ID работы: 12687848

Атака в Российской Школе

Смешанная
NC-17
Завершён
172
Suzanna_08 бета
Размер:
1 200 страниц, 50 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
172 Нравится 877 Отзывы 40 В сборник Скачать

День защитника Отечества или день защиты своих прав…

Настройки текста
Примечания:
      С самого утра у Максима было чувство, что он встал не с той ноги. Голова трещала от проедающего мозг будильника, который он услышал только с десятого раза. Он не успеет вовремя прийти в школу — это было явно. Жесткий холод сочился сквозь старые, потрёпанные ставни, тело пробирало до мурашек и потрясывало. Уже умываясь самой горячей водой, чтобы согреться, парень заметил, насколько потрепаны его волосы, и пришлось долго провозиться с их укладкой. Ещё стуки в дверь с просьбой быть побыстрее давили на виски. Точно. Максим же проснулся именно в то время, когда вставала буквально вся семья, и все норовились в ванную комнату. Да и Максим слишком долго там пробыл, пытаясь проснуться и уложить причёску.       Выйдя, парень, конечно же, получил осуждение от торопящегося Паши:       — Ты че там, дрочил что ли?!       Максим ничего не ответил и лишь закатил глаза, проходя на кухню, где было всё ещё недостаточно светло, ибо солнце только начинало подниматься из-за горизонта. И даже одна светящая лампочка в люстре не помогала разобрать, где ложка, сахар, чтобы приготовить кашу на всю семью. Всё равно опаздывает — можно и накормить всех… Или иначе можно получить предъявы насчёт того, что он, неблагодарный, не позаботился о других!       Когда большая порция каши была готова, на кухню подоспели родители и младший брат, учуяв запах еды. Позаботившись обо всех, Максим достал четыре тарелки и разложил каждому порцию овсянки. Наконец он смог спокойно присесть и насытить желудок, который уже изнывал от голода.       Благодарности за приготовленную кашу, Максим, конечно же, не получил… Лишь только хмурый Паша, тоже страдающий от головной боли, но не от недосыпа, процедил:       — Бля, надеюсь, хоть каша поможет от похмелья…       Галльярд-старший знал, что его брат отлично отметил прошедший праздник — День защитника Отечества. Конечно, Максим тоже неплохо провёл вчера время с Ромой, одаривая друг друга тёплыми объятиями и милыми подарками. Однако почему-то после хороших событий в любой момент могут наступить самые ужасные, и у Максима было предчувствие, что именно сегодня это произойдёт. С чего бы сегодня?.. — он сам этого не понимал…       Раздражающий, писклявый голос диктора новостей послышался из телевизора, который включил Зуев. Максим хотел поскорее уйти, чтобы не слушать ту ерунду, что течёт ядовитым газом из зомбоящика, заполняя не только всё пространство комнаты, но и попадая прямо в уши. Однако что-то каша тяжело лезла в глотку, несмотря на дикий голод, и парень ковырялся в еде, иногда призадумываясь о чём-то своём и совершенно случайно прислушиваясь к новостям…       — А теперь перейдем ко Всемирным новостям. Количество молодых американцев, идентифицирующих себя как гомосексуалисты, выросло в 26 раз по сравнению с предыдущими поколениями. Каждый пятый…       — Пиздец бля! — возмутился Зуев. — Пендосовцы с каждым днём всё больше и больше опускаются на дно! Пидоров всё больше, и психов тоже! Гляди, может, размножаться скоро перестанут и вымрут нахуй! Совсем уже разрушают семейные ценности, ëбнутые!       Максим сильнее сжал ложку — злость начала пробирать изнутри от слов отчима.       — Бля, как я рад, что живу в России! У нас такой пидорасни нет, и мы так и останемся цветущей страной, пока ебучий запад прогневает!       — В натуре! — согласился Паша.       Аппетит окончательно пропал. Зубы готовы были раскрошиться от сильного сжатия.       Конечно, блять… Америка явно деградирует по сравнению с Россией. Это ведь здесь самое лучшее образование и лучшая система здравоохранения, да и вообще жизнь абсолютно комфортная — никого не унижают! А «пидоры» с «ниггерами» этого сами заслуживают — не место им в России!       Максима распирала ярость. Он мог сказать множество слов в контраргумент и оправдать новость, показанную по телевизору, биологическими факторами, однако парень не мог этого сделать… Иначе получит жёсткие удары по лицу и будет выгнан из квартиры, навсегда заклеймённый как «пидор». Поэтому приходилось молчать и терпеть все нелестные высказывания о том, что быть геем — ошибка природы.       По зомбоящику, когда дело доходило до Всемирных новостей, только и твердили специально о том, сколько гомосексуалистов по всему миру, что они творят, и как они поганят семейные традиции, ведь стране было выгодно выставлять мир за пределом в сумасшедшем свете, чтобы люди думали, что они живут в самой лучшей стране, а все остальные — просто чернь.       И было совершенно неудивительно, что следующая новость снова была про гомосексуалистов…       — В Испании двое мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации совершили налёт на крупнейший банк страны — Бáнко Сантандéр.       «Конечно, очень важное уточнение — их ориентация…» — раздражительная мысль пронеслась у Максима в голове.       