_______________Часом ранее_______________
Нет, конечно, Дарий всегда знал, что Константин хорош. Хорош вообще-то во всём, но сейчас предметом обсуждения являлась конкретно его поразительная целеустремлённость в деле наказания преступности. Прохлаждаться дома Вавилов не хотел. Нужно было узнать, когда Ларин с его группой поддержки закончит лазать по барам в своих праведных поисках. Да и как-то не получалось прохлаждаться — нервы были ни к чёрту, так что Дар постоянно накручивал себя, пока не сорвался и не вышел в город. Разумеется, он не показывался на открытых местах, а стоял за колоннами, скрывался в тени драпировок, выбирал самые тёмные углы. Но и не отворачивался, когда вдруг Костя мазал по нему глазами, не пытался спрятаться совсем уж очевидно, выбирая довольно удалённые от всеобщего людского внимания точки, однако притом не кричащие о его намерении скрыться. Впрочем, мог бы сидеть и прямо напротив офицера, финал этих «салочек» всё равно зависел не от их дислокации относительно друг друга. Константин со своими напарниками на каждую вылазку в течение трёх дней одевался в соответствие с обычаями района — тёмные брюки, свитер с высоким воротом, ветровка с капюшоном и кобура с пистолетом. На хмурые вопросы о том, чего ему здесь надо, парень спокойно отвечал, что нужен ему один конкретный наёмник. Что как-то имел с ним дело анонимно, повторно ему отказали в такой прихоти, вот он и ищет его. Крысолова. В большинстве случаев собеседники офицера подозрительно щурились и молчали. Иногда кто-то слегка вздрагивал и начинал взглядом метаться по комнате. Порою его посылали на… Ну, в общем, данные индивидуумы откуда-то были отлично осведомлены об ориентации майора. Но всегда всё заканчивалось одинаково: «Такого мы не видели», «Такого мы не знаем», «Давно он к нам не заходил» и так далее. Кажется, душой компании их подозреваемый не был, поскольку складывалось ощущение, что никто не желает подтверждать его существование. Словно если не говорить о нём вслух, Крысолов мог просто исчезнуть из ткани бытия. Ларин заметил, что от его вопросов девяносто процентов людей мрачнеют, смотрят недоброжелательно и пускают разговор на тормоза. Он сталкивался с таким. Волки-одиночки. Наёмники, которые держатся авангардом от всех остальных, за что обычно им платят скрытой злобой или открытым равнодушием… Обычно, да не всегда. «Не думал, что ты такой единоличник, Крысолов. И не боишься, что они тебя сдадут?» — размышлял Константин, делая вид, что отпивает из стакана пиво, обводя взглядом зал. Впрочем, видимо, бояться тому было нечего. Помимо раздражения, безразличия или других подобных эмоций Костя ощущал от бандитов вокруг одновременно с ними и едва уловимые нотки страха. Кем бы ни был этот парень, кажется, поставил он себя неплохо. «Метишь на место Короля? Впрочем, вряд ли. Реши ты сместить Михаэлиса, вряд ли полез бы на этот рожон без собственной маленькой армии. Тогда в чём же дело? Почему ты так отстранён от них? Считаешь себя выше остального сброда? Считаешь, что ты лучше несмотря на то, что тоже убийца?» — майор крутил в голове кусочки пазла, пытаясь пристроить их друг к другу. Пазл был сложный, да к тому же приходилось собирать его с закрытыми глазами. Офицер пытался понять причину странного поведения Крысолова. Если тот правда страдал манией величия, то должен был иметь под рукой каких-нибудь «шестёрок», постоянно подтверждавших его статус вслух. Если же нет, то надо было докопаться до источников людского страха. Чем один убийца мог запугать других? Неужели правда некромагией? Тогда возникала большая проблема: вряд ли найдётся кто-то желающий перейти ему дорогу. К тому же наёмник, казалось, никому не мешал и ни во что не лез. Едва ли у него накопилось много врагов… Ларин усмехнулся. «Вот же ты интересный фрукт», — Костя всё же отпил из стакана по-настоящему, и тогда его взгляд первый раз наткнулся на него. Этот парень был в каждом баре. Да, точно в каждом. Константин для верности по новой обошёл все заведения Юга, расслабленно водя глазами по толпе, делая вид, что просто заглянул развеяться, и всегда, всегда отыскивал этот тёмный силуэт, капюшон, скрывавший странную маску, плохо различимую из-за тени и расстояния, высокие берцы. Незнакомец следил за майором. Держался подальше от центра и источников света, но не слишком далеко, чтобы это само по себе не мигало над головой красной надписью: «Виновен!». «Неужели это ты?..» — подумал Костя в очередной раз встретившись с чужим настороженным взглядом, который не видел, но ощущал кожей. В следующем пункте назначения, — «Двух королях», — всё повторилось. И само присутствие парня, и его местоположение «пятьдесят на пятьдесят», и пристальное внимание к Ларину из-под чёрной ткани. «Точно ты. Неужели Вавилов проболтался?» — сердце больно вздрогнуло. Нет. Не-е-ет… Не могло этого быть. Дарий ни за что бы не рассказал. Он никого не предупреждал. Говорил, что всё решит воля случая. Но факты сходились к тому, что Крысолову каким-то образом стало известно о том, что полиция его ищет. Вот он теперь и ходил за офицером из бара в бар, следил, дожидаясь, когда тот уберётся восвояси. «Проклятье… Может, всё же, наши проговорились?» — Костя уже давно перестал убеждать