***
Они вместе в пустой комнате Виолетты, пока другие девочки на ужине. Андрющенко оправдывала своё нахождение здесь только тем, что ей после терапии просто не хотелось даже смотреть в глаза остальным пацанкам, не говоря уже о совместной трапезе. Почему-то выбор для уединения пал на это место. По всей видимости из-за осязаемо стоящей атмосферы потерянности и боли, так хорошо знакомой самой брюнетке. Она долго смотрит стоя где-то в уголке, и опираясь на чью-то тумбу, на сидящую на своей кровати Виолу. У неё стеклянные глаза и полное отсутствие не только в этой комнате, но и кажется, во всём доме. Лиза спокойно подходит и аккуратно садится рядом с ней. Младшая безрезультатно пытается перевести дыхание, но ей постоянно будто что-то мешает. Охрипшим голосом и сухими губами она произносит — «Скорее всего после проекта я вновь вернусь к этому…»Это. Наркотики. Зависимости. Самоуничтожение. Желание и-с-ч-е-з-н-у-т-ь.
На её лице отражается сия тьма, поглотившая всё внутреннее настолько давно, что и не получится понять, когда было положено начало. Шатенка горько усмехается. Переводит на неё взгляд, но будто не видит. — «Может это даже лучше, ведь после того, как ты уйдёшь, я смогу видеть тебя хотя бы как галлюцинацию.Зачем. Зачем. Зачем.
— «Тебе нужна рядом я или спасатель, который будет уберегать от очередного приёма новой дозы?» — конечно Виола молчит. Девушка сама не знает. Она правда не знает. Всё чего она хочет, это быть счастливой без заскоков. Чтоб хорошо было не из-за порошка, а из-за того, что рядом кто-то любимый, что ты занимаешься любимым делом, что ты идёшь правильной дорогой и переживаешь проблемы не лёжа на кровати находясь в очередном трипе. Слёзы на щеках Виолетты появляются сами по себе. Казалось, что они и не прекращались с момента рассказа о матери на психологии. Она почти что задыхается, но пытается сфокусироваться на Лизе, заглядывая ей прямо в глаза — «А ты сможешь спасти меня?» — она горит и боится только того, что старшая сейчас просто уничтожит её своим обыденным холодом. Лиза узнает этот крик о помощи. Сама так же громко и жалостливо кричала — «Помоги. Спаси. Забери под свою опеку. Пожалуйста. Я буду кем угодно. Я сделаю что угодно.» — своему бывшему, когда так нуждалась в ком-то правильном. Только она для Малышенко, как и её прошлый партнёр для неё, последний из правильных вариантов. Всё выйдет отвратительно убого. Она растоптанная после прошлых отношений, не имеющая близкого контакта уже очень долго и человек с зависимостью, которого никто не сможет сконтролировать…смешно. — «Не смогу, Виолетта.» Индиго вновь хочет просто подняться и уйти. И если бы перед ней сидел кто-угодно другой, она бы поступила именно так. Медленно оглядывает сильно подрагивающие руки и плечи младшей, дрожащие губы и мокрые глаза. Лиза всегда в прошлом испытывала неприязнь к такому проявлению эмоций. Особенно, если человек виноват сам в своём «горе». Андрющенко презирала это в себе и так же относилась ко всем остальным. Но Ви, подсаживаясь почти вплотную, шепчет — «Поцелуй меня. Знаю, тебе это неприятно, но больше я ничего попрошу, обещаю» — смотрит на губы и пытается стереть всё ещё бегущие слёзы. Первая реакция — абсолютное нет. Любые прикосновения — это привязка. Это созданное ощущение того, что вы уже ближе, чем просто незнакомцы. Лиза не хочет обретать новую привязанность. Она не выдержит. Это разобьёт всё то немногое, сохранившееся после практически смертельного шторма. И всё же Виолетта выдыхает — «Пожалуйста» — и не остаётся ничего от того самоконтроля, который брюнетка так пыталась сохранить. Она берёт её