Однако оказалось, что это было все-таки значимое упоминание, так как по ящику продолжили вещать:       — Может быть, у мужчин получилось бы провернуть ограбление века, если бы они не остановились около входа, не начали бы целоваться, показывая вытянутые средние пальцы вверх прохожим. Из-за этого правонарушители были быстро пойманы сотрудниками правоохранительных органов…       На телевизоре показали фотографию преступников. Максим, может быть, даже бы и не обернулся, чтобы взглянуть на экран, если бы мама, с глазами по пять копеек, не воскликнула, тыкнув пальцем в зомбоящик:       — Боже! Это же этот гондон — отец Максима!       Все тут же посмотрели на экран, а сердце Максима начало неистово стучать, застряв в горле, когда он увидел своего отца на экране телевизора…       Парень видел его только когда был совсем маленьким и совершенно не помнил, как отец выглядел, ведь через год он куда-то пропал, бросив его с мамой на произвол судьбы — без денег, одежды и паспортов. Еле-еле они смогли вернуться в Россию — к счастью, им помогли в посольстве. Мальчик тогда ещё не осознавал, что вообще происходит, но почему-то ощущал на себе ту же безрассудную панику, как у матери, и чувствовал себя так, будто они вместе потерялись в нескончаемом лабиринте, из которого нет выхода.       Потом, когда мама рассказала Максиму обо всём, он начал таить щемящую сердце обиду на отца за то, что он так поступил с ними. Ведь если бы он действительно любил мать и не поступал бы так с ней, то, возможно, жизнь Максима сложилась бы совершенно по-другому — не было бы проблем с деньгами (по словам матери, испанец владел неплохим состоянием), не страдал бы от абьюза отчима, да и от ущемления по поводу ориентации. Ведь там была Европа, где давно все толерантно относятся к гомосексуальным людям…       Однако, тогда бы Максим никогда не встретил Рому, и в последний год он абсолютно перестал жалеть о том, что так сложилась его жизнь.       Но виденье своего отца спустя много лет, хоть и по ту сторону экрана, всё равно провоцировало болезненное буханье сердца, и шок парализовывал тело. Только сейчас Максим узнал, что от отца у него не только слегка смуглая кожа и тёмные волосы, но, видимо, ещё и ориентация…       От удивления его вырвали комментарии Зуева:       — А, ну терь понятно, че он тя кинул, Валюх! Он просто пидор ебаный! Вот они все такие — больные на бошку и творят хуйню! Нет бы сбежать с бабками, а они стоят, сосутся! Не удивлюсь, если Максон в батю пойдёт и тоже пидором станет! Но тогда пускай больше на хату не возвращается!       С тяжестью в груди, Максим попытался максимально скептически посмотреть на отчима, чтобы уверить его в том, что он так не поступит. Однако затем он заметил презрительный взгляд брата, внимание которого соскользнуло на часы…       — Брат, а где ты вчера был? — без капли доверия спросил Паша.       — Я же говорил, что у Ромы… — сглотнув ком в горле, боязливо ответил Максим — врать было бессмысленно. Он понимал, что брат это прекрасно помнит…       — А часы у тя откуда? — скривил губы он.       Теперь сердце билось уже не от виденья отца, а от неотступного страха…       — Так… — начал маяться Максим. — Я купил себе недавно. Я же тебе говорил. Ты не помнишь?       — Не-а… — тихо и снова недоверчиво изрёк Паша.       — Ну, это твои проблемы, что ты меня не слушаешь! — протараторил Максим и встал из-за стола, желая быстрее сбежать из давящей атмосферы. — В общем, я пошёл, каша всё равно не лезет. Уберу сейчас в холодильник.       Когда парень уходил из кухни, он последний раз взглянул на Пашу. Тот всё ещё смотрел укоризненно, будто что-то подозревая… то, что Максим пытался так тщательно скрывать…       Страшно. Сердце всё ещё ужасно металось и пыталось выбраться из груди, только бы больше не переживать. Парень понимал, что если младший брат обо всём узнает, то он разозлится настолько, что будет брызгать ядом всю оставшуюся жизнь. Если вообще будет разговаривать с Максимом…       Галльярд-старший хотел уже смыться отсюда, быстрее утонуть в объятиях своего большого мальчика, который успокоит его и уймёт леденящий жилы страх.       Так холодно дома, мерзко. Всё ещё темно, несмотря на рассвет, сочившийся из окна. Нужно скорее покинуть помещение… Семейная квартира никогда не была уютной, а сегодня по-особенному, будто оставался только холод безысходности. Становилось тяжело даже дышать. Было хоть мерзло, но и душно одновременно.       Быстрее одевшись, Максим вылетел из квартиры и даже не обернулся, попрощавшись со всеми: он не хотел снова увидеть недоверчивый взгляд брата…       Уже на улице чистый воздух проник в лёгкие. Стало легче. Но грусть всё ещё заставляла кошек скрести душу из-за того, что Максим увидел своего отца, из-за недоверчивого взгляда брата… Хотелось поскорее укрыться, как одеялом, руками Ромы. Однако, посмотрев в телефон, брюнет увидел сообщение:       Рома: Макс, прости, я опоздаю немного, я проспал (Жди меня в курилке на всякий случай, мало ли я успею до звонка       Парень тяжело вздохнул. Так и придётся пока остаться наедине с терзающими мыслями…       Чтобы хоть как-то успокоиться, Максим достал наушники, вставил их в уши и нашёл в приложении плейлист с любимой группой — Queen.       Выбор почему-то пал на песню «The Show Must Go On»… Прекрасный голос исполнителя и мощная мелодия начали приятно вливаться, словно ярко-голубой ручей, в уши парня.

