойдём, – шепчет он Яэ и моргает Эфиру, мол, всё в порядке, а затем они уходят.       В коридоре снова наступает тишина, а Эфир пялится на приоткрытую дверь, пытаясь понять, не растерялась ли теперь его уверенность в себе и в задуманном.       На удивление, нет.       – Заходи, – слышится негромкий рокот из покоев. Эфир пару раз моргает, а затем заходит, закрывает за собой дверь. Сперва он снимает обувь, бегло оглядываясь: окна затворены, свет приглушён. Какой-то части сознания становится немного совестно, что он помешал Яэ и аль-Хайтаму, но эта мысль уходит так же быстро, как и пришла.       Моракс сидит в подушках у изголовья кровати. На нём, кажется, только лёгкий халат, и даже удивительно, что пояс ещё на месте. Эфир неспешно проходит вглубь, к кровати, прослеживает пальцами по покрывалу угол матраса, окидывает взглядом Моракса, а затем заглядывает в глаза.       – Привет, – тихо говорит Эфир, и светлые зрачки сужаются.       – Привет, – отвечает Моракс. Любопытство на дне его глаз едва различимо. – Пришёл ко мне?       Его рокот обволакивает, забирается под кожу, проникает внутрь. Раньше это чувство казалось крайне неуютным, но сейчас…       – Пришёл к тебе, – кивает Эфир.       В какой-то степени он сам себе удивляется. Всего несколько месяцев назад его приводила в ужас даже мысль о том, чтобы остаться с Мораксом один на один. Теперь же он пришёл сам.       – Как твои крылья? – интересуется Моракс.       Они почти не пересекались последние дни, разве что в обеденном зале и термах, но не разговаривали, несмотря на то, что Эфир не сбегал и не отсаживался как можно дальше.       – Сюин сказала, что все пробелы в перьях заросли, – Эфир опускает взгляд и касается пальцами покрывала. Мягкое. Он легко забирается на кровать, перекидывает ногу через бёдра Моракса и медленно-медленно опускается на них, оказываясь лицом к лицу. Светлые зрачки сужаются ещё сильнее, а затем вдруг расширяются. – Оперение теперь жёлтое, не белое, но это точно лучше, чем чёрное.       – Не могу не согласиться, – приподнимает бровь Моракс, пока что больше ничего не предпринимая.       Эфир снова смотрит ниже: на ровный нос, мягкие губы, вдоль шеи до острых ключиц, виднеющихся из-за не запахнутого халата. Руки Моракса сложены в замок на животе, он не хватается, не торопит события. Пока что позволяет вести.       – У меня появится кольцо? – меланхолично спрашивает Эфир, осторожно кладя ладонь Мораксу на центр груди. Тут же ощущается мощное сердцебиение. Не чета беспорядочному и сбитому, которое было, когда Эфир доставал гарпун.       – Да.       – Будешь звать меня своим супругом? – Эфир снова заглядывает в глаза.       – Можем придумать для тебя что-нибудь более подходящее, – снисходительно пожимает он плечом.       Забавно. Эфир ведь в самом деле даже не пытается придумывать причины уйти. Более того, он не хочет. А вот чего он точно хочет – так это поставить пресловутую точку, чтобы обрести спокойствие.       – Ты можешь сделать так, чтобы было не больно и не очень долго? – спрашивает Эфир. Он в курсе того, как проходит процесс. И, наверное, ему не очень хотелось бы тратить кучу времени на подготовку. Вряд ли он за это время передумает, но растеряет всякий интерес – почти наверняка.       – Конечно, – рокочет Моракс. Примечательно, что он вообще не отрывает взгляда от Эфира. – Только сейчас или… надолго?       Моракс слегка приподнимает брови, а Эфир зачем-то медлит с ответом. Ведь он уже всё равно всё решил.       – Надолго.       Моракс кивает, прикрыв глаза, а затем ещё раз внимательно всматривается: Эфир кладёт ладони на плечи, таким образом давая добро. Не отводя взгляда, Моракс осторожно устраивает одну ладонь на пояснице, а второй забирается под полы халата, затем под футболку и пояс штанов, но не дальше: кладёт её на низ живота.       – Будет немного колоть, – предупреждает он, и ладонь теплеет. Под рукавами халата зажигаются узоры на руках, Эфир на них невольно залипает, а потом с губ срывается рваный вздох.       По низу живота и паху растекается тепло, а потом где-то внутри в самом деле начинает колоть – Эфир утыкается лбом в чужое плечо и жмурится. Моракс проскальзывает свободной рукой выше, успокаивающе гладит лопатки. А как только покалывание прекращается, устраивает руки на бёдрах Эфира, мягко поглаживая большими пальцами.       Эфир протяжно вздыхает, и лишь затем поднимает голову и вновь заглядывает в глаза.       – Я могу попросить ещё две вещи? – шепчет он, медленно-медленно скользя ладонями от плеч к шее.       – Конечно, – благосклонно кивает Моракс.       – Не будь груб со мной, пожалуйста, – более официально просит Эфир и приближается, переводя взгляд на чужие губы.       – Обещаю, – рокочет Моракс, и его дыхание прореживается.       – И, очень тебя прошу, – Эфир вновь заглядывает в глаза, – не делай такое безразличное лицо. Хотя бы один раз.       Моракс чуть прищуривается, словно выбирает, хочет ли он принять это условие, но затем кивает и, кажется, даже действительно немного смягчается. И Эфир мысленно выдыхает. Пожалуй, всё может выйти не так и плохо, как он воображал всё это время.       Эфир снова опускает взгляд на губы, слушая собственное гулкое сердцебиение. Моракс так и продолжает мягко поглаживать бёдра, не переходя к более активным действиям, и Эфиру очень-очень нужны эти несколько секунд. Он приближается совсем-совсем близко, так, что кончик носа касается щеки и на губах чувствуется чужое дыхание.       Он притирается носом к носу и прикрывает глаза, словно желает сперва как-то прочувствовать Моракса.       А затем осторожно, даже немного неловко, приникает к губам.       И ощущается это совсем не так страшно, как он представлял.       Моракс даёт время привыкнуть: не напирает, позволяет задавать темп. Он мягко скользит руками к плечам и снимает халат. Приходится податливо отвести руки, но стоит рукавам соскользнуть, Эфир встречно стягивает верх чужого халата.       Эфир вздрагивает, когда по губе мажет чужой язык, но тут же приоткрывает рот, как когда-то учили, и пытается быстро освоиться. Он уже целовался, он уже был в близости с другими людьми, но Моракс это всё ещё… Моракс.       Инициатива постепенно переходит: Эфир не сопротивляется, он даже ждал этого. Пока что его всё устраивает, да и Моракс обещал быть нежным и явно своему обещанию следует, и это очень способствует тому, что в животе начинает скапливаться приятное тепло. Моракс забирается ладонями под футболку и ведёт руками выше, задирая её и прощупывая по пути мышцы и рёбра – Эфир чувствует, как тот улыбается в поцелуй: неужели ему нравится?       Приходится отстраниться, чтобы позволить снять футболку, и как только она оказывается в стороне, Эфир невольно залипает на торс Моракса. Он уже не раз видел его голым, взять хоть те же термы, но в этот раз всё… имеет другие смыслы.       Моракс вдруг обнимает Эфира за поясницу и в одно движение подтягивает ближе – Эфир ясно чувствует чужое возбуждение, вскидывает взгляд и удивлённо замирает. Моракс в самом деле выглядит мягче и не так безразлично, в глазах блестит возбуждение.       – У тебя есть опыт? – тихо спрашивает он, одной рукой прижимая к себе, а пальцами второй невесомо следуя вдоль пояса штанов сначала в одну сторону, затем так же невесомо в другую.       – Не очень много, – честно отвечает Эфир, понимая, что от его слов зависит то, что и как Моракс будет делать.       – Опыт снизу? – задаёт новый вопрос Моракс и легко целует.       – Нет, – выдыхает Эфир, пропуская между пальцами тёмные пряди. Он не до конца пока понимает, что ему можно, а что нельзя, но Моракс, вроде как, не останавливает, значит пока что всё правильно.       – Хорошо, – Моракс запечатлевает ещё один глубокий поцелуй, а потом отстраняется и оттягивает пояс штанов Эфира. Эфир следует за чужим взглядом, и по спине бегут мурашки: на лобке красуется едва-едва светящийся знак Гео. – Не волнуйся, – рокочет на ухо Моракс, предварительно оставив ещё один поцелуй на виске, пока Эфир пялится как заворожённый, – она видна, только когда работает. А работает она только тогда, когда я хочу. Это поможет обойтись без растяжки.       Эфир кивает, часто моргая и пытаясь уместить этот факт в голове, но вдруг тихо ахает, рефлекторно отклоняя голову, когда Моракс целует под ухом.       – Расслабься, – шепчет он и принимается выцеловывать дорожку от уха к плечу.       Время инициативы Эфира бесповоротно остаётся позади.       Он сперва вздрагивает от каждого поцелуя, хватается за чужие плечи так сильно, словно хочет забраться пальцами под кожу, но Моракс явно знает своё дело: Эфир млеет, в животе теплеет, хватка становится слабее. Вдруг мир переворачивается: Эфир оказывается на спине, а Моракс нависает сверху, продолжая исследовать шею и ключицы губами и языком. Он забирается пальцами под пояс штанов, словно только спрашивает, и Эфир ведёт тазом, давая добро. Штаны с шелестом скатываются на пол.       – Пусти меня, – выдыхает Моракс, и у Эфира спирает дыхание от появившейся на связи едва-едва ощутимой пульсации. Моракс снова горячо целует и широко лижет от яремной ямки до подбородка. – Не закрывайся, дай мне почувствовать тебя.       Моракс всего лишь на чуть-чуть приоткрывает заслон на связи, а Эфира накрывает: в животе начинает сладко ныть, и вся защита растворяется в возбуждении. Эфир снимает блоки один за другим, оголяясь как нерв – Моракс в ответ полностью снимает свои.       И Эфир тонет.       Вблизи пульсация ощущается в десятки, даже в сотни раз красочнее. Она растекается по всему телу горячим янтарём, от неё становится жарко, а каждый новый поцелуй приятно обжигает, заставляя подаваться навстречу и касаться в ответ. Эфир поддаётся ласкам, ластится и беспорядочно зарывается пальцами в волосы, не зная, куда себя деть. Горячие поцелуи следуют ниже, и Моракс принимается за сосок – Эфир выгибается дугой, подставляясь, и податливо раздвигает ноги, когда чувствует ненавязчивые направляющие движения на бёдрах.       Эфир рефлекторно напрягается, когда сфинктера касаются неожиданно влажные пальцы, но под чужими ласками быстро возвращается в русло возбуждения. Моракс вводит, по ощущениям, сразу несколько пальцев, свободной рукой постоянно оглаживая, а губами и языком уделяя внимание то одному соску, то второму, то вдруг выцеловывая по периметру звезду на груди, и Эфир совсем-совсем не ощущает дискомфорта.       Напротив, когда Моракс находит нужную точку на передней стеночке, Эфира встряхивает, а пальцы ног поджимаются.       Новое касание, следом ещё, и ещё, и Эфира накрывает судорогой. Он впитывает её, прикрыв глаза, и тут же зарывается носом в волосы Моракса, который вдруг утыкается носом в плечо. Пульсация на связи не стихает и даже не усиливается, но ощущается ярче: хочется ещё, ещё, ещё.       Моракс начинает отстраняться, но Эфир тут же требовательно притягивает его для поцелуя, а потом долго не может оторваться. И ему дают возможность насладиться послеоргазменной негой и поцелуем: только когда Эфир отстраняется, Моракс выпрямляется и садится на пятки, ведя ладонью вдоль собственного члена.       Эфир заглядывает в лицо и не может поверить своим глазам.       Моракс улыбается.       Это больше похоже на довольную ухмылку, чем на дружелюбную улыбку, но это точно не та пародия, которую Эфир не раз видел в термах. Моракс смотрит на Эфира и только на Эфира, на его тело, на капли спермы на животе, и он в кои-то веки не выглядит как какое-то бездушное существо.       – Действительно ощущается совсем иначе, – рокочет Моракс, а затем лёгким движением стирает с живота несколько капель спермы и пробует. – Ещё раз извиняюсь перед тобой за дискомфорт, который я доставлял до того, как научился закрывать связь.       