Трофей

      Взмах. Удар. Уворот. Удар. Толчок. Удар.       Удар.       Удар.       Глаза застилает ярость, внутри завывает злоба – Эфир бьёт, рубит и режет без разбора, слепо, беря за ориентир только такой же бело-яростный огонь рядом. Потому что он знает:       Кроме Люмин в тронном зале дворца больше нет союзников.       Армия Лиюэ напала без предупреждения. Эфир даже не до конца знает причины, но, скорее всего, они нарушили какой-то из тех контрактов, которыми родители – король и королева – не делились даже с собственными детьми.       А король Лиюэ жестоко карает за нарушение контрактов.       Подсечка. Удар. Взмах. Удар.       Удар-удар-удар-удар.       Эфир и Люмин – идеальная боевая двойка. Они всю жизнь тренируются вместе. Правая и левая рука короля. Принц и принцесса. Солнце и луна. Они, как и родители, обладают уникальной чуткостью к магическим материям и энергиям. Так же, как и родители, чувствуют души жителей королевства.       И сейчас Эфир и Люмин в самой настоящей агонии, потому что они чувствуют смерть каждого подданного, каждого рыцаря, каждого лакея, каждого бандита, землепашца, торговца, гуляки, ребёнка, женщины, старухи.       И точно так же они знают: королевство уже один час сорок три минуты не имеет ни королевы, ни короля.       Людей почти не осталось. Рыцарей практически нет. На периферии дворца кто-то ещё сражается, где-то даже относительно успешно. Но голова срублена, враги уже в тронном зале, где оставались, вопреки их желанию быть на передовой, Люмин и Эфир, как последний рубеж. Как те, кого король и королева всё-таки любили больше, чем подданных.       Война проиграна.       Она была проиграна ещё в тот момент, когда нарушился контракт. Потому что король-дракон Лиюэ уже не раз демонстрировал, что его армия способна сметать с лица земли целые королевства. Подчистую. На корню.       Эфир и Люмин просили не заключать никаких настолько опасных контрактов. Родители клялись, что не заключали.              Оказалось, что это была ложь.       Взмах-подсечка-удар. Уворот. Удар.       Они сражаются, потому что ещё есть силы. Потому что не могут не защищать свой дом до последнего вздоха. Они здесь родились и выросли, окружённые любовью и заботой как родителей, так и всего королевства, здесь они и умрут.       Эфир чутко следит за состоянием Люмин, внимательно прикрывает тыл. Пусть он и действует больше на автомате, полагаясь лишь на механическую память – просто не может думать, когда ярость затмевает разум, – он не позволит этим паршивым рыцарям даже царапину на ней оставить. Для него её свет – путеводный маяк.       Единственное, что ему осталось защищать.       Удар.       Они одновременно вонзают мечи в последнего рыцаря в тронном зале. Тот испускает последний вздох и падает замертво – наконец наступает тишина. Лицо Люмин искажено от боли, горечи и ярости, щёки и губы блестят от слёз. Эфир ещё каким-то чудом держит лицо, но его, как и Люмин, колотит.       Они потеряли всё.       Люмин поворачивается, заглядывает в глаза. Её радужки больше не блестят радостью и теплом, как было ещё утром. Как было всю жизнь. Они пустые и практически безжизненные. Их связь звенит и воет, умножая и возводя в степень и без того хлещущие через край чувства.       Им обоим невыносимо больно.       Наверное, эту боль успокоить сможет уже только…       Едва Люмин делает шаг навстречу, желая – Эфир чувствует – бессильно обнять и ткнуться лбом в плечо, зайдясь рыданиями, слева вспыхивает изумрудная аура.       Эфир видит всё как в замедленной съёмке.       Он рефлекторно тянет руку, рассчитывая схватить Люмин за запястье и потянуть на себя, чтобы помочь увернуться.       По коже бегут мурашки от потоков ветра, создаваемых изумрудной аурой.       Изумрудный наконечник вгрызается в грудину, проходя через доспехи как сквозь масло.       Золотые глаза наполняет ужас.       Связь заходится воплем.       Изумрудный поток сбивает Люмин с ног.       Связь обрывается.       Эфир срывается с места. Глаза застилает кровь. Он с рёвом бросается на изумрудную ауру, бьёт беспощадно, не глядя, игнорируя ответные удары. Изумрудные вспышки прерываются белыми, Эфир практически теряет рассудок. Он просто атакует.       