лицо в свои руки и на первых порах легко касается сухих губ. В попытке не поранить, не пройтись лезвием по ранам, к которым причастна отчасти сама. Однако шатенка цепляется за неё, как за спасительный последний глоток воздуха, перед тем когда ты готов утонуть и пойти ко дну. Сменяет нежность на почти что грубость, кусаясь, как необходимость ощущать, что Лиза рядом, что она не мираж, не галлюцинация и не сон. Что девушка целует здесь и сейчас её, а не кого-то другого. Что Виолетта достаточно важна, чтобы получить отклик от неё. Ви хочется разделять с ней одно дыхание, стать её частью и раствориться. Ощущать эти губы только на своих. Обладать ими и их хозяйкой. Брюнетка четко чувствует, когда они обе нуждаются в остановке. Она придерживает пальцем подбородок и немного отодвигает девичье лицо, прислоняясь своим лбом к её. Второй рукой поглаживая мокрые от невысохших слёз щёки. Успокаивает. Даёт Виоле сделать полноценный вдох и наконец-то выдохнуть полной грудью. — «Всё нормально?» — спрашивает Лиза, не открывая глаз. — «Нет…нет, я…» — в данный момент Ви чувствует лишь жёсткий удар и потребность, так бывает, когда тебя накрывает ломка, а ты понятия не имеешь, когда сможешь достать новую дозу. Тогда выкручивает так, что хочется лезть на стену и разнести в хлам всё окружающее пространство. Это максимально высасывает из тела все жизненные силы, без возможности восстановления. Андрющенко окончательно отстраняется от неё и открывает глаза. Опускает руки и берёт чужие ладони в свои, оглаживая каждый палец, рассматривая кое-где потёртые кольца и легко ощупывает пульс. Ей нужно оставить Малышенко сейчас. Дать время отдохнуть и подумать в одиночку. Но сделать это мягко. Именно так, как она не умеет, а если и умела ранее, то давно уже забыла как. — «Тебе нужно поспать, знаешь?» — надеется, что Виола её слышит. Та наконец открывает глаза, но, скорее всего, не осмысляет всё до конца. Говорит отрешённое: — «Ладно.» Сейчас уязвимо податливая, и Лиза знает, что ей стоит быть осторожнее. Она помнит многое о человеческой психологии, поэтому встаёт, но всё ещё придерживает татуированные кисти рук. Помогает девушке удобно лечь, а затем сама присаживается на корточки у изголовья. Веки Ви быстро закрываются. Шатенка вымоталась настолько, что не дают о себе знать даже боли от синдрома отмены, которые особенно часто прогрессируют ближе к ночи. Никаких чувств, кроме опустошённости, но это приятная пустота. Она выговорила сегодня многое терзающее ежедневно. Это необычно и ново, но она подумает об этом завтра. Брюнетка нежно гладит девушку перед собой по голове, пока её дыхание окончательно не выравнивается. Благо для них обеих, это происходит достаточно быстро и Лиза успевает уйти до момента, когда возвращаются соседки Виолы по комнате, напоследок оставив крепко спящей, после изматывающего дня, младшей едва ощутимый поцелуй на лбу, как обещание хранить произошедшее сегодня только между ними двумя.***
Следующие дни они обе ведут себя так, будто ничего не произошло. Лизу это устраивает, а Виолетта предполагает, что Андрющенко это устраивает и предпринимать что-то она не имеет полномочий. Замкнутый круг. Холод и апатия. Встретились прямо здесь и сейчас. На испытании со стендапом, Виола сталкивается с очередными побочками своего прожигательства жизни. Её тело ломает, а голову кроет. Она не может сидеть, не может слушать, не может воспринимать окружающие её вещи и людей. Это невозможно контролировать. Это идёт рядом с ней, шагает нога в ногу. У пацанки просто нет возможности сбежать, проконтролировать или устранить. Единственный помощник