fairytale

— Джисон! По честному мнению Джисона, было еще слишком рано. — Хан Джисон, если ты сейчас же не притащишь сюда свою задницу, я разозлюсь! Его мать всегда становилась такой во время сезона лихорадки. Она не только справлялась с разрушительными болями, вызванными джандифивером, но и, как единственный местный аптекарь в городе, должна была подготовиться к тому, что толпы людей потребуют от нее лекарства от их собственной формы болезни как можно скорее. Честно говоря, Джисон понимал ее раздражение. Он был человеком, которому посчастливилось испытывать джандифевер когда-то давно, но он понимал, какие потери это наносит кому-то — особенно работающей, испытывающей стресс женщине. — Я иду, мама! — наконец крикнул он, выползая из своей маленькой и довольно неудобной деревянной кровати. Он поправил свою свободную рубашку поэта, в которой случайно заснул, зная, что если окажется, что он спал в ней, то получит нагоняй от матери — и он не хотел сегодня подливать масла в огонь. Джисон выполз из своей крошечной комнаты в переднюю часть дома, который одновременно служил аптекой для местных жителей, и был встречен видом своей матери, лихорадочно роющейся в ящиках за деревенским прилавком. Когда она, наконец, встала из своего положения на корточках, так быстро, что Джисон мог поклясться, что услышал, как хрустнуло колено, она положила локти на стол и обхватила череп руками. — За все это время, — начала она, — это должно было случиться именно сегодня. — Что ты имеешь в виду, мама? — спросил Джисон, придвигаясь ближе к стойке, чтобы можно было опереться на нее, все еще недостаточно проснувшись, чтобы быть в состоянии полностью удерживать свой вес. — Боги прокляли нас, Джисон, — ответила она, — у нас нет чиюстемов. У Джисона отвисла челюсть. — Ты шутишь. — Хотела бы я, — рассмеялась она, несколько раз хлопнув себя теплой ладонью по лбу. — Магазин откроется через час, и все будут лаять, как дикие собаки, чтобы купить лекарство от этой проклятой болезни! Я не смогу справиться с ними, Джисон, не смогу! Затем Джисон протянул руку, убирая руку своей матери от ее головы, пытаясь слегка успокоить. — Я могу сходить за ними, — предложил он, — ничего страшного. — О, но это слишком долго! Мы открываемся через час, Джисон. Идти до ближайшего места выращивания чию занимает не менее половины дня. Джисон вздохнул. Он уже знал это, но не мог придумать никаких других способов успокоить свою обезумевшую мать. — Я все равно пойду, — сказал он, — будет лучше, если я вернусь завтра с большим количеством чиюстемов, чем совсем без них. Пусть люди сегодня просто отдохнут. — Ты такой хороший, Джисон, — сказала она, крепко обнимая сына. — Обещаешь, что будешь в безопасности? Я не хочу, чтобы на тебе была хоть одна царапина. — Обещаю, — засмеялся Джисон, — я обязательно буду следить за любыми пугающими кроликами или особенно страшными деревьями. Кто знает, может быть, если мне так повезет, я увижу Кошмар Хванума? — Слишком далеко, — строго сказала его мать, бросив на него свирепый взгляд. — Не смей так шутить о Золотом. Я говорила тебе все истории. — Да, да, истории о большом плохом драконе и его страшном хозяине. Я все это уже слышал раньше, мама. Все будет в порядке. — Когда ты уйдешь? — спросила она, всхлипывая, утренние волны лихорадки начали накатывать. — Прямо сейчас, — ответил Джисон, — я хочу вернуться как можно скорее. — Хорошо, — сказала она, — я соберу тебе еды. Пожалуйста, пойди и покорми кошку перед уходом. Джисон хихикнул. — Конечно. — он полез в один из потертых деревянных шкафов, достал маленький пакетик с сухим кормом, прежде чем выйти на задний двор, где, конечно же, увидел маленький пушистый комочек, спящий под теплым летним солнцем. — Привет, — сказал он тем же тоном, каким обычно разговаривал с деревенскими детьми, щелкнув языком, чтобы привлечь внимание кота. Когда это не сработало, он встряхнул пакет, и маленькая кошка инстинктивно проснулась, зная звук пакета с едой по памяти. — Иди поешь. Он присел на корточки и высыпал немного сухого мяса себе на ладонь, протягивая его Бель, чтобы та откусила крошечные кусочки, ее усталость замедлила процесс пережевывания, так как она, казалось, была пьяна от лучей жаркого солнца. Когда она, наконец, доела, Джисон потянул за веревочки, чтобы сумка оставалась закрытой, а затем мягко и нежно погладил серую кошку по голове, прежде чем она отправилась в новую позу для принятия солнечных ванн. Джисон вытер руки о свои коричневые брюки, прежде чем встать со своего коленопреклоненного положения, делая при этом глубокий вдох. Когда он вернулся в дом, мама снова