Эфир недовольно фыркает и поднимается рывком: он не хочет слушать. Он хочет целовать и получать ласку. Эфир впивается в губы и плотно прижимается к груди – Моракс обхватывает оба члена и неспешно ведёт. А пульсация на связи бьёт прямо в мозг, заставляя снова возбуждаться.       Моракс ждёт, томно и мокро целует, то спускаясь на шею и ключицы, то уходя лёгкими-лёгкими мазками губ на щёки. Возможно, он старается избежать сверхстимуляции: лобок едва заметно покалывает, и закрадываются подозрения, что печать нужна не только для того, чтобы не тратить время на растяжку.       Момент, когда Эфир вдруг снова оказывается на спине, смазывается: он вдруг понимает, что лежит, а между ног пристроился Моракс, выливающий на пальцы смазку. Собственный член уже снова окреп, и хочется уже хоть каких-то действий, но Моракс медлит. Он внимательно-внимательно смотрит в глаза, распределяя смазку по члену. Эфир коротко облизывается, пытаясь понять, как он относится к представшей перед ним картине. Он привык к буре ощущений, пульсация связи не отдаётся в мозг так ярко, и теперь есть время действительно прочувствовать происходящее, а не просто тонуть в нём, как муха в янтаре.       Интересно, понимает ли Моракс, что сейчас творится внутри Эфира?       Моракс вдруг наклоняется и оставляет лёгкий поцелуй на губах.       – Постарайся не нервничать, – шепчет он и ещё раз целует, после чего выпрямляется.       Он уверенно берёт за бок, а затем приставляет головку члена ко входу и сперва просто скользит вдоль ложбинки. Эфир ёрзает, устраиваясь поудобнее, а сердце срывается на бешеный темп: наверное, без печати он бы вообще не смог возбудиться до должного уровня.       Моракс надавливает, головка проникает, и по телу прокатывается крупная дрожь. Моракс медленно входит глубже, крепко удерживая за бока, и внимательно смотрит в лицо, улавливая реакцию. Поначалу Эфир ощущает себя… странно. Он не был в нижней позиции, и даже в близости с мужчинами был сверху, а себя ласкал только пальцами, поэтому знал всё только в теории, но… Возбуждение и пульсирующий янтарь связи делают своё дело: чувство заполненности начинает быть безумно приятным и правильным.       Ягодицы касаются чужого таза, и Моракс замирает, давая время привыкнуть. Физического дискомфорта нет, но Эфиру нужно немного времени на то, чтобы справиться с дискомфортом ментальным. Однако на это требуется совсем немного времени: он, освоившись, шумно выдыхает, а затем обхватывает ладонью головку своего члена и начинает тереть уздечку, непрерывно глядя Мораксу в глаза. И он начинает движение.       Поначалу неспешный темп довольно скоро становится быстрым и довольно мощным: Эфир немного проскальзывает от каждого толчка, но Моракс периодически подтягивает его обратно. Эфира снова накрывает лавиной ощущений, но на этот раз больше собственных: Моракс ювелирно подобрал позу, когда член каждый раз проезжается по простате, а стимуляция рукой заставляет перед глазами плясать белые мушки.       Бёдра начинают дрожать в новой предоргазменной судороге, когда Моракс вдруг крепче хватает за бока и вновь ускоряется. Вместе с протяжным стоном Эфира по покоям разносится и утробное рычание Моракса, кончившего внутрь, – на связи происходит взрыв.       С Люмин не было так ярко.       Проходит несколько секунд, прежде чем Моракс, шумно дыша, выходит и, практически улёгшись сверху, приникает к губам. Эфир закидывает ногу на бедро, руками обхватывает за плечи и, блаженно прикрыв глаза, отвечает на поцелуй.       Казалось, этот поцелуй может длиться вечность, но Моракс отстраняется, вдруг берёт левую руку Эфира и, можно сказать, нежно глядя в глаза, целует безымянный палец. В месте поцелуя ощущается тепло, а затем на нём проступают геометрические узоры супружеского кольца.       