***
Но вот подвальный колокол пробил два часа от полуночи. Девушка, сидевшая на холодном присыпанном соломой полу одной из таких камер, испуганно вздрогнула. Вот уже целых два месяца она существовала здесь и никак не могла привыкнуть к постоянным крикам боли и страха и этому глухому замогильному звону. Эти звуки будоражили её кровь и разум, постоянно вырисовывая страшные картины перед глазами девушки. Колокольный гул наконец затих в узких длинных коридорах подвалов. Тишина… Но она здесь лишь гостья. Недолгая и нечастая. Сейчас из пыточной уносят измученное, обезображенное тело и заводят новое, не делающее даже попыток к сопротивлению, а коли делающее, то тут же жестоко наказываемое. И вот опять послышались крики. Тонкий женский голос. Кажется, девушка уже когда-то слышала его. Быть может, это нищенка с площади, тихая прокаженная старушка, потерявшая по милости правителя и сына, и мужа, и кров. А может, и пекарша, она постоянно забывала про налоги и что-то прятала в своей каморке. Каморке, где всегда пахло хлебом и маковыми (вот уж чего на полях было вдоволь) булочками. Каморке, где остались новорождённые её внучата, потерявшие мать, а вот, видно, и бабку свою. Что то теперь с ними будет... Не понимая, отчего такие мысли шли её в голову, девушка порывисто вздохнула и сильнее прижала своё небольшое мышиное лицо к коленям, обхватив дрожавшие ноги костлявыми уже руками. В коридоре вдруг послышались шаги. Близко, слишком близко к камере девушки. Она инстинктивно сжалась и задрожала. Шаги прекратились. Послышалось бряцанье ключей, грохот снимаемого замка и скрип открываемой двери.Глава 1. Матерь Богов
13 октября 2013 г. в 16:11
Глухой удар колокола разнёсся над тихим ночным городом. Полночь… Через несколько часов должен наступить рассвет нового дня, не предвещавший ничего доброго и светлого. Густые свинцовые тучи, постоянно нависавшие над городом, снова скрывали луну и яркие звезды. Город навечно погрузился во мрак.
Вода во рву - густая чёрная, неведомо почему кипящая жижа, источавшая зловоние; мост надо рвом был обычно поднят и опускался очень редко, лишь ради купцов, ремесленников новых да знати какой из городов и государств других. Ночью здесь запрещалось разводить костры и зажигать факелы: людей пугали некими черными, больше в мыслях, тенями, якобы рождёнными огнём и блуждавшими после по узким улочкам города; а днём солнце затмевали тучи. Будто мало иных мучений и истязаний выпадало на долю горожан, будто мало их терзал трон, так ещё и сам мир от них отвернулся.
Серые камни в кладке домов и мостовых сливались с темнотой, все здания города и люди, выходившие в ту пору на улицу, тонули в густом сыром тумане. Многие так терялись или были убиты, посему кроме стражи ночью на улицах никого не было.
С заката и до рассвета город окутывался тяжёлой пеленой тишины.
Но в подвалах замка, стоявшего в центре города, крики и стоны не умолкали ни на мгновение ни днём, ни ночью. Здесь, в постоянно заполненных камерах, томились заключённые, в залах для пыток и наказаний, которые друг от друга не сильно отличались, людям причиняли боль, страдания, везде лилась кровь. И мало кто вообще возвращался оттуда. Эти единицы были истощены и слабы, не узнаваемы даже для родных своих.
Узники все находились в небольших сырых затхлых помещениях. Слабый дневной свет многие из них не видели годами, доносившиеся крики холодили кровь и заставляли содрогаться и без того живущих в вечном страхе людей.