lil peep - my turn
everythin’ hurts…
everythin’ just gets worse..
Я слишком многого ожидаю от людей, оттого мне чертовски грустно: когда собственные ожидания насчет кого угодно в конце концов не оправдываются и я загоняюсь, сильно расстраиваясь.. Я всегда в хороших с людьми, готов отдать им последнее - я правда такой - открыт для общения, несмотря на свою извечную тревожность и стеснение.. Но это все можно легко купировать,god bless xanax.
Рад каждому, но никто не хочет дружить со мной так, как бы этого хотел я - кругом сплошное притворство и когда они узнают меня ближе - исчезают как утренний туман. Это ранит. Будто весь мир и живущие в нем люди - сплотились против меня, вынуждая снова вкинуться, чтоб хоть как-то вывезти это всё… Я постоянно спрашиваю себя: «Что, блять, не так со мной? Разве я заслужил это? Что я сделал? все же шло хорошо…нет?» Сука. Но я могу и разозлиться, хотя чаще просто грущу и закрываюсь в себе, в своем выдуманном мире… а злость.. злость я вымещаю в сексе и треках, придумывая ситуации и описываю их в строчках, как если бы я был другим: что бы я сделал и сказал? Это мое внутреннее я, которому никогда не вырваться наружу, но оно все равно там, и ему нужен выход в любом его проявлении.. иначе я убью себя.***
Слой мерзости, кажется, намертво прилип к моей коже, протиснувшись под нее словно армия клещей. Я чувствую опустошение и отвращение после нескольких ночей, проведённых с Кимберли. Я отключил телефон и торчал с ней две ночи, позабыв обо всем. В порыве похоти и страсти, которые волной накрыли меня с головой, затмив ясный разум - мне хотелось трахнуть весь мир, который меня ненавидит, но на попусках я готов разрыдаться от ненависти к себе. От неизлечимой боли в душе и кровоточащем сердце, что до боли скучает по вонзившейся в него Эмме… Смахиваю слезу и как-то уж резко встаю с компьютерного стула, выглядывая в окно. Тревога заполнила меня изнутри полностью. И я задыхаюсь. Мне плохо. Просто… гадко. Состояние отвратительнейшее, а я совершенно не в курсе как от него избавиться. Два раза даже потерся мочалкой почти до крови в адски горячей воде под душем, выпил ксанакс.. Но ничего из этого не вытащило меня из ямы с грязью. Хочется забыть как мне было хорошо с Кимберли и дорогу в те степи. Стереть из памяти период, длиною в две ночи. Забыть чертову лодочную станцию. Забыть ебаного Себека и дерьмо товар, от которого я чуть не отъехал… Блядь, я хочу вообще стереть всё дерьмо из жизни.Было бы славно.
***
За обедом я ковыряю салат, чувствуя как тревожный ком пульсирует в груди, разливая по каждой клетке тела неконтролируемое раздражение, пуская сквозь кожу шипы.. Кажется, я сейчас легко взорвусь, как пороховая бочка, если еще хоть что-то пойдет не так.. Будто я - воздушный шар, летящий сквозь миллиарды иголок, изо всех сил пытающийся не задеть их. — Гас, ты выглядишь.. уставшим, — с паузами говорит мама, в отличие от меня уже доедая салат. — Так и есть. Я устал, — сижу, подперев лоб рукой, смотря сквозь тарелку, залипнув в маслину. — Ты похудел, поешь немного, пожалуйста. — Мам, честное слово - не лезет! — фыркаю, чувствуя моментальную тошноту от представления что пища попадает в желудок. — Это не дело.. Надо показать тебя врачу. Устало закрываю глаза и вскидываю руку, раздраженно вскрикивая: — Какой, блять, врач? — мама растерянно моргает, бегая глазами по моему перекошенному лицу. — Прости.. — сердце больно стреляет от осознания, что я повысил голос на маму. — Прости мам, я не хотел, — встаю из-за стола и иду в прихожую, жмуря глаза от разрывающей меня изнутри злости, смешанной с отвращением к себе. — Куда ты? — К Эмме. Куртка - даже не застёгиваюсь, ботинки - и вот я душой нараспашку лечу взъерошенный как черт, с отключённым мозгом, на автопилоте к её дому. — Какие люди, — недовольно говорит