Рубит.       Сечёт.       Режет.       Атакует до тех пор, пока меч с хрустом не вонзается в рёбра, протыкая насквозь изумрудное сердце.       Лишь после этого пелена с глаз спадает. Под Эфиром лежит юноша, с его лица испаряется рваными частицами демоническая маска. Такие у короля-дракона носят генералы, Эфир знает, его этому учили. В жёлтых глазах больше нет жизни. Изумрудная аура гаснет.       Эфир с рёвом выдирает меч и поднимается. Его трясёт. Он сгорает изнутри от внезапной и пугающей пустоты. Эфир находит взглядом Люмин. Подходит. Бессильно падает на колени, тупо пялясь. Он осторожно приподнимает её, прижимает голову к груди, нежно перебирая слипшиеся от крови и пота, но некогда мягкие пряди, приникает губами ко лбу.       И тихо и протяжно воет на одной ноте.       Потому что связи больше нет.       Связи.       Больше.       Нет.       И никогда не будет.       Внутри – пусто. Внутри – вакуум, засасывающий душу. Эфира выворачивает от собственного бессилия. Беспомощности. Одиночества. Он должен был узнать, что за контракты заключены с Лиюэ. Должен был следить за тем, чтобы они выполнялись, раз уж они есть. Он должен был внимательнее наблюдать за родителями, их работой. Он должен был больше времени проводить в архивах, больше тренироваться, больше думать, готовиться.       Он должен был быть лучше.       Возможно, тогда всё сложилось бы иначе.       Но иначе не сложилось.       И теперь Эфир тихо воет, прижимая к груди самое дорогое, что у него было в жизни, но чего больше нет. А изнутри выжирает отвратительная ледяная пустота.       Сердечная боль, боль душевная затмевает собой боль физическую. Ни один синяк, ни один порез, ни одна рана не причиняет сейчас и толики того, что Эфир ощущает от раздирающей само существо пустоты. Под рёбрами всегда теплилось и грело светлое чувство жизни. Королевство процветало, радовалось – были счастливы и Эфир с Люмин. Они молодые, чувствительность высокая, ещё не успела притупиться и ороговеть, как у родителей, поэтому все радости жителей королевства дарили искру тепла, заставляли то и дело улыбаться.       И поэтому сейчас Эфир чувствует себя так, словно его вскрыли заживо и вырвали сердце.       Смех Люмин был самым ценным. Её улыбка приносила больше всего радости Эфиру. Связь переливалась звоном колокольчиков и мягкой трелью бубенцов, принося тепло и спокойствие. Когда Люмин грустила, связь журчала, как горный ручей. Когда злилась – трещала, как молния. И всё то же самое чувствовала Люмин. Они переживали радости и горести друг друга как свои собственные.       И две минуты назад Эфир умер.       Но по воле суки-судьбы он всё ещё жив.       У входа в тронный зал появляется янтарная аура, и Эфира встряхивает. Аура тяжёлая, она давит, как недвижимая гора, прибивает бетонными плитами к полу, перемалывает гранитной крошкой. Все инстинкты воют, раны словно острее болят – надо бежать, бежать, бежать.       Но есть ли смысл?       Эфир поворачивает голову. В нескольких шагах, около юноши-генерала, присаживается он.       Его аура настолько сильная, что Эфир даже не может её правильно локализовать: он энергетически заполнил собой весь зал, едва оказавшись внутри. И ведь он даже не прилагал к этому усилий.       Печально покачав головой, он закрывает юноше генералу веки и поднимает взгляд. Янтарные глаза со светлым вытянутым зрачком смотрят пронзительно, убийственно холодно и властно.       Король-дракон не обрадовался смерти генерала.       Но Эфира это не волнует.       Он хватает меч и вновь позволяет ярости управлять собой. Ведь кроме ярости внутри уже ничегошеньки не осталось. Только ледяная пустота.       Удар. Уворот. Удар. Хруст кости. Удар. Горячая кровь на подбородке.       Король-дракон даже призывает копьё: признаёт силу. Эфир рычит, орёт, воет. Давит силой, бросает вспышки и ослепляет. Крошит в пыль колонны за спиной и гранитные плиты под ногами короля-дракона. Попасть удаётся нечасто – есть у застилающей глаза ярости и минусы.       Эфир чувствует себя слепцом. Он практически не видит: белая пелена вновь сменилась алой, ненавидящей. Эфир готов променять на её мощь свой рассудок, поддаться, раствориться в ненависти. Ведь сохранять его, рассудок, нет больше никакого смысла.       