в этот момент — время. Поэтому, когда она отпрашивается у Розенберг выйти, то правда надеется, что оно ей поможет. Вдох. Выход. Становится только хуже. Почему всё так? Неужели теперь вся её жизнь будет сплошным страданием, с короткими проблесками, когда ты можешь хотя бы просто нормально вздохнуть, а затем вернуться к этой же коме. Вновь слёзы. Вновь непонимание. Юля говорила, что у неё это длилось около десяти месяцев. Но как выдержать такое количество времени? Как держаться и не сойти с ума, когда от этого хочется просто сдохнуть. Кто может помочь ей, если даже время издевательски шлёт её куда подальше. На ум приходит воспоминание о том поцелуе, который она спокойно могла бы засчитать за сон. Потому что это было слишком нереально. Потому что Лиза не целует наркоманок. Потому что Лиза не укладывает спать кого-попало. Потому что Лиза контролирует себя, даже если ты встанешь перед ней на колени и будешь умолять. Потому что Лиза даже не смотрит на неё сейчас. Брюнетка вновь стала холодной. Такой, какой она была всегда. Игнорирует, хотя тогда сама пришла, сама разрешила и подпустила к себе. У Ви от этого разрывается голова. Она смотрела на свою блядскую тихую гавань, но при этом не имела возможности получить её полностью. Именно в такие разрушающие моменты, Виолетта мечтала, чтобы кто-то особенный был рядом. Чтобы она гладила её по голове и говорила, что они со всем справятся. Чтобы целовала её, совсем как тогда, и давала уткнуться ей в шею. Как же сука хотелось простого тепла, на которое тот, кого она так хочет, ни за что просто так не расщедрится. Твою мать, как же это всё достало. Она чувствует себя в аду. Вариться в этом чертовом котле и видит только миражи на фоне. Будто сама придумала эту руку, которая тянется ей на встречу. Будто и нет там вовсе никаких зелёных глаз вдали. Будто совсем ничего нет.***
На фотосессии Виола решает, что ей тоже должно быть всё равно. Она знает, что красива, что достойна внимания и что имеет все шансы получить это самое внимание. Когда её гримируют, шатенка смотрит по сторонам, уже предполагая, как другим девчонкам будет тяжело. Хотя они все красотки, достойные больше, чем дешёвые фотосессии на цветном фоне, но тараканы сидящие в голове, просто не дают им этого полноценно заметить. Виолетта не оглядывается на Индиго, недавно переехавшую в соседнюю комнату и теперь мелькавшую перед глазами ещё чаще, потому что ей всё равно. Она обязана убедить себя. Ви знает, что хоть на мгновение посмотрев, увидит то, что невозможно получить. Её наполеоновские планы сбивает Мишель, которая подходит, разворачивает шатенку к себе и начинает что-то рассказывать о не крутом модельном прошлом, по факту ей нужен скорее слушатель, а не собеседник. И Малышенко искренне ей за это благодарна, потому что именно в этот момент фотографируют Лизу и она бы вряд ли могла вклиниться хоть в какой-то разговор. Потому что мыслей нет. В голове впервые за долгое время абсолютная пустота. Она может только смотреть… на эти ключицы, которые брюнетка пытается прикрыть. на тонкую шею, с вызывающей татуировкой, на точёный профиль невероятно красивого лица и идеальное тело, о котором многие могут только мечтать. Сейчас она видит не просто объект перед собой, Виолетта видит эту красоту, которую не способна почувствовать сама девушка, находящаяся в объективе камеры. Внутри неприятно колет, потому что эти фотографии должен делать не случайный мужчина-фотограф, не понимающий даже до конца кого он снимает. И будь у неё возможность, она с удовольствием забрала камеру и сделала всю работу за него. Осознавать, что ты вновь