2
Молчаливый Пейсон вёл Эрика по длинному коридору, выложенному кирпичом и больше напоминавшему потайные ходы в застенках старого особняка. Быть может, так оно и было — Эрик не стал спрашивать, да и Пейсон не казался расположенным к задушевным разговорам. Прямой, идеально сложённый и сухощавый, представляющий из себя прекрасный образчик фамильяра, заключённого в человеческую форму и, кажется, живущий только актом служения своей ведьме, он дошёл ровно до тупика и коснулся стены серебряным браслетом. Тогда Эрик заметил, что на неё была наложена иллюзия: между узких кирпичей внезапно показалась дверная резная ручка, затем из ниоткуда выплыла сама дверь. Пейсон потянул на себя ручку. Внутри была большая общая комната с тусклым потолочным освещением. Кое-где на простеньких стульях, в откровенно старых разномастных креслах или на диванах сидели фамильяры. Никто из них не превращался в свою иную форму: на собрании сестринства это строго воспрещалось, кроме особых случаев и в порядке исключений. Так, у самого входа в Дом дежурили два крупных датских дога, и Эрик сразу заметил на их шеях гладкие серебряные ошейники. Поскольку они составляли местную службу охраны, им в иной форме полагалось быть. — Добро пожаловать и располагайтесь, мистер Бохе. Здесь есть лёгкие закуски, мягкая зона ожидания и бар, — сухо сказал Пейсон. — Официанты принесли немного канапе и… — Где? — сразу осведомился Эрик и, когда Пейсон простёр руку к небольшому столу у каменной стены, сразу взял к нему направление. Пейсон и его нравоучения его совершенно не интересовали, хотя тот был явно не прочь побольше проинструктировать Эрика. Подойдя к столу, Эрик увидел несколько подносов с закусками. Возле них совсем никого не было, только он один, так что, не мелочась, Эрик сразу взял целый поднос и под взгляды исподтишка — взгляды других фамильяров — прошёл с ним к креслу с высокой спинкой, которое стояло в некотором отдалении от остальных. Устроившись в нём и положив одну ногу на другую, он поставил поднос на колено и приступил к закускам: это были тарталетки с лепестком масла, долькой репы и капелькой красной икры, но даже такая несытная ерунда всё же лучше, чем совсем ничего. С аппетитом съев пару тарталеток, Эрик взял третью, когда дверь открылась, и в помещение вошёл ещё один фамильяр. Эрик давно знал его, но оба терпеть друг друга не могли. Впрочем, будто бы кто-то любил Эрика Бохе. Его звали Джона Мейхольм, и он прислуживал Рози Голдвелл, ещё одной кандидатке в Чёрные Сёстры. Правда, Эрик подозревал, что в отношении неё всё было уже почти решено: из богатой и знатной семьи, с родительницей, состоявшей в председательстве Совета Ведьм, она не могла избежать этой участи. Джоне было на вид порядка двадцати лет или немногим больше. Это был светловолосый, изящный юноша с голубыми, сверкающими глазами и острыми чертами лица. Одетый в классический костюм-двойку, он выглядел очень достойно своего статуса и, заметив Эрика — да ещё с подносом, полным тарталеток — только отвернулся и подошёл к старым знакомым, Малкину и Флоберу. — Он не хотел вас обидеть, — тихо сказал тарталеткам Эрик и продолжил пировать. Подумав, что неплохо было бы промочить пересохшее горло, он отставил на ручку кресла поднос и налил себе у стола бокал красного столового вина. А отпив, поморщился. — Я даже на помойке пил пойло получше, чем здесь, — пробормотал он, но плеснул в бокал ещё и отошёл к креслу, усевшись в него и обмякнув. Всё, что занимало его мысли — как там справляется Чарити, и что их ждёт после этого вечера. И самое главное — какое условие ей поставят Чёрные Сёстры, чтобы она стала одной из них?3
