***
Перед испытанием с исповедальней, Виолетта знает, что должна рассказать. Редакторка, подходившая к ней хоть и непрямо, но достаточно чётко намекнула, что стоит раскрываться, иначе ей тут жизни не дадут. Очень грубо, но реалистично. Всё, как и всегда на шоу, где выживает тот, кто интереснее, кто сильнее и кто готов идти до конца. Она не такая глупая, чтобы не понимать простых истин. Шатенка жалостливо просит об одной вещи и видит, как женщине неудобно, но та слишком хорошо к ней относится и тяжело вздыхая, говорит: — «Ладно, только чтоб в кадре ничего не было.» — и уходит разбираться с тараканами остальных учениц этой школы. Когда-нибудь они доведут её. Виолетта не успевает сказать спасибо, да и не помнит об вежливости сейчас. Вновь страх, вновь мурашки бегут по коже, потому что она не чувствует себя готовой к откровениям. Нет ни малейшего желания говорить с отцом и тем более говорить об этом. О прошлом, которое, к сожалению, нельзя изменить. Пацанка сомневается уже в своём решении и просьбе. Может, пусть лучше выгонят и она вновь сможет вернуться к своей обычной жизни, избегая этих ёбнутых тем, крошащих её менталку на отвратительные куски. Оголяющих темы, неподходящие для лишних ушей. Она топчется на одном месте в нерешительности. Готова ли она сама и готова ли другая, которая и не подозревает о планах Малышенко. Сделать шаг вперёд, не оглядываясь назад, оказывается очень трудно. Уверенность приходит неожиданно резко. Да и не уверенность это, на самом деле, а скорее то чувство, которому нет названия. Оно ощущается, как что-то среднее между «будь как будет», «живём единожды» и «не умру же я от этого». Виола подходит к сидящей отдельно Лизе, которая смотрит на неё весь преодолеваемый путь к своей персоне. Во всём её поведении и жестах читается осязаемая нервозность и неготовность к чему-либо шокирующему. Старшая явно не ожидает, что Ви подойдёт к ней сама, при девочках, и сядет рядом. Для других они всё ещё чужие. Незнакомки, которые и не говорили толком. Находящиеся на разных концах одного островка. Но имеющие только минимум взаимоподдержки и общепринятую недо-вежливость по отношению друг к другу. Но Виолетта, вырывая из мыслей, наклоняется к уху девушки, чтобы минимизировать исходящий шум. — «Пойдем со мной на исповедь.» — отклоняется и сразу же смотрит на реакцию. Чтобы понять, не перегнула ли, не поступила ли слишком неразумно, не столкнётся ли с отчуждением. А Лиза просто в непонятном даже для себя шоке. Это нельзя определить — как приятное или неприятное чувство. Она застывает в подвешенном состоянии, потому что не верит до конца в правдивость чужих слов. Затем шатенка, вновь наклоняясь, добавляет — «Мне нужна ты.» — и встаёт, отходя, давая время подумать. Она зовёт послушать исповедь, потому что нуждается в её поддержке. Потому что Лиза должна услышать какая она — Виолетта Малышенко. Потому что Лиза всё ещё нужна ей, как ощущение твердой почвы под ногами. Потому что Лиза — это спасительный кислород, когда она начнёт вновь задыхаться. Хоть она и не уверена, что брюнетка согласится, но надежду в ней, к необоснованному счастью, не выжгли ещё ни наркотики, ни родители, ни ёбанная отвратительная жизнь. Поэтому, когда наступает её очередь, девушка встаёт и сразу оглядывается по сторонам, в поиске чего-то определённого. Андрющенко прежде смотрит на неё, будто решаясь, и встаёт следом. Кира, находящаяся рядом, сразу подмечает в своей привычно около шуточной манере: — «А ты куда, Лиз?» — не особо ожидая ответа конечно, ну а вдруг? Лиза и не смотрит в ответ. На ходу, цепляя своим плечом стоящую Виолу, бросает: — «Надо с редакторкой поболтать.» — уходя дальше. Кира смотрит на Виолетту, а та создавая впечатление искреннего недоумения, пожимает плечами. Мол, кто знает, что в голове у этой Индиго. Забавно только то, что она и вправду не знает. Не имеет ни малейших предположений. Никогда по сути и не имела. Виола идёт и сомневается в каждом шаге. Видя лишь краем Лизу, стоящую сзади, около этого долбанного и три раза проклятого сооружения, немного выдыхая. Но очевидно предвидя, что после разговоров она выйдет полностью разбитой вновь, как на каждой терапии до этого.***
