***
Однако, как оказалось, насладиться пиццей в последний раз оказалось невозможным… Друзья снова всей компанией воодушевлённо шли в столовую на большой перемене, радостно говоря: — Бля, как же я жду пиццу! — глаза Вани сияли от мысли о пицце. — Максон, купи мне десять пицц, пожалуйста! — молил Паша. — Да ты все не съешь, — усмехнулся брат. — Ну на потом! — Так они испортятся! — смеялся Галльярд-старший. — Как я хочу мой пирожочек с клубничкой! — предвкушала вкус Кристина. — Пюре-е-ешка… — мечтательно произнесла Саша. Однако, когда ребята подошли к столовой, около двери почему-то стояла толпа возмущённых людей, пытавшихся пробиться… — Э, алë! — кричал кто-то. — Мы чë, голодными остаться должны?! — Несправедливо! — Больно! — Обидно! — слышалось от других. Сердца друзей волнительно забились в унисон, глаза распахнулись от страха… Паша и Рома резво пробились через толпу, пока друзья спрашивали у других, что случилось. Бойкие Борисов с Галльярдом подошли к двери и обнаружили печальную надпись… «Столовая закрыта по техническим причинам». Метящееся из стороны в сторону сердце упало в пятки. Горечь захватила разум. Губы пересохли. Желудок предательски заныл от голода. Нет… Не может быть… Пашу захватили обида, злость, отчаяние… А как же последние куски пиццы?! Они совсем уроды?! Неужели даже не получится насладиться в последний раз?! Взбешённый парень начал злобно и безнадёжно биться в двери и истошно орать, его глаза горели от ярости: — Суки ебучие! Твари! Уёбки! Это сука последний день! Рома, конечно, заволновался из-за того, что больше не поест пирожок, но больше всего его начала тревожить порча имущества, которую мог сотворить друг и схватить штраф, поэтому он попытался оттащить его, но попытки были тщетны: Паша всё равно вырывался и снова яростно долбился в дверь. Друзья, поняв, в чем дело, опешили и испытали не менее глубокое разочарование, поникнув. — А как же… пирожок… — поджала губы расстроенная Кристина. — А пюрешка… — теперь эти слова печально выпали с уст Саши. Ваня упал на колени и, посмотрев вверх, отчаянно выпалил, вытянув руки к потолку: — НЕ-Е-ЕТ! — Вань, мы не в фильме, камера сейчас от тебя в небо не взлетит… — горько усмехнулась Сюзанна, вспомнив подобные сцены в фильмах. — Блин, Паша щас выломает дверь… — волновалась Вера, смотря на то, как сильный Рома не мог оттащить разозленного Пашу. — Да пускай! — сердито изрёк Коля. — Может, хотя бы на складе найдём пирожки! Уроды, а! — Ваще пиздец! — встав с колен, согласился, заскрипев зубами, Ваня. — М-да, и что нам теперь есть… — скривил губы Илья. — Может, пиццу закажем, раз Ваня так хочет?.. — волнительно предложил Артём. — Ага блять! Денег мне дай! — прорычал Киров. За всем этим наблюдали издалека Леонид, скрестив руки, и волнующаяся за школьников Зоя. Женщина хотела остановить вакханалию, происходящую около дверей, уже рванувши с места, но мужчина остановил её за руку, с не меньшей горечью посмотрев в глаза… но грустил он не за себя… а за детей. — Не надо… — попросил Левин, отпустив её руку. — Они выливают свое разочарование. — Если остановлю не я, то кто-то другой… — тревожно произнесла Ханова и посмотрела вперёд… И там оказалась сердитая учительница русского, которая, подойдя ближе к ученикам, начала орать: — Так, это что такое, я не поняла?! Вы объявления совсем не читаете?! С утра в группе школы в социальной сети было опубликовано, что… — Кто ж туда заходит? — горько усмехнулся Ваня. — Да Вы наху… — Паша только хотел огрызнуться, вылить всю свою ярость на неё, но, к счастью, державший его сзади Рома, закрыл рот рукой. — Не могли что ли разослать в родительские чаты… — скривил губы Левин, услышав слова учительницы. — Я вот тоже только сегодня узнал, когда пришёл в учительскую, где только и висело объявление. Я в соц. сетях школы даже и не сижу. — Да вот именно… — грустно вздохнула Зоя, смотря на то, как учительница русского пыталась всех разогнать. — Мне их так жалко… — Да мне тоже, если честно, — признался Леонид. — Вот это да! Ты стал таким эмпатичным! — грустно улыбнулась женщина. — От тебя понабрался, — отрезал мужчина, однако неожиданно его рука потянулась к её, и он незаметно огрел её ладонь холодом своей, нежно схватившись. Эти приятные мурашки, что пробежались от держания рук, надоумили Зою на идею, вдохновивши, и она воодушевленно посмотрела на Левина: — Слушай! А может, мы детям праздник устроим? Всем, конечно, не получится, но хотя бы наших с тобой можно осчастливить… — Как? — вскинул бровь мужчина и резко отпустил руку любимой, заметив, что детей разгоняет уже Эдуард, который спокойно извиняется за ситуацию, в отличие от шумной учительницы русского. — У нас с тобой последний урок у наших классов! У тебя — 9-й «В», у меня — 11-й «А»! — пылко объясняла Зоя, смотря только на мужчину. — Можно загнать их всех в один кабинет под предлогом важного собрания, например, объединения выпускного, ну, ты знаешь, что многих этот вопрос волнует… А на деле мы им дадим пиццу, которую закажем! Они просто так кричат о ней! Я думаю, детишки очень обрадуются! Щас не получится заказать, так как пиццу вряд ли привезут так быстро, но вот через час — точно! — Звучит, как отличная идея… — призадумался Левин. — Так… В моём классе 23 человека, в твоём — 15. Нас двое, получается, нам нужно восемьдесят кусков, чтобы каждому досталось по два. В каждой пицце по 8 кусков, получается, нам нужно 10 пицц. Средняя стоимость пиццы — 500 рублей, значит, выходит примерно 5000… — женщина удивилась такому быстрому счету. — В принципе адекватно, у меня как раз есть столько на карте. — Ты что! — опешила Зоя. — Я тоже заплачу! — Да забей, не надо… — нахмурился Левин, достав телефон. — Нет, я скину! Половина детей — мои! — стояла на своём женщина, тоже вытащив гаджет из кармана и открыв приложение банка. — Так-то меньше половины… — скривил губы Левин, открывая сайт, где можно заказать вкусную пиццу. — Твоих я тоже люблю! — Ладно, хрен с тобой… — вздохнул Левин, смотря на виды пицц. — Какие закажем? Я считаю, нужно два вида, чтобы всем досталось по два. — Давай стандарт? Пепперони да грибная! — Пожалуй, — кивнул мужчина, принявшись заказывать. Теперь оба учителя неимоверно ждали, когда на лицах грустных детей появится улыбка благодаря им…***
А дети были нереально грустные, подавленные, злые и голодные. В кабинете физики сидел одиннадцатый «А», но не один… ведь Паша и его компания всё ещё не могли успокоиться из-за закрытия столовки на сегодняшний день и прошли вместе с друзьями-одиннадцатиклассниками, сами не заметив того. Вскоре прозвенел звонок, и Захар вошёл в класс. Однако ученики всё ещё не замолкали, особенно Паша, который не мог прекратить экспрессивно возмущаться: — Блять, как же я ненавижу эту шарагу ебаную, а! Ну сука всё испортили, всё! Такой день нахуй коту под хвост! — Да ваще пиздец! — поддерживал не менее разозлённый Рома. Один лишь Максим, сидя на парте, заметил появление учителя и попытался остановить друзей: — Ребят… — Волки позорные! — рычал Коля. — Скибиди-туалетов на них нет! — Реально! — поддержала Саша. — Ребят!.. — пытался громче сказать Максим, замечая раздражённый взгляд учителя, находящегося за своим столом. — Как же я хочу жрать-то, сука! — продолжал Паша. — Я то-о-оже! — ныл Рома. — Может, все-таки пиццу закажем? — предложил по итогу Ваня, решившись на траты из-за раздирающего желудок голода. — ТИХО, КЛАСС! — выкрикнул Захар и громко постучал ручкой по столу. Все вдруг замолчали и наконец обратили внимание на мужчину… ведь одиннадцатый «А» уже привык к дисциплине на его уроках. Зато компания из девятого «В», чьи оценки были выставлены, радостно улыбнулись. И первым высказался Паша: — О-о-о, Захар Григорьевич, здрасьте! Знаете, я тут подумал, я по Вам тоже буду скучать! Все-таки это был один из немногих предметов, где я мог спокойно пощупать Верку! Весь класс просмеялся, кроме смутившейся Веры и удивившегося Захара. — И кста, спасибо за троечку! — с широкой улыбкой добавил Галльярд, и вдруг, подойдя к учителю, пожал ему руку. — Да, спасибо! — подошёл и Коля, тоже решив пожать руку недоумевающему Захару. — Благодарю! — сделал то же самое Ваня. — Спасибо! — повторила за своими друзьями и Ира. Захар изумлённо жал руки ребят в ответ и не знал, что сказать, недоумевающий такому поведению. — Ну ладно, мы погнали! — сказал Паша и повернулся к классу. — Надеюсь, что Захар Григорьевич выставит вам тоже изичные оценки! И друзья удалились из класса, оставив за собой лишь тишину. Однако её тут же прервал Рома, с ухмылкой произнеся: — Захар Григорьевич, если Вы и мне так же на изи поставите нормальную оценку, то я Вам не только руку пожму, но ещё и обниму и, может, вообще с Вашей фоткой икону сделаю — покланяться буду! Класс загоготал, но Захар мигом остановил смех, снова постучав ручкой по столу. — Так! Никаких «изичных» оценок нет и не было! Галльярд просто, как всегда, распоясался и несёт пургу! А вы должны ответить параграф, по крайней мере, те, у кого спорные оценки, поэтому давайте, не тратьте время… — Захар Григорьевич, ну что Вы какой злой? — ухмыльнулся Рома. — Тоже голодный? Весь класс снова