Дженни Мальсибет носила тёмно-коричневое, хотя матушка настаивала на том, что было привычнее салемцам. Салемские ведьмы любили чёрное, потому что это был цвет их церкви и власти, и такие вещи, как подчинение, прослеживались всегда в мелочах вроде этих. Не будь не как мы, нашему обществу не нужно никаких противоречий, — говорили они. Мы лояльны ко всем, и мы любим всех! — улыбались они. Дженни знала: кто выделялся в этих местах, тот долго здесь не задерживался, такие уж нравы. Однако они, те, кто поклонялся Сатане, в глазах Дженни отличались от тех, кто колдовал способом несколько иным, как она — и матушка, памятуя об этом, всё же делала Дженни некоторые послабления и просто просила прятать амулеты под одеждой. Дженни это учитывала и носила закрытые высокие воротники. А зуб Билли — так и вовсе ближе к коже. — Мне это очень нужно, — сказала она Билли давеча, не позднее прошлой недели. — Какая-нибудь из твоих костей. — Я могу отрезать себе палец, — с готовностью откликнулся Билли. — Или, может, зуб? Зуб — это ведь тоже кость. — Полагаю, он вполне сойдёт, — решила Дженни. — Палец пока оставим в покое. Тогда Билли сам сломал и вырвал себе боковой дальний зуб и, хорошенько промыв его и очистив от крови и ошмётков десны, вручил ведьме. Она проделала в нём крохотную дырочку и повесила на кожаный шнурок, переплетённый с тёмной прядью, срезанной с головы Билли. — Теперь всё будет хорошо, — сказала она и потрепала его по плечу. — И мы можем идти хоть к чёрту на сковородку. Билли был не слишком разговорчив. Но он только кивнул и сказал: — С вами хоть в ад, мастер Дженни. И она знала, что это было не художественное преувеличение. Теперь они приехали к Дому Сестринства, и Билли открыл перед хозяйкой дверь, обойдя их большой семейный «Кадиллак». — Ты здесь бываешь уже не впервые? — спросила Дженни, оглядывая Дом и высокие шпили на башенках, увенчанные перевёрнутыми крестами, перевитыми золотом. — Нет, не впервые, — подтвердил тот и подал руку Дженни. Она сунула свою ладонь между его литым предплечьем, и они чинно пошли по дорожке. — Я здесь не раз появлялся с вашей старшей сестрой, мастер Дженни. — А я думала, тех, кто на побегушках у Сестринства, в Дом не впускают, — подметила она. Билли позволил себе слабо улыбнуться. — Во всяком правиле есть исключения, мастер Дженни. — Уж это я хорошо знаю. Она, будучи среднего роста, макушкой доставала подбородка Билли Фолсому. Он был рослым, но не слишком высоким, и гораздо смуглее своей хозяйки. Её холодного тона каштановые волосы были убраны в гладкий хвост. Шёлковое платье, отделанное тонким, обильным кружевом на большой груди, узкой талии и широких бёдрах, облегало её изящную фигуру, точёную, как вырезанная из слоновой кости статуэтка, и чувственную, как порочный грех. На лице её не было написано никакого выражения, которое выражало бы что-то иное, кроме вежливой холодности. Рука её, изнизанная тонкими кольцами и тяжёлыми перстнями, украшенными разного тона костяными изделиями, покоилась на предплечье Билли. Вместе они представляли весьма впечатляющую пару, и, пожалуй, Билли был здесь одним из самых взрослых фамильяров. Немногим удавалось дожить до его лет, немногие были так же опытны, как Билли, и совсем редкие фамильяры переходили от одной хозяйки к другой. А Дженни была его второй хозяйкой. Во всех отношениях, Билли Фолсом был фигурой необычной. — Зачем они меня сюда позвали? — Возможно, узнали о ваших способностях, мастер Дженни, — ровным тоном ответил Билли. — И захотели, наконец, чтобы кто-нибудь из вашей семьи обрёл членство в Сестринстве. Взгляд его скользил по лужайке и окнам дома. Он хорошо видел, что во многих стояли ведьмы и наблюдали за тем, как Дженни Мальсибет идет к ним прямо в руки. — А может, это ловушка… — пробормотала Дженни и незаметно для остальных поёжилась. Но Билли почувствовал, как дрогнула её рука, и почувствовал, как испугана была Дженни — хотя старалась это скрыть, и весьма успешно. От него у неё не было никаких секретов, никогда, с самого детства. Они подошли ещё ближе к дому и встали на террасе, которую заливал белый свет полуденного солнца, затмлённого набегавшими перистыми облаками. Тени от них скользили по лужайке Дома Чёрных Сестёр и всему Салему, как тени огромных богов. — Если это так, утешьтесь. Я буду рядом всегда, мастер Дженни, — сказал Билли и положил свою руку поверх её, сжав пальцы, но только на мгновение. Большего они позволить себе не могли, а на меньшее не хотели соглашаться. Им открыли дверь и встретили — очень радушно. Дженни узнали в лицо, хотя она думала, что ни одна из ведьм, что вчера даже не здоровались с ней на улице, потому что она была не их круга, не была в курсе, как её зовут. Её сразу