***

      Девочки сегодня решили встретиться пораньше в курилке, так как хотели обсудить подарки, которые они купили парням в честь прошедшего вчера праздника — День защитника Отечества. К тому же, они знали, что все парни страдали сегодня от похмелья, и поэтому было бессмысленно ждать, когда же они дойдут до подъезда.       Однако из-за того, что вчера Паша опубликовал истории, где он по-братски обнимал Артёма и говорил, что он тоже бухает вместе с ними, пришедшая на аллею Саша начала тараторить, расспрашивая Аню, которая первая оказалась в курилке:       — Аня! Аня! Аня! Артём что, начал пить?! Серьёзно? Или как он ещё оказался в тусовке парней? Он вчера не сильно хоть напился? Голова не болит? И вообще…       — Да ты можешь остановить свой поток слов? — нахмурилась Аня, выдохнув дым сигарет. — Артём не пил — никто не может его заставить это делать, кроме меня. Паше смешно было, видимо.       — А почему парни вообще его пригласили? — с огромными глазами спросила Саша.       — А почему нет? — нахмурилась Аня.       — Наверное, — начала подходящая с Машей Вера, услышав издалека удивлённые возгласы Саши, — потому что после того, как Артём замутил с Аней, ничего не побоявшись, он заслужил максимальное уважение у парней. Ну и плюс ко всему, он был тем, кто смог их растащить по домам.       — А, ну логично… — призадумалась Саша. — А почему они Илью пригласили? Они же его осуждали за геноцид…       — Потому что Илья поменял наконец-то своё мнение насчёт этого, — снова разъяснила Вера.       — Откуда ты всё знаешь? — с усмешкой спросила Аня.       — Потому что я вчера Паше задала те же самые вопросы, когда он, пьяный, позвонил мне, придя домой. Правда, сначала он просто говорил о том, как сильно меня любит, и что я самая лучшая… — невзначай похвасталась Вера с загадочной улыбкой.       — Ой, а мне тоже вчера Илья позвонил! — вспомнила Маша, только не для того, чтобы тщеславиться. — Только он мне твердил по сто раз, что мы обязательно с ним переедем после окончания девятого класса и будем счастливы. Я не знаю, зачем, если он мне это и так говорил…       — Потому что пьяный был — очевидно, — усмехнулась Саша и повернулась к Ане с ухмылкой. — А тебе Артём не звонил? Может, он все-таки пил и без тебя?       — Не. Артём мне написал огромное сообщение о том, как он хорошо провёл время с парнями, и что ему понравилось даже провожать их. А потом, правда… — Аня таинственно улыбнулась и замолкла.       — Что?       — Что?       — Ну расскажи! — начали докапываться девочки.       — Ну… — Аня стеснительно опустила взор, сомневаясь, стоит ли рассказывать. Однако спустя несколько секунд она всё же решилась: — Он написал, что если бы я там была, то было бы ещё круче…       — О-о-о! — девочки радостно протянули.       — Как это мило! — улыбнулась Вера.       Аня совсем засмущалась, но в глубине души вся она, вспоминая это сообщение, вспыхивала радостью, словно цветы расцветали на просторах ее сердца.       Однако девушка не привыкла выражать эмоции и с такой же чувственностью, как у Веры, рассказывать о милых событиях, произошедших со своим парнем Артёмом, от которого получать любые сообщения — всё ещё было настоящим счастьем, и поэтому решила перевести тему:       — Так а че вы дарить-то будете?       Вера только хотела рассказать, открыв рот, как вдруг её перебила Саша, возмущённо начав:       — Блин, короче! Мне мама дала носки и сказала подарить кому-нибудь, а я не знаю, кому! Ване — я не хочу, ему вообще Сюзанна что-то подарит, зачем я буду? Да ещё носки такие… Она купила папе, хотела прикольнуться, а он сказал, зачем ему позориться…       — А что за носки-то? — поинтересовалась Аня.       — Да там с уточками с ножиком! Из мема которая! Я вообще не знаю, зачем она купила ему такие носки по приколу! — цыкнула Блузова. — Может, кому-то нужно додарить для своего парня? Отдам за бесплатно — я не Ваня с Пашей, чтобы с друзей деньги драть!       — Да у меня уже в боксе для Паши есть носки, — сообщила Вера.       — Ты серьёзно даришь носки? — изумилась Аня.       — Ну там так надо! — отмахнулась Вера.       — Да мне тоже не нужно — у меня свой подарок, — сообщила Маша.       — Блин… — взволнованно произнесла Саша.       — Че ты паришься? — начала Леонова. — Подари вон, Коляну, а то он сёдня один без подарка останется. А так хотя бы ему будет приятно. Да и он вроде любит всякие смешные носки носить. Прошлым летом у него какие-то с динозаврами были.       — Мне кажется, ему просто мама покупает, — скривила губы Саша.       — Ну попробуй короче! Зато сбагришь эти носки кому-нибудь! — предложила Аня.       — Ла-а-адно… — протянула Саша и решила продолжить обсуждение, которое предлагала подруга: — Так а что вы в итоге дарите своим парням?       Но не успел никто ответить, как послышался вдалеке возглас Паши:       — Максон, так а ты че тут стоишь? Погнали к нам.       — Да я Рому жду… — немного неуверенно ответил брат.       — Так ты че, обиделся что ли? — он заметил метущиеся глаза старшего. — Да ла-а-адно тебе! — Паша хлопнул Максима по плечу. — Да помню я, что ты мне про часы свои рассказывал!       На самом деле, Галльярд-младший с утра лишь на секунду заподозрил брата в схожей ориентации с его отцом — Взор Паши показался ему укоризненным из-за одной горевшей лампочки, тень которой предательски делала взгляд Паши ещё более убийственным. Он просто зло смотрел на всё вокруг и случайно залипал на каждое действие старшего брата из-за того, что не соображал с самого утра. Паша давно перестал сильно подозревать его в чём-то неприемлемом для общества и их семьи.       