просмеялся под укоризненный взгляд учителя, и Кристина, хихикнув, наигранно печально высказалась: — Захар Григорьевич, а Вас разве не расстроило то, что столовку закрыли сегодня? Это же просто ужас! Мы так негодуем, так хотим есть, что просто невозможно вспомнить, что за излучения есть у радио! И какое действие они оказывают! Захар сердито вздохнул: — Вы должны рассказать мне не про излучения радио, а про радиоактивные излучения и их биологическое действие. — А причём здесь биология? — на полном серьёзе удивилась Кристина. — То есть тебе, Романова, можно уже ставить «два»? — вскинул бровь Захар. — Да Захар Григорьевич, ну Вы что! — возмутился Рома. — Сегодня последний день, такой прекрасный, Вы наконец-то заканчиваете объяснять Вашу любимую физику таким тупым, как мы, которым не дано понять действия всяких излучений! Вы наверняка тоже голодный, тоже хотите есть, так может… — У меня последний урок, так что я сейчас спокойно пойду поесть домой, — скривил губы учитель. — А мы-то нет! Мы-то так и останемся голодными! Может быть, Вы нам выставите оценки, ну, тем, кому не нужна физика, а те, кто её сдаëт, останутся и расскажут Вам не только про радиоизлучения, но и про изотопы, или мизантропы там… — То есть мизантропы — это тоже, по-твоему, вид атомов? — не сдержал смешка Захар. — Ром, это люди, ненавидящие людей… — тихо подсказал Максим, и парень, немного запаниковав, решил перевести тему, настаивая: — Да я знаю! Но и Вы же знаете, что никому из нас не понадобится физика… А законы Ньютона, благодаря, кстати, Вам, мы знаем! — И сколько же их, Борисов? — Э, ну… два? — Ты ещё сказал бы четыре! — цыкнул учитель. — Ну Захар Григорьевич! — заныла Кристина. — Ну, если мы прослушали число, это не значит, что мы Вас не слушаем! И вообще, мы Вас любим! Захар удивился: они?.. Любят?.. Те, кто в первый же день заставили трястись от напряжения и головокружительного стресса?.. Рома решил поддержать, пока учитель удивлённо глазел на Романову: — Паша Галльярд, конечно, не так сформулировал кое-что, и я сейчас поясню: именно на Ваших уроках мы прям отдыхали, и это было лучшее! Ваши занятия были благодатью после матана! «Я оказался лучше Левина?..» — всё больше поражался Захар. — Вы уж извините, что мы так вели себя в начале… — вдруг сочувствующе сказала Кристина. — Сейчас-то мы Вас слушаемся! — Мне кажется, — пытался стоять на своём Захар, — это я просто к Вам привык и стал строже, а не то, чтобы Вы начали слушаться. — Поверьте, — с ухмылкой начал Рома, — если бы мы не зауважали Вас, то всё равно вели бы себя, как дикари. Учитель призадумался и понял… Нет. Дело было сначала в том, что это он смог привыкнуть к условиям, понять, как нужно справляться со сложными детьми, глядя на то, как это делал его ненавистный коллега, у которого он тайно и учился. А уж потом… потом, может быть, у детей и появилось уважение. Но это всё равно как-то согрело сердце. Даже этот класс, который изначально бесил, признался в любви, и это было ошеломительно. Конечно, они хотели освободиться от рассказа параграфа, и Захар это осознавал, но их невнятный ответ никак не спас бы от итоговой оценки, так что сам факт, что такие, как они, смогли выронить эти слова, растопил лёд. «Все-таки я могу быть неплохим преподавателем?..» — недоумевал мужчина. — Захар Григорьевич, — вырвал его из размышлений Рома, — мы будем скучать по таким лайтовым урокам! Вряд ли в ВУЗах будет такая крутая физика… — К счастью, у меня вообще её не будет, — тихо усмехнулась Сюзанна. Максим усмехнулся: — Зато будет у тебя, Сюзанн, какая-нибудь латынь, на которой ты точно не отдохнешь. — Не говори пока об этом… — взволнованно попросила девушка. Захар был польщён приятными словами в сторону своих уроков, но не своего предмета. Однако со временем он пришёл к выводу, что все-таки не всем так интересна физика. Что сделать, если многие дети не осознают, что без этих знаний они не будут понимать элементарные вещи, думая, что какая-то магия действительно существует, смотря свои TikTok'и?.. Это их проблемы — явно не Захара. Тогда-то мужчина, выдохнув, решил все-таки выронить то, чего все так долго ждали: — Ладно, выставляю я Вам оценки по текущим… — Ура-а-а! — радостно завопил класс. Захар снова постучал ручкой по столу, чтобы всех успокоить, и выкрикнул: — Только потом не удивляйтесь, что у жидкости есть форма! — В смысле? — удивился Рома. — А типа она не принимает форму, в которую мы её переливаем? Учитель тяжело вздохнул, прожегши взглядом ученика. К счастью, мужчина не заметил, как Максим аккуратно толкнул Борисова в бок, из-за чего тот нервно просмеялся: — Да шучу, знаю я, что у жидкости есть форма! — Ну надеюсь. Ладно, — вздохнул Захар, — сейчас я озвучу оценки, а потом посидите тихо, пока мы последний раз с ребятами, кто сдаёт, прорешаем вариант. — Без проблем! — радостно улыбнулся Рома. — Мы будем тише воды… которая принимает форму, — специально повторил он, — и ниже травы! — Мне так нравится… — улыбаясь, тихо говорил Максим, восхищённо смотря на Рому. — …что в тебе больше нет той желчи. Борисов мило посмотрел на возлюбленного, сам удивлённый тем, что больше не язвит даже с Захаром… Может, конечно, потому, что даже отец стал лучше относиться к нему?.. А, может, и просто у него действительно появилось уважение за труд ко всем учителям, с которыми он провёл целый год, и которые отнеслись с пониманием к его лени и слабой тяги к учёбе. — А в магазин нельзя сходить? — взмылила Кристина. — К сожалению, я не могу никого отпускать, так как я ответственен за Вас на уроках, — немного печально изрёк учитель, вдруг осознав, что ученики хотят есть. — Ну ладно… — вздохнула девушка, видимо, поняв и его. Затем Захар, продиктовав оценки и обрадовав всех, занимался только с ребятами, кто собирался сдавать физику, пока остальные шёпотом сидели на задних партах и обсуждали что-то своё. Мужчина снова удивился, что они послушались и постарались быть тише. А заинтересованные ученики, которым нужна была физика, с удовольствием решали в последний раз вариант ЕГЭ. Захар осознал: его радовало хотя бы то, что хоть кому-то интересна та сфера, в которую он погружен почти больше всего на свете, не считая Полины. Кажется, он будет не только скучать по ребятам из класса, но и волноваться за их результаты по экзаменам, надеявшись, что дал абсолютно все знания, которые так были нужны для сдачи.***
На последней перемене Паша пришёл к учительнице русского и решил спросить, проверила ли она его сочинения, резко войдя и даже не постучавшись: — Мария Дмитриевна, здрасьте! Ну че, вы проверили мои описания картинок? Женщина тяжело вздохнула и сердито изрекла: — Проверила, Галльярд, проверила… Даже не представляла, что ты знаешь слово «апокрифично» и уж тем более, как оно пишется. Парень совершенно спокойно ответил, соврав: — Вы просто плохо меня знаете! — Ну и что это слово значит? — вскинула бровь учительница. — Ну это типа… — задумался Галльярд, почесав затылок. — Это… ну… — Галльярд, я не удивлена, что ты на самом деле не знаешь, что «апокрифично» означает «недостоверно», а не то, что там якобы имел в виду, — скрестила руки учительница. — Я вот знаю, что сейчас есть всякие сети… нейросети, и они явно тебе помогли. — Ну Мария Дмитриевна… — устало вздохнул Паша. — Ну вот чë Вы от меня ожидаете? Что я Вам найду скрытый смысл в картине, на которой просто нарисована весна? Я там вижу только берёзки, реку, типа деревушку — всё красиво, безусловно! Но что-то большее я там не увижу — хоть убейте! И ваще… в Ваших интересах не увидеть меня второй год! — он тихо добавил с ухмылкой: — Хотя я хотел бы ещё побесить Вас… Учительница всё-таки услышала это и сердито возмутилась: — Зато я не хочу, чтобы ты бесил меня ещё один год! Неожиданно в кабинет вошёл Левин и сразу начал с предъявы: — Галльярд! Где тебя носит! Я тебя целую перемену ищу! Я тебе не твоя Сперанская, чтобы бегать за тобой! — Поверьте, даже она не бегает за мной! — усмехнулся Паша. — Она слишком гордая для этого — Лев все-таки! Мария Дмитриевна опешила такому взаимоотношению ученика с учителем. — Так, значит, — скрестил руки Леонид. — Вы тут закончили? — Я не знаю… — парень с ухмылкой повернулся к учительнице. — Мария Дмитриевна не признается, что будет скучать по мне и что вообще не хочет меня отпускать, хотя я ей вот сказал, что очень желаю её видеть ещё один год! — Ты сказал, что хочешь продолжать меня бесить! Не выставляй себя тут белым и пушистым, когда ты грязный и облезлый! — огрызнулась она. — У нас просто с Вами лавхейт — у меня с Веркой так же начиналось! — Какой ещё лавхейт?! — ошалела Мария и окончательно вскипела: — Так, всё, Галльярд, ты меня достал! Я не хочу тебя видеть ни завтра, ни в следующем году, ни через год — никогда! Надеюсь, что я не встречу тебя даже на улице! Потому что такого глупого, неадекватного ученика просто с ужасными родителями я не видела ни разу в своей жизни и, честно, не хочу видеть больше никогда! Поставлю тебе тройку за твои списанные из нейросети впечатления, но знай, что твой русский просто отвратителен! Ещё какие-то англицизмы постоянно используешь — словарный запас