себя в объективности, что рассматривает все варианты и прочее. Он просто не хотел, чтобы Дарий оказался к этому причастен, потому согласен был винить любого, но только не его. «Ладно, мы поговорим с ним после», — пообещал себе Ларин. — «Что мы имеем сейчас? Этот парень ходит за мной, как приклеенный, явно следит. Скорее всего ему известно, кто я такой, раз он не пытается заговорить и это выяснить. Вряд ли один наёмник стал бы нанимать другого, чтобы убрать мента. Логичнее предположить, что Крысолов занялся мною сам. Но с чего такая честь? Почему не сесть у себя в норе и не дождаться моего отъезда? Или ты хочешь сам наглядно убедиться, что я свалил?..» — за размышлениями Константин и не заметил, что больше не двигает глазами, глядя прямо на объект своего интереса. Иначе, возможно, он бы подошёл к нему прямо здесь же… Однако Костя решил, что сначала сменит заведение. В следующем баре было проще сразу нырнуть в толпу, выследить преследователя и подобраться к нему поближе. По крайней мере таков был план. Но, к удивлению Ларина, незнакомец не зашёл следом за ним, хотя майор чётко ощущал, слышал частый стук чужого сердца, несмотря на приличное расстояние, которое держал парень от него. Офицер зашёл в бар, а его «тень» нет. «Он догадался или узнал меня?» — ещё в «Двух королях» пронеслась в голове Дария мысль, пока он сидел напротив Константина. — «Хотя вряд ли второе. В этом меня бы и родная мать не узнала», — зло усмехнулся он про себя. — «Ладно, не важно. Пора валить. А ты хорош, Ларин. Я-то сначала подумал, что ты просто до последнего высиживаешь в надежде кого-то разговорить. А ты, оказывается, всё это время меня высматривал. Нда, расслабился я с тобой что-то. Привык, что мы чаи гоняем, бдительность совсем потерял…» — горько усмехнулся под воротом свитера Дар, слегка крадучись провожая Костю к следующему бару. Пусть считает, что всё повторяется. Даже можно немного подыграть, подойти поближе, хотя теперь то он точно не пропустит слежки. Как только силуэт майора скрылся в дверях «Зелёного дома», который действительно имел фасад настолько неоново-кислотного оттенка зелени, что глаза, казалось, разъедает им, Дарий перемахнул через высокую сплошную ограду и оказался во внутреннем дворе. Сюда оперативники Ларина вряд ли зашли, а на улице светиться небезопасно. Нужно только добраться до чёрного выхода, влезть на водосток и перепрыгнуть через кирпичный тупик закоулка. Слегка травмоопасно, но лучше уж рассчитать один прыжок и получить пару синяков, чем возможный приговор. Сгубила Вавилова проклятая привычка, о вреде которой предупреждал Минздрав. Будь на месте Константина любой другой офицер, Дар бы и не побеспокоился. Бюрократия и лень сами бы сделали всё за него. Но Ларин искал до победного. Потому парень и стал прыгать за ним из одного аляповатого бара в другой, где от одного только запаха алкоголя, кажется, начал пьянеть, а голова плавно всё больше свербела неприятной мигренью в районе висков от резких перепадов рока и шансона, блюза и снова рока… Вот он и решил позволить себе маленькую слабость — всего-то одну сигаретку. Одну-единственную — так и упрашивал его организм. Чуть-чуть расслабиться, перекурить, успокоить шалящие нервы… Костя, не обнаружив его появления, должен будет выйти на улицу, а там мест полно. Откуда тому знать, что Дарий стоит совсем рядом? Только вот… И самому Вавилову не откуда было знать, что Ларин станет ориентироваться не на догадки. А на зов сердца. Константин, выйдя из бара, замер, вслушиваясь, напряжённо обводя взглядом пространство. Сердцебиений было много, много ритмов, сокращающихся мышц, громких вечных стуков… Какой из них принадлежал тому парню? Будь у них больше времени, может, офицер приспособился бы к дыханию, ходьбе, в целом к телу. Изучил бы его и смог научиться отличать от остальных. Это было трудно. Но более выполнимо, чем найти всего одно подходящее под слабое воспоминание сердце. Он прошёлся вдоль ограды в одну сторону, затем в другую и нахмурился. Где-то за зданием чётко ощущался человек. Быстрый, оглушительный бой, медленно затихающий, успокаивающийся. С чего бы? Ах да, если там чёрный выход, возможно, кто-то вышел покурить? Ларин попробовал прислушаться к дыханию — долгий глубокий вдох, грудная клетка расширяется, да, точно, чувствуется, как примешивается к крови никотин, потом дробный выдох — через нос и приоткрытые губы. Сам не зная зачем, Костя перелез через сплошной, такой же кислый, как фасад, забор. Наверное, он слишком сильно надеется на счастливое совпадение, но почему бы не проверить? Просто не удостовериться, что это не тот человек, которого он ищет? Если наёмник решил улизнуть, то за то время, которое Константин провёл в баре, его уже и след простыл, потому вряд ли упражнения в паркуре сильно что-то поменяют. К тому же майор привык руководствоваться в своей работе интуицией. Возможно, это глупость, и порою шепотки шестого чувства его обманывали, но в их профессии все средства хороши, особенно, когда так мало фактов. Тем более, что в отзвуках жизни этого человека за баром чувствовалось что-то смутно похожее на нечто испытанное ранее. И Константин тихо, крадучись, прошёл вдоль стены и завернул за угол, чтобы ошеломлённо