Однако Максим даже не подозревал об этом и, боявшись сболтнуть чего-то ещё в лишний раз, нервно начал отмазываться:       — Да я не обижаюсь… Мне вообще просто уже нужно идти — я хотел списать матан у Борисова. Рому я, видимо, так и не дождусь, так что ладно уж… Да и… не больно хотелось.       — Ну ладно, — спокойно пожал плечами Паша и крикнул вслед. — Свидимся ещё на переменах!       И затем направился в компании Вани и Коли к девочкам, пока Максим, всё ещё с наушниками в ушах, торопился в школу, печатая сообщение Роме о том, чтобы тот покурил по дороге и направлялся сразу в здание…       Только Паша успел легонько поцеловать Веру, как Саша заставила поднять его хмурый взор на себя:       — Ну что, как отметили?       — Башка пиздец раскалывается! — сообщил Паша, но тут же с натянутой улыбкой добавил: — Но если она болит, это означает, что туса прошла охуенно!       — Да, — немного зло начал Коля, скривив губы, — только батя опять назвал меня тупым из-за того, что я много выпил и ночью ходил блевать в туалет…       — Давайте вспомним, — ехидно начал Ваня, сонно поглядывая на друзей с похмелья, — что Ершов вообще раскрасил вчера снег в розовый блевотнëй.       Маша удивилась — такого о вчерашнем дне любимого она не знала…       Паша усмехнулся:       — Так нехуй было после водки пить блейзуху! Так ещё блять вишнёвую, а не лимонную! Она же противная — пиздец!       — Фу, вишнёвая… — скривила лицо Вера.       — Да вот именно, нормальные люди запивали пивом, а не блейзером, — злорадно ухмыльнулся Ваня.       — Ну некоторые всё равно блеванули… Да, Колян? — усмехнулся Паша и легонько стукнул кулаком друга в плечо.       Илья, услышав, что обсуждают, взволнованно поспешил вместе с Артёмом, который не поспевал за другом, к компании.       — Что вы тут обсуждаете? — грозно спросил Ершов, подойдя.       Ваня коварно ответил:       — Да то, какую ты вчера красивую розовую картину нарисовал!       — Я же просил!.. — зарычал Илья, но тут его перебила Маша, немного стесняясь:       — Илья… А почему ты мне не рассказал?..       Парень тут же замолк и тревожно посмотрел на девушку. Он не хотел перед ней позориться, но почему-то сказать об этом не мог… Это звучало как-то унизительно даже в голове…       В это время Артём со счастливой улыбкой взглянул на Аню. Она ответила более сдержанной улыбкой, но он понимал, что девушка сияет не меньше, видя его. Парень так хотел уже подойти, обнять, ласково поцеловать, но, пока возникло недопонимание между Машей и Ильёй, Артём немного стеснялся что-то делать…       — Илья?.. — недоумевающе позвала Левина, слышав только тишину от своего парня.       Только Ершов собрался с мыслями, как вместо него заговорил Паша:       — Да че, стыдно ему, поди! Ты че, сама не поняла? Позориться он не хотел. Да если б мы знали, что ты это хотел умолчать от Машки, тоже не рассказали бы, — он повернулся к другу: — Сорри, Илюх.       — Да ладно, ничего… — вздохнул Илья. Так-то про свой стыд он тоже не хотел говорить… Но Паша, как всегда, сообщил всё за всех.       Дождавшись окончания конфликта, Артём наконец-то смог направиться к Ане, ещё больше засияв, и крепко её обнял. Только Паша хотел что-то сказать, как, завидев такую милую картину, он тут же замолк и с ухмылкой и глазами, переполненными радостью за новую пару, посмотрел на них, как и все остальные.       Внутри мягких сокровищ объятий, две души слились в единое чувство счастья. Время для них остановилось, а сердца, бьющиеся в унисон, заполнили атмосферу непередаваемым волнением. В области их объятий витали запахи беззаботности и романтики, всë вокруг теряло свою силу, оставляя только их, сливая счастливые моменты воедино.       В глазах девушки и парня зажглись искорки прекрасного чувства любви. Пальцы, сплетенные вместе, тесно обнимали друг друга, словно не желали отпускать. В каждом прикосновении скрывалось обещание вечной поддержки, простоты и понимания.       Собирая воедино каждый миг своего счастливого существования, Артём и Аня проливали в объятия свои мечты и ожидания. Это мгновение, проведенное рядом, было заполнено благодарностью за возможность ощутить настоящую и искреннюю любовь. Они уже были счастливы от одного объятия и желали друг друга расцеловать, но при друзьях они всегда стеснялись это делать — оставалось только наслаждаться чувствами близости, тепла и безопасности, прижимаясь крепче друг к другу в объятиях.       Заметив эту химию, метущуюся между двумя сливающимися океанами, Паша прервал молчания компании и с ехидной ухмылкой спросил:       — Арлеев, ты когда уже Леонову трахнешь?       Глаза Артёма тут же распахнулись, и он изумлённо уставился сквозь Аню. Расцепив объятия, он шокированно посмотрел на Пашу и даже не знал, что ответить.       Зато вместо него ответила Аня, тут же разозлившись из-за вопроса, и того, что Галльярд прервал наслаждение момента объятий:       — Блять, Галльярд, тя ебет ваще?       — Да, ебëт, хули! — просмеялся Паша. — Че, я не знаю что ли, сколько месяцев ты Артёма хоте…       — Так, слышьте, девки, — нервно перебила Аня, всё ещё стесняясь говорить на эту тему рядом с Артёмом и уж тем более с остальными, — мы там как-то хотели вроде пацанов обрадовать, не?       — Да! — радостно вспомнила Вера и первая полезла за подарком для своего возлюбленного.       