Отец. Тот, кого не было рядом, когда он был так нужен. Не было от него вообще никакой любви, никакой заботы. Не было блять ничего. Она содрогается, начиная вспоминать. — «Я помню это… — каждое слово высекается внутри неё — когда меня изнасиловали, — слышит реакцию Розенберг — мама…мама не встала на мою сторону, а папы…тогда просто не было рядом.» — слёзы начинают душить. Говорить всё труднее, но она должна — «Я ещё тогда думала о том, что сделала не так, — девушка не признаётся, что думает об этом до сих пор — за что меня бросили даже мама и папа, оставили одну разгребать вот это…самой…» — как остановить этот поток из кошмаров перед глазами. Как забыть момент, который уничтожил. Как исчерпать из себя этот ужас и страх, наполняющий до краёв. Это всё так нереально. Она не может ничего сделать, не может уничтожить тех, кто убил её однажды, заставив пережить ад на яву. Любовь задаёт свой типичный психологический вопрос — «Как ты пережила этот период, Виолетта?» — в ожидании, чтобы разобрать очередную покалеченную личность по полочкам. Виолетте хочется истерить только больше. — «Никак, закидывалась наркотой, а затем мечтала, что конкретная доза окажется летальной.» — правда, вот она какая. Некрасивая, неудобная и отталкивающая. Это наше уродство, которое мы несём каждый день. Малышенко не смогла избежать данной участи. — «Я чувствовала, что не нужна никому. Чувствовала себя грязной и мерзкой, это было так блять больно, что пиздец.» — стискивая собственную голову руками, пацанка мечтает только о том, чтобы забыть всё. Подаваемый кем-то телефон, увы не даёт такой возможности.***
Виола выходит из мерзкой исповедальни, в грязных слезах. Её трясёт, потому что она выговорила всё, что держала в тайне так долго, но ей стало словно только тяжелее. Это неописуемо, так как оно просто-напросто бурлит внутри тела, не имея выхода. Но Лиза подходит к замершей девушке, как только чужая нога выступает из места откровений. Она сначала долго молчит, но затем притягивает в объятия. Ровно тогда Малышенко отпускает хоть немного, младшая чувствует себя в безопасности и истерика накатывает по новой. Брюнетка гладит её по голове, по спине и прижимает так близко, как только может. Сейчас это их общая боль. Нет двух разных личностей, нет недопониманий и нет барьеров. Есть только прошлое, которое нужно переступить. — «Всё хорошо, я рядом, малышка.» — шепчет на ухо, продолжая держать их обеих здесь и сейчас — «Нет того, с чем мы не справимся.» — уверяет так, как никогда и никого прежде. Виолетта держится за тело другой так, словно без неё сама исчезнет. Распадётся на молекулы и не будет больше той Малышенко, к которой все привыкли. Она сжимает талию Лизы, вцепляясь пальцами, потому что впервые за долгое время не чувствует себя одной-одинешенькой в этом мире. А Андрющенко вытирает девичьи слёзы, наполняя силой чужое тело, чтобы помочь пережить, помочь не упасть вновь, помочь держаться так, как Ви обязана. Обе знают, что Лизе ещё предстоит пережить её звонок, обе предполагают кому придётся звонить, но откладывают это.***
Идеальный партнёр. Или партнёрка? Кто же это?