русского не позволяет же! Удивительно, что ты что-то в английском знаешь! Паша с усмешкой смотрел на учительницу, и эта необоснованная злость забавляла его. Зато Левина взбесили такие слова в сторону ученика, задев намного сильнее, чем самого парня, и он огрызнулся: — Жаль, что Вы, видимо, изучили в своей жизни только русский язык, ведь Ваши знания в других областях совершенно скудны, раз Вы не можете понять значения двух таких простых слов из английского языка — «love» и «hate». Стыдно должно быть, что даже, как Вы считаете, худший ученик из класса знает эти слова, а Вы — нет. Пока Паша с восхищенными глазами повернулся к учителю, Мария была поражена и хлопала ртом, как рыба, пытаясь подобрать слова. В итоге из неё полились водой пустые оправдания: — Да как Вы смеете?! Я не обязана изучать язык наших врагов и уж тем более его понимать! Паша повернулся к ней и тоже нашёл, что сказать, с ехидной ухмылкой: — А чë тогда этот язык у нас в программе? Получается, Вы обесцениваете труд англичанки? — Правильно, Галльярд, — кивнул Левин. — Но, раз уж для Марии Дмитриевны уроки английского, оказывается, бессмысленны, что я обязательно передам Рине Викторовне, ведь в учительской все всё всегда и узнают друг о друге, то я могу отметить, что Вы, смотрю, и не посещали ни одной пары психологии, что удивительно, ведь наверняка в педагогических вузах её преподают. Но, видимо, Вам не дано понять ничего, кроме единственной сферы, которая подходит для Вашего узкого мышления. — Что?! — опешила учительница с глазами по пять копеек. — Знайте, что я потребую Вашего увольнения после всех унижений моих учеников, — кинул Левин и, развернувшись к выходу, кинул, показывая, что закончил разговор: — Галльярд, жду тебя за дверью, а то тут нереально душно. — Угу, — кивнул Паша и направился на выход, слышав бессмысленные возмущения: — Да это я добьюсь Вашего увольнения, чёртов хам! Как Вы вообще смеете, находясь тут без должного образования, тыкать мне?! Вы совершенно не отличаетесь от своих отпрысков!.. Галльярд наконец-то закрыл дверь и больше не было слышно ни единого писка крысы. Парень с восхищением изрёк: — Леонид Аркадьевич, как же Вы оху… крут, а! Хера Вы унизили эту… козу! — Она давно нуждалась в этих словах, — отрезал учитель. На самом деле, может быть, мужчина дальше и сдерживал бы то, что так давно хотел высказать. Но когда он увидел, что унижают его ученика, он просто не мог удержаться… Каждое слово Марии проводило ножом по сердцу и заставляло магму ярости произвольно литься из ран. Левин был удивлён своим грубым словам не меньше, чем сама учительница. Однако он не боялся за последствия — мужчина знал, что Эдуард его поддержит. Скоро лето, и всегда можно найти нового учителя русского языка. Тем более такие, как она, уж точно не нужны в школе. Обо всём этом рассуждал в голове учитель, пока Паша восторгался: — Бли-и-ин, это было просто… нереально круто! Вы лучший, серьёзно! Я никогда не знал таких клëвых людей, как Вы! Так круто, что мы сёдня на концерт ещё идем! Я вообще так Вас обожа… — Так, Галльярд, мне нужна твоя помощь, — прервал учитель, вырвавшись из своих размышлений. — Там Борисов нас уже давно ждёт. — А, окей… — немного стыдливо отвёл взгляд Паша, поняв, что чуть не сказал лишнего. Но было ли это лишним?.. По дороге парень спросил, нервничая из-за молчания: — А эта дура поставит же мне трояк, да? — Поставит, куда денется, — отрезал учитель. — Слава богу, — вздохнул Галльярд, но более не знал, что сказать, и снова был погружён в напряжённое молчание, совершенно не понимая, куда его ведут и зачем… Леонид и Паша пересеклись с ожидающим Ромой около выхода из школы. Оба парня абсолютно не понимали, зачем учитель их позвал, но Галльярд больше не стал задавать лишних вопросов. — Так, значит, заберёте сейчас заказ и понесёте его в кабинет к Зое Хасановне, — отрезал Левин и направился на выход. По дороге Рома спросил: — А что за заказ? Однако учитель молчал… И ответ не заставил себя долго ждать: на крыльце школы стоял курьер с огромной сумкой, которую он еле-еле донёс от автомобиля и, тяжело дыша, стоял, скрючившись, ожидая заказчиков. — Здравствуйте, — поздоровался с ним Левин, подойдя. — Фу-у-ух… — тяжело вздохнул курьер. — К вам в школу ни пройти, ни проехать! — Специально, чтобы всякие оболтусы не сбегали с уроков, — учитель кинул укоризненный взгляд на учеников. — Давайте мы уже заберём у Вас такой тяжёлый груз. И когда большая сумка открылась, глаза Паши и Ромы полезли на лоб, а аромат пиццы вдарил в ноздри и заставил слюни течь от жажды вкусноты… Это особенно раззадоривало желудок, нывший от голода. Не соображая, парни принимали заказ, грустно смотря на коробки и предполагая, что это не им… Паша, который давно не ел вкусной пиццы, все-таки проронил, не замечая, как уже было тяжело от третьей коробки: — А Вы не угостите хотя бы одним кусочком, а?.. Пожалуйста… — Это Вашим классам как раз таки, идиоты, — не стал томить мужчина, взяв оставшиеся четыре коробки. Глаза Паши и Ромы загорелись, счастливые улыбки появились на их лицах, и они с надеждой выронили в унисон: — Правда?.. — Нет, я просто так решил подразнить Вас, — съязвил мужчина и собрался идти вперёд, как вдруг услышал радостный голос Паши: — Ебать я счастлив! Сердито вздохнув, Левин остановился, заставив парней тоже застыть, и выронил: — Как жаль, что мои руки заняты, чтобы зарядить тебе подзатыльник, Галльярд. Тем более, последний день — уже можно, черт возьми. Паша усмехнулся, и его мысли снова заполнила пицца, аромат которой дурманил не только голодный желудок, но и голову… Левин предупредил, чтобы Рома и Паша никому не говорили о сюрпризе, хоть он и подозревал, что кто-то явно уже заметил, куда несут пиццу. Парни, уже нереально ждавшие конца перемены, еле-еле молчали, стояв со своими классами на разных этажах, предвкушая вкус еды. — Как же я хочу есть… — ныл Илья. — Да ваще пиздец, не говори! — возмущался Ваня. — Ещё с новыми воротами нас нихуя не выпускают из школы! Так бы до магаза сгоняли! — Вообще жопа… — грустно опустил взгляд Коля. — Ещё сейчас математика — там мы уже не от голода умрём, а от заключительной ебли в жопу… — нервно проронила Аня. — Слава Богу, что она последняя, — облегчённо вздохнул Илья — это была единственная мысль, которая согревала его в этот день. К сожалению многих, прозвенел звонок, и они, нехотя взяв портфели с подоконников, поплелись в кабинет. Однако вдруг оттуда вынырнул Левин и холодно сообщил, скрестив руки: — Так, дети, у нас срочное собрание с одиннадцатым классом по поводу выпускного. Пойдёмте в кабинет к Зое Хасановне. И, не дожидаясь ответа, мужчина пошёл в кабинет, заставив учеников попереться за ним. Паша уже кусал губы, предвкушая еду, пока остальные тихо перешептывались, просто радуясь тому, что последний урок математики будет длиться намного меньше… Однако, войдя в кабинет, Галльярд не заметил ничего необычного и недоумевающе присел с одноклассниками за свободные парты. Ну когда уже пицца?.. — мечтали и Рома, и Паша, находясь в одном кабинете, пока остальные озадаченно ждали слова учителей, должных объяснить причину собрания. Когда Левин встал вместе с непонятно почему счастливой Зоей, которая быстро кинула влюблённый взгляд на него, а потом на класс и весело заговорила: — Ребята! Сегодня Ваш последний учебный день, но не последний в школе, так как мы все ждём замечательный выпускной! Главное, чтобы Вы сдали экзамены на «отлично», и я надеюсь, что так и будет, потому что Вы умнички, и я Вас верю! — Спаси-и-ибо! — мило протянули многие. — А ещё, чтобы Вам запомнился сегодняшний день, который многих расстроил закрытием столовки… — Да это ваще жопа! — выкрикнул Коля, и ему тут же закрыла рот рукой Саша. — Как жаль, что я не могу больше припугнуть тебя двойкой, Пружинов, — скривил губы Леонид. — Так вот… из-за этого мы решили Вас порадовать! Лëнь… ой… Леонид Аркадьевич, принесёте сюрприз? — с предвкушением спросила Зоя. — Галльярд и Борисов, за мной, — приказал учитель, и уже не могшие терпеть парни рванули за ним, пока все остальные гадали, что же за сюрприз их ждал… И когда классы увидели в руках парней пиццу, они тут же восторженно закричали, кто-то даже вскочил с места от счастья: — О-о-о! — Ура-а-а! — Наконец-то! Еда! Все тут же налетели, как птицы, и начали открывать коробки, размещённые на столах, с интересом рассматривая содержимое. Аромат пиццы нежно заласкал ноздри, поражая воображение, и наполнил всю комнату приятной и завораживающей энергией. Запахи таких ингредиентов, как колбаса «пепперони», бекон, лук, помидоры, грибы и сыр будоражили стенки желудка, заставляя испытывать ещё более сильный голод, а слюни — течь от неимоверного желания вкусить прекрасный микс овощей и мяса на обжаренном до золотистой корочки тесте. И только Левин успел сказать: — Так, нужно помыть руки… Как школьники, даже не услышав, ведь все их мысли были заполнены едой, взяли куски выбранных пицц и начали вкушать долгожданный кайф. Ощущая на языке свежеиспеченное тесто и расплавленный, тянущийся между зубами сыр, дети удовлетворённо произносили звуки восхищения. Они кусали