рылась, хотя на этот раз в полных кухонных шкафах, и он тихонько хихикнул над ее выходками. Чтобы скоротать время, пока его мать хлопотала на кухне, готовя ему еду для долгого путешествия, он приготовил сумку — кожаную сумку через плечо с одним большим основным чехлом, в котором удобно разместить еду, немного мелочи и все остальное, что может понадобиться. Мама позвала его обратно на кухню, где вручила несколько нарезанных буханок хлеба, а также маленькую баночку маргарина и крошечный пакетик арахиса в качестве закуски на дорогу. Когда он брал предметы, обратил внимание на ее покрасневшее лицо и тяжелое дыхание — оба симптома лихорадки джандифивер, поэтому он решил, что нужно выдвигаться, если он хочет, чтобы мама и жители деревни выздоровели как можно скорее. — Хорошо, все готово, — сказала пожилая леди. — Ты точно знаешь дорогу? Не заблудишься? — Я уже ходил туда, мама, со мной все будет в порядке. — Просто будь осторожнее, хорошо? Я не хочу завтра узнать от патрульного разведчика, что тебя похитил этот проклятый дракон! — Кошмар Хванума и близко ко мне не подойдет, поверь мне, — сказал он, — а если и подойдет, мне придется прогнать его своим угрожающим лицом! — Мне нравится твой юмор, Джисон, — ответила она, поднимая морщинистые руки, чтобы обхватить лицо сына. — Но я серьезно. Будь осторожен. Ты знаешь, что говорят об этом звере и его хозяине. — Я знаю, мама, — Джисон убрал ее натруженные руки со своих щек, ободряюще улыбаясь ей. Она опустила руки, вздохнув, когда ее глаза скользнули по его лицу, прежде чем она повернулась, чтобы отдохнуть в своей комнате, сказав сыну еще одно «Пока». Поскольку в комнате не было никого, кто мог бы отвлечь его или задержать здесь дольше, Джисон снова поправил свою белую рубашку поэта, решив не надевать любимое коричневое пальто из-за толстых желтых лучей солнечного света, которые проникали в его загорелую кожу. Через несколько минут он весь вспотел, даже не выйдя из деревни. Теперь он приближался к восточным воротам, окруженным небольшими коттеджами, не слишком похожими на его собственный, с собаками, бродящими по улице как попало, без какой-либо цели. Джисон поприветствовал единственного охранника, который остался на посту, рассказав, что именно он делает, и добрый охранник открыл тяжелые деревянные ворота, пропуская его за пределы деревни. За официальной деревенской оградой находились пять крупнейших ферм, все вместе окружавших деревню с полями, пастбищами для скота и тропинками, по которым можно было легко пройти. Без этих ферм деревня легко обанкротилась бы, поскольку они стали зависеть от зерновых и мясных продуктов с полей. На самом деле, Джисон был хорошо знаком с некоторыми детьми, которые жили и работали здесь — они не были достаточно близки, чтобы считаться друзьями, но он был бы рад завязать разговор, если бы случайно столкнулся с сыновьями семей Ким или Ли во время поездки в главную торговую улицу деревни. Проходя мимо самой большой фермы в регионе, принадлежащей знаменитой семье Ли, он увидел мальчика примерно его возраста, бегущего по полю за собакой. Его светлые волосы, напоминающие солнце, и жизнерадостное поведение, которое, казалось, исходило от него, позволили Джисону сразу узнать его. — Феликс! — закричал он, подбегая к забору, чтобы опереться на него. Он помахал мальчику рукой с улыбкой на лице, когда Феликс подошел к нему со своей пушистой коричневой собакой на поводке. — Джисон! — Феликс ответил: — Сколько лет, сколько зим! У тебя так сильно выросли волосы! Тебе идет. — Ах, спасибо, Феликс, — сказал Джисон, прокручивая прядь своих слегка отросших каштановых волос между пальцами, когда он осторожно принял комплимент. — А как насчет тебя? Как поживаешь? И кто эта милашка? — спросил он, наклоняясь, чтобы погладить собаку, которая проползла под забором, чтобы Джисон мог ее как следует рассмотреть. — Это Клео! Мы нашли ее за сараем несколько недель назад, и с тех пор она просто живет с нами, — сказал Феликс, с обожанием наблюдая, как его любимый щенок освоился с Джисоном. Та продолжала чесать свои висячие уши и боком шлепнулась на пол, готовясь к тому, что ее задушат любовью и объятиями. Джисон продолжал играть с ней, когда снова начал разговаривать с Феликсом, глядя на блондина, прикрывая глаза одной рукой, сила солнечного света была слишком сильной, чтобы его зрачки могли выдержать. — Мне, наверное, пора идти, — сказал Джисон. — Моя мама будет очень волноваться, если я задержусь дольше, чем нужно. — О-о-о, — воскликнул Феликс, — куда это ты собрался? Особенно в столь утренний час и жару. — У нас в аптеке закончились лекарства, — ответил