замереть, глядя на знакомый силуэт, надевающий маску, которая плотно прилегла к лицу, повиснув на ушах, зажимая ворот свитера. Вот тебе и раз! — Закурить не найдётся? — усмехнулся Ларин, шагнув на возвышенность крыльца, доставая из кобуры пистолет, не веря своим глазам. Опиравшийся спиной на дверь парень вздрогнул, резко обернувшись. Заметив полицейского, которого явно узнал, он одним неуловимым скользящим движением отскочил на другой край крыльца. Левая рука метнулась в карман чёрного плаща, правая — к кобуре на бедре. Он быстро реагировал. Константин даже немного впечатлился отточенностью движений. Наёмник был высокий и худой, одежда чётко огибала контуры его тела, плащ до середины голени скрывал два пистолета, высокие берцы хранили ножны. Лицо пряталось за воротником кофты и маской… «Говорят, что прозвище пошло из-за внешности», — так сказал Дарий. И Ларин, наконец, понял почему: глаза Крысолова закрывала точно вылепленная под контур головы пластина, с которой сверкали две ярко-красные полусферы линз. Ассоциаций можно было найти много, но сейчас первой на ум Косте пришла одна — очень умная и полностью покрытая чёрной, как смоль, шерстью крыса. Правда, безликость образа действительно навевала лёгкий страх. А эти красные глаза тут же подкидывали в голову белый ядовитый туман химикатов, подсвечивающийся их светом, громкое дыхание через респиратор и ощущение приходящей с ними смерти. Нужно было признать, что с имиджем Крысолов справился отлично. Однако больше медлить, погрузившись в оценку противника, было нельзя, да и опасно — его левая рука сжалась на чём-то в кармане плаща, и Константин взвёл курок, целясь в грудь парня, закрытую чёрным жилетом: — Замри! Руки за голову! — без прежней усмешки скомандовал Ларин, хмуро пристально глядя на наёмника перед собой. — Закрой глаза, — неожиданно обескуражил офицера тот. — Что..? — на секунду сбитый с толку Константин не успел нажать на спуск, когда вдруг в том самом левом кармане преступника, где оказалась худая ладонь, что-то щёлкнуло, а в следующую секунду он выдернул руку и махнул ей в сторону стены тупика, прежним скользящим движением отдаляясь за угол. Рефлексы сработали раньше, чем офицер осознал произошедшее. Он рванул за противоположный угол, затыкая уши и зажмуриваясь. Удар оказался сильным из-за повреждённой кирпичной кладки. Кашляя и тряся головой, пытаясь избавиться от пляшущих в глазах ярких пятен и непрерывного воя вместо звуков, Костя побежал обратно к забору. Световая граната! Подумать только! Этого он не ожидал. Обычно всё случалось наоборот. Да и наёмники редко любили создавать шум. Задуматься над странной фразой-предупреждением Крысолова времени нет. Константин переваливается обратно на улицу, бьётся коленом, потому что всё ещё двигается слегка неуклюже, но сразу вскакивает и крутит головой, пытаясь найти сбежавшего. Вновь руководствуясь интуицией, которая сама уже просчитала в голове факты, майор бежит вверх по улице, сворачивает в переулок и застаёт парня сидящим на стене аналогичной той, которую недавно повредила граната. Красные глаза маски оборачиваются на чуть хромающего от неудачного приземления Ларина, и он готов поклясться, что правая сфера светится, отбрасывая в сгущающемся полумраке алые блики на ткань одежды. — Ни с места! — повторяет приказ Костя, наставляя на преступника пистолет, хотя отлично понимает, что того это не остановит. Подтверждая его мысли, Крысолов спрыгивает вниз по другую сторону тупика. Майор поливает его проклятьями, скрипя зубами, убирает пистолет, матерится вполголоса и забирается на закрытый мусорный контейнер, а с него — на стену, глядя в переулок, по которому удаляется уже плохо различимая тёмная фигура. — Ну, нет, гад, я тебя так просто не отпущу… — зло бормочет Константин, распуская вперёд себя Ауру, ловя чужое сердцебиение. Кажется, парень нервничает — недавно успокоенный сигаретой пульс опять частит. Ларин спрыгивает, приземляется уже более удачно, достаёт пистолет из кобуры и бросается следом за наёмников, вытащив из кармана рацию, сообщая по ней, что нашёл цель и в каком примерно направлении они двигаются. Хотя он и сам плохо понимает, куда они бегут. Преступник сворачивает, цепляясь рукой за стену, поскальзываясь на мокром асфальте, — в тёмном переулке лужи после позавчерашнего дождя ещё даже не задумались над тем, чтобы высохнуть, — но удерживает равновесие. У Кости получается немного сократить расстояние за счёт этого, он замирает, вскидывает руку и стреляет вслед фигуре. Три патрона пролетают где-то рядом, но все мимо, однако это заставляет преследуемого нырнуть за выступ арки, торчавшей на кой-то чёрт посреди проулка. Ларин слышит частое дыхание, но вызвано оно явно не бегом. «Неужели ты испугался?» — усмехается про себя Константин, быстрыми широкими шагами приближаясь, целясь в пространство рядом с кирпичным выступом на уровне груди Крысолова. Раздаётся негромкий щелчок, потом тот неожиданно выныривает из своего укрытия и стреляет в ответ. Пули свистят мимо, как будто даже не стараясь попасть в офицера, но всё равно заставляют того отпрыгнуть в сторону, и наёмник пользуется этим, скользит за другую часть арки и снова бежит прочь. — Сука… — не сдержавшись, ругается