жадно, пытаясь насытиться и одновременно насладиться, боявшись, что ещё один их кусок кто-то утащит. Однако именно в этот момент Леонид, раздражённый тем, что дети не стали соблюдать правила личной гигиены и отрывали куски голыми руками, тяжело вздохнул: — Если что, вам тут по два куска всем, оболтусы. Затем мужчина ушёл, чтобы самому помыть руки и распробовать наконец-то кусок пиццы, который на удивление учителя доставлял удовольствие ученикам после каждого укуса. Паша заметил, как ушёл учитель и, пытаясь отойти от наслаждения кулинарным шедевром, постарался выкрикнуть, жуя: — Леофид Аркафич, фпафиба за пифу! Левин все-таки услышал, что парень его зовёт, но не разобрал, что он говорит, и поэтому небрежно кинул в ответ: — Неприлично говорить с открытым ртом, Галльярд. И поэтому Паша куснул последний раз, пытаясь прожевать побыстрее, чтобы успеть поблагодарить мужчину первым. Скоро учитель вернулся вместе с Зоей Хасановной из лаборантской, в которой была раковина, и оба были с загадочными улыбками на лице. Однако они по-особенному расширились, когда учителя увидели довольные лица детей и услышали благодарности: — Спасибо Вам за пиццу, Леонид Аркадьевич! — наконец смог вымолвить Паша, а затем резко и жадно впился зубами в кусок, так как слишком долго ждал этого. — Я думаю, Зое Хасановне тоже нужно сказать «спасибо»! — возмутилась словам Паши Кристина и повернулась к учительнице уже с улыбкой: — Спасибо и Вам, Зоя Хасановна! — Да, спасибо! — Спасибо большое! — подключались остальные радостные. Женщина мило улыбнулась и ласково изрекла: — Да не за что, ребят! Знайте, что мы Вас очень любим и будем скучать! — Ну я бы так не сказал, — отрывая кусок пиццы, высказался Левин. — Ну Леонид Аркадьевич! — удивился Паша. — Мы так-то по Вам очень сильно будем скучать! — Узнать бы ещё, — нервно начал Коля, — вышла ли у меня тройка, тогда-то я точно буду скучать… А так… Получается, мы увидимся в следующем году, — он нервно усмехнулся. — Ну, может, если бы ты хотя бы сегодня оделся по форме, то не остался бы на следующий год, — со слабой ухмылкой говорил Леонид. — А так… нужно тебе дать ещё один шанс, чтобы ты научился одеваться, а не со всякими камерами на футболках ходил. — Леонид Аркадьевич! — опешил Коля. — Но… но… это КамераМэн! Я поддерживаю их в войне с туалетами! — Какие ещё к чёрту туалеты? — нахмурился Леонид. — Что ты несёшь? — А, кстати! — решил высказаться Рома, доев кусок пиццы. — Я тоже смог бы точно утверждать о своих чувствах, если бы знал, что там по биологии… — Ой, да успокойтесь вы! — просмеялась Зоя, махнув рукой. — Всё мы уже выставили вам, любимки! Левин вздохнул, скривив губы, расстроившись, что подруга закончила его издевательства над волнующимися учениками. — Правда? — загорелись глаза Коли. — Правда, правда! — улыбалась Ханова. — А что у меня? Трояк все-таки? — немного помрачнел Рома. — Я всё выставила в пользу учеников! — загадочно проговорила учительница и подмигнула. Борисов же понял намёк, и счастливая улыбка снова окрасила его лицо. От радости он даже захотел взять второй кусок. — Леонид Аркадьевич, так а Вы как выставили? — не унимался Коля. — К сожалению, не то, что ты заслужил, — скривил губы Леонид. — Да почему! — начал возмущаться Коля. — Я ваще-то сам контрольные переписывал, даже без всяких приложений! Я так-то начал разбираться в матане! — Действительно сам? — хмуро спросил Левин. — Ну раз всё выставлено, то я скажу… — с ухмылкой начал Паша. — Я отвечаю, Колян реально сам решал! Даже нам всё решил, хотя ни нейросеть, ни прога не могли норм прописать, и уж тем более в инете что-то найти не получалось! — Такое ощущение, что Вы сами эти задачи составляли, — усмехнулся Ваня и куснул пиццу… уже третий кусок, который ему отдала Сюзанна, евшая, как всегда, слишком мало. — Естественно, сам, — скрестил руки Леонид, доев кусок. — Так откуда у Пружинова такие познания? — Да я просто стараюсь готовиться к поступлению на программиста, — сказал Коля, к сожалению, обделённый третьим куском. — Кстати, про поступление! — воодушевлённо заговорила Зоя, пока Левин молча удивлялся выбору Пружинова, смотря на него огромными глазами. — Солнышки, давайте отбросим мысли о ОГЭ и ЕГЭ, ведь я вообще уверена, что вы у меня всё сдадите! Скажите лучше, куда вы планируете поступать? — Я пока не знаю, — пожав плечами, сообщил Рома. — Но заниматься бизнесом, как отец, не желаю — не моё это. — А я, наоборот, в медицинский колледж хочу, чтобы стать хирургом, как папа, — вдруг гордо сообщил Илья. — Твой брат, которого отец и заставлял пойти в мед, пошёл наперекор, а ты — наоборот, — усмехнулся Левин. — В мед? Ого! — обрадовалась Зоя. — Илюша, как здорово! Теперь понимаю, почему ты так старался на биологии! — Левина, — позвал Леонид Машу и холодно спросил: — Я надеюсь, что ты-то со своими знаниями по математике не пойдёшь за Ершовым? — Ой, да-а-а, хороший вопрос! — усмехнулся Ваня. — Как она весь год щелкала задачи, как орехи, даже круче, чем Арлеев, повергало в шок всех! — Да уж, — с усмешкой согласился Артём. Паша просмеялся: — Да походу у всех Левиных знания матана в крови! — Да и ваще огромный ум, а может, и что-то другое большое — по Маше-то хотя бы видно! — загоготал Коля. — Так, Пружинов… — скривил губы Леонид. — Да уж, Левиных и природа наградила знатно! — усмехнулся Ваня. — Да-а-а, тем более, раз уж Зоя Хасановна так рада вернуться к нему, можно так и подумать! — ухмылялся Паша. — А ну быстро прекратили! — разозлилась Зоя… хоть щеки и выдавали… большой у Левина был не только ум… Пока друзья смеялись, Маша опустила взгляд и задумалась: да, у неё действительно были задатки по математике — ей всегда нравилось решать задачи, считать примеры, находить доказательства в подтверждение теоремы… Всё это даже доставляло ей удовольствие, ведь для неё это было слишком легко. Но являлась ли математика тем, что желала душа?.. Нет… Ведь душа жаждала только Илью, на которого и поднялись глаза Маши. А парень опасливо смотрел на неё, одновременно и боявшись, что она передумает, и понимая, что биология — это не совсем её конёк. Конечно, Ершов не хотел отрываться от Маши, планировал поступить вместе, на один факультет, ведь он не может без неё, но… нужно ли этой самой девушке?.. — гадал Илья. Пока все были отвлечены уже на совсем глупые разговоры трёх закадычных оборванцев, как их и прозвал учитель математики, Илья тихо спросил Машу, взяв её за руку и боязливо посмотрев в поднявшийся потерянный от внезапного и приятного тепла, огревшего ладонь, взгляд: — Маш, если ты хочешь чего-то другого, даже остаться в одиннадцатом… Я всё пойму. Тебе необязательно идти туда, куда я хочу. Девушка смущённо опустила взор и не знала, что сказать. Слова о том, что она хочет идти только за ним, будто ставили в неловкое положение, и Маша не хотела в этом признаваться… И, не слыша ответа, Илья тревожно добавил: — Маш, правда… делай, как велит сердце. — А сердце велит идти за тобой… — случайно вслух выронила девушка и с горящими щеками и огромными глазами уставилась на не менее изумленного парня. Сердца обоих громко застучали: у Маши — от страха, у Ильи — от любви, которая так и лилась по струнам души с каждым таким заявлением девушки. Парень заволновался — он будто обременял её от своих мечт… И поэтому предложил: — Тогда, может, мы пойдём туда, куда ты хочешь?.. — Я хочу, куда ты хочешь… — взгляд Маши снова печально опустился — ей казалось, что он её не понимал… — Тогда ещё подумаем, куда мы оба хотим, — улыбнулся Илья и вдруг крепко обнял девушку, ошарашив её своим действием… и одновременно огрев поцелуем в щеку. От неожиданности Маша тихо-тихо просмеялась и осторожно обняла его в ответ. Этот момент был для них особенным, ведь, хоть они оба не знали, куда хотят поступать, но осознали одну главную вещь, что окрыляла сердце — больше всего на свете они хотят быть вместе. Навсегда. Леонид приметил, как Маша и Илья буквально светились от счастья, обнимаясь, пока Коля пытался прорекламировать Скибиди-туалеты не только учителю, но и всем остальным, однако Левину было интересно больше то, какое облако любви обволакивало двух влюблённых. Какой Ершову медицинский… Ему нужна только Маша. Левин почувствовал на себе взор Зои и, повернув голову, заметил, какое искреннее недоумение по поводу того, что он не слушал ученика, замечалось в любящих глазах. Мужчина еле-еле сдержал улыбку, ощутив ласку, струящуюся прямо в душу. Тогда-то он и понял… Между ними тоже витало облако любви, заметное невооружённым глазом. Хоть их отношения были и неофициальными на данный момент, но все-таки после того случая на даче Борисова Леонид и Зоя поняли, что не могут жить друг без друга… Как бы ни пытались уберечь себя от слухов, интриг, сплетен, всё равно их тянуло друг к другу, словно плюс и минус в электричестве. Они были разные, будто математика с биологией, но все-таки неразрывно связанные, как и обе науки. И конечно, эта связь не была не замеченной. Коля, поняв, что учитель его не слушает, увидел его взгляд, устремлённый на Зою, и, хихикнув, решил высказать заметку, оставленную на коре мозга: — Леонид Аркадьевич, а Вы