1:0 в пользу кучки фотонов

      Новость о разрушении Тихой Гавани сильно пошатнула моральный дух экипажа. По данным Седьмой, производительность снизилась на 14 процентов, что замедляло восстановление корабля. Ниликс пытался помочь с помощью своих специальных блюд и зонтиков к напиткам, но некоторые нашли утешение в работе. В том числе капитан, которая сейчас проверяла отчёты о ходе ремонта в своём кабинете. — Новые данные от Седьмой о минералах на планетах по курсу, она нашла дилитий, бирилий и ещё некоторые, — прокомментировал протянутый падд Чакотай, когда зашёл в кабинет. Капитан сидела в своём кресле, подтянув ноги к груди и сверяя данные из многочисленных паддов и чего-то на компьютере. — Отлично, положите к остальным, — ответила Джейнвей, даже не взглянув на коммандера. Когда она поняла, что он не уходит, она подняла голову: — Что-то ещё? — Ниликс говорит, что моральный дух экипажа всё ещё плох, — дипломатично начал Чакотай. — Но он не может судить объективно, потому что как минимум капитана он за эти два дня не видел. — Капитан работает, это всегда поддерживало её моральный дух, — она снова углубилась в свои отчёты. — Кэтрин, — он сел напротив неё и попытался уловить её выражение лица. Каждый раз, когда он называл её по имени, её хмурый взгляд холодного капитана Звёздного Флота на мгновение смягчался, обнажая хрупкую женщину со слишком большой ответственностью. И в это мгновение сердце Чакотая разбивалось на миллиард осколков, обливаясь собственной кровью, потому что он был не в силах защитить самого дорогого ему человека от всего. Но только на мгновение. Затем её лицо снова ожесточалось, будто оно принадлежало тигрице, защищавшей своих детёнышей. — Кэтрин, посмотри на меня.       Её глаза, изумительные глаза цвета зимнего солнечного неба, видевшие слишком много, замерли на экране компьютера. Джейнвей медленно повернулась к коммандеру и увидела смесь испуга, благоговения и заботы на его лице. Невольно она вспомнила лицо Саливана, который хоть и был влюблен в неё, ни разу не смотрел на неё так. Она хотела взять Чакотая за руку, сказать, что с ней всё хорошо и что она была в ситуациях и похуже. Хотела прикоснуться к его лицу и высказать все те слова благодарности, которые он не услышал за 5 лет на «Вояджере». Хотела обнять его и спросить, как он себя чувствует и как бы она могла ему помочь. Но это слишком большая роскошь, которую как капитан она не могла себе позволить; её — и его тоже, вообще-то, — первым приоритетом всегда должны оставаться корабль и экипаж, и она решила подчеркнуть это в их диалоге, ответив ему: — Коммандер, — это был полувопрос-полуутверждение, предостережение и приказ. И просьба. — Слушай, Кэтрин, как твой первый офицер я должен заботиться о твоей безопасности. За эти годы я понял, что она напрямую зависит от твоего морального состояния, и если тебе плохо, то ты ведёшь корабль в двойной пульсар или пытаешься убиться… — Коммандер, вы,. — она откинула свой падд и хотела встать в угрожающую позу, но Чакотай схватил её за руку. — …А ещё отдаляешься, строишь дюраниевые стены вокруг себя. Если ты хочешь оттолкнуть меня, хорошо, я скажу, что беспокоюсь о работоспособности капитана корабля. Экипаж счастлив, когда видит счастливого капитана. Хороший аргумент для первого офицера? Но я ещё твой друг, и беспокоюсь о тебе как твой друг. Кэтрин, пожалуйста, поговори со мной. — Чакотай, — она положила их руки на стол и накрыла его своей второй ладонью. Это был момент, когда она, наверное, была ближе, чем когда-либо, чтобы сказать то, что так хотела, но не могла. Чтобы не смочь переступить эту границу, она решила вернуть их разговор в более безопасное русло: — напомни мне дать тебе парочку уроков дипломатии, а то на каких-нибудь торговых переговорах ты скажешь то же самое.       Она улыбнулась, одарив мужчину той самой немного детской улыбкой лесной феи, и Чакотай ответил тем же, показывая свои ямочки. Любуясь Кэтрин, он снова захотел прикоснуться к её губам, но смог только медленно провести большим пальцем по её руке. — Когда ты последний раз ела? — спросил он, уже придумав план спасения от мыслей о голограмме бармена. — Чакотай, нет, — она закатила глаза. — Чакотай, да, — настаивал он. — И не думай, что кофе — это еда. Я бы понял, если бы он был хотя бы со сливками, но это буквально чёрная вода. — А ты не думай оскорблять кофе, — она шуточно отдёрнула руки, радуясь подвернувшейся возможности вернуться к какому-то подобию субординации. — Твоя смена закончилась час назад, как ты смотришь на то, чтобы поужинать вместе? — Чакотай расстроился нарушению их контакта, но вида не показал, а вместо этого сделал лицо маленького щеночка. — В моей каюте через полчаса. Твои отчёты подождут до утра. — Есть, сэр, — она снова улыбнулась. Джейнвей никогда бы не призналась в этом, она бы даже не записала это в личный журнал зашифрованным комментарием, но ей всегда нравилась такая настойчивость со стороны Чакотая. Даже когда она не хотела никого видеть, он вытаскивал её со дна океана её сожалений как единственный, кому позволялось её беспокоить. В моменте она ненавидела его голос, его шоколадные глаза, его заботу, но после всегда была благодарна за его настойчивость. Ей нравилось, как он не просто заботился, но заставлял её заботиться самой о себе, а его предложения как «к моей каюте через полчаса» или «твои отчёты подождут» меняли их отношения до «сексуальный капитан Маки и его помощница».

