Всего лишь сон

      Блейн все чаще говорил о свадьбе и детях. Теодора боялась таких разговоров, пыталась избегать, но они неизменно ее находили. Он говорил буднично, будто это был само собой разумеющийся факт. Возможно, для кого-нибудь другого, но только не для Теодоры.       Она не хотела семью с Блейном. Она хотела излечиться. Но спустя шесть лет понимала, что лекарство уже не помогало. А Блейн становился лишь новым грузом на сердце.       Теодора видела, как у него появлялись первые морщины. Как он уставал немного больше, ложился спать раньше.       И, наверное, если бы Теодора не столкнулась с вечностью, не заметила бы эти микроскопические изменения. Но ее бессмертие ощущалось только, потому что люди вокруг старели.       Теодора не состарилась ни на день, а ее душа была полем выжженной травы. Она ощущала себя мертвой. Внутри жила пустота, но и она не приносила должного успокоения.       Она не любила никого, кроме Джона. Она знала, что любила только его. Разум отказывался воспринимать другую информацию, даже он играл против нее.       Она любила его. Она знала, что не полюбит никого другого. — Елена, я люблю тебя, — Блейн медленно опустился на одно колено, — окажешь ли ты мне честь. — Блейн. — Ты выйдешь за меня, прекрасная Елена Флорес? — в его улыбке теплилась надежда, — сделай меня самым счастливым человеком в мире.       Как она могла отказать Блейну? Теодора желала ему счастья. Если Блейн считал, что обретет его с ней, то как она могла разрушить это?       Она расскажет ему. Обязательно расскажет обо всем: о своем бессмертии и настоящем имени. Блейн поймет ее. Поверит ей. Теодора не сомневалась в нем. Она наберется сил и расскажет ему обо всем.       Но Теодора так и не рассказала. Смелости не хватило. Она поделилась с ним любовью к Джону. И теперь его призрак омрачал отношения Елены и Блейна. Но, если Елена была счастлива, то Теодора страдала. — Джон! — крикнула Теодора, гуляя по туманному городу.       Городу, по которому она бродила сотни раз. За углом стоял бар, где каждый вечер звучала музыка. А если подняться вверх по улице, можно зайти на чай к Йоке. Если пойти вниз и свернуть налево, то можно наткнуться на гостиницу, где Лоуренс корпел над своими статьями. А если не сворачивать, то можно встретить читающего Фридриха.       Но Теодора знала, что ей не нужно идти к ним. Ей нужно пойти прямо, пройти мимо фонтана и всех домов по той улице, в конце которой в одиночестве стояла больница.       Она резко сорвалась с места, боясь, что опоздает. Больница уже виднелась сквозь туман, но чем быстрее Теодора бежала, тем дальше та становилась. Она чувствовала жжение в легких и боль в боку, но не останавливалась.       Слезы стирали четкий вид больницы, но Теодора знала, что Джон там. Ей лишь нужно добраться до его кабинета. Он, наверное, заполнял документы или спасал солдата от смертельных ран. Ей лишь нужно добраться до больницы. — Джон! — крикнула Теодора изо всех сил, задыхаясь.       Больница по-прежнему была так далеко. — Джон! — она кричала в надежде, что он услышит ее. Почувствует, что Теодора рядом.       Она вновь проснулась в холодном поту и машинально провела по пустой половине кровати. Блейн всегда ночевал в доме мадам Розетты в дни выступлений на случай, если что-то случится с костюмами.       Теодора заварила чай, смотря на просыпающийся город. Аромат мяты постепенно успокаивал ее, напоминая, что то — всего лишь сон. Но это не казалось всего лишь снами. Чувствовалось, будто кричало ее изувеченное нутро. — Привет, — Блейн нежно обнял ее, когда Теодора бросилась к нему в объятия, — все хорошо. — Да, — она уткнулась ему в шею, — просто соскучилась.       Теодора любила Блейна. За десять лет он стал ее семьей, частью ее жизни. Но с каждым днем она осознавала, что пора прощаться. Они ведь так и не поженились. Не усыновили ребенка. Блейн не по собственной воле попал в вакуум, в котором уже шестьдесят лет существовала Теодора. Но он не заслуживал подобной жизни.       Возможно, когда-нибудь он простит ее за отнятое время. Единственное, что ей оставалось, это надежда. Надежда на то, что и она излечивала его от прошлой жизни: от ран войны, разочарований и боли.       Теодора желала Блейну только счастья. И сейчас, как никогда ясно, она осознавала, что больше не дарила его. Лишь отнимала. — Ты вот так уйдешь?! — Блейн впервые кричал на нее. — Прости меня… — ей больше нечего было сказать.       Прости меня за то, что лгала. Прости, что причинила тебе боль. Прости, что не любила тебя. Прости. И еще тысяча таких “прости”, накопившихся за десять лет их отношений. — Все, что ты скажешь? — Блейн скрестил руки на груди. — Надеюсь, ты будешь счастлив, — с грустью произнесла Теодора. — Он вернулся, да? — сколько боли содержалось в его вопросе. — Он никогда не вернется. — Ты хоть любила меня? — с нескрываемым укором спросил Блейн. — Прости…       Теодора навсегда покинула их квартиру, Италию и жизнь Блейна. Она жестоко обошлась с ним, оборвав все связи. Но впервые за все эти годы Теодора чувствовала, что правильно поступила по отношению к нему.       Она знала, что Блейну было больно. Теодора ощущала то же самое, но это пройдет. Все пройдет. Кроме ее любви к Джону.       Теодора снова столкнулась с одиночеством, а жизнь вновь встала на паузу. Но ничего. Она справится. Всегда справлялась.       Теодора переехала в Лондон. Она даже не была уверена, что Джон родился в Англии. Но именно здесь она особенно остро чувствовала связь между ними. Будто красная нить, протянутая к Джону сквозь вечность, превращалась в канат.       И в первом же баре Теодора подумала о том, что он был рядом. Она плакала, когда услышала знакомую мелодию, которая звучала аккомпанементом в каждом сне. Пианист даже близко не напоминал Джона внешне, но то, как он играл, оставляло рваную рану на сердце. Или она всегда там была?       Теодора слушала нежную историю любви, окутавшую полутемный бар особой атмосферой тоски. Насколько же далеко ее завел этот путь длиною в вечность. Насколько же далеко он еще заведет.       Но она пообещала себе, что больше не повторит произошедшего с Блейном. Не стоили те минуты ничтожной безмятежности кошмаров и вины перед Джоном. Теодора слишком поздно поняла, что при частом использовании целебный бальзам терял свойства.       В какой-то момент Блейн просто стал частью зияющей дыры у нее в груди. Самое печальное во всем этом было то, что она не жалела о разрыве. Теодора не ощущала и половины той боли, что до сих пор тлела в ней после ухода Джона.       Она все еще любила Джона. Она все еще ненавидела Джона.       Полупустой бар стал свидетелем слез отчаяния и клятвы, сотканной из боли и разочарования. Бармен с пониманием смотрел на Теодору, когда освежал напиток.       Наверное, она явно не первая, пришедшая сюда, чтобы утопить горе в алкоголе и музыке. Жаль, что ничего не помогало.       Теодора ушла, когда магия пианиста угасла, развеянная осенним ветром. Она сильнее укуталась в пальто, тихо ступая по темной улице Лондона в квартиру, которая обещала стать ее убежищем.       Теодора так устала бесконечно переезжать, искать новую работу и создавать новую личность. Она не хотела заводить друзей и влюбляться. Они уже были у Теодоры. И больше всего на свете ей хотелось состариться с ними в объятиях любимого человека.       