ведь все-таки встречаетесь с Зоей Хасановной, да? Левин и Ханова тут же оторвали взоры друг от друга и изумлённо посмотрели на парня, будто пойманные с поличным. — Что?.. Н-нет… — пыталась оправдаться Зоя, чувствуя себя на месте провинившихся учеников. Учитель же смог вовремя вернуть самообладание и, скрестив руки, изрёк: — Пружинов, личное дело учителей тебя интересовать не должно. — Леонид Аркадьевич, ну фактически, Вы почти уже не учитель, — ухмылялся Паша, тоже захотевший докопаться до правды. — Мне ещё Вас вести на экзамены, к сожалению, — скривил губы Левин. — Так что формально я всё ещё Ваш учитель. Да и вообще… я не люблю, когда лезут в мою жизнь. — Поняли, приняли, Леонид Аркадьевич — больше никаких вопросов! — вытянул ладони вперёд Коля в знак капитуляции. Когда вся пицца была быстро съедена, ведь кто-то даже умудрился поглотить четыре куска, как Ваня, с которым делились некоторые, зная о его любви к этому блюду, то Леонид вдруг серьёзно объявил: — Так, дети. Раз уж пицца закончилась, то вы можете идти спокойно. Погуляйте там, только не кутите сильно — завтра нужно будет появиться на последнем звонке для видимости. Далее мы уже встретимся с теми, кто сдаёт английский — у вас же первым этот экзамен. А затем и с остальными. Ну и потом уж на выпускном. Пламенную речь попробую родить на нём, но не обещаю. А пока можете идти с Богом. — Мы бы с радостью, но у нас ещё урок, — грустно усмехнулся Ваня. — Ну, тогда идите на него, хотя бы уже не голодные. — Леонид Аркадьевич… — вдруг неуверенно позвал его Паша. — Что? — кинул на него каменный взгляд учитель. — Это… спасибо Вам ещё раз с Зоей Хасановной за пиццу. Мы это Вам не забудем! Это было реально очень круто! — Да-а-а, спасибо! — поблагодарили остальные. — И ваще… — добавлял немного тише Галльярд. — Я уже хочу сказать, что нереально буду по Вам скучать! Вы с Зоей Хасановной лучшие классные, ну серьёзно! — Да, согласен! — Согласна! — подтверждали ученики. Слабая улыбка появилась на лице Левина, пока счастливая расплывалась на лице Зои. — Ребят! — сияла она. — Мы тоже будем по Вам скучать! И знайте, что мы рады, что хотя бы ещё пару раз с вами встретимся! — Уже ждём этого, — улыбался Паша, радуясь вместе с учителями. Когда большинство учеников покинуло кабинет, взяв с собой коробки, которые собирались выкинуть при выходе для перекура, Галльярд задержался, желая напомнить Леониду об их планах: — Так рад, Леонид Аркадьевич, что сёдня с Вами увижусь ещё раз… Мы ж идём, да? — Естественно, — уголки губ мужчины снова слабо поднялись. Паша виновато повернулся к Зое и проговорил: — Зоя Хасановна, Вы уж извините, что не Вы проведете сёдня вечер с Леонидом Аркадьевичем… Но он мне сам сказал, что Вы не любите Трофима! Зоя удивлённо посмотрела на друга, но тут же прочитала во взгляде, что должна подыграть, и резко повернулась к Паше, смущённо просмеявшись и махнув рукой: — Ой, да ничего! Главное, что Вы вместе затусите под песни Трофима! — Ну лан! — улыбнулся Паша и повернулся к учителю, с надеждой в глазах спросив: — Леонид Аркадьевич, сёдня же всё в силе, да? — Да, Галльярд, — слабо улыбнулся учитель. — Зашибись! — добрая, мальчишеская улыбка снова огрела теплом сердце Левина.***
После последних двух уроков, где выставляли оценки, большая компания со спокойной душой стояла в курилке и болтала. — А чë мы сёдня, — начал интересоваться Коля, — не пойдём бухать? — Я не смогу, — взволнованно начала оправдываться Вера, — я через два дня сдаю английский — мне готовиться надо! — Ну мы же с тобой проведём немного времени, пока я не пойду на концерт? — с ухмылкой спросил Паша и притянул за талию хитро улыбнувшуюся Веру к себе. — Пашок, а ты чë, пацанов на девушку променяешь? — усмехнулся Рома. — Будто вы ща с Максоном не к тебе пойдете, — сказал Паша, выдыхая дым сигареты. — Хотя ты не на девушек по сути меняешь… Ну ладно, неважно. Да и ваще, мне сёдня нельзя пить — всё-таки с Левиным пойду. Максимум могу бухнуть только чай. — Кстати, мы ведь ему чай дарим завтра? — поинтересовался Артём. — Да, чë ещё-то? — усмехнулся Паша. — Ершов, ты же заказал самый пиздатый? — Самый пиздатый и самый дорогой, что увидел на Ozon'е, — улыбнулся Илья. — Молодец, что на Ozon'чике! — похвалила Кристина. — Так а мы реально пить не пойдем? — недоумевал Коля. — Мы тогда с Сашей погуляем! — Да, давай, брат, ведь мы тоже так-то с Сюзанной собирались ко мне пойти, — коварно проговорил Ваня, бросив на возлюбленную ехидный взгляд. — Ирочка?.. — сладко позвала Романова подругу, и та в ответ умиротворенно кивнула, понимая с полуслова, на что намекает блондинка. — А Арлеев, ты как? — с ухмылкой спросил Галльярд-младший. Артём вздохнул и отвел взгляд, предпочитая не отвечать. — Бля, Арлеев, а-ха-ха! — просмеялся Паша и, неожиданно приобняв парня за плечи, оторвавшись от Веры, потеребил его по волосам. — Чë ты в самом деле? Даже Сусня не стесняется говорить о таком! — О чем? — нахмурилась девушка и укоризненно посмотрела на Ваню. Тот покраснел — она догадалась, что парень всё разболтал… — Ой, бля… — виновато отвёл взгляд Галльярд, тоже осознав, что сболтнул лишнего. — Вот поэтому я не люблю говорить о таком, — вздохнул Артём и повернул голову к лицу друга. — Ну вы же тоже трахаться ща будете, да? — не переставая ухмыляться, докапывался Паша. Аня, уже самая взбесившаяся от этих вопросов, выпалила: — Да! Только отъебись уже! — А-ха-ха, ладно! — просмеялся Галльярд и, отпустив Арлеева, спросил друзей, взяв Веру за руку: — Ну чë тогда, до завтра? — Да, давайте! Все обнялись и пожали руки друг другу, пойдя по своим любовным делам…***
Артём не хотел говорить, какая трепещущая все волны души страсть бушует между ними с Аней… Никто не знал, как парень, заходя в свою пустую квартиру с девушкой, надавливал на подбородок её, задумчивой, и заставлял посмотреть на свои потемневшие океаны и ехидную ухмылку. Никто и не подозревал, как сначала глубокие, нежные поцелуи, пускающие шквал мурашек по телу Ани и тревожащие всё нутро, плавно перерастали всё в более страстные, горячие, жадные… Азарт, желание, страсть смешивались в один флакон, и пробка вылетала от перенагрева, из-за чего ярая жидкость охватывала волной их обоих. Вот и в этот раз Артём, любуясь Аней целый день, не мог сдерживать себя. Он взял её на руки, заставляя обхватывать свои бёдра ногами, а шею — руками, пока его губы интенсивно впивались в её… С каждой секундой градация ветра у моря менялась, превращая их лёгкий бриз в бурю, бурю — в шторм, а затем и шторм — в цунами… Их одежда летела в стороны, и сегодня было неважно, где утихомирить своё желание, лишь бы избавиться от оков разбушевавшейся стихии, которая накрывала с головой. Артём уже не помнил, как они оказалась на кухне, абсолютно без одежды — она сидела на столе, надевала презерватив на член парня, а затем он, медленно войдя в неё, задвигался… И оценка витающего в воздухе ветра снова вернулась. Сначала медленный лёгкий бриз… средний… умеренный… буря… и шторм… Заставивший перемещаться Аню, которая стонала от каждого толчка, жëгшего нутро не хуже, чем хаотичные поцелуи парня в шею, ключицу, груди и снова в сладкие губы. С уст Артёма сыпались нежные: — Моё солнце, я так люблю тебя… — Я так хотел тебя, черт возьми… Весь день желал… — Обожаю тебя, милая… Парню хотелось быть со своей любимой в постели, но что-то не получалось дойти до неё — он не мог остановиться по дороге, прижимая Аню к каждому углу и разгоняя её кровь по всему телу. И в скором времени они оказались в зале… Шкаф. Стол-атлант. Стена. Стеллаж. Спина Ани случайно прикасалась ко всем местам, пока любимый толкался в неё. Растрёпанный, вспотевший Артём даже не помнил, как они оказались здесь, около стеллажа, ощущая необузданную страсть и горячее желание… как и сама Аня, прижимавшаяся к любимому крепче, растворяясь в нём. И они и не заметили, что толчки Артёма стали настолько интенсивны, что вдруг статуэтка маленького мальчика в очках и с учебниками в руках случайно свалилась на пол с угла верхней полки и разбилась… Парень, остановившись, с удивлением взглянул на разбитую статуэтку, и Аня тоже обратила внимание на испорченное имущество… — Блин… — переводя дыхание, выпалил ошалевший от своей страсти Артём. — Бля, походу твой дедушка предсказал события заранее, предполагая, что ты разбил прошлую с девушкой… — нервно усмехнулась Аня и взволнованно спросила: — Это опять какая-то важная статуэтка?.. — Не совсем… Её подарил друг дедушки, сказав, что она похожа на меня. — Тогда неудивительно, что она разбилась… — сняв очки с парня, Аня, ехидно ухмыльнувшись, произнесла: — Потому что ты уже совсем другой… — Ха… — коварно усмехнулся Артём. — Знаешь… а ты права. Не дождавшись ответа, он страстно впился в губы девушки и, забив на статуэтку, снова задвигался в Ане, растворяясь в тёплой воде их чувств… Их стихией явно была буря среди океана.***
Спокойные, ровные, такие же, как земля, Маша и Илья тоже отдавались закружившему голову азарту… Но их страсть была более приземленной. Нежные поцелуи во время просмотра фильма, и их поза плавно перетекла в горизонтальную. Страстные сминания губ Ильи, но и одновременно нежные прикосновения приятно ошеломляли Машу, которая уже была готова растечься от любых касаний любимого. Парень аккуратно снимал одежду с неё, пока Маша дрожащими от страсти руками пыталась раздеть Илью и в очередной раз восхититься его красотой… Каждый раз был, будто первый. Они никогда не могли насытиться друг другом… ведь после каждого сорванного элемента одежды их губы и руки возвращались друг к другу. И всегда Илья говорил: — Какая же ты у меня красивая… А Маша тихо добавляла: — Ты тоже… Их землю жгла жара, струящаяся от света, проникающего прямо из душ. А когда они оказывались без одежды, обоим сносило башню… И Илья медленно входил, наращивая темп. С каждым толчком стоны Маши становились громче, узел завязывался внизу живота, а горячая атмосфера нагревала их кожу до невозможных температур. Ногти девушки впивались сильнее, движения Ильи становились интенсивнее, с его губ срывались нежные слова: — Я так тебя люблю… — Как же я обожаю тебя, черт возьми… — Моя самая лучшая… А потом и доводящее до мурашек: — Киса, переворачивайся, я хочу тебя сзади. И Маша послушно переворачивалась, впиваясь ногтями уже в подушку, разогретая до невозможности… Их земля хоть и накалялась, но никогда не давала трещин.***
Чувственные, нежные, воздушные поцелуи и прикосновения никогда не заканчивались в квартире Романовой. Они только добавлялись с каждым разом и с новой силой. Сегодня девушки не отошли от традиций. Всё началось с эмоционального обсуждения дня, а продолжилось уже ласковыми поцелуями… Они освобождались от оков одежды, медленно, пытаясь наслаждаться каждым моментом. Ведь девушкам всегда было мало друг друга. И этот день — не исключение. Руки зарывались в волосы друг друга, когда они оставались уже без нарядов. Влюблённые погружались в омут азарта, их стихия сливалась воедино и уже кружила в вихре страсти. Но так иногда не хотелось отрываться… ни руками, ни губами. И девушки, обхватывая тела друг друга ногами, прижимались ещё сильнее, начиная тереться клиторами, чувствуя, как горячий ветер желания обжигал их кожи, проникая под неё и раскаляя вены. Сначала их движения были медленными, а потом, всё-таки оторвавшись и опершись ладонями на кровать, девушки, всё ещё держась друг за друга ногами и не отрывая клиторы, терлись, ускоряли темп. Иногда их глаза поднимались, чтобы в очередной раз полюбоваться друг другом… Кристина никогда не могла сдержать восхищение в себе: — Какая же ты у меня красивая, Ирочка… И каждый раз эта фраза доводила шатенку, поднимая ей самооценку до небес, как и кайф разгонялся по воздуху до вершин гор. Она хваталась сильнее за одеяло и кончала… А потом снова двигалась, чуть передохнув, чтобы довести свою любимую, чьи хитрые глаза довольно смотрели на кайфующую красавицу. Девушки будто танцевали в небе, поглощённые своей стихией воздуха…***
Горячая натура Максима всегда разгорячала землю Ромы. И сегодня огненные стрелы пустились Максимом, когда его глаза скользили по любимому телу. А жаркий воздух обжёг кожу, когда он наклонился и прошептал: — Я так ждал этого момента… Каждый день хочу тебя трахать. Всегда. А затем страстно впился в губы, уже готовый вжать любимого в постель. Рома сходил с ума, как только Максим оказывался над ним, что уж говорить о том, когда губы брюнета жадно сминали его… Это было головокружительно, ошеломительно и горячо… Как и сам Галльярд, обжигающий похотливым, осматривающим взглядом и никогда не могший вдоволь насладиться красотой Ромы. Да и сам Борисов им… А когда горячая, влажная от смазки плоть вошла внутрь, он растекся от приятных ощущений, что разливали кайф по всему телу, даря наслаждение. Кожа обоих опалялась, разгоняя кровь по венам. Полностью войдя, Максим выдохнул: — Обожаю тебя… — Я тож… Ах!.. Но Рома уже не мог выговорить ни единого слова, ведь каждый толчок сносил башню, и чувство наслаждения захлестывало с головой. Как и самого Максима, в чьих глазах танцевал огонь, когда он любовался возлюбленным, стараясь двигаться аккуратно, но в то же время и быстро, как любил он. Давая себе волю, Галльярд иногда несильно сжимал горло любимого, находясь над ним; шлепал по заднице, когда был сзади… Но Роме это тоже чертовски нравилось, и он, теребя свой член, был уже готов кончить от нежной грубости Максима, который всегда себя контролировал. Ведь его огонь ласков и никогда не спалит землю Ромы…***
Ваня всегда, как зверь, набрасывался на Сюзанну, желая насытиться своей добычей. Его огонь каждый раз сжигал девушку, и сегодня она не могла вовремя остановить своего волка… Да и не хотела останавливать, черт возьми… Ну, почти. Страстные поцелуи, с которых и началось исследование квартиры Вани, закружили голову девушке, и его огненная стихия полностью поглотила её. Каждый угол, в который они врезались, вёл только в одно место… в спальню. И она покорно сдавалась в цепкие лапы хищного зверя… Любила и неимоверно желала, черт возьми. Руки Вани активно блуждали по телу девушки, пока Сюзанна, лёжа на кровати, тоже не стеснялась и трогала пресс Вани под футболкой… а потом и без… А затем и он, неожиданно для неё, заставил её оказаться совсем раздетой перед собой… и девушка сначала даже не заметила этого. Но вдруг обжигающие всё нутро поцелуи остановились, и Сюзанна открыла взор, а после опешила, поняв, почему взгляд Вани так восхищённо осматривал её… Она потеряла разум от его кружащегося пламени. — Ты такая охуенная… — восторгался парень с горящими глазами. Сюзанна хотела прикрыться руками, но Ваня тут же резко схватился за них и заставил открыться. Огонь снова блеснул в его взгляде, и он томно проговорил: — Теперь моя очередь пробовать тебя на вкус, и хер ты теперь отвертишься, моя принцесса. Вся кровь прилила вниз… И Сюзанна решила отдаться ласкам языка Вани, который умело доставлял удовольствие, заставляя свою принцессу извиваться, хвататься за одеяло от до невозможности головокружительных эмоций… А вся эта ласка, эти восхищения, которые срывались из уст Вани: — Черт, ты такая сладкая… Так давно мечтал попробовать тебя. — Твою мать, я сам сейчас кончу от того, какая ты горячая внутри… — Ты пиздец охуенна… Такая шикарная. Раздетой ты ещё круче, милашка. Куни подогревалось не только словами… Но ещё и одним пальцем внутри. Сюзанна еле-еле сдерживала себя, и стоны срывались с уст, узел завязывался внизу живота… Перед глазами заплясали целой волной искры, и девушка впервые так ярко кончила. Но Ваня не хотел на этом останавливаться. Его огонь желал спалить всё к чертям, но вода Сюзанны тушила его. Однако сегодня она хоть и снова задула свечу парня, но и зажгла её, когда сама потянулась губами к его члену, послав мурашки по всему телу и заставив кровь снова нагреться внутри тела Вани… «Лучшее окончание учебного года», — наслаждённо думал он.***
Спичка Веры и Паши зажигалась лишь от одного взгляда. Любимые песни подогревали их азарт, пляшущий пламенем в душе. И сегодня играла песня группы Ice Nine Kills — «Animals», которая только ещё больше будоражила влюблённых. Страсть Паши не переплюнет никто — это уж точно. Руки, блуждающие повсюду и сжимающие каждое выпирающие место; громкие рыки, как у настоящего хищника, прямо в губы при поцелуях; грубое оттягивание губ и быстрый, горящий адским пламенем взгляд — всё это отличало от всех и разгорячало и так демоническую сущность Веры. Она сама скорее тянулась руками к члену, находящемуся пока ещё в штанах, сжимала его, раззадоривая своего зверя ещё больше. Куча опаляющих не только губы, но и кожу поцелуев, особенно, когда они уже были на кровати и снова не могли оторвать руки друг от друга, но уже полностью без одежды, ведь её они потеряли ещё где-то в начале коридора, захваченные инфернальным тайфуном страсти. Паша грубо хватал, оставляя синяки, жадно целовал, не боясь засосов, и уже был готов взорваться… Но, как всегда, он не собирался так рано останавливаться. Как и Вера, которая всё ещё иногда пыталась перехватить руль, но Король их Преисподней редко давал пользоваться властью. И сегодня был именно такой день. Аккуратный вход внутрь брыкающейся, но всегда такой любимой Сперанской. Быстрое наращивание темпа. И вот, его слух уже ласкали наслажденные, громкие стоны, которые явно были слышны из открытого окна комнаты. Но Пашу только ещё больше это накаляло. А сама Вера уже хотела отдаться страсти, кончить лишь от адского пекла в этой чертовой комнате… Паша всегда вертел её, как хотел. Хватал, как хотел. За горло, за грудь, за задницу… шлепал её… И, чертовски возбуждённый, любил ронять что-то грязное с коварной ухмылкой, толкаясь: — Сучка, ты такая горячая… — Ты же знаешь, как я люблю, когда ты не можешь после встать с кровати, да? — Нет, лисица моя, главный тут я блять. Прекрати брыкаться. — Как же я обожаю трахать тебя… Трахал бы тебя вечно. Иногда Вера сбивалась со счету, сколько раз кончала. Сейчас она тоже не знала, какой раз Паша заставил её увидеть изобилие алых искр перед глазами и выкрикнуть его имя… Парень обжигал каждым прикосновением, каждым поцелуем… Оставлял засосы, синяки… Думая, что наконец-то мог позволить себе это, ведь больше никакой чертовой школы, где