Джисон. — Мама в панике. Их не будет сегодня, но я подумал, что смогу найти немного на завтра, по крайней мере. — Это лучше, чем ничего, — согласился Феликс, задумчиво кивая головой. — У моего отца довольно тяжелый случай лихорадки джандифевер. Она обостряется каждое лето. Я скажу ему, чтобы он не утруждал себя походом в аптеку твоей матери. Это избавит их обоих от хлопот. — Спасибо, — сказал Джисон, вставая и позволяя коричневому щенку вернуться под забор. — Я просто… Мне невыносимо видеть, как она так злится, беспокоится о себе и деревне. И у нее тоже жар, так что я просто хочу помочь ей, собрав травы. — Это достойно восхищения, — сказал Феликс. — Не многие пошли бы… тем более на день… для родителей. Это долгий путь, особенно в такую жару. — Да, — кивнул Джисон, двигаясь так, чтобы больше не прислоняться к деревенскому деревянному забору. — Я оставлю немного для тебя и твоей семьи. — Не нужно, — заверил Феликс, протягивая руки в жесте, который пытался передать сообщение «стоп». — Все в порядке, — возразил Джисон, — Это меньшее, что я могу сделать для единственного человека, которого я мог бы считать другом здесь. Джисон улыбнулся, увидев, как его веснушчатый друг загорелся, глаза округлились, приняв форму двух ярких полумесяцев. — Я рад, что мы друзья, Джисон, — сказал Феликс, улыбка на его лице излучала солнце, которое подчеркивало его черты, крапчатые звезды, которые рассыпались из глаз на лице. — Тебе пора идти, сейчас. Мы же не хотим, чтобы твоя мама расстраивалась, правда? — Нет, определенно не хотим, — усмехнулся Джисон в ответ, поправляя темный кожаный ремень сумки, который был перекинут через плечи, достаточно тяжелый, чтобы немного тянуть вниз, но не настолько, чтобы это мешало движениям. — Пока, Феликс. Скоро увидимся! Подпрыгнув, Джисон наконец развернулся и начал идти в правильном направлении. Пытаясь отвлечься от подавляющих мыслей об изнуряющей жаре, которая нагревала его, как печь, он уставился на широкий горизонт, разглядывая колоссальные горы слева от него на севере, и то, как земля превращалась из полей в густые леса и кустарники, чем дальше он смотрел вправо. Чтобы добраться до ближайшего места произрастания редкого чиюстема, Джисону нужно будет продолжить путь на восток через Поля Морроу, затем через Великие леса Хванум, где он встретит огромную и широкую пропасть. К несчастью для него, ущелье Сигмуль было единственным местом в пределах нескольких дней ходьбы, где можно было собрать достаточно растения на лето, и к тому же стебли росли прямо в самом глубоком его месте. Он уже был здесь раньше — несколько раз со своей матерью, несколько раз, когда они путешествовали группой среди других жителей деревни; хотя он никогда не отправлялся в это путешествие в одиночку. На этот раз было сложнее отвлечься от изматывающей ходьбы, поскольку Солнце проклинало его лично до такой степени, что Джисон был уверен, что он проснется с обожженной и шелушащейся кожей в попытке исцелиться от повреждений, нанесенных солнечными волнами. После двух одиноких и знойных часов Джисон, наконец, укрылся под прохладным одеялом кроны деревьев, когда вошел в густую линию деревьев Большого Хванумского леса, выбросив кулак в воздух в знак молчаливого празднования, которое мог видеть только он. Он тяжело дышал, когда он практически согнулся пополам под рельефом листьев, которые закрывали солнце, опираясь руками на колени для поддержки, пока он пытался отдышаться, быстрые и неровные вдохи медленно начали стабилизировать состояние его бедных легких. После столь необходимого пятиминутного перерыва Джисон неохотно выпрямился, исправив осанку, чтобы избежать болей в позвоночнике, пока он еще ходит. Поход через лес был гораздо менее суровым для Джисона, с ощущением ангельского бриза на коже, когда он пересекал пейзаж, стараясь избегать любых палок или корней деревьев на земле, о которые он мог споткнуться и пораниться. Он напевал на ходу простую мелодию, которая была распространена среди горожан; песню, которую пели все дети. Оригинальная лирика описывала древнюю землю, землю до появления людей, где растения росли высокими, а звери властвовали над землей, по которой ходили. В ней говорилось о драконе, который жил тысячи лет назад, его чешуя была черной, как ночь, а огненные глаза — вратами в бездну. Песня рассказывала об этом драконе, о его власти и о его королевстве, о том, как другие звери кланялись ему, когда он приближался, о том, как они прятались, когда было слышно, как он парит над головой, его широкие крылья рассекают атмосферу, как лезвия. В детстве Джисон обожал эту песню. Он восхищался