Испытание с выбором идеального мужчины для романтических отношений изначально казалось всем практически полным абсурдом. Но, кажется, никто и не был особо впечатлён. Все помнили о том, где они именно находятся. Приходилось играть по чужим гетеросексуальным правилам, написанных российским законодательством. Лиза на всё это лишь немного удивлённо хмурится, а Виоле, по правде говоря, абсолютно похуй. Собственно, Виолетта уже давно знает о своих «идеалах», а натуру шута, который может выкрутиться из любой ситуации, никто из неё вытянуть так и не смог. Хотя пытались. Но всё идёт немного не так, как задумывалось. Конечно же. Законы жизни. Лиза под влиянием задания на своём манекене цепляет: «спокойный», «образованный», » ответственный» и «независимый, чистоплотный». Не подразумевая кого-то. Не думая даже о бывшем, и тем более о своём маленьком настоящем хаосе. Это просто комфортный образ человека, с приятными чертами. Нет каких-либо мыслей, только бы побыстрее выполнить задание и уйти от темы отношений с любыми предполагаемыми мужчинами. И садится на своё место, давая возможность заиграться тем, кто заинтересован больше. Виолетта выходит, уже держа что-то неприятное внутри себя. «Красивый», «юморной», «чтоб были татуировки» появляются на пластмассовом мужчине, и в конце добавляется «эмоциональный, тактильно принимающий». Она грубо выражается, очерчивая вокруг себя границу. «С противоположностью у нас разговор короткий» — объективная ложь, но плевать. Возвращается, посылая воздушный поцелуй в сторону Лизы, которая отводит недовольный, уязвлённый взгляд. Потому что ей не всё равно. Впервые вот так, не всё равно на чьи-то слова, понимая, что Виола говорила это всё только для неё. И она давно зареклась что не будет меняться ради кого-то. Но её слова зацепили. Тактильность, поцелуи, секс — это не её опера. Она хреново играет в романтику, да и в отношения в принципе. Андрющенко не может перекроить свою поломанную психику под стандарты общества, но хочет дать другому человеку комфорт, улыбку и немного…это странно произносить даже просто в голове, но счастье. Отмечая, что это уже непростой человек, кто-то другой, но она ещё не готова давать этому определение. Пока что. Брюнетка и не обращает особо пристального внимания на дальнейшее задание. Всё думает и думает о словах Малышенко, и даже не злится на неё, потому что они никогда не говорили на эту тему. Но при этом Ви всегда чувствовала, что сама старшая воспринимает всё иначе, может немного необычно, но этого никак не изменить. И шатенка всегда уважала данные ограничения, не давила, Лиза была ей благодарна за это. Поэтому услышав чужие завуалированные перед другими мысли, не хочется отворачиваться. Наоборот только присутствует жажда понять друг друга, объясниться и сделать шаг не по одиночке. «Где я…мы можем найти компромисс?» — мелькает горящим огоньком в голове.Как же это трудно. Боже.
***
Из-за произошедшего в последние дни они возвращаются к взаимо-молчанию. Лиза только думает, думает, думает. А Виола пытается усмирить не утихающие ломки, которые сводят её с ума, отдаляясь понемногу ото всех, злясь даже на Рони, которая делает два шага назад от их дружбы, но всё ещё пытается держаться в рамках здорового уважения и дружелюбия.Атмосфера пока неисправимо накаляется.
***
Чувственные танцы с партнёрами-мужчинами — по скромному мнению Малышенко, являются просто лютым пиздецом. Когда её наряжают в непонятно что и при этом касается какой-то незнакомец, с которым она обязана показать любовь, все личные триггеры вылазят на поверхность. Приходится раз за разом вывозить всё в шутках, смехе и несерьёзности, потому что это привычная защитная реакция. Шатенка не умеет по-другому. Никто не научил иначе. И сейчас она нуждается в помощи, как никогда ранее, но оглядываясь…не видит рядом никого, кроме серьёзного взгляда Лизы. Которая ни за что сейчас не подойдёт ближе, но всё же даёт понять, что ей не всё равно. Сидит там в уголке, будто ждёт своей очереди, но на самом деле, только молча передаёт: «Дыши. Это