Эфир поднимает ладонь над лицом и медленно проворачивает руку, разглядывая узор.       Получается, теперь супруг.       Самый настоящий.       Как и было в контракте.       Моракс берёт ладонь и тянет на себя – Эфир поднимается и следует за ним в купальни. Перед тем, как пустить в воду, Моракс бережно расплетает косу, затем галантно придерживает за руку, чтобы Эфир не поскользнулся на ступенях. Он моет, мягко скользя намыленной губкой по телу, не даёт отстраниться, придерживая то тут, то там, – но Эфир и не особо стремится отходить. Он даже отвечает на короткие поцелуи, даже тоже моет Моракса, словно соблюдая ритуал.       Они переходят в чистую воду и устраиваются поудобнее: Моракс сгребает Эфира в охапку, касается и гладит, иногда целует в висок или щёку, но в целом просто стремится держать Эфира как можно ближе.       И Эфир не особо против.       Тело накрывает приятная нега, а голова кажется абсолютно пустой. Словно Моракс просто-напросто вытрахал из неё все переживания. Как-то всё равно становится, какие были причины, какие оказались последствия, почему за Эфира кто-то что-то решил. Сейчас ему уже абсолютно всё равно.       – Помогло? – вдруг спрашивает Моракс, приятно пропуская между пальцев пряди.       – Что и с чем? – меланхолично спрашивает Эфир. Он смотрит перед собой, лениво моргая, а под водой вырисовывает пальцем какой-то узор на бедре Моракса.       – Секс со мной – смириться.       Эфир сперва чуть хмурится, а затем хмыкает. Видимо, поэтому Моракс и не трогал его последнее время: дал время побыть наедине с собой, разобраться со своими мыслями и мнениями, разложить их по полочкам. Он ведь явно ждал, что Эфир сам к нему придёт. Даже, вон, аль-Хайтама с Яэ прогнал посреди, очевидно, прелюдии.       – Знаешь, – вздыхает Эфир, – я, скорее, пришёл, потому что смирился.       Моракс в ответ многозначительно хмыкает и утыкается носом в волосы.       Эфир всё обдумал, взвесил. Вспомнил все советы остальных супругов. Подумал, в конце концов. И пришёл к выводу, что действительно нет ни одной причины давиться своей ненавистью к Мораксу.       Новую реальность остаётся только принять.       Воевать с ней нет смысла.       – Я всё равно тебя не прощу, – пожимает плечом Эфир.       Моракс уничтожил его дом. Да, тем, кто это допустил, были родители, но кровь всех родных, друзей и подданных Эфира на руках Моракса.       – Я понимаю, – отвечает тот, легко кивая.       – Но я принимаю правила игры, – Эфир поднимает из воды руку и снова рассматривает кольцо со всех сторон. А потом смотрит на жёлтую марку на запястье. Точно такого же цвета, как и кольцо.       – Рад слышать, – Моракс снова целует в висок, и Эфир даже подставляется.       Кольцо поблёскивает при каждом движении, мерцает крошечными звёздочками. Возможно, четырёхконечными. Эфир снова вздыхает и опускает ладонь обратно в воду: предплечье покрылось мурашками, ведь вода тёплая, а воздух над ней – холодный.       – Ты всё ещё не против идеи подумать над новым именованием, кроме «супруг»? – Эфир поворачивается и заглядывает в глаза. – Я думаю, Венти тоже будет рад.       Моракс коротко усмехается. Он достаточно правдоподобно продолжает изображать эмоции, пусть по не до конца прикрытой связи Эфир и понимает: он притворяется. Потому что Эфир попросил. Потому что Эфиру не хочется постоянно видеть каменное безэмоциональное лицо. Особенно во время секса. Хотя там по связи чувствовалось, что не все эмоции были притворными. Даже приятно.       – У нас будет время, если останешься на ночь, – намекающе вскидывает он брови.       Эфиру кажется, что он уснёт, едва коснётся головой подушки, но идти в свою комнату ему точно не хочется. Поэтому он коротко хмыкает и отвечает:       – Согласен.       Следующим утром Эфир проснётся в чужих объятиях, но не сбежит, а безразлично вздохнёт и подтянет одеяло повыше.       Иначе холодно.