***

      За последние полчаса Джейнвей не успела закончить ничего, кроме новой кружки кофе. Она топила себя в работе, готовая сама лазить по трубам Джеффри и восстанавливать системы корабля, лишь бы не думать о произошедшем и не поддаваться эмоциям. Приближающийся ужин с Чакотаем, такой же невинный, как и все предыдущие, выбил её из колеи, заставив вспомнить о реальности прошедшей недели, потому что коммандер явно будет расспрашивать её о Саливане. Джейнвей даже успела сочинить историю о том, что экипаж всё придумал и никаких романтических отношений не было, но заходя сейчас в каюту Чакотая, она не смогла заставить себя лгать ему. — Чакотай? — позвала она, проходя в каюту.       Из динамиков лилась приятная тихая музыка, и Джейнвей позволила себе на секунду скинуть маску капитана и насладиться её вкусом. Дойдя до окон, она увидела стол, заставленный аппетитно пахнущими блюдами и длинными тонкими цветами со свечами под их цвет. Эта картина была похожа на одно из свиданий с Салеваном в комнатах над его баром, и эта ассоциация заставила Кэтрин ахнуть и выронить бутылку вина, которую она принесла к столу. Чакотай ловко поймал вино, оказавшись рядом в нужный момент: — Я доверяю твоему вкусу, и думаю, что эта бутылка лучше подойдёт к еде, а не к ковру, — пошутил он в надежде увидеть улыбку Кэтрин. — Да, прости меня, — она всё так же поражёно смотрела на стол. — Чакотай, это… восхитительно. — Я рад, что тебе понравилось. Присаживайся, — он подвинул для неё стул, помогая сесть, а сам занял место напротив и положил несколько блюд женщине. — О, Чакотай, на вкус это даже лучше, чем на вид, я не могу оторваться. Ты сам это приготовил? «Скажи это ещё раз, Кэтрин. Моё имя из твоих уст звучит, как музыка» — Я сам запрограммировал репликатор, если это считается, — в ответ на это Кэтрин одарила его самой яркой из своих улыбок, самой искренней и самой красивой. Чакотай не смог сдержаться и не ответить, заворажёно рассматривая каждый сантиметр её лица. Через какое-то время большинство блюд было съедено, и мужчина удивился тому, как в такое хрупкое маленькое создание, питающееся исключительно кофе, влезло так много еды. Допив остатки вина Кэтрин, они переместились на диван и открыли более крепкий напиток: — Кэтрин, пожалуйста, расскажи мне, что произошло? — Ну, это не такая новая история, закрутить роман с голограммой. Вот только ему пришлось закончиться почти сразу, когда я на него решилась, — ответила она честно, подставляя бокал для новой порции. — Думаешь, любые твои отношения обречены? — догадался Чакотай. Кэтрин вскинула голову и посмотрела на него, абсолютно беззащитно и горько, как она смотрела на него на Новой Земле, когда всё её исследовательское оборудование было уничтожено, как она смотрела после получения письма Марка, когда её возвращение домой практически потеряло смысл. Чакотай уже не боялся, что Кэтрин закроется от него или уйдёт, не после этого откровения, но ещё секунда, и на её глазах замелькали бы слёзы. — Кэтрин, если бы мы не затерялись так далеко, если бы у тебя не было бы такой тяжёлой ноши возвращения экипажа на Землю, ты бы даже не подумала о таком. Сколько инопланетян смотрели на тебя с восхищением? Как часто они интересовались у экипажа, есть ли у тебя мужчина. Господи, даже на нашем корабле хватает землян, которые были бы счастливы быть с тобой, если бы мы осели на какой-то планете. В тебе есть всё, чтобы вскружить голову мужчине, с Земли или другой планеты, даже всемогущему Кью, просто обстоятельства не позволяют тебе пересечь эту черту. — Эти обстоятельства могут быть со мной до самой смерти, — грустно ответила она. — Кэтрин, — Чакотай пододвинулся к ней и поставил полупустые стаканы на стол, — твоя принципиальность не позволяет нам опустить руки, отказаться от цели и построить цивилизацию в Дельта Квадранте, даже в самые тяжёлые времена твоя уверенность заряжает и заставляет действовать, и если бы ты отказалась от этого, ты бы перестала быть Кэтрин Джейнвей. Я был знаком с тобой пять минут и уже тогда понял, что в тебе есть все качества не просто капитана, восхитительного капитана. Я взорвал свой корабль ради тебя, заставил смотреть Маки на уничтожение станции, подчиняться правилам и людям Звёздного Флота, которых они ненавидели всей душой. Сначала мы это делали из-за необходимости, но потом каждый член экипажа можно сказать влюбился в тебя.       