Эмма, приоткрывая дверь и закатывает глаза. — Ты единственная кого я хочу видеть и слышать и мне плевать что ты на меня злишься я не могу справляться со всем без тебя, — выпаливаю на одном дыхании, замерев, наблюдая за её лицом. Мое сердце бешено бьется, и я вот-вот разрыдаюсь. Она хмыкает, качая головой и отводит взгляд в сторону. — Пожалуйста, не оставляй меня.. — прошу я, чувствуя как слезятся глаза, а голос ломается. — Я просто хочу поговорить с тобой. — Что за качели, Гас? Как это понимать? "Я не хочу видеть тебя. Я не хочу отвечать на твои сообщения и звонки", — тянет гласные, намекая на мой игнор. — Я знаю… — устало тру глаза, заодно стирая слезы, а затем и всё лицо. — Я понимаю что это нездоровая хуйня, но я.. Просто знай, что я очень скучаю по тебе и не могу спокойно жить, спать, есть, зная что обидел тебя. Я, блять, не заслужил тебя, твои родители правы - тебе нужен кто-то адекватный, стабильный в настроении-тот, кто не будет обижать их замечательную дочь. Эмма, для меня ты более чем прекрасна. Ты неземная. Ты моя! — напоследок тяну я, чувствуя как задыхаюсь. Она еле заметно поджимает губы, сдерживая слезы, виднеющиеся на глазах и роняет взгляд вниз. Крошечная капелька соли, спотыкаясь, катится вниз по её щеке и разбивается об подбородок. — Прости меня, ладно? Я и сам себя ненавижу, поэтому тебе тоже можно. Ты можешь ударить меня или оскорбить - что угодно, только прости меня, Флеммс.. Если хочешь - я убью себя, хотя я уже итак в аду… Болезненная улыбка прорезается на её лице, и она, шмыгнув носом, делает шаг вперед, влетая в меня, и я заключаю её в объятия, глубоко вдыхая её аромат. Сжимает мою куртку на груди и утыкается лицом в холодную шею. Кожа становится влажной. Я задыхаюсь в трепете когда её волосы касаются моего лица. Она тянет меня в дом, а я толкаю ногой дверь, сильно сжимая девушку в объятиях. — Я не собираюсь тебя оскорблять, Гас.. — держась за мою шею, она целует меня в подзаросший подбородок. — Наверное, стоило бы.. — Это не поможет, — она хмыкает. — Где ты был все это время? — рассматривает мое лицо, отстраняясь. Я молчу, чувствуя себя ужасно. Не могу врать ей сейчас, так что лучше молчать. — Выглядишь ужасно. Побрейся? Сглатываю, чувство вины пинает сердце, упрекая меня в измене и я пялюсь в наши ноги… У неё классные носки с авокадо. — Тебе надо набить тату авокадо на ноге, — выдаю я не в тему, залипнув в рисунок. — Как ты можешь так легкомысленно поступать после почти двух недель в коме? — неодобрительно качает головой, пропуская мимо ушей мои слова. — Детка.. — она кривится. — Фу. Заткнись, — я вижу что она веселет и сам улыбаюсь, чувствуя расслабление в плечах. Сердце - как несущийся от монстра человек, спотыкается, забывая как биться/бежать. — Нахватался своих ужасных словечек, не применяй их на мне. — Хорошо. Не буду, — притягиваю её к себе за талию, и глаза с потрохами выдают мою любовь. Но я знаю, что ей нравится мое: «babygirl c’mon to me.. » — Родителей нет.. как ты понял.. — Да, иначе бы я, вероятно, здесь не стоял, — пробежавшись взглядом по периметру, цепляюсь за её счастливую улыбку и нежно целую.***
Мы лежали на её кровати несколько часов - просто в тишине и объятиях, пока окончательно не стемнело за окном. Она гладила мою голову, а я, уткнувшись лицом в её пульсирующий живот, вознесся до небес, оставляя незаметные следы губ на теплой коже, немного задрав вверх её свитшот. В компании с алприком меня хорошо вмазало и размазало: я просто счастлив чувствовать блаженное спокойствие на душе, растекающееся по всему телу. Вяло поглаживая пальцами ее ноги и бедра, как всегда покрытые короткими шортами, я парю где-то между дремотой и явью. — Скоро Рождество.. — вспоминаю, повернувшись на другую щеку и сквозь наполовину прикрытые веки смотрю на Эмму. Такой же