провели в красивую комнату, полную гостей, и разлучили с Билли: его увёл чей-то фамильяр. Билли был покорен и невозмутим, но Дженни не сдержалась, поглядев ему в спину. Без него было слишком непривычно: до этого они совсем не расставались, тем более в таких местах, как это. Зуб Билли стал странно горячим и запульсировал на коже, словно маленькое сердце. Дженни, одинокая и покинутая, немного успокоилась. Она всё ещё чувствовала Билли, и это было хорошо: во всяком случае, лучше, чем ничего. Некоторое время она просто слонялась по роскошной гостиной без дела. Ни с кем не знакомая лично, навязываться другим колдуньям она не хотела, хотя знала в лицо почти всех — ещё бы, здесь собрался весь цвет Салема. Один из фамильяров-слуг вежливо предложил ей канапе с серебряного подноса; Дженни молча отвернулась. Она не собиралась что-либо есть и пить здесь, вся напряжённая, как натянутая струна, и сразу почувствовала, когда кто-то бесшумно подошёл к ней со спины. — Ах, — сказали ей, и Дженни, обернувшись, узнала Петру Динки, чародейку лишь двумя годами старше. — Вот и ты, Мальсибет. Что же, хорошо, что не опоздала! Миз Кроули собирает всех для речи в чёрном зале. — Я думала, это касается только Сестёр, — заметила Дженни, тоже не здороваясь. — А остальным туда нельзя. Она холодно смерила Петру глазами, и та — высокая рослая блондинка в чёрном облегающем платье и с гранатовым кулоном на груди — от взгляда этого отчего-то едва заметно съёжилась. — Раз ты здесь, делай, что тебе велено, — сухо сказала она и быстро ушла прочь. Дженни удивилась: ну и ну. Слушать речь главной ведьмы на званом вечере — большая честь; кто знал, что какая-то мелкая колдунья, как Гвиневра, тоже туда приглашена? Вместе с остальными женщинами она направилась в сторону чёрных двойных дверей, узких и высоких, как свечи: их услужливо распахнули два фамильяра в ливреях. Взглянув на них, Дженни с тоской подумала, где же её Билли — но виду, что скучает и волнуется, не подала. Храня на лице абсолютно покойное выражение, она в общем потоке вошла в зал с высокими потолками, выстроенными куполом наподобие церковного; и они, и стены были покрыты искусной росписью. Со всех углов и ракурсов этих муралов на Дженни глядел Козлоподобный с горящими глазами и торсом, выпачканным сажей; он опирался на руку, скучая, или стоял посреди столба пламени, огнём нетронутый, или был окружён кровавыми жертвами, или ласкаем обнажёнными женщинами. Сцен было ровно шестьдесят шесть; каждая смотрелась так, словно он со своею свитой вот-вот грозили ожить и воплотиться из красок в жизнь. В узкие готические окна, украшенные мрачными витражами, свет проникал багровым, испачканным в крови; ахроматические блики в алый отлив играли по рукам и лицам ведьм, которые уселись на чёрные скамьи, как на мессу, в ожидании того, что им скажет Верховная Сестра. Дженни устроилась поодаль, чтобы спрятаться среди ведьм; хотя она знала, что Верховная способна была увидеть её даже вне стен этого дома в любой точке Земли, пользуясь магией, но желание скрыться от неё было удовлетворено скорее ради собственного покоя. Дженни, сложив на коленях руки, принялась ждать, что будет дальше. Фамильяры тихо затворили двери. Дженни обуяло беспокойство. Ещё никогда она не была одна взаперти со столькими колдуньями и в подобных сборищах не участвовала. Наконец, за тёмного дерева кафедру перед богатым серебряным алтарём, сплошь усыпанным алыми розами и белыми орхидеями, вышла миз Кроули. В своём чёрном бархатном платье, усеянном блёстками, как звёздами, с белыми волосами, гладко убранными назад, она была неповторимо хороша, хотя лицо её и в особенности светло-голубые глаза давали понять, что Помона далеко не так молода, как желает казаться; Дженни знала, что ведьма её ранга способна на высшее колдовство и может прямо с этой кафедры легко и незаметно прочесть мысли почти что каждой или внушить нужные всем, кто есть в этом зале, не произнося ни слова. Дженни знала, что для магии ей не нужны пасы, камни-усилители и даже резонирующий фамильяр. Сильнее неё была только Присцилла Малтон, их салемский лидер, но на собрании она отсутствовала. Положив ладони на кафедру и сверкнув бриллиантами в своих кольцах, Помона Кроули начала свою речь: — Дорогие сёстры! Ведьмы, колдуньи, чародейки! Я рада приветствовать вас на осеннем собрании нашего сестринства; здесь, в Чёрном Доме, мы встречаемся столько, сколько существует наша Салемская община, и каждый раз празднуем наше единение. Ведьмы разразились аплодисментами, Дженни к ним присоединилась: лучше хлопать в ладоши вместе со всеми, чтобы не выделяться. Однако Миз Кроули с улыбкой остановила их. В зале всё сразу смолкло. — Мы начнём с главной новости в это собрание. Как вы знаете, — громко продолжила она, прекрасно справляясь и без усилителя голоса, — в этом году в Салеме произошло весьма тревожное событие, которое опечалило всю нашу дружную общину. Дженни осталась неподвижна, в то время как некоторые ведьмы едва заметно дрогнули, заёрзали на своих скамьях, поправили одежду — словом, хоть как-нибудь да пошевелились, точно им стало вправду не по себе. — Нашу Сестру и одну из членов Союза Тринадцати, Табиту Алиту Колдуэлл, на прошлой неделе нашли мёртвой в собственном доме. Смерть наступила при невыясненных обстоятельствах: сейчас мы разбираемся в деталях случившегося и держим ситуацию под контролем, а потому просим вас удержаться от распространения тревожных слухов и порочащих, кхм-кхм, репутацию погибшей сплетен. На данный момент мы полагаем, что это произошло в ходе неконтролируемого магического выброса в связи с неосторожным колдовством и придерживаемся такой официальной позиции. Прошу сохранять тишину! Это ещё не всё. — Помона Кроули холодно оглядела присутствующих. — В связи с преждевременной и трагической кончиной Табиты, мы связались с её единственной живой родственницей. А потому прошу поприветствовать в нашем городе Чарити Сонору Колдуэлл, её дражайшую племянницу и, я полагаю, в скорейшем будущем — одну из Тринадцати Чёрных Сестёр Салема. Дженни обратила внимание на ведьму, которая поднялась со своего места и тонкой чёрной свечой встала над множеством колдуний, плещущих ладонями, как водная гладь барашками волн. Холодная, тонкая и невозмутимая, с фиалковыми бледными глазами и чёрными, идеально прямыми волосами, она выглядела холёной аристократкой из числа этих, и Дженни едва заметно сморщила нос. С первого же взгляда Чарити-Сонора-как-её-там совершенно ей не понравилась, вряд ли они станут хорошими соседями — впрочем, это им и не грозило. Колдуэллы жили в одном из лучших районов близ церкви, в то время как Мальсибеты проживали в противоположной стороне, возле городской черты, у Пустошей. Колдуэлл подняла тонкую руку. Широкий жемчужный ошейник на её шее перламутрово переливался в тусклом свете стенных бра. Она прекрасно понимала, судя по виду, что прочие ведьмы не спускали с неё глаз — и Дженни подметила, что, несмотря на свою надменность, Колдуэлл держалась достойно. Затем она села в своё кресло; Помона Кроули продолжила: — Говоря о Совете, нужно упомянуть о том, что сейчас в Единых Штатах царит нестабильная ситуация. В Модоке и Виргинии нас призвали к увеличению штата ведьм, входящих в число сестринства, поскольку оно — и только оно, а также чистая, негасимая вера в Козлоподобного сможет спасти нашу страну и общество от навязываемой северной пропаганды, которая в последнее время стала чрезвычайно беспокоящей, особенно в отношении молодых ведьм. Получив затребованный приказ из Виргинии о расширении состава сестринства, мы хотим объявить о возможном его членстве для некоторых кандидаток, которые могут и должны послужить своими талантами во благо Единых Штатов после прохождения некоторого ряда испытаний на вступление в Сестринство. Итак, я зачитаю имена, и когда вы услышите своё, будьте добры подняться. Эбигейл Риттер… Шарлотта Паундери… Сивилла Бартон… Тоска Ривертон… Мэделин Блэкшир… Дженни потупилась, услышав это имя. Нет, она не была в ладах с Мэдди и вспыхнула, когда её назвали: дружбы между ними не водилось, только соперничество, настолько жгучее, насколько и бессмысленное, поскольку Дженни никогда не желала оказаться на её месте и для вступления в сестринство прислуживать никому не должна была, что Мэдди очень злило. Проблема у Мальсибетов заключалась только в том, что они были почти полными банкротами и в последние годы прозябали в долгах и закладных: последним делом для ведьмы было закладывать человеческим ростовщикам волшебные предметы, а сестринству — куски магических наделов, но что поделаешь, если не на что было жить? И тем не менее, хотя Дженни по происхождению своему должна была стать одной из Чёрных Сестёр, но на Мэдди она не глядела не из-за зависти. То лето три года назад, пустошь, пощёчина и много слёз после. Билли утешал её: никому нельзя верить, мастер Дженни, и она, зарывшись ему в грудь лицом, обиженно кивала, негодуя на себя. Как она могла быть столь глупа, чтобы поддаться на такую глупую уловку. — Гвиневра Мальсибет. Дженни встрепенулась и вздрогнула, когда произнесли её имя. Она понадеялась, что единожды — во всяком случае, зал замер, все стихли, обернувшись на неё. Поднявшись и распрямив спину, она приняла спокойный вид и застыла, подобно другим девушкам, среди собравшихся. Она хранила поразительное хладнокровие, хотя понимала: в эту минуту вершится и решается её судьба. «Неужели матушкино желание сбылось» — подумала Дженни и вдруг поняла, что с этих пор многое для неё и её семьи изменится, в лучшую или худшую сторону — пока неясно, но перемены будут, это точно. Незаметно сглотнув ком из слюны, собравшийся поперёк горла, Дженни искоса взглянула на Мэдди и остолбенела, заметив её взгляд на себе. Полный ярости, ненависти, жгучей, горячей злобы долгий взгляд. Список имён пополнялся, всего кандидаток было неиронично тринадцать — Дженни другого и не ожидала: любимое ведьмовское число, как-никак, чёртова дюжина. Сложив бумагу пополам и опустив на кафедру, Помона Кроули заключила: — Все перечисленные особы с этого дня являются претендентками на членство в Сестринстве. В связи с некоторыми внешними обстоятельствами, каждое Сестринство в каждом штате обязали расширить до двадцати шести человек включительно. Виргинский Совет предупреждает, что в ближайшем будущем будет расширять состав штата колдуний при посольстве, а также нам понадобятся грамотные специалистки на дальних рубежах. Словом, все юные колдуньи, названные сегодня, получат не только своеобразный билет в светлое и счастливое будущее, полное благ и предоставленных властями Штатов возможностей, но и привилегии, доступные только Сестринству. Услышанное обеспокоило Дженни. Она понимала, что это значит: на северных рубежах очень неспокойно, и армия, а также посольство набирает обученных колдуний из лояльных властям Сестринств, способных в любой момент встать на защиту Штатов. Дженни едва заметно нахмурилась: она не желала служить государственному аппарату, хотя это действительно давало свои блага. В конце концов, ведьма, отслужившая не менее десяти лет на гражданской службе и пяти на военной, в качестве штатной колдуньи на аванпостах и границе с Северной Империей, получала не только более чем приличное жалованье, почёт, уважение и все приглашающиеся к этому достоинства, но и то, ради чего многие оставляли бытовую магию и отправлялись на службу: возможность родить ребёнка — не взять из Гнезда, а именно зачать и выносить самостоятельно, плоть от плоти, кровь от крови. — Я рада сообщить, — продолжила Помона, — что ваши способности и возможности опытные члены Сестринства определят с помощью экзаменов после четырёх недель обучения. Таким образом, мы узнаем вашу предрасположенность к определённой службе, чтобы вы могли с пользой служить Штатам и Ковену. Обратите внимание, что завтрашним утром миз Теодора Талли ожидает вашу группу у ворот Церкви. При себе иметь фамильяра, всё прочее указано в письме. Она щёлкнула пальцами, и в руках каждой названной девушки материализовался чёрный конверт, украшенный багровой печатью со знаком Салема — языком пламени, теснённом в сургуче. Кроули заметила: — Миз Колдуэлл, не удивляйтесь, что вы держите такое же письмо. Поскольку вы долгое время пробыли на рубежах, я получила особое распоряжение также экзаменовать вас. Очень надеюсь, что вы сумеете проявить себя до вступления в право наследования магическим особняком. А теперь перейдём к другим вопросам, дорогие друзья. В этом году нас ожидает сбор на ремонт восточного витража в церкви…