ее мелодией, поэтическими текстами. Он даже пытался воспроизвести это в своей собственной работе, сочиняя скромные песни, которыми он делился с младшими детьми деревни. Он никогда по-настоящему не был уверен, почему его так заинтересовала именно эта детская песня. Теперь он сказал себе, что это из-за его креативности, из-за его умелого использования языка — хотя, будучи маленьким мальчиком, еще до того, как он смог понять что-то столь продвинутое, как поэзия и лирика, он знал, что именно история, рассказанная в нем, так глубоко захватила его внимание. Захватывающая история о звере, таком сильном и уникальном звере, которого Джисон никогда в жизни не видел. В детстве желание исследовать было огромным, и хотя его предупреждали об опасности приближаться к дракону, он ничего так не хотел, как увидеть его собственными глазами. Он хотел получить подтверждение того, что эти волшебные существа реальны, потому что, в конце концов, несмотря на явный страх всех, кого он знал, перед ними он испытывал благоговейный трепет. Он помнит, как эту песню пели ему и другим детям деревни, когда ему было всего шесть или семь лет, и горожане были в глубоком трауре по этому конкретному случаю. Он был всего лишь ребенком. Он не понимал, что произошло, когда ему сказали. Только когда он прибыл в Большой зал вместе со своей матерью, чтобы сопровождать остальных жителей деревни, его по-настоящему поразила реальность. Мать Феликса любезно и медленно объяснила Джисону, почему ее собственный сын нежно баюкал ее на руках, его золотоволосая голова была плотно прижата к изгибу ее шеи, ткань ее туники была испачкана слезами мальчика. В ту ночь пропал мальчик. Джисон не был уверен, встречались ли они раньше, но он понимал всю глубину ситуации — особенно то, как сильно это повлияло на Феликса и его мать. В конце концов, не каждый день пропадает ваш брат или сын. Джисон плакал вместе с Феликсом той ночью, пытаясь предложить хоть какую-то поддержку, когда блондин продолжал рыдать, утопая в горе своего пропавшего брата. Семья ждала много дней подряд, и поисковые группы возвращались с пустыми руками почти каждую ночь. Никто не был полностью уверен, что случилось с мальчиком. Некоторые говорили, что он мог споткнуться и упасть в овраг, другие говорили, что его унесло жестким штормовым ветром сезона. Наиболее распространенным мнением было то, что мальчик испытал настоящее несчастье, столкнувшись лицом к лицу с Кошмаром Хванума, когда страшный зверь пожирал его на месте. Эта идея привела деревню в ужас; зная, что это вполне могло быть правдой. Наблюдения за драконом становились все более и более частыми за месяцы до исчезновения мальчика, когда охотничьи отряды возвращались из своих походов в лес намного раньше обычного, опасаясь встречи со зверем ночью, когда, как считалось, драконы процветают. Юный Джисон никогда не верил в теории. Он считал, что дракона неправильно поняли — что, поскольку он никогда раньше не нападал на мирных жителей, он никогда не мог совершить такие зверства по отношению к мальчику всего восьми или девяти лет. Ему снова и снова напоминали, что у драконов нет моральных принципов, и что отсутствие нападений на их собственный народ было просто совпадением. Несмотря на то, что люди постоянно препятствовали его идеям, Джисон вырос с убеждением, что драконы не могут быть дьявольскими порождениями Ада, какими их считали люди. В конце концов, никто из их народа даже не приближался к дракону раньше; все, что они знали, было основано на старых сказках, сказках, которые легко можно было рассматривать как басни. Истории. Джисону нравились эти истории в детстве. Драконы очаровали его. Но, в то время как другие члены их сообщества пришли в ужас от этих существ из-за историй, Джисон был в восторге от них. Он не хотел держаться от них подальше; он хотел быть рядом с ними, видеть их такими, какие они есть на самом деле. К сожалению, его мечты были разбиты много раз, подобно ветке, на которую он только что наступил; шум вывел его из его воспоминаний о мечтах наяву, заставив его выйти из собственной головы и сосредоточиться на дороге впереди. Он надеялся, что к этому времени он был уже недалеко от другого края леса — он не мог сказать, который был час, так как небо было полностью закрыто кронами деревьев, но прошло по меньшей мере полдня с тех пор, как он покинул аптеку. Как раз в тот момент, когда он подумал, что ноги вот-вот откажут ему, слабая полоска света пробралась сквозь линию деревьев перед ним — признак того, что лес становится менее густым, и что он, наконец, добрался до другой стороны. Сочные зеленые листья и