расслабленный, почти сонный взгляд, прикован ко мне. Она легонько кивает. — Проведем его вместе? — в ответ Эмма улыбается. — Да. — Ты моя семья, Эмма, — беру её руку и сплетаю наши пальцы, целуя тыльную сторону ладони и каждую костяшку пальцев, глядя прямо в глаза. От её родного взгляда у меня переворачивается всё вверх тормашками внутри - я не могу быть счастливее, когда нахожусь рядом с ней. Я не могу быть счастливым ни с кем, кроме неё. — Семья? Типа, ты трахаешь свою сестру? — иронично говорит она и хмурится, а я, прилипнув щекой к животу, рукой карабкаюсь под ткань черных домашних шорт. — Да, я очень люблю свою сестрёнку, — вмиг завожусь, второй рукой пробираясь под одежду и сжимаю грудь. — Гас.. Родители в любой момент вернутся, — смеется она, тщетно пытаясь убрать мою руку. Мне всё равно, поэтому я неуклюже перемещаюсь, устраиваясь у нее между ног, а она закрывает ладонями лицо, задрав голову вверх. Хищный, но еле живой взгляд ликует от её стеснения и я отодвигаю шорты в сторону, оставляя поцелуи на уязвимом месте сквозь ткань нижнего белья, откровенно пуская слюни. Она вздрагивает, делаясь серьезной и поглядывает на дверь, прикусив губу, выпуская тяжелые выдохи. — Ох, Гас, давай в другой раз, пожалуйста, — против своей же воли сопротивляется Эмма, пытаясь остановить меня ломаным голосом, то и дело кидая взгляды на дверь. Но я уже вижу, что она наслаждается моими ласками, вздрагивая после каждого прикосновения моих губ и языка. — Думаю, мы услышим их, и.. я очень хочу извиниться, — глубоким голосом шепчу я, тут же возвращаясь с поцелуями, наблюдая за потерявшим концентрацию лицом. Да, я непослушный мальчик, отодвигаю пальцем чёрные трусики в сторону и у меня текут слюни. Облизнувшись, смотрю ей в глаза, чередуя посасывающие поцелуи с языком. Эмма двигает бедрами, а у меня уже все лицо в её соке. Задыхаюсь, но не сдаюсь, работая словно пылесос. Через попытки отдышаться, трахаю ее языком, двигающимся зигзагом, полностью потеряв крышу от удовольствия.. Люблю, когда ей хорошо из-за меня.. Моя сладкая, спелая девочка.. Флеммс со всей силы вжимается в мое лицо. Мгновенье… и её сок летит в лицо. Я все слизываю и стоя на коленях на полу, уже упираюсь стояком в её постель, сходя с ума. Вытираюсь рукавом толстовки и наблюдаю за ней, улетевшей далеко отсюда. Она забывает о том, что кто-то может прийти домой и громко стонет, хныкая. Внизу моего живота неприятно тянет и ноет. В темноту вечерней спальни попадают полосы света фар машин, застревая на потолке и Эмма подскакивает. Я нехотя переворачиваюсь и медленно встаю, понимая, что пора съебываться с коловым стояком в штанах… Эх. Поправляюсь и подхожу к Эмме. Она незаметно выглядывает в окно и аккуратно хватает меня за шмотку и толкает за грудь в сторону. Её родители возятся с пакетами, доставая их из автомобиля. — Извинения приняты, дурачок, — прижимаю девушку к стене, расслабленно таращась на нее. Трусь носом об нежную щечку, потираясь об ее внутреннюю часть бедра горящим желанием. — Прекрасно, — целую в щеку, спускаясь к шее и она закатывает глаза, рвано дыша. — Иначе бы я сошел с ума.. — касаюсь приоткрытыми губами ее, хватая горячее дыхание. — Гас.. Тебе пора. Прости. — Очень жаль… Извинишься позже, — подмигиваю и, выглянув в окно, вижу как её родители уже зашли в дом. Поднимаю створки и еще раз поцеловав Эмму, прыгаю вниз, удаляясь прочь.***