В этот раз коробка, которую получил Паша, была побольше и тëмно-зелёного цвета — девушка не случайно выбрала именно этот цвет, ведь именно его парень чаще всего выбирал в одежде. С интересом Галльярд скорее открыл коробку и тут же улыбнулся, а головная боль на время отступила, когда его взгляд сразу заприметил на этот раз три бутылки любимого пива и лежащие на внутреннем, целлофановом пакете орехи в глазури, фисташку, соломку, арахис и гренки — это было всё то, чем Паша так любил закусывать пиво. А также рядом лежал брелок для ключей в виде скорпиона — знака зодиака Паши. И, конечно, рядом со всем этим была поздравляющая такого же цвета, как и бокс, открытка с подписью: «С 23 февраля, любимый!»       Парень со счастливой улыбкой поднял взор на Веру и мило процедил:       — Блин, Верочка, спасибо большое… В очередной раз радуешь. У меня аж голова прошла, а-ха-ха! Ты прям знаешь, что я люблю! А ещё я рад, что тебе настолько нравится мой знак зодиака, что ты аж брелок с ним подарила!       — Конечно, я всё в тебе люблю! — с улыбкой произнесла девушка.       — Да фу, скорпионы… — скривила лицо Саша.       Только Паша захотел начать бунтовать, как Вера по-лисьему ухмыльнулась:       — Это ещё не всё! — и начала доставать что-то из рюкзака…       Это были носки, где были нарисованы смешные головы хрюшек.       Когда Паша увидел ещё один подарок, его глаза округлились, и он обомлел. Улыбка тут же спала с его лица, пока Вера смеялась, наблюдая за его молчаливой реакцией. Друзья, увидев носки, тоже заржали в голос.       Смех друзей окончательно взбесил парня, и он заискрился:       — Сперманская! Да сколько раз мне говорить, что я не хрюша тебе! Я те тогда сперму в баночке подарю на восьмое марта!       — Да что ты злишься, а-ха-ха! — все смеялась она. — Ещё и отрицаешь, что похож на хрюшу!       — А че ты тогда отрицаешь, что ты Сперманская?!       Вера успокоилась от того, что Паша не на шутку разозлился, и закатив глаза, ответила, тяжело вздохнув:       — Знаешь, твоей «бухгалтершей» мне больше нравилось быть! Паш, ну что ты в самом деле, как ребёнок, на ерунду обижаешься! Мило же! И уже давно пора было привыкнуть, что ты для меня та ещё хрюшка! В конце концов, не я не умею держать вилку с ножом и оставляю кучу крошек на столе после себя!       Все друзья просмеялись уже тихо, чтобы больше не взбешивать друга.       Посмотрев ещё раз на милые мордочки на носках, Паша все-таки немного успокоился. Ладно… свиньи не такие противные, даже красивые… «Себе ж я в зеркале нравлюсь», — добавил с усмешкой в мыслях он.       — Лан… Все-таки мне любой подарок от тебя приятен, — слабо улыбнулся Галльярд. — Спасибо ещё раз…       — А поцеловать? — ухмыльнулась Вера.       — Давайте не здесь! — тут же встряла Саша, не хотевшая снова наблюдать за страстным поцелуем двоих влюблённых. — У меня между прочим тоже есть кое для кого подарок…       Но, невзирая на возглас Саши, Паша все-таки захотел отблагодарить Веру не только словесно, но и ярым поцелуем, забив на дальнейшие восклицания. Ведь когда он только резко вцепился в губы возлюбленной, все шумы вокруг заглохли, и он только слышал, как она жадно вдохнула воздух, чувствовал, как её руки тут же спрятались в его волосах, и ощущал, как в нос вдарил цветочный аромат духов девушки. Им обоим снова стало жарко, горячо, и мороз перестал просачиваться через верхнюю одежду. Голову Паши уже кружило не от похмелья, а от вспыхнувших огнём чувств, согреваясь в объятиях Веры. Хотелось раствориться в этом моменте, нырять дальше в омут страсти, но Паша все-таки отстранился, когда обозленная Саша чуть ли не крикнула на всю улицу:       — Твою мать, Галльярд! Я хотела подарить подарок, а ты что?!       Отстранившись, Паша чувствовал стыд не перед ней, а перед Верой. Виноватая улыбка и милый взгляд парня говорили ей о том, как бы он хотел продолжить и воплотить в жизнь мечту, которая пока тихонько просилась выпрыгнуть из штанов. Но, к счастью, парень вовремя остановился, а то девушка снова не согласилась бы на прогул ради бурных потребностей в любви…       — Сорри, Сань, а-ха-ха! — ехидство снова появилось в глазах Паши, когда он посмотрел на подругу. — Дари давай!       — Боже, надеюсь, стресс, который я пережила, пока лицезрела в очередной раз вас сосущихся, удастся скоро заесть мяском в столовой… — вздохнула Саша и начала доставать подарок. Ваня в ожидании смотрел, думая, что сюрприз будет адресован ему. Однако, когда Саша быстро спрятала что-то за спиной, её взор упал на Колю, и она с загадочной улыбкой заговорила: — В общем, я, если честно, даже не думала дарить кому-то подарок, но потом меня уговорили, что надо… И короче, это тебе!       Девушка резко протянула Коле носки, и он сначала даже и не понял, что это ему, посмотрев на Ваню, который стоял рядом. Однако, заметив в глазах друга недоумение, Коля повернулся ещё раз к Саше, затем посмотрел на носки, а затем ещё раз изумлённо глянул на подругу. Он не мог поверить, что подарок адресован ему…       — Коль, ты че тупишь-то? Возьми уже! — нахмурилась Саша.       Парень аккуратно вытянул из её рук подарок, всё ещё не веря, что этот презент для него, и рассмотрел рисунок повнимательнее. Заметив уточек из известного мема, Коля заулыбался во все тридцать два зуба, и его глаза были округлены от приятного шока, ведь он впервые в жизни получил подарок не от мамы, а от подруги…       Счастливый взгляд парня поднялся на Сашу, и он радостно изрёк:       — Блин, Сань, спасибо огромное! Ты даже знаешь, что я обожаю прикольные носки! Единственный атрибут одежды, который я выбираю сам!       — Да не за что! — усмехнулась Саша, не став говорить, что изначально подарок принадлежал её отцу, дабы не расстроить счастливого Колю, чьи глаза буквально сияли ярко-зелёным огнём.       Парень долго не мог отойти, держав носки в руках и отключившись от реальности. Его радости не было предела. Особенно ярко горевшее светлое пятно счастья в голове Коли усилилось, когда он осознал, что подарок ему подарил не кто иной, как Саша…       И когда дарился следующий подарок, Коля вдруг снова поднял свой восторженный взгляд на подругу. Ему показалось, что что-то тёплое от её лёгкой улыбки пронеслось по его телу, и, кажется, даже искра прыснула в её глаза из его…       Однако Саша пока не заметила ничего такого. Но немного странный, радостный взгляд смешного и несмышлёного Коли всё равно заставил её понять, что видеть счастье в глазах другого от подарка — это безумно приятно. Тем более, такое девушка замечала в первый раз, ведь Ваня никогда не радовался так сильно подаркам Саши…       Киров же немного расстроился, что подарок подруги впервые не был адресован ему. Так было непривычно… Но затем, он вспомнил, что скоро наверняка Сюзанна подарит ему что-то, поэтому парень быстро перестал унывать.       Однако Паша все-таки заметил мимолётную грусть в глазах друга и не удержался от язвительного комментария с ухмылкой:       — Че, Вано, расстроился, что Саня впервые дарит подарок не тебе?       — Конечно, нет, — цыкнул Ваня и театрально закатил глаза. — Я жду подарок только от Сюзанночки. Тем более, он явно будет самый крутой, она типа потратится дохуя наверняка!       — Ну да, зная её состояние, не удивлюсь, если тебе подвалит Range Rover, а-ха-ха! — саркастично просмеялся Галльярд.       — Ну, мы не так долго встречаемся, чтобы она мне уже машину подарила, — усмехнулся Ваня. — Но на крутые духи — рассчитываю!       — Ну посмотрим, посмотрим, — ехидно изрёк Паша и затянулся сигаретой.       — Так а че, кто следующий дарит подарок? — спросил Илья. — Я уверен, что у меня Машка тоже не оплошала, — он с ухмылкой повернулся к своей девушке.       Румянец появился на щеках Левиной: она и не ожидала, что её парень будет надеяться на шикарный подарок от неё, и теперь она переживала насчёт того, понравится он Илье или нет…       Ветер прошёлся по волнам и заколыхал душу Маши. Беспокоясь за реакцию парня, она дрожащими руками начала доставать маленькую голубую коробку, перевязанную тёмно-синей ленточкой, из портфеля, а затем осторожно протянула её Илье.       — Вот… — чуть ли не шёпотом заговорила Маша, слышав не себя, а только сердцебиение в ушах.       Илья приятно удивился, улыбнувшись, и аккуратно взял подарок из рук девушки. Однотонного цвета коробка, которая смотрелась хоть и минималистично, но презентабельно, оказалась из-под чего-то. Илья прочитал на упаковке название бренда «Oriflame» и с интересом начал открывать её. Оттуда он достал флакон духов, и ещё более широкая улыбка окрасила его лицо. Радость волной захлестнула его сердце.       Но в душе Маши всё ещё бушевал шторм, и она начала волнительно оправдываться, не замечая счастья парня из-за того, что опустила взор в пол:       — Я знаю, что это не какие-нибудь там Труссарди…       — О! Трусы! — воскликнул Паша, услышав знакомое название. — У меня у Макса такие духи!       — Не трусы, а Труссарди… — закатил глаза Ваня. — И это как раз таки не они, а мне вот наверняка Сюзанна духи такого бренда подарит, а не какой-то там дешманский Oriflame!       — Блять, заткнитесь вы… — зашипел Илья, укоризненно посмотрев на друзей, и снова повернулся к Маше уже с ласковым взглядом. — Маш… Мне без разницы, какой марки духи, главное, что ты так постаралась и купила мне такой шикарный подарок! Я как раз мечтал о духах, правда, не знал, какой аромат мне подойдёт…       — Я когда на странице журнала потерла рукой — там просто можно так заценить аромат, я сразу подумала о тебе! — эмоционально уверяла Маша. — Ты понюхай, я думаю, тебе понравится!       Илья бережно достал голубой стеклянный флакон, боявшись уронить, открыл его и начал принюхиваться, а затем и вовсе брызнул на себя. Через несколько секунд тонизирующая смесь мягких ноток дыни, чая и моха приятно вдарила в ноздри, и он даже закрыл глаза, чтобы прочувствовать, насколько шёл ему такой лёгкий, но наполненный энергией и раззадоривающий душу аромат. Открыв глаза, Илья ласково посмотрел на Машу, и она наконец-то заметила в его взоре радость и наслаждение приятным запахом духов да и подарка в принципе.       — Маш… — его тон стал тише. — Мне безумно нравится аромат… Спасибо тебе большое. Это… — он нежно притянул девушку за талию, врезавшись милым взглядом в её, — лучший подарок в моей жизни. Даже то чувство, когда мне подарили на семилетие тачку на электронном управлении, о которой я так мечтал в детстве, не сравнится с тем, как я рад получить такой крутой подарок от тебя сейчас.       Теперь Маша краснела уже не от волнения, а от радости, и волны души уже колыхались из-за триумфа.       — Я… — она не могла найти слов от ошеломительного чувства эйфории. — Я… очень рада, что тебе понравился подарок…       — Я бы был рад, даже если бы ты мне подарила шоколадку, — усмехнулся Илья. — А тут я до безумия счастлив!       