провалился с треском, ещё глубже, в любимое болото раздражает. Сколько не зарекайся, против неё, у Ви нет такой необъятной выдержки. Она чувствует себя животным, в силу того, что это ощущается как что-то на блядских инстинктах. Вот она поманила пальцем и ты уже рядом, готов дать лапу и слушать только её. Мишель заканчивает свой длинный монолог, когда к ним подходит тот самый фотограф и объявляет, что сейчас очередь самой Малышенко. Ей очень забавно и очень весело. Раздеться прямо тут? Давайте два. В её теле сейчас, кажется, всё кипит и требует выхода. Это не стеснительно, не мерзко и даже слегка интересно. Она хочет, чтобы и другие это заметили. Обратили внимание. Желание, чтобы на неё смотрели так, как смотрит она…уничтожает. Виола давно не ребёнок, но то самое «хочу внимание, которого не могу получить» тянется за ней с далёкого детства. На выгоне Ви так же по-детски, хочется дёрнуть за воображаемые косички, комментируя чужое фото. Но старшая брюнетка на это только улыбается и пацанка чувствует, что очередной бой выходит не в её пользу.***
После выгона, закончившегося очень грубым решением преподавателей, всем было грустно. Большинство из пацанок помогали Гаджиевой собирать её вещи, которые она в расстроенных чувствах всё никак не могла аккуратно разместить в чемодане. Кто-то был бы возможно удивлён, но Лизе так же было не по себе. Несмотря на все конфликты, ссоры и даже драки, Мишель не была и никогда не будет для неё врагом. Их взаимоотношения просто встретились с недопониманиями с обеих сторон и это нормально, потому что они уникальные личности с разными взглядами на мир. Андрющенко всё равно хотелось попрощаться с блондинкой, сказать, что она не держит зла и во многом была неправа. Девушка видела практически полную невозможность их примирения в ближайшее время, но всё же не исключала, что хоть на чуточку ситуация могла стать лучше. Когда Лиза решила найти Гаджиеву, Мишель в это же время находилась в ванной и судорожно пыталась найти что-то потерянное в шкафчиках. Брюнетка зашла туда же, прикрыв дверь, чтобы в случае чего, не получить внезапных слушателей, которых в школе было предостаточно. — «Мишель…я…» — начала она, но сразу была грубо прервана. Мишель смотрела на неё волком, готовая в любой момент наброситься. — «Просто не надо, Лиз. Ты последний человек в этом доме, с кем я бы хотела прощаться. Иди блять и помоги сначала себе. — повысив голос сказала девушка — Чтобы больше не набрасывались толпой.» — и оборвала речь, как могла предположить молчавшая сейчас пацанка, но оказалась не права. Миша приблизилась к ней. — «И кстати, как думаешь, как скоро после вашего выхода с проекта Виолетта найдёт себе кого-то по-настоящему сильного и надёжного, а про кое-кого забудет восвояси, м?» — прошипела прямо в лицо. — «Чего молчишь, Индиго? Уже не хочется со мной мило прощаться?» — усмехаясь, говорит Мишель отходя и начиная смотреть на себя в зеркало, чтобы видимо успокоиться. Она всегда умела бить чётко в цель. Обиженная на свою бывшую подругу так сильно. Но такая умная и уверенная в себе. Именно поэтому она и нравилась Лизе, которая сейчас неосознанно сжала челюсти. Она пришла сюда не ругаться, а дать им обоим шанс в будущем на примирение. Конкретно этим она и должна закончить. — «Миш, надеюсь мы сможем поговорить когда-то нормально в будущем. Я на тебя не обижаюсь, правда. И сейчас ухожу.» — всё же озвучивает и направляется обратно к двери. Мишель моет руки и не смотрит на неё. — «Ага, конечно. Иди нахуй.» — произносит себе под нос и это последнее, что все же слышит Лиза, закрывая дверь за исключённой участницей.