Проснувшись в районе десяти утра, первое, что я заметил - на улице пасмурно. Наконец-то, божья благодать! Я сплю у Эммы между ног, уложив голову на ее животе и обняв за талию. Упираюсь подбородком в ее кожу, водя по ней пальцем. Эмма сонно разлепляет веки, отрывая голову от своего плеча. — Доброе утро, милая, — приветствую её своей утренней хрипотцой и целую живот. — Привет, — потягивается, потирая лицо. Я поднимаюсь с кровати и беру из пачки с сигаретами уже готовый с вечера косячок. — Серьезно? — бурчит Флеммс, вскинув брови, привстав на локтях. — Мне приснился Кеннеди, — поджигаю, увлеченный процессом. Я обожаю это… Аромат, вкус, последствия… Черт возьми, травка - это священный дар. — Кеннеди? — Эмма зевает. — Да, я.. — затягиваюсь, и немного кашляю, швыряя зажигалку на подоконник, запрыгивая на него. — Я будто был им. Я, типа, Лил Кеннеди. Я ехал в ламбе, был солнечный день. Все пялились на меня, я был в центре внимания, будто прямо лупил прожектор, а потом простреливающая боль в груди и мгновенная темнота. Полагаю, меня убили, — рассказываю я, пристально наблюдая за загружающейся девушкой в моей кровати. — Тебе пора прекращать столько курить, — Эмма смеется и падает обратно, кутаясь в одеяло, выглядывая на меня одними глазами. — Думаю, это был знак, что меня тоже убьют. — Ты сам себя убьешь всей этой херней. — Уже. Меня убило, бум, — имитирую пистолет под челюстью и, спрыгнув, падаю на кровать прямо Эмме на ноги, потягивая с треском сладость. — Бля, лучшее утро за последнее время.. — во рту уже пересохло, и я облизываю губы. Пытаюсь проморгаться, потому что веки тяжелеют. — Хочешь курнуть? — протягиваю девушке завтрак. — Нет! — кривится и смеется. — Десять утра, боже, куда? — Сюда, — тянусь и прикладываю к её сонным губам косяк, а она уворачивается. — Давай, подпали нас! Гас, отвали! — мы начинаем дурачиться и смех заполняет утреннюю тишину моей мрачной комнаты. — Открой жалюзи, иначе я не проснусь! — недовольно тянет Эмма, а я снова затягиваюсь, перекатываясь на спину. — О, не-не-не. Никакого света, милая.. Вампирский замок, понимаешь? — Придурок, — по-доброму цокает она и встает сама, подходя к окну, и поднимает жалюзи, от чего я морщусь и прячусь в тень, любуясь ею в моей футболке, едва прикрывающей зад. — У меня подарок, — быстро уничтожаю остатки, выдыхая в потолок. Мои веки заливаются свинцом и я встаю, открывая комод у двери. — Уже? Ещё два дня, — Эмма чертовски милая, когда ещё сонная и в моих шмотках-клянусь, нет ничего лучше. — Это не на Рождество, — объясняю я. — А на память. Эмма садится на мой компьютерный стул, чуть сутулясь и немного крутится на нем влево-вправо, наблюдая за тем как я копошусь в ящиках. Найдя, сажусь у нее между ног и тяну маленькую коробочку. — Что это? — сквозь смех спрашивает она, хмурясь. — Просто открой, может? — Ладно, — она открывает и вскидывает брови. — Кольцо? — Как видишь, — кладу подбородок на её колено, потираясь им. — Да, но.. — На будущее: я собираюсь жениться на тебе, глупышка, — целую колено и трусь об него щекой. Она закатывает глаза, сдерживая улыбку. — Спасибо, Гас. Оно очень красивое, но рано еще о таком говорить, нет? — Нет, разве? — хмурюсь. — Я люблю тебя и только тебя поэтому я сделал выбор, мне незачем тянуть резину и неважно что произойдет дальше, в конце-концов ты станешь моей женой, поняла меня? — Тебе правда стоит меньше курить, — улыбается и гладит мои отрастающие волосы. — Я просто блять обожаю тебя, что в этом такого? — ложусь ей на ноги, сидя на полу и прикрываю глаза, пока она чешет мне шею.***
Мы пользуемся тем, что у меня дома никого нет и принимаем совместный душ, балуемся, а затем завтракаем и возвращаемся в комнату, дурачась по пути. Эмма включает своего любимого «Выходного». Я скачу по кровати, а затем спрыгиваю на пол, двигая бедрами и вытянув руку вперед, танцую, пока она снимает меня: «house so empty, need a centerpiece 20 racks a table cut from ebony cut that ivory into skinny pieces then she clean it with her face man i love my baby», — на этом моменте подбегаю к Эмме, которая смеется с моих танцев, и нежно, быстро целую ее, в танце отходя назад, продолжая дурачиться и подпевать: «u talking money, need a hearing aid u talking bout me, I don't see the shade — качаю указательным. switch up my style, I take any lane I switch up my cup, I kill any pain.. look what u've done! ima motherfuckin' starboy look what u've done! i'm a motherfuckin' starboy» — Да, Гас, ты просто создан для сцены, — смеется Эмма, пока я продолжаю рисоваться перед ней под остальные треки, а она снимает видео. Так и проходит день. Слушаем музыку,lilpeep:
отстань, мужик
так надо
nedarb: позер но трек пиздатыйlilpeep:
спасибо
***
Когда я забираю к себе Эмму в десятом часу вечера, мы помогаем маме с готовкой и украшаем дом. Эмма расставляет свечи, чтобы завтра зажечь их. Она обожает их, клянусь, она ведьма. У неё дома куча книг про магию и всё такое. Различные камни и ведьминский атрибут. Может, она меня приворожила и вся вот эта херня? Оскар приносит настоящую ёлку даже выше меня, стряхивая с нее снег на ковер, и мы дружно украшаем её, пока вокруг бегает Таз и радостно гавкает, стащив мишуру. — Эй, приятель, отдай сюда, — ползаю за ним на коленках по всей гостиной. В доме тепло, а за окном метель. Эмма и Лиза готовят клюквенный соус на кухне, нарезают овощи и чистят картошку, пока мы с Оскаром вовсю дегустируем вино, которое передала Дженни. — Надеюсь, на завтра останется, мальчики? — с улыбкой говорит Лиза, заглядывая к нам. Мы спорим о том, какие лучше повесить шары. Такое впечатление, что у Оскара совершенно нет вкуса. — С Гасом это навряд ли, — отвечает Оск и мы переглядываемся, приторно улыбаясь, типа: «Да что ты» — Ладно. Ёлка выглядит замечательно. Отличная работа, ребята! Эмма тоже выходит из кухни, облизывая палец, я загребаю её к себе подмышку, обнимая, и целую волосы. От неё пахнет теперь моим домом и это пробуждает во мне чертовых бабочек. — Сейчас найду кассету с фильмами и выберем, что посмотреть, — говорит мама, присев на корточки возле тумбы под телевизором. — Кассета? Серьезно? — удивляюсь я, округлив глаза. — У нас еще работает DVD? — А то! У меня домашняя коллекция - чего в ней только нет! Например, вот, — она вытаскивает кассету и Эмма берет её, читая название сбоку на наклейке: «Gussy and Oskar. 1999» — Оооу, — мило тянет Эмма, глядя на меня, я закатываю глаза, закинув остатки вина в глотку. — Ни за что, — отрезаю я, хмурясь. — Почему нет? — О, нашла! Есть «Один дома» и «Магазинчик за углом, Фрэнка Капры»? — Я за «Один дома» — вскидываю руку, голосуя, и плюхаюсь на диван. — Мне без разницы, — говорит Эмма и берет бокал, в который я наливаю ей вино. — Спасибо, — коротко целует меня в шею, садясь рядом и кладет голову мне на грудь, потягивая напиток. Пока Лиза и Оскар пытаются настроить наш древний, допотопный DVD, я включаю песню:« Last Christmas by Wham! »
— Я очень, очень сильно тебя люблю, — шепчу я и целую ее в висок, обнимая. Смотрю за тем, как Оск отматывает фильм в самое начало. — И я люблю тебя, Гас. Очень.. — она смотрит мне в глаза, а я целую кончик её носа, расплываясь в теплой улыбке. Оставшийся поздний вечер, плавно перетекающий за полночь, мы смотрим все части «Один дома», поедая салаты и курицу. Вино будит во мне аппетит, так что я с непривычным удовольствием уплетаю еду. Тазу тоже достается мясо и он счастливый залазит на меня, удобно устраиваясь между ног. Он любит праздничные фильмы. Эмма полулежа прислонилась ко мне, уложив голову мне на живот и гладит Таза, а я глажу ее волосы. Черт, они манят меня.. Я все время их трогаю, нюхаю, целую.. Ведьма. В гостиной темно - её освещает лишь свет от телевизора и медленно мерцающие огни ёлки позади нас. Я почти засыпаю, теряя суть фильма, сконцентрировавшись на поглаживаниях головы Эммы. Становится душно от алкоголя. Съехав вниз, невесомо касаюсь губами ее уха, и хрипло шепчу: — Спишь? Она отрицательно мычит. Глубоко вдыхаю и залипаю в пустоту. Мы расходимся к полуночи по комнатам, я впервые за долгое время чувствую себя хорошо без посторонних моментов. Ну почти. Вино дает по ногам и голове, и меня вырубает. Эмма ныряет в мою футболку, а я остаюсь в одних штанах и обнимаю ее. Сквозь накрапывающий сон целую её спину, уткнувшись лицом, и скоро засыпаю.***