Ларин. Других слов у него не осталось. Собственное сердце стучит где-то рядом с горлом от злости, от азарта, от адреналина… Он вновь бросается следом, ориентируясь не на зрение, а на ощущение чужого тела в пространстве, свернувшего в очередную боковую артерию сложной системы извилистых улочек, образованных тесно жмущимися друг к другу домами. Когда Костя немного приближается, то замечает в полумраке свечение линзы, стреляет наудачу рядом с ней, конечно же, больше для того, чтобы заставить Крысолова юркнуть в очередную нору, чем реально стараясь попасть в него. Это срабатывает, парень резко отодвигается в сторону, перебарщивает, бьётся плечом о стену и спотыкается, падает, но быстро перекатывается по земле, встаёт на одно колено, разворачивается, доставая пистолет, и стреляет. Константин слышит и ощущает пули совсем близко, они пролетают над плечом, рядом с ухом, мимо ещё пары частей тела, но не попадают, хотя преступник определённо лучше полицейского видит, куда палит. Каким образом? И в чём же дело? Он специально мажет? С чего бы? Времени искать ответы нет, наёмник вновь вскакивает и удаляется, идя спиной вперёд, продолжая целиться в майора, но больше не спускает курок. Ларин шумно выдыхает, прижимается спиной к стене, всё же прошедшая по касательной смерть вызывает в нём страх. «Почему он не стреляет? Почему промазал? Пули шли слишком в разнобой, чтобы предположить, что их пускали вслепую — ухо, плечо, нога, бок… Какого хрена?!» — трепыхаются мысли в черепной коробке, но Константин заставляет себя сосредоточиться на биение сердца впереди, наводит дуло примерно в том направлении, чуть ниже, в полумраке гремит его выстрел. По негромкому чертыханию и тихому стону впереди, по шаркающему звуку шагов и глухому удару тела о землю, майор понимает, что всё же попал, правда, не знает куда, нужно более точно сканировать тело, но сейчас не до этого. Он всё ещё сжимает пистолет, торопится вперёд. Однако он недооценил Крысолова. Красный свет линзы вновь появляется почти напротив — парень встал. Хотя вблизи видно, что одна его рука зажимает бок, а белое пятно ладони на чёрной одежде замарано тёмными следами крови. — Стой на месте! — командует Константин, приближаясь. — Хватит бегать! Оружие на землю! Сдавайся, я вызову «скорую». В ответ ему раздаётся… Смех? Тихий, заставляющий преступника зашипеть от боли. Из-под ворота слышится сильно заглушенный, чуть хриплый низкий голос: — Как благородно, майор… — с явной издёвкой отвечает наёмник, а затем снова раздаётся знакомый щелчок. — Закрой глаза… — вновь повторяет он предупреждение перед тем, как между ними падает на мокрый расколотый трещинами асфальт световой снаряд. «Проклятье!..» — успевает подумать Ларин, зажмуривая глаза, непроизвольно спуская курок, выпуская ещё три или четыре пули, он и сам не знает, пока пытается заслонить руками лицо, а потом падает на землю, оглушённый и дезориентированный. Не без труда парень садится, трясёт головой и часто моргает, силясь что-нибудь разглядеть перед собой, слыша только гул в ушах. В тёмном переулке граната произвела куда более сильный эффект, и Костя жалеет, что не обладает способностью управлять тенями. А ещё его мучает вопрос, как сам Крысолов избегает негативного воздействия своих снарядов. Возможно, дело в маске? Офицер поднимается на ноги, по большей части на ощупь, находит рукой стену, пытается сосредоточиться на сердцебиение наёмника, но всё ещё сбитый с толку светом и взрывом, не может сконцентрироваться. Идёт, ведя ладонью по холодным влажным кирпичам, торопит про себя зрение, умоляя его вернуться, пока хотя бы немного не приходит в себя. Глубоко вдохнув, Константин заставляет Ауру раскинуться вокруг, ища людей. Есть! Он ощущает пульсирующую рану, истекающую кровью, правда, кажется, жилет неплохо спасает хозяина. Но наёмник всё равно теперь двигается мучительно медленно, часто шумно дышит, его сердце оглушительно стучит. Ларин идёт, влекомый отпечатком жизни, неотвратимо приближается, хотя собственные органы чувств всё ещё его подводят, но сила Хилера отлично прокладывает путь по паутине переулков. Он вырывается из их мрака на заброшенную улицу к стенам старого, давно забытого здесь всеми завода, чьи трубы от времени обвалились внутрь, что спасло ветхое здание от покушений наркоманов, вандалов и прочей требухи злачного района. — Хочешь спрятаться от меня? Не выйдет. Теперь тебе не сбежать, если только ты не хочешь закончить могилой, вместо камеры… — зло бормочет Костя себе под нос, сжимая в руке оружие, боком проникая через давно не закрывающуюся створку ворот на территорию завода. Он не желает парню смерти. Только справедливой кары за его прегрешения. Константин даже сам удивляется тому, что беспокоится о том, как бы наёмник не умер от потери крови. И дело не в воздаяние. В конце концов, смерть — это тоже своего рода наказание, тем более такая, так что Крысолов получит сполна в любом случае. Да и расследование даже с мёртвым преступником будет закрыто. Но каким бы человеком он ни был, пусть убийцей, Костя не позволит ему умереть, если будет на это способен… Дорога к дверям здания давно разрушилась, обширная площадь земли вокруг него заросла кустарниками, деревьями и многолетним сухостоем. Это