просто танец. Всё хорошо. Никто не посмеет тебе причинить вреда.» Никто из девчонок на проекте по-настоящему и не видит проблем, боязни Виолы, кроме неё. Как-то непредвиденно сложилась такая сюрреалистичная ситуация, к которой ни одна не была предрасположена. Но шатенку это неожиданно устраивает, она и мечтать не могла о поддержке от такого рационального человека. Девушка пытается вдохнуть и выдохнуть. Всего лишь один танец, парень, которого она больше никогда не увидит и Лиза, которая несмотря ни на что всё же всегда поблизости. Она должна с этим справиться. Ей ведь не чужда любовь. Влюблённость. Чувства к другому человеку. Она может это показать, верит, что может. Особенно сейчас, когда наблюдает та, с кем хотелось начать строить что-то новое, настоящее и искренне правильное. Осталось взять саму себя в руки. Именно так.***
Ночью того же дня с испытанием танцем, они пытаются поговорить, но им мешает подоспевшая Михайлова с чего-то решившая возобновить близкое общение с Лизой. Последняя долго-долго сомневается, но даёт шанс на попытку перезагрузки. Возможно, они обе были тогда неправы в созревшем слишком быстро конфликте. В тот день Виола тревожно засыпает раньше других, а Андрющенко долго обсуждает недопонимания с Юлей. Следующий же день — обычный выходной. Все просто отдыхают и ничем особым не занимаются. Лиза делает вид, что читает, хотя за всё время и перелистнула от силы страницы две, девчонки играют в какую-то настолку, а Виола валяется с Крис, говоря обо всём и ни о чём одновременно.***
Вечером Виолетта захватив пачку спрятанных сигарет выбирается на балкон в одиночестве. С неба немного капает дождь, но ей это ни по чём. Она нуждается в чистом воздухе и никотине, который бы заполнил лёгкие и немного облегчил её тяжёлую голову. Хочется немного свободы. Когда она слышит шаги за спиной, то не оборачивается назад. Ей просто всё равно, кто бы это ни был. Пацанка делает очередную затяжку, выдыхая ментолово-вишнёвый дым. Сигареты были откровенно посредственные, но тут не приходилось шиковать с подобным. Что дают — то бери и говори вежливое «спасибо за дань». Кто-то наконец-то садится рядом. А Виолу флешбечит о моменте их разговора на крыше с Мишель. Она ведь действительно не послушала блондинку. Это вызывает непонятную грустную усмешку. В это время девушка сидящая в паре сантиметров, всё же начинает беседу: — «Заболеешь ведь сидя здесь, Виолетта» — шатенку передёргивает, она поднимает взгляд на Лизу, находящуюся рядом с ней. Они так долго бегают друг от друга, что, то, что Андрющенко сейчас здесь кажется чем-то нереальным. Малышенко не отвечает брюнетке. Только выдыхает ей в лицо очередную затяжку, заранее предполагая, как той это не понравится. Но Лиза не злится. Сегодня она не настроена на перепалки или ещё что. Слишком устала от этих постоянных побегов от человека, которому небезразлична. Как-то некрасиво получается. — «Знаю, ты злишься на меня, Виол.» — Ви на это фыркает отворачиваясь. — «Я виновата во многом, что сейчас происходит и я хочу попросить прощения. Не умею я в нормальные взаимоотношения, потому что сама не особо нормальная видимо.» — Младшая чувствует, что девушка рядом не отводит от неё взгляда. Прожигает насквозь до последнего, пожалуй практически что, умоляя, ответить. — «Я не злюсь, Лиз.» — это правда, но говорить с ней от этого не легче. — «Ты мне нравишься, ты же знаешь, да? Я не могу выкинуть тебя из головы. Пиздец. И злиться на тебя тоже не могу.» — почти упрекая, произнося глаза в глаза. Старшая смутившись, опускает взгляд. — «Я не умею в эмоциональность и тактильность, малыш.» — говорит больше своим сцепленным в замок рукам, чем своей собеседнице. Но, конечно же, Малышенко сдаётся. Обмякает. Потому что это её Лиза, а не кто-то другой. Лиза, которая знает её, как отчаянную, потерянную наркоманку. Лиза, которая целовала и успокаивая её, несмотря ни на что. Лиза, которая каждый раз делает больно, потому что сама боится. Лиза, которая поломанная и разбитая, но находящаяся сейчас здесь, рядом. — «Если меня