красивая коричневая почва становились все более насыщенными солнечным светом, чем дальше он продвигался, золотые лучи освещали остаток пути Джисона. — Наконец-то, — выдохнул он, тихо бормоча себе под нос в силу привычки. Если он продолжит движение вперед, возможно, в течение пяти минут, он приблизится к краю ущелья, сигнализируя о своем приближении к цели, ради достижения которой он проделал такой долгий путь. Конечно, Джисон был прав в своих оценках. Когда он вышел из леса и вскрикнул, едва не упав в глубокую расщелину перед ним, ему понадобилось время, чтобы восстановить дыхание, он лежал на траве, обхватив голову руками, и медленно дышал в повторяющемся ритме. Стены ущелья были украшены довольно ветхими деревянными досками, из которых были сделаны лестницы и платформы для безопасного прохода в глубины расщелины. Деревянные опоры были построены очень давно — возможно, еще до рождения Джисона. Они бывали здесь каждый раз, когда его мать позволяла ему путешествовать с ней, чтобы собирать травы, и каждый визит казался более удивительным, чем предыдущий. Он знал, что должен быть осторожен. Джисон знал, что он не такой уж тяжелый, но слишком сильное давление на неправильную доску может привести к довольно разрушительному и безвременному концу для него, поэтому он медленно и осторожно поставил ногу на самую высокую ступеньку первой лестницы, крепко держась за края ладонями. Он прерывисто вздохнул, когда вторая нога опустилась, официально начиная свое путешествие в глубины. Джисон смог добраться до первой платформы, не слишком вспотев, но, возможно, ранняя победа слишком сильно укрепила его уверенность. Он спустился по второй лестнице и был уже примерно на полпути к следующей платформе, когда ступенька, на которой он стоял, начала скрипеть. В панике Джисон принял свое худшее решение за день. Возможно, месяца. Он спрыгнул на следующую платформу. Эти деревянные доски были такими же неустойчивыми, как и все остальное. Прыжок отправил Джисона прямо сквозь доску, все части его тела были поцарапаны, когда он прорвался, в конце концов приземлившись с резким стуком на тонкое мшистое покрытие дна ущелья. Мох не очень хорошо действовал в качестве подушки. Когда Джисон попытался сесть, он почувствовал, как волна боли пронзила позвоночник, сокращая мышцы спины, когда он с недовольным вздохом потер рукой затылок. Он попытался беспорядочно помассировать кожу, но боль осталась, и было трудно выполнять многозадачность, когда Джисон все еще пытался восстановить дыхание после сильного запыхания. Джисон посмотрел на платформы над ним и обширную дыру в досках. Он не был уверен, как он выберется, но он пересечет этот мост, когда придет к нему. Он огляделся вокруг, сразу же заметив несколько чюстемов, которые он искал на другом конце ущелья. Сверху с земли падал поток воды, создавая на земле миниатюрный пруд, вокруг которого росли растения и мох. Джисон вскочил на ноги, стряхивая пыль и мелкие деревянные осколки, которые упали на него при падении. Его колени и спина болели, когда он хромал, и Джисон почти уверен, что услышал по крайней мере пять хрустов, когда он опустился на колени, чтобы собрать растения. Он медленно начал наполнять свой ранец нефритовыми стеблями и голубыми лепестками, выбирая каждое растение и отделяя его части одну за другой. Он позаботился о том, чтобы вытащить семена и пересадить их заново, поместив их под почву и прикрыв сверху руками. В конце концов Джисон нашел в себе силы встать, хрустнув коленями, когда потягивался. Затем он посмотрел на платформы и решил принять еще одно объективно плохое решение. Он протянул руку, схватившись за неровность в деревянной балке, от которой, как он знал, позже будут щепки. Он поднялся, изо всех сил стараясь не обращать внимания на боль в плечах. Его тактика была на самом деле несколько эффективной. Джисону удалось взобраться на первую платформу, и он плюхнулся на дерево, свесив ноги с края. Он следил за тем, чтобы сохранять вертикальное положение; если бы он наклонился вперед, упал бы прямо на землю, но если бы отклонился назад, прошел бы прямо через отверстие, которое он сделал ранее. В этот момент Джисон понял, насколько он негодный. Вздымание его груди было неприятным напоминанием об этом. Момент был спокойным. Все, что он мог слышать, это свое тяжелое дыхание и свист ветра, доносящийся из ущелья. Конечно, его безмятежный момент должен был быть испорчен. Густое, низкое рычание заменило шум ветра. Глаза Джисона расширились, когда он попытался вслушаться в направление звука — он еще даже не выбрался из ущелья, так что звук должен был доноситься сверху, иначе он бы уже увидел владельца рычания. На макушку Джисона упала влага. Он нащупал ее и поморщился, услышав хлюпанье. Должно быть, она упала на него сверху. Он вытянул шею назад, глядя прямо вверх. Его встретила искаженная фигура — она была безликой и размытой, как будто была сделана не из физической материи, а из густого черного дыма. Единственной частью фигуры, которая не была ходячей тенью, были ее глаза. Круглые, кроваво-красные глаза. Он снова зарычал, и открылось отверстие, похожее на рот, с зубами, торчащими из его дымчатых десен. — Черт. Существо прыгнуло вниз до самого ущелья, приземлившись на каменный пол под Джисоном. Он вскочил на ноги, изо всех сил стараясь зацепиться за следующую платформу. Он оступился. Он пролетел сквозь дыру в платформе, приземлившись лицом вниз, когда его руки зацепились за камни под ним. Он поднял глаза, игнорируя боль на лбу и снова встретился взглядом с существом. Их разделяло всего около двадцати футов. Джисону захотелось наложить в штаны. Существо медленно приближалось, как будто издевалось за то, что он не мог двигаться. Оно глубоко зарычало, и, казалось, что земля дрожит с каждым его шагом. Еще одно рычание оглушило Джисона. Хотя оно исходило не от существа перед ним — дымчатый зверь выглядел таким же испуганным, как и он. Огромная тень погрузила ущелье в частичную темноту. Прежде чем Джисон смог осознать, что происходит, земля под ним затряслась, и пыль с пола разлетелась повсюду. Теневое существо дрожало от страха, делая медленные шаги назад, пока его глаза были прикованы к новой тьме впереди. Джисон чуть не поперхнулся, когда увидел, в чем причина внезапной темноты. Большой зверь, намного больше, чем призрачное видение, занял всю ширину оврага. Он был покрыт с головы до ног черной матовой чешуей, за исключением нескольких незначительных узоров вокруг головы и ног. Затем Джисон заметил гигантские крылья, которые торчали из широких плеч новичка. Они были длинными и широкими, а перепонки, соединяющие костяные части, были из великолепного и блестящего золота. Огромный. Крылья. Золотой. Джисон понял, что видел. Золотой (также называемый Кошмаром Хванума) был мифическим зверем, которого часто обсуждали жители города. Впервые его увидели несколько десятилетий назад старейшины деревни, которые были на охоте; в то время существо было совсем маленьким, но когда его увидели в следующий раз двадцать лет спустя, оно выросло до гигантских размеров. Ходили слухи, что он обитает в Великом лесу Хванум, и его видят только раз в несколько лет те, кто достаточно смел, чтобы отправиться вглубь леса. Все дети города выросли, слушая истории о Золотом драконе, о том, что это был единственный дракон, которого видели так близко от их города за сотни лет. Драконы были редкостью, и поэтому иметь одного так близко к дому само по себе было странным явлением. В историях считалось, что дракона всегда сопровождал грозный всадник — человек с темными волосами, маской, скрывающей лицо, и черной одеждой, которая соответствовала драконьей чешуе нуара. Никто не подошел к этому существу достаточно близко, чтобы что-то подтвердить, но это добавило немного больше деталей к рассказам. Однако Джисон не видел всадника. Дракон прыгнул на теневого зверя, рыча и размахивая передними когтями перед собой. Когти, казалось, пронзили дымную завесу, из которой был сделан мелкий зверь, и он растворился в воздухе, не оставив никаких доказательств того, что он вообще был там. Дракон посмотрел в небо, издав громкое рычание, как будто предупреждая других существ не приближаться к нему. Джисону нужно было выбраться. Затем раздался крик. Звук доносился из-под земли над ущельем, и по мере приближения становился все громче. Джисон только сейчас смог разобрать, что это был за крик. — Саэ! Саэ! Джисон наблюдал, как человеческая фигура приблизилась к краю обрыва. Их внезапный зрительный контакт был тревожным, и это заставило его болезненно осознать пульсирующую боль, которая пульсировала во лбу. Маска, закрывающая лицо человека, и то, как дракон мгновенно откликнулся на их призывы, подсказали Джисону, что это был печально известный хозяин Золотого. Люди много чего говорили о всаднике дракона. Что они были жестокими и процветали в одиночестве — что они обращались с драконом с предельной жестокостью, заставляя существо подчиняться их собственной воле. У Джисона разболелась голова. Он потерял сознание.

***

Когда он проснулся, он был не в овраге. Он, конечно, надеялся, что все это не было сном, потому что он не проваливался через эту платформу дважды и не чувствовал каждую секунду, что все это было фальшивкой. Что-то дышало над ним. Это определенно не было сном. Он поднял глаза и чуть опять не потерял сознание, когда встретился взглядом с острыми, как бритва, зубами и широко раскрытыми золотистыми глазами дракона, уставившегося на него сверху вниз. Джисон рефлекторно закричал и должен был молча молиться, чтобы существо не сожрало его сразу. Этого не произошло. Он просто продолжал смотреть. Звук, который он издавал, был почти похож на лай. — Вижу, ты проснулся. С каких это пор драконы могут разговаривать? Неважно. Это определенно был не дракон. Он почувствовал, как руки — человеческие руки — схватили его за плечи, поднимая его из положения плашмя на земле, так, чтобы он сел прямо. Болел позвоночник, и он ничего так не хотел, как чтобы кто-нибудь сломал его за него. В голове стучало. Ощущение было такое, словно кто-то ударил его металлической перчаткой. Он поднес холодную ладонь ко лбу, поморщившись, когда почувствовал обжигающую температуру кожи. — Как голова? Джисон даже не понял, что чужие руки все еще были на его плечах. Он обернулся — медленно, чтобы еще больше не усугубить головную боль, — и его глаза встретились с теми же, с которыми он на мгновение встретился в ущелье, что, казалось, было всего несколько мгновений назад. Они были коричневого цвета — не шоколадного, теплого коричневого, а коричневого, такого темного, что Джисону казалось, что он падает в пропасть, глядя в них. Маска, которую человек ранее носил, исчезла, открыв Джисону остальную часть лица. Этот человек оказался парнем примерно того же возраста, что и Джисон. Первой мыслью Джисона было, что у парня красивые губы — верхняя губа была чуть полнее нижней, создавая эффект надутости, который вполне подходил его лицу. Самым уникальным было то, что Джисон заметил крошечную родинку на левой стороне носа, создающую контраст между коричневой отметиной и его загорелой кожей. — Слышишь меня? — спросил парень, не отрывая взгляда от лица Джисона. Его глаза метались по всему помещению, как будто он сканировал его. — Да, — ответил Джисон, — голова… болит. — Я так и думал, — продолжил он, кивая головой. — Я приготовил суп. Джисон этого не ожидал. Этот парень — жестокий всадник на драконе из мифов — сварил ему суп? — У тебя такой вид, будто ты увидел призрака, — сказал он. Джисон моргнул. — Это чем-то отличается от встречи с драконом? — Учитывая, что это разные существа, я бы сказал «да», — ответил парень, — Но я понимаю сходство в факторе шока. Предполагаю, ты не часто видишь драконов? — Никогда. Парень издал удивленный вздох, его губы слегка скривились, когда он передавал суп Джисону. Он жестом показал ему сложить руки чашей, и мальчик вложил маленькую деревянную чашу в ладони Джисона. — Это курица с зеленью и помидорами, — сказал мальчик. — Извини, если тебе ничего из этого не нравится. Это все, что у меня сейчас есть с собой. Джисону очень хотелось спросить, почему этот неуловимый человек держал при себе помидоры, но вместо этого он с благодарностью принял суп, поднес миску к губам и сделал глоток. — Хочешь ложку? Джисон смущенно поднял глаза. Ложку? Он был слишком не в себе для этого. — Для курицы, — уточнил он, — это не очень маленькие кусочки. Я готовил в спешке. Джисон внимательно слушал его. — Да, пожалуйста. Парень наклонился к земле и потянулся к небольшому кожаному мешочку, который небрежно лежал на полу. Он вытащил ложку, деревянную, в тон миске. Джисон медленно отправлял кусочки курицы в рот после каждой пары глотков. Боль в голове не утихала так быстро, как он хотел, но теплый суп, стекающий по горлу, мгновенно принес облегчение всему телу. Джисон был так сосредоточен на еде, что не заметил, как к нему подошли и сели рядом. — Нормально? — спросил он, внимательно глядя на Джисона и слегка наклонив голову, как будто ему требовалось одобрения. — Потрясающе, — ответил Джисон, делая последний большой глоток, когда он осушил миску с последними ложками жидкости. — Хорошо, — сказал мальчик, теребя свои пальцы на коленях. — Я не знаю, что с тобой случилось, но эта дыра в платформе в ущелье не выглядела так, как будто ее сделали специально. Я предполагаю, что ты упал — можешь вспомнить, что произошло? — Я определенно упал, — ответил Джисон, ставя миску на пол рядом с собой. — На самом деле, дважды. В первый раз я сильно запыхался — у меня до сих пор болит спина. И во второй раз я приземлился лицом вниз, так что это объясняет головную боль. — Должно быть, это было больно. Ты потерял сознание всего через несколько секунд после того, как я увидел тебя. Если бы не Саэ, ты бы до сих пор был там, внизу. Саэ. Это было имя, которое