затрудняет движение, однако офицер терпеливо пробирается к крыльцу, поднимается, тянет на себя оглушительно скрипнувшую в тишине вокруг створку… Пульс парня, скрывающегося внутри, подскакивает от этого звука, частит, как после марафона, это тревожит его рану. Ларин молчит, тихо идёт по тёмному помещению, тускло подсвеченному лишь светом луны из узких прямоугольных окон где-то у потолка. Он медленно достаёт рацию, сообщает своё местонахождение, просит вызвать подмогу, но по возможности без лишнего шума. После этого прибор должен отправиться в недра его ветровки, только вот мысли офицера заняты совсем не техникой и её сохранностью, потому он кладёт её в левый карман, давно требующий, чтобы его зашили. Тот же, возмущённый такой невнимательностью хозяина, решает, что это было последней каплей, так что рация бесшумно скользит к прорехе в ткани и выныривает тёмной рыбкой наружу. Вселенная оказывается на стороне строптивых вещей, и как раз в этот момент Константин проходит мимо коробки с остатками старого, почти сгнившего тряпья, глушащего звук. Прибор связи остаётся тускло блестеть среди ветоши, а парень двумя руками удобнее перехватывает пистолет и заходит, видимо, в бывший производственный цех, поскольку огромное пространство всё заставлено какими-то ржавыми, сломанными и опутанными паутиной механизмами. Где-то здесь, в глубине, прячется его наёмник. Костя обводит зал глазами на предмет других выходов — есть пустой проём в соседнее помещение, но сердцебиение слышится с противоположной от него стороны. Отлично. — Выходи, — негромко и без прежней строгости говорит офицер, почти миролюбиво. — Тебе отсюда не выбраться. Сдайся, и я прослежу, чтобы тебе оказали медицинскую помощь и зачли твоё содействие при задержании, — пытается он достучаться до здравого смысла раненного. Тот молчит, потом из-за одного из механизмов раздаётся выстрел, пуля ударяется о какую-то железку, рикошетит, но Константина не задевает, хотя тот всё равно пригибается, отшатнувшись в сторону, и сердито выдыхает. Потом стреляет в ответ, однако попадает даже хуже, без рикошета, просто в стену. Тут в цехе хрипит чужой голос: — Вы ещё можете дать мне уйти, майор… Я не хочу вашей смерти. Просто дайте… Мне уйти… — просят из темноты, фразы прерываются тяжёлым сбивчивым дыханием. «А он ещё и угрожает мне», — усмехается Ларин, идя на звук речи и стук сердца. — «Отчаянный парень. Даже жалко, что преступник…». Хотя он слышит что-то напоминающее раскаяние или сожаление. — Не в твоём положении торговаться, — негромко говорит Костя, медленно и осторожно обходя укрытие наёмника, надеясь, что у того кончился запас световых. Крысолов неплохо держится, хотя и опирается спиной на механизм, а правой рукой зажимает кровоточащий бок. Левая ладонь сжимает пистолет, неторопливо очерчивающий следом за полицейским дугу в воздухе, целясь в его грудь. Оружие слегка подрагивает, ослабевшим пальцам оно кажется слишком тяжёлым. Правая линза ярко горит красным в темноте, глядя на Константина. — Неужели? Проверьте магазин, офицер… — усталым бесцветным голосом хрипят в ответ. Ларин хмурится, глядя на преступника перед собой, не понимая, о чём тот говорит. Отвлекает его? — Знаете, у нас с вами похожие пистолеты… ПЛ-14, я ведь не ошибаюсь? Только у вас ПЛК на четырнадцать патронов… Стандартно для отдела… А у меня МПЛ на шестнадцать… — продолжает наёмник, часто шумно переводя дыхание и сглатывая. Его речь монотонная, лишённая жизни, как будто он читает скучный текст. — И вы все свои выпустили, офицер. А у меня… Сами видите… Есть второй… Не глупите, ладно?.. Глаза Ларина медленно раскрываются всё шире по мере того, как он вслушивается в эти слова. Да, парень совершенно прав насчёт модели пистолета, его модификации и, кажется, не забыл посчитать чужие выпущенные пули. Его спокойный голос вызывает у Константина мурашки, холодной волной пробегающие по позвоночнику, и он с трудом сглатывает, осознавая, что его магазин действительно пуст. «Я не хочу вашей смерти…» — эхом звучит в голове. — «Не глупите, ладно?..» — повторяет память. Майор иными глазами смотрит на дуло пистолета перед собой. Кажется, этот и правда полный. Пусть покачивается и слегка дрожит, но пальцы Крысолова сжимают рукоятку крепко. «А ты не так прост, как кажешься…» — думает Костя и медленно опускает сначала пистолет, а затем и сам осторожно приседает, не сводя с наёмника глаз, кладя своё оружие на пол, по которому отодвигает его от себя, и также неспешно выпрямляется, поднимая руки. — Вы вызвали подмогу? — спрашивают из-под ворота, негромко усмехаются на отрицательный кивок Ларина. — Не хорошо обманывать, майор… Константина вдруг прошибает током от этого «майор». Он ведь не в форме. Откуда Крысолову знать его звание? И это его недавнее «офицер»… Костя хмурится, глядя на фигуру перед собой, ожидая, что парень будет делать, мысленно обрабатывая возникшие вопросы. Что-то тут не так… Ему остаётся только надеяться, что его соперник будет милостив и не решит прострелить в отместку его ногу или бок, а уже потом покинуть завод. Не хотелось бы загреметь в больницу. Однако преступник медлит, глядя на полицейского перед собой, сжимая зубы. Дарий понимает, что потерял много времени. Скорее