Он нежно и кратко прильнул к её губам, но уже послал шквал мурашек по её телу. А затем его ласковый взор вновь устремился в её, и хоть её щеки всё ещё горели, но нежная улыбка всё равно появилась на её лице.       — Так, ну, — перебила их воркование Аня, и все устремили взор на неё, — я так-то тоже подготовила Артëмке подарок и тоже хочу успеть его подарить ваще-то.       — Ого, серьёзно? — счастливо улыбнулся Артём, уже обрадовавшись её словам. — Ты приготовила мне подарок?       — Бля, Тём, ну конечно, — уже потише заговорила она и смущённо посмотрела на него. — А как иначе-то… Тем более, я те задолжала подарок после Дня святого Вальки.       — Да ладно, не стоило! — всё шире начинал улыбаться он.       — Так, Арлеев, прекрати выëбываться, иначе снова начну называть тебя по фамилии… — с усмешкой протараторила Аня и, желая скрыть свой счастливый взгляд, который уже образовался от радости Артёма, полезла в рюкзак за подарком.       Достав прямоугольную картонную коробку, на которой было написано: «С 23 февраля, мой будущий защитник!», Аня протянула её Арлееву. Прочитав надпись, парень уже засиял, и он долго и нежно рассматривал каждую вырисованную букву корявым почерком, который девушка старалась исправить ради красивого оформления.       Паша, усмехнувшись реакции Артёма, не сдержался:       — Леонова, вот че ты парилась, пихала туда чё-то, Арлеев бы обрадовался даже картонной коробке!       — Блять, Галльярд, не лезь! — огрызнулась она на него. — Тëм, открывай уже давай!       Каково же было приятное удивление парня, когда он обнаружил в коробке книгу, на которой было написано название «Бойцовский клуб», и вязаную шапку под серый цвет его куртки с помпоном. Лицо Артёма засияло ещё сильнее, и даже солнце выглянуло от его реакции в этот пасмурный день. В его глазах зажглись яркие огоньки, а губы растянулись в широкой улыбке. Он не мог поверить своему счастью и был на седьмом небе от радости.       Хоть девушка и заметила его реакцию, но волнение всё равно её не отпускало, тем более Артём слишком долго молчал, и она начала пояснять свой выбор:       — Это… Я решила короче подарить эту книгу, потому что я её очень люблю и хотела бы, чтобы ты прочитал, и мы вместе обсудили. Я уверена, что ты не читал, там так-то ну, дохера жестокости, но я думаю, что ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы такое прочитать, а-ха-ха! Но короче, я бы очень хотела услышать, как тебе ваще такое. С этой книги и началась моя любовь к литературе в принципе, я случайно ее нашла и охуела после прочтения с того, какая она… сильная. А насчёт шапки — просто, ну, помнишь, я когда-то говорила, что такие шапки, которые носишь ты, тебе не идут, а больше мне бы подошли? Так вот, я подумала, что такая смешнявая шапка с помпоном могла бы прям хорошо вписаться в твой аутфит, да и ваще хорошо характеризует тебя…       С каждым её словом огоньки в глазах Артёма начинали плясать с новой силой, а улыбка становилась до невозможности широкой. Он был счастлив такому подарку и радостно заговорил:       — Спасибо большое, Ань! Мне очень приятно, что ты мне подарила такой подарок! Я давно, на самом деле, хотел такую шапку! Да и прочитать такую классику, как «Бойцовский клуб» — тоже! Я обязательно тебе расскажу, как мне — сегодня же начну читать!       — Ого… — тихо обрадовалась Аня, снова смущённо опустив взгляд. Она всё ещё тревожилась, сама не понимая почему, ведь она была безумно рада, что парню так понравился её подарок.       — Спасибо! — ещё раз счастливо воскликнул Артём и с теплыми эмоциями в душе крепко обнял Аню. Его руки нежно обвились вокруг ее талии, прижимая к себе с чувством глубокой благодарности. Девушка также обняла его в ответ, разделяя радость от того, что смогла угодить ему своим подарком, и прикрыла глаза, довольствовавшись моментом и чувствуя, как тепло разливалось в жилах, а волнение начало наконец-то отступать. В этот момент они оба чувствовали сильную связь и любовь друг к другу, искренне радуясь этому замечательному моменту.       Выпустив Аню из объятий, Артём ещё раз нежно посмотрел на неё, и они снова начали утопать в океане глаз друг друга, где колыхались волны от искреннего счастья…       Ваня всё это время оборачивался, пытаясь выцепить взглядом Сюзанну и ожидая подарок, и наконец она объявилась на горизонте вместе с Ромой, Борисом, Кристиной и Ирой, и, уже обрадовавшись только тому, что увидел возлюбленную, Ваня помахал ей и крикнул:       — Сюзанна, милая, привет!       Девушка тут же улыбнулась и, оторвавшись от компании, поспешила к нему.       — Привет, — тихо поздоровалась она и обняла его.       Ваня крепко прижал её к себе, но также быстро выпустил, не могши больше ждать. Он посмотрел на Сюзанну взглядом, полным ожидания, и с улыбкой спросил:       — Ну что, где мой подарок?       Сзади послышался ехидный голос подходящей Кристины:       — А ты служил, Киров, чтобы тебе подарки дарили?       — А ты рожала? — ответил за друга Паша, хмуро глянув на блондинку.       — А я и не жду от мужиков подарков на восьмое марта, только от Ирочки! — хихикнула она и ласково взглянула на свою девушку.       — А хули она должна дарить? — не унимался Паша. — Вы же обе не рожали, да и ваще неизвестно, будете ли!       — А у нас и не будет вопроса, кто служил, а кто рожал, потому что девушки в принципе не мыслят стереотипами! — фыркнула Кристина.       — Кхм, кхм!.. — специально громко и наигранно прочистила горло Сюзанна, дабы остановить подругу, укоризненно повернувшись к ней. А затем снова посмотрела с улыбкой на Ваню: — Вообще-то я тебе, конечно, подготовила подарок!       — Та-а-ак, ну-ка! — парень ещё шире улыбнулся и потер ладони, предвкушая крутой презент от девушки.       Однако, когда Сюзанна достала из сумки подарочный набор, где был гель для душа, шампунь и дезодорант… Улыбка Вани тут же спала с лица, и он шокированно смотрел на подарок, не могши поверить тому, что видит. Он даже протёр их, но всё ещё перед глазами был тот же набор, и теперь он даже заметил надпись «Oriflame»…       Сюзанна недоумевала реакции Вани и взволнованно спросила:       — Тебе что, не нравится?..       Паша, Коля и Илья еле-еле сдерживали смех, однако услышав этот вопрос они не смогли сдержаться и заржали:       — А-ХА-ХА!       — Oriflame — дешманская фирма, говоришь? — злорадно просмеялся Илья.       — Че, Вано, так плохо пахнешь, что те твоя девушка даже дезодорант дарит? — издевался над другом и Паша.       Ваня злобно посмотрел на них и перевёл такой же взгляд на Сюзанну. Однако, увидев в её глазах смятение и стыд, черты лица парня тут же смягчились, и он засомневался… Конечно, с одной стороны, парень ожидал большего от богатой подруги. Но с другой… главное же — не подарок, а внимание?.. Сюзанна вообще могла забыть о празднике и ничего не подарить! А тут… хоть что-то. Да и гель для душа с дезодорантом никогда не помешают.       Поэтому Киров повернулся сердито к друзьям и попросил:       — Завалитесь все нахуй, — а затем виновато посмотрел на Сюзанну и начал взволнованно оправдываться: — Нет, что ты, мне нравится… Просто… Я не мог поверить глазам, что ты подарила именно тот набор, который я хотел! У мамки лежал журнал на столе, я долго на него смотрел, и вот, он в твоих руках! — улыбка все-таки появилась на его лице, забирая набор из рук девушки. — Я реально рад твоему подарку, спасибо тебе!       — Точно?.. — с бегающими глазами спросила она.       — Да, правда! Обожаю тебя!       И Ваня крепко обнял девушку в знак благодарности. Хоть это был и не тот подарок, о котором он мечтал, но всё равно он уже был рад любому вниманию своей звезды. И снова увидев сияние в её глазах, парень осознал: это и было главным. А материальные блага не так важны…       Паша, Коля и Илья не стали уже встревать, лишь переглянулись, да и девочки тоже с усмешкой посмотрели друг на друга.       — Я, конечно, не хочу прерывать ваши нежности… — заговорил Борисов, оторвавшись от телефона, в котором он заметил сообщение, зарождающее в его сердце беспокойство. — Однако уже урок начался, и мы снова опаздываем.       — Ой, а я что-то забыл про время! — удивился Артём. — Так радовался своему подарку и за всех остальных, что совсем вылетело из головы!       — Ой, Арлеев, похуй ваще, — махнул рукой Паша, выкинув сигарету. Он удивлённо посмотрел на Аню, ожидая придирчивого комментария в сторону Артёма, а потом вспомнил, что они встречаются: — Бля, я на секунду позабыл, что вы терь вместе и ждал, что ты скажешь что-нибудь по типу: «Бля, Арлеев, ну ты че, там же твой любимый Левин!»       — У нас биология вообще-то первая сегодня, — закатила глаза Вера. — Паш, когда ты уже выучишь расписание…       — Да я только в конце прошлой четверти запомнил старое, а тут уже новое! — возмутился Паша. — Слишком мало времени прошло!       — Паш, прошло уже два месяца… — вздохнула Вера.       — Так, ну че, пойдём уже, может? — предложил Илья.       — Вы как хотите, а я пошёл! — махнул рукой встревоженный Рома и стремительно побрёл в школу, уже не дожидаясь друзей.       — Че это с ним? — удивился Паша.       — Не знаю, он сегодня целый день такой, — пожала плечами Сюзанна. — Ладно, наверное, уже нужно реально идти… — и, взяв за руку Ваню в первый раз сама, она повела его в здание. А вслед за ними пошли и все остальные.

***

      Рома не просто так торопился в школу. Во время разговора друзей ему прилетело сообщение от Максима, которому не терпелось уже увидеть возлюбленного, и который почему-то написал, что ему немного грустно.       Придя в школу, Борисов быстро скинул с себя дублëнку и, даже не закинув её в раздевалку, принялся искать глазами Максима в холле, уже готовый зайти в дверь, ведущую к кабинетам. К счастью, рядом с дверью, Рома заметил возлюбленного и подошёл к нему. Наклонившись, блондин взволнованно и тихо спросил, чтобы никто их не услышал:        — Милый, что случилось?..       Печаль так и отображалась в глазах Максима, цвет которых потемнел то ли из-за неяркого освещения, то ли из-за томящей сердце грусти. Вместо ответа он тоскливо предложил, хоть и надежда на положительный ответ не просачивалась через темноту его взгляда:       — Давай прогуляем нахуй?       Рома изумился предложению. Конечно, он не хотел прогуливать английский язык, с которым у него и так уже возникали проблемы, но, хотев хоть как-то поднять настроение любимого, он согласился:       — Да, давай. Только где? Охранник сейчас не пустит нас вдвоём свалить из школы…       — Да хоть где угодно, — улыбка так и не проявилась на измученном лице Максима. — Погнали в толчок? Там обычно никто не ошивается с утра на первом уроке.       — Да, хорошо! — кивнул Рома.

***

      Уже стояв в туалете, Максим оперся спиной на стену и с грустью в глазах закурил сигарету, зная, что система пожарной безопасности давно не работала здесь. Рома всё равно не рисковал и лишь смотрел на подавленного Максима, стояв перед ним и тревожась. