This Sano's things

— Форточка на кухне открыта — чтобы дым от сигарет быстрее выветривался и дети не дышали им. Шин ставит стакан тёплого молока и тарелку печенья на стол, перед мальчиком, отходя к окну. — Делает глубокую затяжку, медленно выдыхая в потолок, и наблюдает, как тонкая струйка дыма утекает на улицу. «Ты же знаешь, что Оми будет искать тебя здесь в первую очередь?» — Вака осторожно треплет по отросшим «больше нормы» прядям, усмехаясь. Оми давно бы взял машинку и подстриг бы младшего под ёжика, да только отношения у братьев в последнее время не очень. Оно с таким старшим и не удивительно. Рука останавливается, когда мальчик шмыгает носом. «Не будет. Ему это не надо.» «Ты его брат, конечно же ему это надо.» — хмурится Вакаса. Что этот придурок опять натворил? — Шин давится дымом и от кашля сползает под подоконник, переваривая информацию. На лице Вакасы — чистый шок. «Я ушёл из дома.» — Довёл-таки, Такеоми, ребёнка. Пусть благодарит бога, что не придушил ночью, но всё же... — Хару совсем раскисает, так что Имауши приходится уступить место тому, кто утешать плачущих детей умеет лучше — не на много, но обычно Майки или Эма быстро успокаивались в руках Шиничиро. Тому самому страшно и волнительно обнимать Хару, вытирать сопли своей футболкой и гладить по голове, но сейчас это нужно. — От Шина пахнет сигаретами, точно так же, как от Оми, но сейчас этот запах не кажется таким противным. Они курят разную марку. Шин (не выебывается) самые дешёвые, а потому самые отвратительно вонючие. От такого запаха начинает болеть голова, если долго дышишь. Но Хару думает, что скорее это от истерики. — Его продолжают поить тёплым молоком и гладить, пока телефон старшего Сано светится каждые пять минут — пусть он на беззвучном, Хару всё равно видит надпись «Оми» на экране. И утыкается носом в белую футболку, чтобы не плакать. Его собственный телефон остался дома, как и большинство вещей, ведь банально не было времени собрать их. — Поэтому приходится просить Майки одолжить одежду, а запасная щётка, на удивление, даже не распакована. И пусть чужие вещи ощущались на коже иголками, деваться некуда. Не до загонов, когда так хочется спать. — «Я поговорю с ним завтра, хорошо?» «Мне нечего ему сказать. Я не хочу больше быть Акаши.» — Шин теряется от холода голубых глаз напротив. Хару никогда не был похож на своего брата, так что, легко представить, словно они не родственники вовсе. «Хорошо, тогда кем ты хочешь быть?» — Мальчик отводит глаза, обнимая колени. Этот вопрос явно заставил его задуматься, но Шин не торопит. Он перебирает светлые пряди, а после улыбается.

***

— «Я хочу быть Харучие Санзу, Шин-нии.» Парень кладёт белую хризантему на могильный камень, после разворачивась и уходя.