могли отчитать за это. И это сносило башню ещё сильнее… заставляя толкаться глубже и мощнее. В конце концов, Паша тоже уже не мог себя сдерживать, глядя на кайфующую, прекрасную девчонку, которую он безмерно желал, обожал, любил… Больше всех на свете. И наконец разлился внутрь, облегчённо вздохнув и прилегши рядом, пытаясь восстановить дыхание. А рядом тоже тяжко дышала самая любимая, самая горячая девушка, будоражащая не только плоть, но и сердце. Однако в скором времени уже нужно было собираться. Паша продолжил бы, вошёл бы ещё раз, но уже скоро начнётся концерт, и поэтому он стал одеваться, как и его девушка, которая решила посмотреть на себя в зеркало и обомлела… А затем и яро воскликнула: — Блять, Паша! Какого хуя?! Мне на экзамен скоро, а ты мне такие засосы наставил! Что обо мне люди подумают?! Паша усмехнулся и, надевая штаны, проговорил: — Бля, да там же какие-то левые смотрящие сидят, не те, кто оценивает… — И что?! Мало ли там характеристику пишут! — Да ничё там не пишут, забей. И ваще… — он добавил с коварной ухмылкой. — Я давно мечтал пометить тебя. — Я тебе что, корова, чтобы ты меня метил?! — огрызнулась девушка. — Нет, конечно! Но ты моя, — надев спортивную кофту, парень встал и поцеловал девушку в щеку, а затем мило изрёк: — И я хочу, чтобы мои губы оставались на твоей шее, как в знак этого. Вера закатила глаза и тяжело вздохнула: — Знаешь же, что сказать, а. — Да я тупо базарю от чистого сердца, — с загадочной улыбкой пожал плечи Паша. «Ну как он так умеет топить мой злой огонь…» — сердито подумала девушка и уже более спокойно сказала: — Ладно… Буду замазывать, значит. Хорошо, что у меня ещё есть футболки с высоким горлом… — Но когда будешь без меня, не скрывай это, ладно? — обнажил клыки в ухмылке Галльярд. — Я подумаю, — еле-еле сдержала ответную ухмылку Вера. «Он даже заражает своим настроем…» — поражалась в голове она. — Ладно… Я короче пошёл, а то мне ещё домой надо зайти, переодеться в норм одежду, а то Левин сказал, что он сам меня не пустит, если я приду в спортивном костюме. — Да, переоденься обязательно, это же все-таки концерт! — Тогда я пошёл… — немного неловко выронил Паша… Ведь уходить совсем не хотелось. Но все-таки пришлось последний раз поцеловать Веру, но уже более нежно, чувственно… И то, что они могут быть такими разными, удивляло и приятно обогревало теплом их обоих.***
Паша, подходя к Дому Культуры уже в брюках и белой рубашке, заметил Леонида Аркадьевича, стоящего около входа и курящего сигарету. Теперь стала ещё шире улыбка парня, которая и так не спадала всю дорогу от предвкушения выступления любимого исполнителя детства и от воспоминаний о горячем сексе с Верой… А видеть любимого учителя было тоже своего рода радостью для Паши. Поэтому, приблизившись к Левину, парень счастливо поздоровался: — Ещё раз здрасьте, Леонид Аркадьевич! — Здравствуй-здравствуй, — небрежно бросил он. Хоть и был рад увидеть такую милую улыбку на лице парнишки… Восторженный и в предвкушении концерта Паша залетел в здание, подобно маленькому мальчику, спешившему на премьеру любимой сказки, а за ним спокойно плелся Левин. Если бы Галльярд знал, куда идти, то он явно уже добежал бы до зала, однако на входе в Дом Культуры была огромная очередь, и он, шибко ждавший концерт, еле простоял. А затем, подождав учителя, который показал охранникам билеты, Паша, пройдя металлодетекторы, застыл на входе и спросил Леонида: — А чë, куда мы? — Сначала нужно сдать вещи в гардероб, — отрезал мужчина и, не дожидаясь ученика, пошёл к пункту назначения. И там тоже была толпа людей… Так хотелось уже оказаться на танцполе, который представлялся Паше, а в итоге они теряли время в очередях. И парень, конечно, не мог не возмутиться: — Блин, Леонид Аркадьевич! Такое ощущение, что мы весь концерт пропустим, стоя в очередях! Трофим же без нас начнёт! — До концерта ещё тридцать минут — успеется ещё, не переживай, — успокаивающе ответил Левин. — А, да? — удивился Паша. — А чë мы тогда так рано пришли? — Очевидно, чтобы успеть пройти и сдать одежду, — цыкнул учитель. — А, ну да, логично… — кивнул парень. Наконец весенние куртки, надетые для прохладного вечера, были повешены, и Паша спросил: — Так а чë мы ща, сразу в зал? Там пождëм оставшиеся сколько… тридцать минут? Не слыша ответа думающего учителя, Галльярд быстро оглядел здание и обнаружил вывеску «Буфет», а затем увидел и аппетитные, большие пирожные, эклеры, красовавшиеся на прилавке. Его глаза остановились на них и загорелись, а желудок заурчал, ведь парень понял… он ничего не ел после того перекуса пиццей, ведь ни в доме Веры, ни уж тем более в своём не было времени поужинать. Но, конечно, озвучивать это желание Паша не собирался. Денег-то в кармане не осталось, а просить что-то у Леонида — западло. Однако, мужчина проследил за взглядом парня и неожиданно спросил: — Чего-нибудь из буфета хочешь? — Чë?.. — глаза Паши округлились: «Он что, читает мои мысли?..» — Из буфета что-нибудь хочешь говорю? — с усмешкой повторил Левин, понимая, что такое отношение от него парню непривычно. — А… Да не, спасибо! Я у Верки пожрал! — отнекивался он, лгав. — Да давай тебе эклер хотя бы куплю? — предлагал Леонид. — Ну если только… маленький… — немного стеснительно отвёл взгляд стыдившийся Паша. Левин усмехнулся и купил целых два эклера для парня, который впоследствии уплетал их за обе щеки с огромным удовольствием. Хоть было и стыдно, что пришлось есть за счёт учителя… зато как вкусно, черт возьми!***
До концерта оставалось десять минут, и учитель с учеником поплелись в зал. Войдя, Паша поразился тому, что не было типичного танцпола с кучей людей, как на многих концертах, видео с которых попадались в ленте в социальных сетях, а вместо этого в зале, выполненном в нейтральных тонах, чтобы не отвлекать зрителя, располагались удобные кресла в ряды. Помещение напоминало Паше зал театра, только менее громоздкий и не сделанный в каком-то архитектурном стиле, который напоминал рококо и погружал в атмосферу восемнадцатого века — тут же, в Доме Культуры, всё было обыденно. Галльярд удивился вслух: — А чë, танцпола не будет? — Это тебе не твои рэперы, заставляющие людей с плоскостопией или остеохондрозом стоять по два часа и дрыгаться под их извлекаемую из акустики какофонию, — скривил губы Левин. — У таких, как Трофим — всё для людей. Да и жанр в принципе не тот. — Ну хотя да, его надо душевно петь за столом, а не качать башкой под бит, а-ха-ха! — просмеялся Паша и спросил: — Так а куда мы сядем-то? Тут вот свободно или можем дальше пройти… — Галльярд… — вздохнул мужчина, мысленно удивившись незнанию. — Тут билеты покупаются заранее, поэтому наши места, так сказать, забронированы. — О, да? — обрадовался парень. — И какие же у нас? Леонид не стал отвечать, будто чем-то раздражённый, и просто пошёл вперёд, а Паша поплелся за ним… Каково же было его приятное удивление, когда мужчина остановился почти рядом со сценой, около третьего ряда. — Места 14-15-ые у нас, проходим, — отрезал он, и Галльярд с горящими от восторга глазами прошёл по ряду за ним. И когда они плюхнулись на места, Паша с восхищением выпалил: — Вау! Крутяк! Вы не шутите? Мы сидим так близко к Трофиму? Охереть! Я же увижу его прямо вживую и так близко! Вы точно не пранкуете? — Тебе в доказательство нужно билеты показать? — вскинул бровь Леонид. — Да, ладно, я верю, просто типа… не могу осознать, что Вы позвали меня, хотя отдали за билеты кучу бабла! Я так рад, я не могу! Трофим будет прямо передо мной! Спасибо Вам, век буду должен! — Да ладно уж, я же всё равно собирался с Зоей идти, — всё продолжал врать Левин. Ведь на самом деле он не случайно купил билеты так близко, несмотря на огромную цену… Мужчина хотел, чтобы Паша насладился концертом любимого исполнителя детства сполна. И видеть в сияющих глазах такой восторг, такое предвкушение от концерта пускало тепло по всему телу Левина и невольно заставляло слабо улыбаться. Наконец в скором времени на сцену вышел со своей командой Сергей Трофимов с гитарой на одном плече. Начал он со вступительной речи, а затем запел… так же, как и в песнях, но вживую. И теперь его прекрасный голос струился в уши слушателям уже не через наушники, а через микрофон. Так близко, что доводил до мурашек. Все его песни хотелось горланить, в частности счастливому Паше. И он чуть ли не начал перекрикивать исполнителя, пока Левин не тыкнул его в бок, заставляя успокоиться и начать петь тише, как все. Каждая строчка треков отдавалась звоном в сердце парня. Он слушал, будто в первый раз эти песни, которые по новой выстраивали яркие сюжеты в голове. Тексты треков были добрыми, иногда смешными, иногда грустными, и Паша будто заново проникался, наслаждаясь голосом Трофима и подпевая. Особенно приятно удивляло то, что исполнитель что-то рассказывал про трек перед тем, как его петь, и было интересно узнать предысторию каждого. Глаза парня искрились от счастья — наконец его мечта детства сбылась, и он не мог нарадоваться этому. Сердце ликовало, танцуя в груди за Пашу, который лишь двигался из стороны в сторону в такт песен, и восторг вырывался нотами