парень назвал перед тем, как Джисон потерял сознание. — Саэ? — Я знаю, что ты видел ее, — сказал он, — она была рядом с тобой в ущелье. Ее трудно не заметить. А. Саэ — так звали дракона. — О, — воскликнул Джисон, — пожалуйста, передай ей, что я благодарен. Он хихикнул. Милый, крошечный смешок, который показался Джисону раем. — А ты… ты знаешь, где мы находимся? — спросил Джисон, не узнавая своего нынешнего окружения. Они сидели посреди поля, и в поле зрения не было ни единого дерева или реки. — Мы довольно далеко от твоей деревни, — ответил он. — Кстати, я сожалею об этом. Мне просто нужно было увести тебя подальше от этого ущелья. Не тогда, когда его нашла адская гончая. — Адская гончая? — Теневое существо, которое было в ущелье до того, как туда попала Саэ. Я уверен, ты это видел. Верно. В этом есть смысл. — Вот почему я упал во второй раз, — объяснил Джисон, — он рычал на меня сверху. Когда он спрыгнул вниз, это так напугало меня, что я упал. — Они устрашающе выглядят, — сказал мальчик. — Вот почему я называю их адскими гончими. К счастью, все они в ужасе от Саэ, и поэтому мы проделали довольно хорошую работу, держа их подальше от людей. — Я никогда не видел ничего подобного раньше. Я слышал о существах тени в мифах, но я не думал, что они реальны. В последнее время никто не видел ни одного. — Вот почему так важно, чтобы мы с Саэ отпугнули их. Они появлялись время от времени на протяжении многих лет, но никогда так часто, как в последние несколько месяцев. Они и раньше подбирались в опасной близости к деревне. — Ты знаешь, почему они вдруг так часто появляются? — Вовсе нет. Сначала я подозревал, что я просто соединял шаблоны, которых на самом деле не было, но они просто не перестали появляться. Боюсь, в какой-то момент нас с Саэ будет недостаточно, чтобы отпугнуть их всех. — Ну, эм… — Джисон замолчал: — Спасибо, что держишь их подальше от моего дома. — Тебе не нужно меня благодарить, — ответил мальчик. — Мы просто делаем то, что правильно. К тому же Саэ получает настоящее удовольствие от того, что заставляет этих дьявольских собак испугаться. Джисон рассмеялся при этой мысли. Адские псы — Джисон слышал о них, хотя никогда не называл так. Он слышал старые истории о наблюдениях тенеподобных собачьих существ, бродящих по Великим Хванумским лесам, но в последнее время ничего подобного. Он предположил, что если бы не этот таинственный парень и его дракон, было бы намного больше наблюдений. Этот парень и его дракон — два существа, которые, по слухам, были жестокими и неумолимыми. — Почему… почему ты спас меня? Ты мог бы просто оставить меня там. — Ты бы застрял, — ответил мальчик, — ты бы ни за что не смог выбраться, как бы сильно ни старался. Я не мог просто оставить тебя там, поэтому Саэ вынесла тебя оттуда. Джисон улыбнулся ему. Он не был уверен, как выразить свою благодарность, но благодарная улыбка была наименьшим, что он мог сделать для того, кто потенциально спас ему жизнь. — Кстати, куда она пошла? Она была надо мной, когда я очнулся, — спросил Джисон, оглядываясь вокруг, чтобы увидеть, может ли он заметить большую рептилию. — Иногда она просто улетает. Обычно, чтобы поесть наедине, иногда ей просто хочется заниматься своими делами, — сказал он. Джисон был в замешательстве. Этот драконий всадник — по слухам, он полностью контролировал зверя, заставляя его совершать ужасные поступки по своему желанию. Но здесь был печально известный укротитель драконов, рассказывающий Джисону о том, как его дракон иногда просто… улетает. — Я могу сказать, о чем ты думаешь. Я не жесток, каким все меня считают. Саэ не моя собственность. Она мой друг. Джисон не мог ничего сделать, кроме как посмотреть на него. — Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что я немного сбит с толку. Просто… люди рассказывают истории о Кошмаре Хванум и его злобном и властном наезднике, и все в городе им верят. Даже дети! Я… я никогда не верил, что драконы плохие. Я просто не понимаю, откуда они взяли эти идеи, потому что ты… ты такой милый. Я имею в виду, как я уже сказал, ты мог бы оставить меня в ущелье, и тебе тоже не нужно было готовить мне суп, но ты это сделал. — Я знаю, что люди говорят о драконе из Великого Леса Хванум и его кровожадном всаднике. Я просто… Я не хочу соответствовать этому. Я не плохой человек. Я никогда не был плохим человеком, — сказал он. — Я тебе верю, — подтвердил Джисон. — Еще раз спасибо, эм… — Минхо, — ответил парень — Минхо, тонкая квадратная улыбка расплылась по его лицу. Он протянул ему руку, а Джисон протянул свою в ответ. — Джисон, — ответил он. Рука Минхо была теплой.