Чакотай всё время следил за реакцией Кэтрин, боясь разрушить момент откровения, чтобы она не отодвинулась и не ушла, как делала тысячи раз, но сейчас ей нужно было это услышать, нужно было почувствовать себя не просто капитаном, а женщиной. — Я влюбился. Я говорил это тебе на Новой Земле, и говорю сейчас. Марк никогда бы не смог найти женщину, превосходящую тебя, и он должен каждый день завидовать мне и любому на «Вояджере», что мы всегда можем видеть твою улыбку. О, Кэтрин, ради этой улыбки я бы отвоевал весь квадрант. Меня даже перестал раздражать Пэрис со своими шуточками только потому, что он заставляет тебя улыбаться.       Она смущённо улыбнулась и поднесла руку к губам, как бы пытаясь ощутить причину восхищения. Чакотай наблюдал за этим жестом, ловя каждое движение её лица, освящённого мелькающими за окном звёздами, и не смог остановить себя от прикосновения к её губам. Она подняла на него испуганный взгляд и отвернулась, пытаясь подавить слёзы и лихорадочно придумать ответ. Чтобы успокоить её, мужчина опустился на пол перед ней, стараясь не дотрагиваться, и попытался перехватить её взгляд. — Кэтрин, дорогая Кэтрин, если бы ты только позволила, я бы умолял тебя стать моей женой, я бы дожидался тебя из любой миссии, несмотря ни на что, Я не требую от тебя ничего взамен, и если бы мы и попробовали, то это был бы только твой выбор, — он осторожно протянул руку к её коленке, остерегаясь её движений, но она замерла, ожидая этого прикосновения. Осмелев, Чакотай приподнял её подбородок, чтобы посмотреть в её глаза. — Прости меня, — прошептала Кэтрин, кладя свою руку ему на плечо и сжимая форму.       Она вспомнила все их разговоры, ужины, вечеринки и миссии, когда он засматривался на неё, заставлял смеяться или прикасался к ней, и она отвечала тем же. Внезапно она почувствовала невероятное раскаяние за причинённую боль, и если она надломилась из-за потерь, то как он справлялся с ежедневной близостью с любимым человеком, с которой он не мог быть вместе. Она всегда была благодарна за его любовь, но как она могла это выразить? Никакие слова не сравнились бы с его терпением, заботой, преданностью и доверием, даже жёсткостью с ней. — Прости меня, Чакотай. Ты каждый день был рядом со мной, даже когда я тебя отталкивала, а теперь я выбрала не тебя. — Я всегда уважал твои решения, даже не соглашаясь с ними. Перефразируя леди Кью, меня обскакал тот, кто состоит из кучки фотонов, — улыбнулся он, и Кэтрин засмеялась. — Я даже ходил к Тувоку, в надежде, что он благословит меня, а не программу в компьютере. — К Тувоку? И что, он благословил тебя? — снова засмеялась она. — Ну, если коротко, он пообещал кинуть меня на гауптвахту, если с тобой что-то случится. Это самое логичное решение, как он сказал. — О, Чакотай, — она не смогла продолжить, не смогла облечь в словесную форму всю признательность и восхищение тем, что он советовался с её близким другом, которому он не очень верил.       Они смотрели друг другу в глаза пару минут, и Чакотай аккуратно, очень медленно приближался к ней, утопая в её нежных глазах, пока между ними практически не осталось пространства. Он не решался сделать этот последний шаг, который мог бы быть роковым, и, давая возможность Кэтрин отклониться, убежать, поставить новый барьер, хотел спросить разрешения её поцеловать. Он уже приоткрыл рот, набрал в лёгкие воздух, когда Кэтрин резко поцеловала его, обвивая руки вокруг его шеи и оседая на пол рядом.