Спустя несколько дней Теодора нашла подходящий вариант и уже надеялась отправиться на работу. Солнце освещало ее маленькую квартиру, и она предположила, что это хороший знак. День будет хорошим.       Несколько грубых ударов по двери развеяли тишину, а Теодора напряглась. Домоправительница была пожилой женщиной, которая вряд ли бы так яростно ломилась к ней.       Теодора нахмурилась, размышляя, стоило ли ей вообще открывать какому-то незнакомцу. Но все же подошла к двери, взглянув в глазок. И увиденное ее потрясло.       Теодора распахнула дверь, уже думая о своем сумасшествии. Но он стоял на месте. Не двигался, пристально смотря на нее. Он не снился, а любое упоминание всегда растворялось в воздухе. Теодора не видела его лица уже шестьдесят лет.       На пороге ее квартиры находился Джон. — Теодора, — тихо сказал он.       Как же было приятно слышать свое настоящее имя спустя столько лет. Его голос звучал как горечь прошлого, как концентрированная боль, преследовавшая ее на протяжении бесконечного одиночества.       Теодора думала, что сошла с ума, но Джон подошел ближе и нежно, почти невесомо коснулся ее плеча. Он был реален. Это был Джон. Она набросилась на него с кулаками, выплескивая ярость. — Где ты был?! — каждое слово сопровождалось ударами по его груди. И он позволял, ожидая, пока девушка успокоилась бы.       Теодора расплакалась, когда Джон сжал ее в объятиях. Он что-то шептал и успокаивающе гладил Теодору по голове. Но она не слышала, лишь сильнее цеплялась за него, будто бы за спасательный круг.       Теодора буквально рассыпалась в его руках, понимая, наконец, что от нее совсем ничего не осталось. Она всхлипывала, обнимая Джона. — Прости меня, — его голос стал более отчетливым. — Я ненавижу тебя, — прошептала Теодора, глядя ему в глаза, — я ненавижу тебя, потому все еще люблю. — Я тоже люблю тебя, — также тихо произнес Джон. — Где ты был? — Теодора оттолкнула его, — где ты был все это время? Ты знаешь каково это? — слова почти обжигали, но приносили такое долгожданное облегчение, — я любила тебя, а ты меня бросил.       Джон поцеловал ее, наверное, потому что ему больше нечего было сказать. Она ответила, чувствуя, как становилась полноценной. Он словно собирал ее по частям. И казалось, что один поцелуй сумел стереть годы тоски, скитаний и беспросветного мрака.       Страх шептал, что это нереально. Джон жил только в ее голове. Но он действительно был здесь и нежно целовал, расстегивая платье Теодоры. Стоили ли эти крупицы счастья боли, которая неминуемо ждала впереди? Да. Ведь он стоил всего.       Джон продолжал целовать ее, медленно опуская Теодору на кровать. В его глазах отражалась любовь, которую она шестьдесят лет хранила в своем сердце. В его руках ощущалась вся нежность, которую она берегла только для него.       Он был единственным, кто понимал ее. Он был ее единственным.       Теодора чувствовала, что Джон не хотел причинить ей боль. Еще больше боли. Он нежно касался ее груди. Мягко целовал шею, спускаясь все ниже. Она даже забыла, что такое возможно. — Джон, — простонала Теодора. — Я люблю тебя, — прошептал он, приподнимая ее руки над головой.       Это была лучшая ночь в ее жизни.       А потом Теодора проснулась.       Она бросила рассеянный взгляд на часы. Был выходной, но надежды на то, что получится еще немного поспать, совершенно не оставалось. Теодора посмотрела на расслабленного Блейна и укрыла его одеялом, которое тот вечно сбрасывал во сне.       Самый странный сон, который когда-либо видела Теодора. Она с такой легкостью переспала с Джоном, несмотря на безграничную агонию, в которой оказалась по его вине.       Она любила его. Она ненавидела его. Она бы никогда не простила его.        Теодора коснулась обручального кольца. Как хорошо, что это был всего лишь сон.