Всего лишь сон

      Теодора не могла вспомнить их последнюю встречу. Они пили чай у Йоке или целовались в его кабинете? О чем говорили? Она не могла вспомнить, как бы ни старалась.       Теодора просто не думала, что та встреча станет последней. Она не предполагала, что их прощание осядет горечью между строк его письма. Письмо, которое не объясняло ничего, просто ранило ее на долгие годы вперед.       Теодора хранила письмо Джона, счастливую ручку Лоуренса и чашку из любимого сервиза Йоке. Все эти бесполезные вещи и бесценные воспоминания лежали в коробочке, которую Теодора возила с собой, куда бы не заносила ее жизнь.       А жизнь приготовила для нее массу сюрпризов. Не все из них были радостными, но некоторые восхищали и будоражили. Неожиданные встречи выливались в удивительные приключения, а после в отличные статьи.       Порой это полностью захватывало ее. Только работа позволяла вздохнуть полной грудью, несмотря на стекло, осевшее в легких и ожидавшее нужный момент.       Теодора научилась жить с зияющей раной в груди, которая напоминала о себе одинокими ночами, когда она погружалась в прошлое. Но под гнетом новых событий оно неминуемо стиралось со страниц ее бесконечной жизни.       И по-прежнему как бы Теодора ни старалась, не могла вспомнить последнюю встречу с Джоном. Она помнила его улыбку, пальцы, которые с любовью перебирали клавиши, черные глаза, смотревшие с вызовом и неким интересом. Интересом, который Теодора не могла идентифицировать до определенного момента.       Она помнила и их первый поцелуй. Помнила, как желание разгоралось внутри. Желание чего-то большего. Теодора помнила все о нем, кроме последней встречи. Что она сказала? Что ответил Джон?       Вопросы, витавшие в воздухе, не оставляли ее, но Теодора продолжала жить дальше, хотя других вариантов у нее и не предвиделось на ближайшую вечность.       Вскоре она обосновалась в Италии, устроилась журналистом, и, хотя сначала начальник относился к ней с откровенным пренебрежением и жутким скепсисом, Теодора убедила этого сексиста в своей пригодности.       Работа радовала и утешала ее. Когда Теодора писала, она забывалась. На время проблемы растворялись в множестве расследований и статей. И ей было хорошо.       А потом она встретила Блейна. Когда-то несколько лет назад Теодора писала статью про дом мадам Розетты. Расследование был долгим и кропотливым. Но сама мадам Розетта оказалась закрытой и весьма подозрительной женщиной, так что статья вышла сухой и поверхностной.       Теодора узнала о том, что Блейн работал там, только когда сдала статью и случайно столкнулась с ним в кофейне. — Простите, — сказала Теодора, столкнувшись с ним в проходе. — Ничего, мисс, — неловко произнес Блейн. — Просто Елена, — она улыбнулась. — Блейн.       Потом они сталкивались еще несколько раз. Они кивали друг другу из вежливости и улыбались. Позже Теодора специально начала заглядывать в кофейню в одно и то же время.       И спустя несколько месяцев она уже не могла найти начало их истории. Но когда Теодора смотрела на Блейна, ощущала странное облегчение. Словно его улыбка и добрый взгляд могли излечить ее шрамы, с которыми не справилось даже время.       Она поняла, что само по себе время совершенно бесполезно. Оно не исцеляло, только напоминало о потерях, вскрывая старые раны в ночи. Время не имело значения. Было важно лишь то, как Теодора использовала его.       И Блейн показал ей, что жизнью можно наслаждаться, даже если она бесконечна. Теодора впервые чувствовала себя такой живой с 1914 года. Она будто снова слышала смех Лоуренса, наставления Йоке и мягкий взгляд Фридриха. Ее друзья вернулись к ней, просто в облике Блейна.       Но Джона не было. Его нигде не было. Он жил только у нее в голове. Теодора боялась забыть его, потому так отчаянно цеплялась за все, что связывало с Джоном. Наверное, из-за него она и не подпускала Блейна близко.       Теодора знала, что время отберет у нее и Блейна. Словно она заранее была готова к такому исходу. Только осознала, что с потерей друзей можно научиться двигаться дальше. Но Джона она никогда не считала другом. И такую потерю Теодора больше не хотела переживать.       Тупая и бесконечно ноющая боль растекалась от сердца с током крови и распространялась по всему телу, словно быстродействующий яд. Теодора по-прежнему выла ночами от невысказанных чувств. От любви к человеку, которого никогда не существовало.       Теодора посвятила вечность журналистике, и какая грустная ирония ощущалась в том, что даже она не воспользовалась магией слова, чтобы вовремя сказать одну фразу. Всего лишь одну фразу, которую сейчас Теодора выкрикивала в пустоту. — Кажется, я просто стою на месте, пока мир вокруг меняется, — произнесла она в один из дней, когда пили кофе в их любимом месте, наблюдая за детьми, играющими в парке. Блейн умиротворенно улыбался и делился историями о своем прошлом. — Я понимаю, — кивнул он, — до дома Мадам Розетты не думал, что смогу обрести. — Счастье? — перебила Теодора. — Покой.       Наверное, она тоже стремилась к покою. К безмятежной жизни вдали от города. Раньше Теодора не задумывалась о семье и детях, стремясь к покорению карьерных вершин, а потом ее лишили права выбора.       И она поняла, что на самом деле была не против мужа и нескольких сорванцов. Теодора хотела состариться с любимым человеком, увидеть внуков и завершить свою жизнь в окружении семьи.       Жаль, что единственный человек, которого она любила, растворился во тьме. — Спасибо, Елена, — прошептал Антонио, нежно касаясь губами тыльной стороны ее ладони, — вы не представляете, что сделали для меня. — Это ваше наследие, Антонио. Я бы ни за что не прошла мимо. — Вы — мое благословение, — сказал он.       Теодора познакомилась с Антонио, когда только приехала в Италию. Он помог ей устроиться на работу и впервые привел в дом Мадам Розетты. У Теодоры, конечно, не получилось проникнуть туда, как она изначально планировала, но Антонио все равно внес огромный вклад в ее статью.       Теодора помогла вернуть бар, который долгие годы принадлежал его семье. И Антонио стал одним из ее близких друзей, точнее стал ее первым другом. Хотя Теодора и ощущала, что он испытывал вовсе не дружеские чувства, пусть и держал дистанцию, как подобает джентльмену.       Но она не могла ответить взаимностью. Ни Антонио. Ни Блейну. Никому. Потому что все еще любила Джона. Ее любовь казалась дикой и безумной. Но по прошествии пятидесяти лет она просто не думала, как еще описать свои чувства к нему. — …я любил ее, — прошептал Блейн, стирая слезы, — и каждый день жалел о том, что не мог вернуться назад. — Жалел? — До встречи с тобой, — он улыбнулся, — с тобой я чувствую, что могу начать жизнь с чистого листа. — Наши чувства взаимны, — Теодора тяжело вздохнула. — Но? — коротко усмехнулся Блейн. — Но я не могу начать жизнь с чистого листа, потому что в прошлом остался один особенный человек, — она заправила прядь за ухо, — и ты первый, с кем я говорю о нем. — Расскажи, — он взял Теодору за руку, — возможно, тебе станет чуть легче. — Он прекрасно играл на пианино, — Теодора сглотнула ком в горле, — он спасал жизни. Он спас и меня. Он мало говорил и редко улыбался, — так сложно и одновременно просто было говорить о нем, — он так внимательно смотрел на других, словно видел их душу. У него был кривоватый, но такой красивый почерк, что немного необычно для врача, — она грустно усмехнулась. — Как его звали? — тихо спросил Блейн. — Джон, — имя почти обжигало, — и я люблю его. Я все еще его люблю..       Это был день, когда Теодора впервые расплакалась в объятиях Блейна.       Позже и правда стало легче. Казалось, теперь Блейн понимал ее. Понимал, когда Теодора становилась задумчивой, замирала возле белой ткани в его мастерской и искала призраков в темноте бара. — Что мы будем делать? — с нескрываемым любопытством спросила Теодора. — Будем запускать воздушного змея. — Не знала, что ты умеешь, — прокручивая в голове их прошлые беседы, произнесла Теодора. — Я научу тебя, — с улыбкой сказал Блейн.       Когда зеленого змея подхватил ветер, Теодора залюбовалась красотой. Такой простой и понятной. Она подумала, что однажды станет этим змеем. Ее подхватит ветер, а якорь прошлого отпустит и позволит стать свободной.       Это был день, с которого начались их отношения.       Несмотря на то, что Теодора обещала себе, что не позволит сблизиться с кем-то, но она нуждалась в Блейне. Как может человек нуждаться в другом человеке. Казалось, что он может сделать ее свободной, ведь ему удавалось с такой легкостью запускать змея. Может быть, с ним и Теодора сможет взмыть в небо.       Она работала, встречалась с Блейном, но все еще любила Джона. Она любила его с каждым днем все сильнее. Если вообще можно было любить сильнее, чем Теодора любила. Оказалось, что пятьдесят лет разлуки - ничто по сравнению с ее чувствами.       Она ненавидела себя. Блейн заслуживал всего, а Теодора не могла ему это дать. Но и не могла отказаться от него. Блейн же был ее лекарством. Ее утешением. Ее покоем. Теодора ненавидела себя, но все равно оставалась с ним. — Что? — она слышала его голос так глухо, будто находилась под толщей воды. — Ты переедешь ко мне? — еще раз спросил Блейн с улыбкой и сияющим взглядом. — Ты же… — она растерялась, — живешь в мастерской. — Я решил переехать, — парировал Блейн, — квартира просторная, и там точно хватит места нам обоим. — Я согласна, — твердо сказала Теодора, наверное, больше убеждая саму себя.       Она думала, что это сработает. Что она полюбит Блейна. По-настоящему полюбит, как он любил ее. Как Теодора любила Джона.       Она видела в глазах Блейна надежду на светлое будущее. Видела безграничную любовь, ощущала заботу и ненавидела себя еще больше. — Я рад за вас, Елена, — с грустной улыбкой произнес Антонио, когда она сообщила ему о своих отношениях. — Простите меня, — она положила руку поверх его. — Пустяки. Я все понимаю, — спокойно произнес Антонио, — не буду лгать, я до последнего надеялся на другое развитие событий. — Простите, — повторила Теодора, не поверив его словам. — Не стоит, я рад быть вашим другом. Надеюсь, вы счастливы.       Теодора была счастлива с Блейном. Он успокаивал ее измученную душу, словно целебный бальзам, который холодил раны и приносил успокоение. Блейн старался. Теодора тоже старалась.       Но когда они съехались, ее прошлое настойчивее проникало в сознание. Ей снилось, как Джон играл, перебирая клавиши и создавая магию посреди войны. Снилось, как они ходили на пикник и Фридрих застенчиво улыбался, когда Лоуренс шутил.       Прошлое не оставляло Теодору, а она по-прежнему не хотела с ним расставаться. Воспоминания с Блейном наслаивались на мысли о Джоне, но не могли затмить их и на сотую долю секунды. Это причиняло боль.       Они продолжали жить вместе. Блейн даже оборудовал для них совместный кабинет, чтобы быть с ней, даже когда работал. — Представь, как мы будем сидеть на этой же скамейке с нашими детьми, — улыбнулся Блейн. — Я не говорила тебе, — Теодора замялась, — но я не могу иметь детей. Прости. — Извини, что так резко заговорил об этом, — Блейн обнял Теодору и нежно поцеловал в висок, — мы можем взять ребенка из приюта, если ты захочешь. В конце концов, у нас впереди вся жизнь.       Вся жизнь. Еще одна причина, по которой Теодоре не стоило втягивать Блейна в свою вечность. Когда-нибудь он умрет, а она снова останется одна. Стоили ли эти крупицы счастья боли, которая неминуемо ждала впереди?       Наверное, да. Потому что Теодора уже жила с этой болью больше пятидесяти лет. Еще капля, как и что угодно в этом мире, ее не убьет.       Она скучала по Джону каждый день, что провела без него. Запах мятного, словно приведение, преследовал ее по пятам. — Чай к завтраку? — усмехнулся Блейн. — Зеленый с мятой, — ответила Теодора. — Еще немного и я буду думать, что ты родом из Англии, — шутил он. — Моя душа точно там, — задумавшись, произнесла она. Или где бы Джон ни был сейчас…       Спустя несколько лет отношения с Блейном стали чем-то настолько привычным, что Теодора уже не представляла, как справлялась со своей болью до встречи с ним. Конечно, раны не зажили, но дышать стало значительно проще. Еще проще Джон проникал в ее сознание, вернее, полностью его поглощал. — Джон! — Теодора кричала в темноте, но знала, что он где-то там, — Джон, пожалуйста!       Она ощущала, что задыхается от истерики, которая даже не позволяла сделать вдох. — Джон! — Теодора опустилась на колени, чувствуя, как тьма обволакивает ее, — Джон, ты нужен мне! Джон!       Тьма становилась частью ее, а Джон все не появлялся. Где же он был все это время? Почему бросил ее в одиночестве? Почему он не любил ее? Почему, почему, почему? — Джон, умоляю, — прохрипела Теодора, — вернись. Вернись. Вернись. Я же не могу без тебя, — она прижала ноги к груди, — не могу…       — Елена, — голос Блейна звучал где-то вдалеке.       Теодора почувствовала, как он мягко коснулся ее плеча, и тут же вскочила с кровати.       — Все хорошо, это всего лишь сон, — успокаивающе прошептал он.       — Сон, — прохрипела Теодора, прикладывая ладонь к мокрому лбу, — всего лишь сон, — ее тяжелое дыхание нарушало тягучую тишину их спальни.       Потом кошмары стали частью привычной жизни. Они чередовались с хорошими снами, где все ее друзья были живы. Но для Теодоры хорошие сны тоже были кошмарами, потому что Джон так и не появился.       Когда-то она боялась, что его образ сотрется из ее памяти. Но он стал ее неотрывной частью и никакие сны без Джона, не могли заставить Теодору забыть его. Разлюбить его.       Блейн тоже не мог. Как ни старался, просто не мог. Она тысячу раз пожалела о том, что рассказала ему о Джоне. Он не осуждал Теодору, но с каждым годом будто пристальнее наблюдал за ее изменениями.       Ей казалось, что в какой-то период Блейн пытался вытравить Джона у нее из головы и заменить в сердце. Но чтобы он ни делал, ничего не получалось. Блейн был мягким и заботливым. Блейн старался наполнить жизнь Теодоры разнообразными и яркими событиями. Событиями, с которыми ассоциировался бы только он. — Кофе? — с сомнением спросила Теодора. — Доброе утро, — Блейн мягко поцеловал ее в уголок губ. — Ты встаешь раньше, чем обычно, — она давно это заметила, но сперва не подавала вида. — Хочу радовать тебя завтраком каждое утро, — широко улыбнулся Блейн. — Спасибо, — Теодора опустила взгляд на свежесваренный кофе. Она бы предпочла чай.       Джон не вернулся. Она провела в Италии почти пять лет в ожидании его, но он так и не пришел. День тянулся за днем, а Теодора все продолжала ждать. Это ломало ее. Ломало отношения с Блейном, который снова порывался заговорить о детях и браке.       Они уже почти пять лет были вместе, но Теодора даже не думала об этом. Она думала о Джоне. Всегда. Только о Джоне. По утрам поднималась с мыслями о нем. На работе размышляла о том, что он делал в это самое мгновение. Вечерами, когда Блейн рассказывал о прошедшем дне. Ночью, когда мысли не оставляли ее ни на секунду.       Это было ужасно по отношению к Блейну, но Теодора не могла себя исправить. Казалось, если Джон покинет ее мысли, то она рассыплется и превратится в пепел, разлетаясь по ветру. Она не могла отказаться от Джона. Не хотела. — Так красиво, — прошептал Блейн, глядя на пасмурное небо Лондона.       Она искренне радовалась, когда Блейн предложил отправиться в путешествие, но не думала, что одной из остановок будет Англия.       Теодора уже приезжала в Лондон, когда искала Джона. Все заметки, которые у нее были, конечно, оказались ложным следом. Джона Робертса не существовало, но она не переставала искать. Только в Англию больше не возвращалась. Слишком много боли. — Ты сама не своя, — прошептал Блейн, помогая ей снять пальто. — Устала с дороги, возможно, — сказала Теодора. — Он ведь из Англии? — горько усмехнулся Блейн, — Джон, — уточнил он, глядя на ее растерянное лицо.       Это был их второй разговор о Джоне.