треков из горла. Рядом сидел тихий компаньон Левин, который был рад не только классному концерту, но и счастью Галльярда, улыбающегося, подобно ребёнку, которому дали долгожданную конфету. Это заставило уголки губ самого Леонида слабо подняться. А когда заиграла самая любимая песня детства Паши — «Ветер в голове», которая вырисовывалась схожими яркими картинами из жизни, он начал подпевать громче: — Мудрые книжки брошены в стол Джинсы — под мышку Встал и пошел В школу сегодня — явно не в кайф Значит, зажигаем драйв!.. Левин с улыбкой посмотрел на парня, но не стал останавливать. Он понимал такую любовь к этой песне, вызывающей только положительные эмоции от схожих воспоминаний о бесшабашной юности, когда ветер по-особенному шелестел в неокрепшей голове. Их подростковые периоды проходили в разное время: у автора песни, Трофима, этот период выпал на восьмидесятые, у Леонида — на начало двухтысячных, а у Паши — на нынешнее время. Прошло по двадцать лет с каждого периода, но детство и юность остаются для всех одинаково приятными воспоминаниями, ведь всё плохое чаще всего забывается, и возникает только хорошее в памяти. Поэтому эти прожитые времена проявляются картинками перед глазами с нежностью, трепетом, тоской, и этот ветер, ласкающий щеки и разум, только радует и заставляет сиять, ностальгируя по беззаботному периоду жизни. И закружившиеся вихрем тёплого воздуха воспоминания заставили Пашу петь ещё громче припев: — Ветер в голове, а я влюбленный Во всех девчонок своего двора В мире столько мест Где я еще ни разу не был… Ветер в голове, портвейн крепленый И песни под гитару до утра А над головой Распахнутое настежь небо! Люди оборачивались, но парню было не до этого — он слишком любил эту тёплую песню и хотел петь жизненные строки о беззаботных временах вместе с Трофимом. И только сейчас Паша осознал, что это время для него скоро закончится, ведь предстоит дорога во взрослую жизнь. Детство, подростковый период всё ещё кружились в голове и у парня, и у Левина, глядевшего с теплотой на счастливого Пашу, у которого немного намокли глаза: не только от ностальгии… но ещё и от осознания того, что он наконец-то слушает эту прекрасную песню вживую. «А по бульварам мечется май Вот бы на шару прыгнуть в трамвай И по маршруту супер хайвэй Мчаться за мечтой своей…» Размышляя над строками, Левин подумал, что рад, что у Галльярда всё ещё впереди. Его мечта детства исполнилась. Теперь, надеялся мужчина, исполнятся и все последующие… А пока Леонид был просто неимоверно рад, что Паша, как маленький ребёнок с детскими радостными глазами, смотрел на кумира и эмоционально подпевал песни. Ведь это зажигало огонь счастья не только в душе Галльярда, но и Левина… на удивление его самого.***
После концерта Паша и Левин, взяв куртки и пройдя через толпу людей, вышли на улицу, и парень, даже уже не заметивший длину очереди, лишь ожидая момента, когда будет возможность высказаться, наконец смог выпалить восхищённое: — Это было оху… — он немного расстроенно осёкся, понимая, что не может сказать о своих впечатлениях со всей эмоциональностью, но все-таки снова счастливо продолжил: — Обалденно! Просто топ! Я так рад, что побывал на концерте Трофима! Он так крут! Он очень… офигенный! Так поёт прям типа… проникновенно, во! Леонид с усмешкой отозвался, с доброй улыбкой смотря на Галльярда: — Я рад, что тебя так впечатлил концерт. — Да ваще ох… офигеть как впечатлил! — восторгался Паша. — Леонид Аркадьевич, спасибо Вам большое, что сводили! Я Вам нереально благодарен, серьёзно! Я так счастлив, Вы не представляете! Спасибо Вам! Знаете, я когда буду нормально зарабатывать, я Вас сам свожу на кучу концертов потом! На Розенбаума, например! На легендарного Круга, к сожалению, уже не сможем… Но зато на Розенбаума можем! Леонид тихо просмеялся, кажется, впервые при Паше: — Да ладно, не стоит… — Стоит, ещё как стоит! И ваще… Вы… Вы лучший и заслуживаете только самого лучшего! Вы исполнили мою детскую мечту! Я нереально счастлив благодаря Вам! — Да ладно уж, мне это ничего не стоило… — отнекивался с улыбкой мужчина. — Блин! — парень вдруг погрустнел и печально продолжил: — Мне так грустно, что мы с Вами типа скоро больше не будем каждый день видеться, а потом ваще редко пересекаться… Так только, в магазе на районе, может… — К сожалению, всё заканчивается когда-то, — опустил взгляд Леонид, желая скрыть свою уже появлявшуюся тоску от грустных слов. — Леонид Аркадьевич, я не хочу! — вдруг заныл совсем опечаленный Паша. — Я не могу так! Вы не только вместо моего бати взяли и осуществили то, что я желал с детства, ведь он явно даже не помнит о моей мечте, но ещё и были так долго рядом! Весь год помогали, буквально спасали! Сёдня вон как защитили! Я был… в шоке! Приятном! Ну вот как?.. Как мы так типа расстанемся навсегда и больше не увидимся… Я не хочу… — его глаза вдруг внезапно намокли, и он тоскливо продолжил, спрятав взор, пока учитель удивлялся его словам: — Вы вообще это… будто батю мне заменили на год… — Что? — округлились глаза Левина, а приятное чувство обволокло тело. Паша тише продолжил: — Не знаю, как остальным, но… Вы для меня точно стали, как батя… Я… Я Вас обожаю, серьёзно! — его печальные глаза всё-таки встретились с улыбающимися Левина. — Вы реально для меня были лучше родного бати! Да Вы ваще лучший! Правда! Неожиданно Галльярд резко и крепко обнял мужчину, совсем ошарашив своими действиями. Он обнимал его так, словно в последний раз, не хотев отпускать и огревая своим тоскливым теплом учителя, будто хотев передать своё. Глаза намокли, Паша пытался сдержаться, но так не желал отпускать учителя… И эта тоска печалила с каждой секундой ещё больше. Парень хотел бы учиться у Леонида вечно… и уже не как у учителя… а наставника, коим мужчина и стал для него за год. Левин, опешив, сначала и не понимал, куда деть руки, что делать в такой ситуации. А затем они сами приобняли любимого ученика, глупая, печальная улыбка появилась на его лице, ведь мужчина понял… Он сам не хотел отпускать бедного, недолюбленного в детстве парнишу, которому всю жизнь не хватало отцовской любви… Как и самому Леониду когда-то… Почему так хотелось всегда помочь Паше, как-то поставить его на истинный путь, как сына, мужчина не понимал до этого момента… Но сейчас он осознал: он видел в безбашенном Паше себя. И поэтому Левин по-доброму предложил выход: — Паш, ну ты же всегда можешь заходить в гости, и не только двери моего кабинета будут открыты тебе. — Правда? — парень, шмыгнув носом, оторвался от груди учителя и с надеждой в намокших глазах и счастливой улыбкой посмотрел на мужчину. — Я когда-нибудь врал тебе? — улыбнулся Леонид и потрепал его по волосам, взъерошив их. Перестав обнимать, радостный Паша воскликнул: — Леонид Аркадьевич, я же буду обязательно приходить! Я Вам отвечаю! Я ж от Вас хрен отстану! — он просмеялся. — Знаешь, впервые скажу, что я даже буду только рад этому. Честно, надеюсь, что ты реально не забудешь про меня. — Я Вам клянусь, я не забуду! Я за базар в ответе! — положив руку на сердце, заявил Паша, счастливо улыбаясь. — Ну смотри, я запомнил, Паш! — Всё, забились, значит! — по-доброму сказал парень и достал пачку сигарет. — Я ж покурю, да? — Да что уж тут после шашлыков запрещать, — усмехнулся Левин, достав сигарету из своей пачки. — А может, забухаем? — загорелись глаза парня. — Побазарим там по душам! Типа как батя с сыном! — Нет, Галльярд, я с тобой больше пить не буду, пока тебе не исполнится восемнадцать, — пытался снова вернуть серьёзность Левин. — Блин, опять Галльярд, а! — с усмешкой цыкнул он. — Я ж только что был Пашей! — Хорошего понемногу, — ухмыльнулся Леонид. — А вообще, по душам можно поговорить и за чашкой чая. — Вы так любите чай, — усмехнулся Паша. — Но ваще, я был бы не прочь — лишь бы с Вами побыть ещё! — Знаю тут одно кафе с хорошей чайной картой. Оно как раз до одиннадцати открыто — ещё успеваем. — Тогда пойдёмте! — согласился с улыбкой Паша, и они поплелись в пункт назначения… Сегодня парню, кажется, впервые понравилось что-то, кроме алкоголя. Ведь ароматный, горячий чай с мятой и чабрецом был очень вкусным в этом заведении. Особенно за тёплыми разговорами с любимым учителем, ставшим уже хорошим наставником и заменой отца. Тем более, Леонид наконец-то открылся и все-таки рассказал про свои некоторые ветреные поступки в молодости, и это не могло не восхитить Пашу — наконец-то они становились ближе, и между ними крепчала та взросшая, будто семейная связь, которой так не хватало парню… Оба остались с невероятно радостными эмоциями после вечера, доехав на оплаченном Левиным такси. Однако мужчина, когда вернулся, все-таки немного загрустил, понимая, что первый класс, который достался ему в классное руководство, скоро выпустится, и это впускало печаль в сердце. К счастью, птицы ещё не совсем улетели в далёкий, взрослый путь, а одна, самая любимая, так вообще пообещала прилетать иногда. И это дарило невероятное, приятное тепло большой душе Леонида… Ведь у учителя ещё и душа была таковой — не только то, что Паша предполагал с друзьями, — допёр уже дома счастливый парень.