Ориентироваться сложно: янтарная аура сильная, мощная, пугающая и оттого рассредоточенная: изумрудный генерал был яркой, но вспышкой. Аура короля-дракона же – жидкий янтарь, в котором Эфир вязнет и тонет, рискуя навечно застыть насекомым.       Удар. Удар. Боль в запястье.       Меч со звоном падает на пол. На горле смыкается ладонь.       Эфир брыкается, хватается за предплечье, пытаясь вырваться – король-дракон поднимает его над землёй и сжимает горло плотнее и плотнее.       Бело-красная ярость перед глазами заходится тёмными пятнами – Эфир пинает короля-дракона, лупит по предплечью, пока ещё есть силы. А их всё меньше. Эфир неотрывно смотрит в янтарные серьёзные глаза, сопит и пыхтит, отчаянно зачем-то пытаясь вырваться из убийственной хватки, силясь вдохнуть.       Наверное, потому что ещё теплится глупая гордость.       По щеке короля-дракона из пореза на скуле стекает капля крови – наверняка поэтому его взгляд тяжёл, как сотня бетонных плит. Наверняка поэтому он сжимает горло медленно, смакуя момент, а не коротко и со звонким хрустом ломает шею. Потому что кто-то посмел преодолеть его идеальную защиту.       Если бы Эфир ещё был в состоянии думать, он бы, возможно, гордился собой. Он ведь сумел ранить самого короля-дракона. Но все мысли из головы уже давно выбили ярость и пустота. Движения Эфира постепенно замедляются – воздуха больше нет, нет, нет, нет. Как и королевства.       Как и связи.       Как и Люмин.       Янтарные глаза растворяются в темноте последними.       Последние мгновения Эфир надеется, что увидится с сестрой по ту сторону.       Но неожиданно темнота начинает рассасываться.       Перед глазами предстаёт белый потолок, Эфир вяло пытается проморгаться. Тело кажется тяжёлым, ужасно ленивым, но здоровым, как будто кто-то залечил все раны. Энергия вокруг странная. Плотная, прочная, совсем не такая, к которой Эфир привык. Она давит, и приходится какое-то время привыкать, чтобы вновь обрести способность спокойно двигаться.       Эфир осматривается, а затем не спеша садится и оглядывается уже нормально. Он в какой-то светлой просторной комнате, на кровати. Один. Он тупо скользит взглядом с одного предмета мебели на другой, с одного резного орнамента на следующий, но не понимает, где он и что происходит.       Он умер?       Под рёбрами глухо, едва заметно ноет – ещё совсем недавно там крепились и трепетали тысячи ниточек, связывающих Эфира с королевством, и связь. Но теперь их нет. Ни нитей, ни связи. Только давящая, тяжёлая дыра, которую словно заполнили ватой – чем-то посторонним, неестественным, непривычным.       Эфир опускает взгляд и вздрагивает. Поднимает руки. Медленно поворачивает, касается пальцами – ему не кажется. Всегда белые марки на его запястьях теперь источают ровный жёлтый свет. На периферии сознания проклёвывается непонимание, и Эфир задирает белую футболку, в которую одет. Четырёхконечная звезда на груди тоже светится жёлтым.       Такого никогда не было.       Марки могли светиться ярче во время хорошего настроения или использования магии. Могли тускнеть при болезнях или в особо тяжёлые дни.       Но они никогда не меняли цвет.       Эфир несколько раз моргает, и его щеки касается прохладный поток воздуха. Окно. Открытое нараспашку. Эфир медленно поднимается, осторожно подходит, упирается ладонями в подоконник и выглядывает наружу. Волосы треплют восходящие потоки, совсем близко плывут лёгкие облака, не несущие в себе непогоды.       А внизу виднеются крыши из красной и зелёной черепицы.       Крыши Лиюэ.       Эфир сглатывает вязкую слюну и непонимающе сводит брови. Почему он в Нефритовом дворце? Он ведь умер, защищая свой дом. Его убил король-дракон. Тогда почему он здесь, в его пристанище?       Хотя разве это важно? Чужеродная пустота под рёбрами на секунду ухает – Эфир понимает намёк. Неотрывно пялясь на крыши, он ставит на подоконник одну ногу, другую, выпрямляется в полный рост. Встаёт, цепляясь пальцами ног за край, и едва-едва касаясь ладонью откоса – не держится, скорее, просто слушает привычку в потенциально опасных ситуациях иметь три точки опоры.       