Следующим вечером приезжает дедушка и бабушка. Мы зажигаем огни на елке, свечи, на фоне играет топ древних рождественских песен. Все общаются и в доме повисает уют. Пахнет жареной курицей, еловыми ветками, апельсинами, глинтвейном, что сварила Эмма, и немного морозным воздухом, прокрадывающимся через открытое окно на кухне. Мы с Эммой сидим напротив дедушки, который рассказывает мне интересные истории, а я не могу оторваться. Оскар фотографирует нас, Лайзу с бабушкой, Таза и себя. Мы допиваем глинтвейн и водим хоровод вокруг елки, что очень забавно. Я смеюсь со всего этого и понимаю, как сильно люблю свою семью. Люблю Эмму. Всех этих людей. Кажется, они единственные, кому я не безразличен. Дарим друг другу символические подарки, обнимаемся, печем печенье в виде разных фигурок и играем в «Just Dance». Все ложатся спать раньше нас — до полуночи. Мы с Эммой идем в наш подвал после и взрываем несколько крышек. — Чудесный вечер... — говорит она, обнимая меня, прижавшись к моей груди щекой. — Да, мне тоже понравился. Всё было так спокойно, а я даже ничего не юзал, до этого момента, — наклоняюсь и оставляю поцелуй на ее макушке и продолжаю трамбовать спичкой зелень. — Гас? — обращается Флеммс, заглядывая снизу мне в лицо. — Ммм? — не отрывая взгляда от травки, оставляю очередной поцелуй на ее лице. — Как часто ты ешь свои таблетки? — Эээ.. Частенько. Скажем так.. — мне не нравится этот разговор и я хмурюсь. — Блять, как ты это делаешь? — Что именно? — она вздыхает и начинает ходить туда-сюда, разглядывая какие-то закрутки на полках, проводя по ним пальцами, а я плотно заполняю легкие дымом, удерживая его там до последнего и наблюдаю за Эммой. — Ты, типа, определенно мой типаж, но это твое увлечение.. медициной… скажем так.. — я коротко смеюсь, отпуская дым. — … вводит меня в ступор, потому что я этого не одобряю. В тебе сочетается то, что, кажется, вообще не сочетаемо! И это сводит меня с ума. Понимаешь? — Скорее да, — меня быстро прибивает к полу, и сохнет во рту. У меня даже в трусах дымится от этого волшебного аромата шмали… Черт возьми, я влюблен в травку навеки. Эмма вздыхает и когда я уже все приготовил для нее, подходит, чтобы затянуться. — Но курить тебе нравится, да? — саркастично говорю я, наблюдая как она хмурится во время затяжки. Выпускает дым прямо мне в лицо, немного бухыкая. — С тобой - да, к тому же, я делаю это не регулярно, как ты.. — Но тебе нравится… — заговорщически улыбаюсь я и она пожимает плечами. — Да, Гас, мне нравится курить с тобой, — закатывает глаза, принимая поражение. После мы идем в мою комнату, где раздеваемся в нетрезвом поцелуе и тихо трахаемся сидя на полу у кровати, потому что она ужасно скрипит. Эмма оставляет на моей шее следы благодарности.«Курить и трахаться - тоже романтика»
— Я дам тебе всё, дорогая, — мямлю я, плямкая, так как во рту пересохло от вина и травы. Эмма плавно двигает бедрами, уперевшись ладонями в кровать, а я хватаю губами её грудь. — Всё… — расцеловываю её всю, и закидывю голову назад на кровать, чтобы любоваться девушкой, держась за её талию. — Ох, Гас, — Эмма начинает тихо стонать, касаясь губами моих, без поцелуев, пока я убито пялюсь на них. — Я люблю тебя, люблю.. — задыхаясь, она прыгает сильнее, впиваясь в мои губы и мы одновременно кончаем.. — С Рождеством, — шепчу сквозь поцелуи, тяжело дыша. — С Рождеством, Гас, — она ложится на меня, я валю нас и накрываю одеялом, стащив его с кровати и скидываю на пол подушки. Мы так и засыпаем здесь, тесно прижавшись друг к другу, абсолютно голые.***