I. II.
О Фоме
Любая ложь выходит на свет, даже если прятать ее в глубинах ноябрьских ночей. Быть может кривой почерк и скроет имя адресата от сожителя, но Ладен не был глуп, и не желал верить в басни о далеких родственниках, начальстве. Ладен не был и ревнив, не был и подозрителен, но кого угодно проймет такая загадочность, особенно с учетом того, что Марий стабильно через месяц исчезал «по делу». Происходи он чуть реже, и Вирлоу бы сделал вид, что ему все равно, что он все понимает, что он смиренен. Сложилось все, увы, много иначе, природа Ладена взяла вверх, как и природа правды. В один день Марий вновь заявил, что уезжает на пару дней — в Нью-Йорк. Не растерявшись, Вирлоу соврал, что он тоже, крестным дочери кузины. Никакой особой реакции на это не последовало, Марий заулыбался и рассыпался на поздравления. Быть может это все ошибка, быть может зря. В Нью-Йорке, таком пыльном и удушающем, куда Ладен прибыл на день позже своего товарища и они не должны были пересекаться большую часть недельного пребывания в вояже. Не должны были, но Ладен ведь соврал. Перед отъездом он отправил телеграмму своему коллеге и однокашке, ничем не примечательному Уильяму Бернштайну. Опрятный работающий американец, с хорошо выделенной немецкой педантичностью. Это был человек механики, аппаратов, крутящий своими рыжими усами раз в минуту, и никак иначе. Род деятельности связанный с журналисткой ему не подходил вовсе, по крайней мере в новом понимание. Быть может во времена иные, не лихого модерна, он бы сложил себе карьеру крупную. Бернштайн, тем не менее, обладал весьма интересными связями, и вполне мог бы обеспечить Ладена необходимой информацией. Поэтому не сантименты ненавистные разбрасываться не хотелось. Интерьеры чужой белой квартиры не были интересны, как и бесконечные воркования молодой Миссис Бернштайн над мужем — холодным кремнем, у которого даже лицо не сдвинулось в сторону при виде старого товарища. Он лишь попросил «дорогую» выйти и предложил сесть в мягкое зеленое кресло напротив. — Ты женился? — наигранно восклинкул Вирлоу — Везет же женщине. Я бы и сам не отказался выйти за тебя замуж. — Прекращай, ты был на нашей свадьбе. Напился, как свинья, да и пришел под вечер, — осуждения, впрочем никакого в голосе не было. Лишь тонкие карандашные усы как-то агрессивно заходили вверх-вниз. — Ну мне стыдно, я же уже извинялся. Просто это очень удивительный сюжет. Ты и женитьба, понимаешь? Ладно, я к тебе не за этим, — Ладен поправил непослушную черную кудрю и обернулся на дверь в гостинную — Только это… Это секретно. — Я слушаю, друг мой, — всю серьезность положения Уильям понял сразу, наклонился вперед, так что два лба были отделены лишь желтой книгой из книжного шкафа рядом. — Я очень беспокоюсь за одного своего друга. Знаешь, я успел сильно к нему привязаться за год, — «знать не хочу» прочиталось на чужом лице, и оно ясно. — У тебя может вся карьера кончиться такими друзьями, Ладен, — Уильям устало покачал головой, Ладен лишь понятливо похмурился. Оно ясно. Уж не в возраст, уж пора и остепениться по-человечески, забыть всю эту вольность, вспомнить о пуританской морали стоящей в обществе, и разрушаемой на деле лишь средь света. — Да-да, я понимаю. Не в этом дело, — перед глазами пронеслись вереницы писем и случайно застанный диалог у одного из переулков — Ты ведь часто бываешь среди «больших людей». Боже, ты почти среди них живешь. Мне хотелось бы узнать, ты знаешь… Знаешь слухи о каком-либо Милоше Вилюше? — Не уверен. Я не припоминаю каждый, — скупо ответил Уильям — Почему ты спрашиваешь? Это и есть твой «товарищ»? — Нет, ни в коем случае. Я бы тогда и сам разобрался, знаешь, — в голове этот Вилюш. Он застал один раз, застал разговор Мари, как Ладен без зазрения совести того называл, со странным господином. То была очень оживленная беседа, из коей не вышло разобрать даже слова. Чертовы славяне… Ругались они долго, может с полчаса. Джон Вирлоу чувствовал себя ужасно неловко пытаясь спросить: «о чем шла речь и кто это вообще?». А Марий лишь жал к руке конверт, где отчетливо было написано, кривыми печатными буквами «Милош». Он не ответил. Ладен не пытался больше спрашивать. Он не был ревнив, не был подозрителен, как уже было отмечено, но это ввело его в ступор. После этого странного события Мари стал пропадать чаще, стал печален и тосклив. Как это можно забыть, как это можно не связать? И Ладен потирал виски, искоса смотря на Уильяма. — «Этот мой товарищ», к сожалению, стал очень часто пропадать после бесконечной вереницы писем от Вил-люша. Они все были на русском, да и кто я такой, дабы лезть в чужую жизнь? Просто он стал выглядеть ужасно печально, ослабел. Я не могу на это смотреть, Уилли, — тут Ладен прервался, чувствуя, что к горлу подступил горький комок, откладываемый на дно сердца — Этот мой товарищ. Мой товарищ. Уехал в Нью-Йорк по делу. Я в это «дело» не верю. Вернее, в дело, кое он мне назвал. — Я помогу чем смогу, Но, мне кажется, лучше искать информацию на него, а не на Ви-лю-ша. Впрочем, я не буду настаивать. Ладен был безумно благодарен своему давнему другу. Он не знал, что из этого выйдет, но это давало хоть какую-то надежду. Ошибочно.