Если по какой-то причине он всё ещё остался жив, то это недоразумение довольно просто исправить.       И вернуться к Люмин.       Эфир отнимает пальцы от откоса, всё ещё тупо глядя на крыши. Их так много. Лиюэ намного больше Каэнри’ах. Наверное, это одна из причин, по которой у них не было даже малейшего шанса. Их постиг гнев Камня, уничтожил всё, не оставив и следа. Кроме Эфира. Но это поправимо.       Потому что никакого смысла в существовании без королевства, родителей и радостной трели колокольчиков на связи с Люмин Эфир не видит.       Он тихо вздыхает и прикрывает глаза. Один шаг.       – Ты не сможешь.       Эфир вздрагивает и резко оборачивается. В паре метров за спиной стоит, чинно спрятав ладони в рукавах ханьфу, король-дракон, а внутри всё замирает в самом настоящем ужасе.       Эфир его не почувствовал.       Эфир его не почувствовал.       Эфир его не почувствовал.       Где же та давящая тяжёлая аура? Где хоть что-то? Такая чудовищная сила не может просто исчезнуть по щелчку пальцев. Её нельзя спрятать. Нельзя просто взять и выключить.       Где она?       Впрочем, неважно. Эфир криво улыбается и разворачивается. Внутри вдруг всколыхивается едкость: сколько же в короле-драконе самоуверенности. Он считает, что он властен над Эфиром. Но он ошибается.       – Ты думаешь, что после того, как ты уничтожил мой дом, у меня ещё есть причины беречь свою жизнь? – усмехается Эфир, и не думая слезать с подоконника.       Король-дракон ровно и спокойно смотрит в глаза, но в них читается интерес: ему явно любопытно, как Эфир поведёт себя. От этого внутри поднимается недовольство. Эфир что, экспонат в музее? Или зверь в зоопарке? Да, король-дракон испепелил его королевство, но это не даёт ему права смотреть так надменно.       – Ты не понял, – поясняет король-дракон, едва заметно приподнимая брови, – тебе не позволено.       Сердце пропускает удар. Что значит «не позволено»? Эфир хмурится и морщит нос: что за глупости? Что он о себе возомнил? Однако когда Эфир собирается сделать шаг назад и наклониться, чтобы всё-таки оказаться по ту сторону комнаты, он понимает, что…       Не может.              Тело замирает. Не слушается. Не даёт шагнуть в пропасть, чтобы пролететь пару километров и, встретившись с землёй, избавиться от ощущения пустоты. Эфир разворачивается и высовывает руку из окна – получается. Поднимает одну ногу, балансируя на второй, – тоже выходит. Но как только он собирается сделать что-нибудь, что стопроцентно закончится падением, – тело не слушается. Эфир непонимающе переводит взгляд на короля-дракона.       – Здесь теперь твой дом, – спокойно заявляет король-дракон. – Учитывая твоё происхождение, я позволяю тебе называть меня по имени: Моракс.       Он говорит ещё что-то, но Эфир не слушает: в ушах звенит, а сердце щемит. Что значит дом? Что это за шутки? Король-дракон не берёт пленных. Да и какой смысл – за Эфира ведь не получить выкуп, его просто-напросто некому платить.       Эфир теряется. Его охватывает мелкая дрожь: становится по-настоящему страшно. Зачем, зачем, зачем он понадобился королю-дракону Мораксу? Какая выгода, какой смысл?       Что теперь с ним будет?       – Эфир, – собственное имя вырывает из потока мыслей, и Эфир заглядывает в янтарные глаза. – Слезь, пожалуйста, с подоконника.       Он говорит размеренно, терпеливо, чуть склонив голову к плечу. Однако Эфир нутром чует: Моракс может говорить совсем иначе. Эфиру ещё не доводилось разговаривать с ним лично, они с Люмин только пару раз были приглашёнными гостями, но говорили родители: принц и принцесса не занимались дипломатией королевства, так как ещё были слишком юны и только постигали тонкости правления.       Моракс – жёсткий правитель. Контракт для него – закон. Эфир не ждёт, что Моракс будет с ним мил. Не ждёт, что жить ему теперь будет легко. Смирение наступает поразительно быстро: Эфир действительно понимает, что у него нет ни единого шанса убежать от Моракса, если только тот сам не позволит.       – Не вынуждай меня заставлять тебя, – негромко просит Моракс, но именно эти слова дают противоположный эффект.       Эфир супится, сжимая зубы. Ну уж нет. Он не будет так запросто потакать каждой прихоти Моракса. Он не стремился сюда попасть. Он не нарушал контракт. Он не личный паж. Он ничего не должен Мораксу. Пусть он найдёт себе другого мальчика на побегушках.       Внутри что-то щёлкает, и тело словно отключают от мозга: Эфир против собственной воли вдруг слезает с подоконника, делает три уверенных шага и оказывается прямо перед Мораксом. Контроль над телом возвращается, и Эфир отшатывается на полшага.       – Что?.. – ошарашенно выдыхает он и бросает взгляд на запястья. Осознание накатывает липкой волной, практически парализует.       Эфир старается дышать ровно, не позволяя подступающей панике захватить разум, но начинает понимать: то странное ощущение под рёбрами, та непонятная вата, которой словно заполнили дыру, оставшуюся от разрыва связи, – они берут начало глубоко под рёбрами и заканчиваются…       Под рёбрами Моракса.       Теперь Эфир понял.       Единственный человек, которого Эфир всегда чувствовал иначе, чью ауру просто не нужно было ощущать, как ауру других, была Люмин. Она всегда была приятным светом на том конце связи. Эфир чувствовал ауры всех вокруг, даже если они безумно слабые и лишённые магии. Он и сейчас ощущает прислугу, других людей, чувствует яркие всполохи аур генералов Моракса, хотя они на другом конце Нефритового дворца.       Он чувствует всех.       Кроме самого Моракса.       Его чудовищная, давящая лишь своим присутствием аура стала ровным и спокойным янтарным светом на том конце новой связи.       – У тебя высокая чувствительность. Если внезапно обрубить такую сильную связь, какая у тебя была с сестрой и подданными, можно лишиться рассудка. Это слишком сильный шок для организма и нервной системы. Думаю, ты и сам заметил: ты едва ли мог мыслить, когда сражался со мной. Поэтому я заполнил образовавшуюся лакуну своей силой. И поскольку было понятно, что ты не обрадуешься своему новому положению, я оставил для себя несколько возможностей на тебя воздействовать, – вещает Моракс таким тоном, словно они обсуждают погоду за чаем.       И нервы сдают.       – Да что тебе надо?! – рявкает Эфир и чувствует, как по щеке скатывается слеза. Внутри вскипает злоба и бушует отчаяние. – Оставь меня в покое, я тебе ничего не должен!       Моракс подходит на шаг и вдруг хватает за челюсть каменной хваткой – Эфир в ответ вцепляется в предплечье, но едва ли это поможет. Вместе с этим злоба против желания успокаивается, ментальный фон выравнивается: Моракс успокаивает его извне, отчего Эфиру хочется беситься ещё больше, но на него давят, и он прогибается. Он отчаянно заглядывает в глаза, когда Моракс, требуя, поднимает его подбородок и чуть склоняет голову.       – Ты убил моего лучшего генерала, – убийственно спокойно рокочет он, но голос отдаётся эхом в каждой клеточке, и связь заходится пугающими вибрациями: тяжёлыми, по-настоящему каменными, не чета лёгким и звонким воздействиям Люмин. – И у тебя интересные способности. Ты занятный. А я, на твою беду, любопытный.       Эфир абсолютно властен над своим телом, но не может и пальцем двинуть, потому что видит в янтарных глазах: одно лишнее движение, и Эфира лишат его иллюзорной вседозволенности. Моракс с силой сжимает щёки и чуть подтягивает лицо Эфира ближе к своему – приходится встать на цыпочки и сильнее вцепиться в предплечье.       – Верно, ты мне ничего не должен, контракт заключили и нарушили твои родители, – елейно продолжает Моракс. – И даже смерть Сяо – военная потеря, которая должна была рано или поздно случиться. Но между Лиюэ и Каэнри’ах ведь была война, так? И я вышел победителем. У войн есть свои правила, я уверен, они тебе известны.       Щеки в жёсткой хватке горят и пульсируют, колени подрагивают и норовят подкоситься: Эфиру абсолютно искренне становится страшно. Про короля-дракона в мире ходят самые разные сказки и истории, но все они едины в одном: лучше его не злить. И Эфир ещё будучи ребёнком искренне надеялся, что ему никогда не придётся столкнуться с гневом или даже недовольством короля-дракона.       Моракс ещё немного склоняется и проговаривает чётко, доходчиво, так, что каждое слово отдаётся в голове звонким эхом и вторится связью:       – Ты мой военный трофей.