выгонят завтра, что бы ты мне сказала на прощание, Лиз?» — Ви спрашивает, предполагая, что этот вариант событий очень даже реален. Её тут не особо жалуют, как оказалось. И она не знает, что ей делать в этом случае. Не знает, что делать дальше со своей тупой головой. В подобный вариант верить не хочется. — «Не нужно так говорить.» — отвечает брюнетка. Потому что этого не может быть. Не может её «Escapade» уйти первее, чем она сама. Ей нужнее. В этом сомнений не было и нет. Она отвергает даже малейшие мысли. Не понимая, что Виолетте это нужно. — «Просто ответь. Мне правда интересно.» — нужно, чтобы понять кто они друг другу, стоит ли пытаться или лучше всё бросить и забыть. Но она всё ещё честная, прямолинейная и отчуждённая. Всегда такая. Её мысли и слова всегда подобны ей. — «Я сказала бы, что желаю тебе всего самого наилучшего и только искреннего счастья. Вот что я бы сказала.» — ни больше, ни меньше. Предельно ясно и честно. В кого же она влюб…боже. — «Скучала бы?» — между строк звучит «успокой, соври, дай надежду, умоляю». Дай нам шанс. — «Не знаю, я не умею скучать, мне кажется. Я не хочу врать.» — качает головой, зная, что это совсем не то, что хотелось бы услышать младшей. Остаётся последняя надежда, последний долго мучающий вопрос, который она решается задать. — «Ты тогда поцеловала меня из-за жалости?» — потому что это сидит внутри гадким тараканом, пугая всех и вся хоть немного хорошее. Нервная кривая улыбка, прослеживается на чужих губах. — «Виолетта, конечно нет, что за глупость.» — поднимая взгляд, оценивая ситуацию, не осознавая до конца собственных слов. Ви это задевает. Она чувствует себя маленьким ребёнком, которого вновь недооценивают. — «Да, может я реально глупая. Именно поэтому я блять нихрена не понимаю, что происходит у тебя в голове, Лиза. Мне нахуй не сдались эти твои эмоциональные качели.» — выкидывая окурок куда-то в жестяную припрятанную банку, она собирается встать и уйти. Она устала. Но Лиза вовремя хватает её за руку, притягивая сесть обратно. И вот неожиданно сама Андрющенко, оказывается сидящей на её ногах, просящей прощения. — «Прости, прости, я не это имела в виду. Ты не глупая, слышишь, не глупая.» — гладит, вновь как она любит, по лицу, по тату с молнией, от которой никогда не может отвести взгляд и всё говорит, говорит, говорит, будто не отдавая себе отчёта в своих же действиях. — «Ты прекрасная, прекрасная, слышишь. Так нравишься, что я сама становлюсь не своя…» — опираясь своим лбом о чужой, выдыхая последние слова в губы и мучая, потому что не целует, а ждёт. Ждёт ответа, прощения, понимания. Виолетта чувствует впервые разрешение на большее от девушки так активно. Чувствует взаимность. Она берёт её за затылок, притягивая к своим губам — «Теперь моя.» — затягивая в поцелуй. Сейчас никто из них не нежничает. Есть только жажда, необходимость и желание чувствовать нужность. Лиза сама углубляет поцелуй, а Виола опускает руки ей на талию, придерживая, ощущая чужую дрожь, как пацанка сжимает бедрами её ноги, в попытке стать ещё ближе, чувствами лучше, больше. Поцелуй со вкусом ментола и вишни, кружит голову. Виолетта не чувствовала такой эйфории с момента последнего приёма наркоты и даже во время их первого поцелуя. Она кусает чужие губы почти до крови, переводит дыхание и втягивает в этот момент снова и снова. Брюнетка цепляется за её волосы, потягивая пряди, она не чувствует желания или возбуждения, для неё всё это иначе. Ей нравится касаться чужой мягкой кожи, ощущать трещинки на чужих сухих губах и вдыхать запах вишни исходящий от неё после выкуренной сигареты. Для неё это необходимое единение, это болезненная близость, которая больше ощущается в голове, чем в теле. Необъяснимо хорошо, приятно, что это именно этот человек, что именно она, её малышка, её хаос сбивающий все преграды на своём пути и никто другой. В голове взрываются настоящие фейерверки и это становится страшно-прекрасно. Они обе задыхаются. Отстраняются друг от друга, но всё ещё продолжают дышать одним дыханием.Они пересекли границу…