всего Ларину скоро придут на помощь, а Вавилов с огнестрелом не совладает даже с одним опером. Да и майор стоит близко, попробуй его обойди — только отвернись, и он не посмотрит на рану, быстро скрутит и готово… Из вариантов вырисовывается только поступить по старому принципу «око за око» и всадить Константину пулю в бок или в бедро что ли… Крысолов усмехается, чем вызывает недоумение на лице офицера. Выстрелить в него? В единственного любимого человека на этой планете? В того, кто вносит жизнь в каждодневное существование Вавилова? Перечеркнуть все эти разговоры, совместные прогулки, просмотры фильмов, самолично навсегда захлопнуть Косте вход в уютный мирок квартиры, где они не были наёмником и ментом, а были просто друзьями? Отказаться от надежды остаться хотя бы на грани жизни любимого, сбежать в другой город, без оглядки, не давая себе возможности вернуться? Возможно, может показаться, что он излишне драматизирует. Демон над ухом тихо шептал: «Он никогда ни о чём не узнает…». Но нет. Узнает. Ларин был непростительно сообразителен, особенного тогда, когда это было не нужно. Даже если каким-то чудом Дар сможет скрывать от него факт того, что именно он является Крысоловом, как ему после этого смотреть в глаза друга? Вавилов точно знает в кого целится, в отличие от Константина, гоняющегося за безликим преступником. У него не получится. Вина выдаст его с головой. Выдаст не только тайну маски, но и то, что парень выстрелил с полным осознанием того, в кого именно. Может быть, Ларин простил бы враньё. Простил бы убийства. Но не это. Потому что, Дарий сам бы не простил. И ни за что не простит себя, если спустит курок. Потому, остаётся после этого только сбежать, вырывая из себя очередной кусок. Он уже лишился родителей. Затем его лишили Лёли — его маленького ангелочка, и он ничего не мог сделать. Только надеяться, что она счастлива под опекой старшего брата и сестры. А теперь ещё и это? Единственный друг и любовь в одном лице? Серьёзно? Неужели так необходимо отобрать у него всё? Неужели миру всё ещё мало? Однако самое смешное было в том, что, если Вавилов и не станет стрелять, он всё равно лишится Кости. Перед глазами чётко стояло лицо майора в тот момент, когда он увидит, чьи глаза скрыты за красными сферами. Недоумение. Потом злость. И отвращение. Ларин хороший мент. Нет. Хороший полицейский. И он посадит Крысолова за решётку. И что же тогда остаётся? Да, в общем-то, ничего. Привычная безысходность… «Лучше бы я умер…» — думает Дарий, глядя на стоящего перед ним Константина с поднятыми руками. — «Почему ты не попал мне в голову?». Как ни старайся, а майор был прав. Вавилову отсюда не выйти. Никогда. Его жизнь закончится здесь, в тот момент, когда он снимет маску. Но по крайней мере ещё есть шанс сделать это добровольно. Остаться лжецом и убийцей, но хотя бы не стать предателем. «Один хер для меня всё кончено… Так какая разница сидеть в тюрьме или в квартире в другом городе, тупо пялясь перед собой в стену?..» — привычно без эмоций думает Дарий. У него нет сил на сожаления или тоску. Да и не о чем сожалеть. Константин был прекрасным подарком. И у них было целых три года… Всё равно рано или поздно, но он бы узнал. Лучше уж здесь без лишних ссор и чужих глаз. «Прощай, Ларин…» — грустно улыбается Вавилов, закрывает глаза, а потом его палец одним движением разряжает пистолет. Слуха касается недоумённый и явно облегчённый выдох. Костя удивлённо приоткрывает губы, глядя как отделяется магазин. Долетев до пола, тот гулко стучит в тишине цеха. Затем рука наёмника медленно опускается и несколько вяло откидывает оружие к ногам майора. Офицер хмурится. За те несколько секунд, что они молча стояли, глядя друг на друга, в парне что-то изменилось. Что-то… сломалось. Даже раненный, загнанный сюда, он не потерял самообладания. Что произошло? Почему он не выстрелил? Ни разу за всё время их «салочек»? А сейчас ещё оставалась возможность сбежать, причём для этого не требовалась обязательная смерть Ларина. Так от чего же не воспользоваться этим шансом? Константин чуть заторможено опускает руки, недоуменно глядя на Крысолова, свободная ладонь которого неспешно поднимается к лицу и касается маски рядом с ухом. Пальцы легонько надавливают на что-то, и красное свечение линзы плавно угасает от периферии к центру, как будто наёмника медленно покинула жизнь… Майор сглатывает, смотрит на пистолет под своими ногами, затем на магазин возле берц парня. Что тот собрался делать? Он… Сдаётся? Или это какая-то уловка? Глаза вновь поднимаются к его лицу. Преступник одной рукой расстёгивает зажим сначала на одной ушной раковине, затем на другой. — Не бойся ты так… — как-то обречённо выдыхает он. — Я тебе ничего не сделаю… — «А даже если бы и захотел, наверное, всё равно не смог бы…». — Сегодня какой-то праздник? — от нервов Ларин язвит. — У меня день рождения не скоро, хотя подарок приятный. В ответ на его реплики раздаётся чуть более громкий смех, поскольку ворот свитера обнажает нижнюю часть худого лица. Вместе с этим становится видно, как кривится от боли рот. — Я знаю, офицер… — Крысолов снимает капюшон. — Но я всё равно не вижу больше во всём этом смысла… Константин замирает, приоткрыв губы, слыша уже знакомый голос, пусть и всё ещё хриплый. Он хочет отвернуться, сделать вид, что не приходил сюда, но не может, продолжая смотреть на медленно опускающуюся маску. Дарий поднимает тяжёлые веки и больше не двигается, стоя напротив друга, безвольно опустив руку. Глаза у него уставшие и потерянные, лишённые смысла жизни, почти чёрные. В них нет страха, нет вины, нет горечи. Нет ничего. Губы не улыбаются. Им тоже всё равно. Вавилов упирается взглядом прямо в Ларина, но не видит его, редко моргает, словно мира вокруг и не существует. Константину в голову приходит мысль, что так мог бы выглядеть покойник… — Здравствуй, Костя… — Дарий слабо усмехается, копируя голос офицера. — А ведь Ден говорил, что сигареты меня погубят… — фразы полны боли и горечи, которых лишено лицо. Да, сначала умирает тело, а уже потом в нём угасает душа. Парень тяжело вздыхает, а потом опускает веки. Больше не хотелось видеть друга, этот завод, да и в целом мир. Ларин молчит, стоя напротив с настолько поражённым лицом, что в другой ситуации это можно было бы посчитать комичным. Но Вавилов предпочёл бы, чтобы тот на него наорал, а ещё лучше — хорошенько врезал бы. Чтобы было больно. Больно настолько, чтобы сознание отключилось, и не пришлось переживать всё то, что будет происходить дальше. Но Константин не произносит ни слова. Он просто не в силах говорить. Его тело сковал холодный ужас. И вызван он не тем фактом, что под маской Крысолова обнаружился единственный близкий друг, нет. Вся их погоня, разговор, всё, что происходило за последний час просто померкло в сознании, как только взору предстало то, что отдалённо напоминало облик Вавилова. Боже, неужели Дарий, милый, улыбчивый, звонко хохочущий, вечно флиртующий и такой живой Дарий, мог выглядеть так? Если бы Костя не знал его эти три года, а впервые увидел сейчас, то решил бы, что перед ним давно мёртвый человек, по какой-то неведомой причине продолжавший бренное существование. Он словно прожил целую вечность и потерял смысл будничных действий, продолжая дышать скорее по привычке, чем из-за потребности жить. И дело было даже не в сероватом оттенке кожи или чёрных кругах, напоминающих глазницы черепа, хотя это до жути пугало в полумраке завода. Просто глаза Вавилова были пусты. Казалось, что их бездна поглощала тебя даже из-под сомкнутых век. Положи его сейчас в гроб, подсунь в похоронное агентство, и закопают ведь! Потому что, в людях должно что-то гореть. Их должно что-то толкать вперёд, тянуть к цели, виднеющейся далеко на горизонте… А Дарий не горел. Он был тёмный и холодный, словно изжёг себя за последние несколько минут дотла, обернувшись пеплом. В цехе стояло тело. Никчёмная, не нужная даже своему хозяину оболочка, покинутая такой яркой и жаркой душой. И Ларин искренне любил эту душу. Ощущал в своих руках её жизнь, слышал стук, видел её замысловатый танец и звонкий хохот, льющийся волнами золотистого света. Куда же всё это делось? Куда? «Прошу вернись…» — мысленно просит Константин. Неужели… Неужели это из-за него? Неужели Вавилову так важна свобода, что он не видит без неё смысла существования? Да, срок будет большой. Но ведь не вечный. У него останется жизнь. Или тут что-то ещё? Косте почему-то кажется, что этого мало. Что дело тут в чём-то ином. Тогда почему же Дар остался здесь? Почему сдался ему? Ларин тяжело сглатывает, переводя дыхание, и сипло спрашивает: — Почему ты не сбежал? — А это имеет значение?.. — бесцветно отзывается Вавилов вопросом на вопрос. — Да. Ты мог сбежать. Почему ты этого не сделал? — майор говорит быстро, торопится за колотящимся в груди сердцем. — Ты бы дал мне уйти? — тёмные глаза открываются и въедаются в голубизну чужих. Константин запинается, молчит, думает, но его ответ итак отлично понимают. — Вот именно… Ты бы всё равно узнал. Может быть, не сегодня… Но мне это осточертело. Я знаю тебя, ты не сможешь спать спокойно… пока не поймаешь Крысолова. Вот он я, Кость… Я не хочу это растягивать, бегать, скрываться… Зачем? Давай просто закончим этот балаган… «Балаган…» — повторяет про себя Ларин. Так он назвал это дело в последний свой визит к другу. — «Я знаю тебя…» — от этих слов, сказанных таким голосом, сердце офицера скулит. Хочется заорать, что не знает. Что Вавилов ошибается. Однако тот полностью прав. Майор даже сейчас всё ещё думает о том, что преступнику место в тюрьме. Ведь так он и рассуждает о причинах перемены в собеседнике. Что тот цепляется за свою свободу. Но Константин — полицейский. Он должен отправить Крысолова за решётку. «Но не Дария!» — кричит что-то внутри. — «Нельзя закрыть за ней Дария, лишить возможности бегать между стеллажей со старьём, качать ногой, сидя на стуле и есть до отвала, сколько захочется. Нельзя…». Самого Вавилова или его преступное альтер эго — не важно. Костя не может этого допустить… По крайней мере не сейчас. — Нет… — переборов себя тихо бормочет он. Дарий недоуменно хмурится. Только сейчас Ларин замечает, что тот уже слегка съехал спиной по железной дверце какой-то машины, о которую облокачивался, а светлые пальцы все залиты кровью. Рана… майор всадил в него пулю! Эта мысль действует, как разряд тока, пущенный по телу. «Нужно ему помочь…». Константин наклоняется, забирает чужой пистолет, сокращает разделяющее их расстояние и поднимает магазин, загоняя его обратно в оружие. Наёмник медленно недоуменно моргает. Он итак стоит слишком долго. Сознание начинает предавать его, отдавая в мягкие руки забвения. — Что ты… — бормочет он, пока Костя помещает его МПЛ обратно в кобуру, высвобождает из слабеющих пальцев маску и снова закрепляет на ушах хозяина. — Что ты… Делаешь? — Спасаю тебя от кровопотери, — тихо отвечает Ларин, чувствуя, как голову парня ведёт в сторону. — Дарий, — негромко зовёт он. — Да-ари-ий… Дарий! — шикает он, кладёт ладони на чужое лицо и слегка встряхивает. — Слушай меня. Не уходи. Вавилов морщится от боли, но цепляется за его голос, хотя внутри черепа всё заволокло белым шумом. Майор подбирает свой пистолет, потом закидывает левую руку друга себе на плечо, обнимает его и ведёт к дверному проёму в соседний цех. — Зажимай рану, не отключайся. Ты мне нужен. Мы должны выйти отсюда… Дар плохо соображает и также слышит его, но старается думать, напрягает пальцы, давя на тёплое от крови ранение сквозь жилет. Сил удивляться поведению Кости уже нет. С вопросами аналогично. Потом, всё потом… Главное выйти. Главное, что Ларин сейчас на его стороне. — Мы не успеем к приезду твоих… — хрипит Вавилов, сильно хромая, повисая на Косте, но идёт. — Они — не твоя забота. Мне нужен выход. — В моём кармане наш выход… — тихо огрызается парень. Его лицо медленно оживает, несмотря на всё ближе подбирающуюся смерть. Зубы стискиваются крепче, рот кривится от боли. В глазах, если бы не маска, офицер мог бы разглядеть проблеск надежды. — Световая? — чуть хмурится Константин, опуская взгляд на плащ друга, снова замечая, как по длинным пальцам медленно течёт вязкая кровь. Ответом ему служит кивок. — Да, создал ты мне ими проблем, конечно… — ворчит он. Они выходят в смежное помещение, ладонь Дария, лежащая на чужом плече, шевелится, указывает на висящую в проёме слева от них на одной петле дверь, за которой виден уходящий в небытие коридор. Вавилов передвигает ногами всё медленнее, больно сжимает руку Ларина, а потом его хватка начинает слабеть. — Дарий, нет, — Костя чуть встряхивает его. — Дарий, надо идти. Давай. Но наёмник останавливается, качает головой и облокачивается спиной на стену, слабо отпихивая майора от себя. Тот хмурится, однако, прежде чем успевает возмутиться, Дар тянет освободившуюся ладонь к зажиму маски. — Наденешь… — сипит он, цепляясь за ускользающую нить собственного здравомыслящего существования. — Нажмёшь… На вторые кнопки… — одно крепление всё же поддаётся ослабевшей руке, Константин подхватывает друга, расстёгивает второе за него и аккуратно снимает маску. — Вот… Видишь?.. — кончики одеревеневших пальцев касаются едва заметных бугорков, идущих вдоль внешнего контура ушной раковины. Ларин утвердительно кивает. — Это защитит… Глаза от света… — Вавилов медленно обмякает, начинает падать, смутно ощущает чужие сильные руки, удерживающие его. — Обе… — уже в беспамятстве выдыхает Дарий, не успевая закончить мысль. Его уши наполняет громкий гул, словно парень оказался на поляне полной комаров. Мерзкие насекомые раздражают, жужжа всё громче, ввинчиваясь своим хором в мозг, поселяясь там. В глазах плывут разноцветные круги, напоминающие пятна бензина, расходящиеся по луже, только эти растекаются по глади сознания. Вавилов видит ровную чёрную поверхность воды, в которой отражается такое же чёрное небо. Он падает в бескрайнее озеро, хотя, возможно, это море. Ведь оно такое огромное! На секунду парень замирает от страха, что будет холодно, но неожиданно становится очень тепло, словно его со всех сторон окружило пуховое мягкое одеяло. Да, ему тепло… Ему хорошо. Очень хорошо. Вой комаров отступил, круги замерли, оставив разум пустым. Есть только огромный тёмный омут и Дарий, медленно плывущий в нём. Как? Он и сам не знает, если честно. Он не может шевелиться. Он даже не ощущает своего тела, словно оно растворилось в окружающем пространстве, став и озером, и небом над ним одновременно, заполнив всё вокруг. Парень чувствует себя отвратительно, словно тело разорвали на миллиарды, нет, триллионы частиц и впаяли в ткань мироздания, заставляя быть водой, биться волнами о берега целую вечность, быть воздухом, метаться над материками, не зная покоя, быть пламенем, томиться над всем живым, чего касается свет, согревая его теплом, быть почвой, создавая эту жизнь. Жизнь… Жить так тяжело и сложно. Так… больно. Мысли о жизни тревожат омут, чёрное озеро недовольно бурлит. Нет, он не хочет жить. Ему так хорошо здесь, в тишине, где нет громких звуков и ярких цветов, нет утомительных вдохов и выдохов, где сердце может, наконец-то, отдохнуть, перестав так часто стучать из-за глупых чувств… Дарий хочет остаться здесь. Но… Где это… «Здесь»?..Глава ④ Дарий и Константин. «Лицо Крысолова»
29 октября 2022 г. в 22:08
«Су-у-у-ука…» — про себя думает Вавилов. Он бы рад не материться, да никак — простреленный бок, пылающий адской болью, не оставляет других вариантов изъяснения чувств. — «Бля-я-я-ять…».
Парень зажмуривает глаза, часто коротко дышит, пытаясь делать это как можно тише, чтобы его не услышали. Сердце часто громко колотится. На его стук идёт по пятам майор полиции Ларин…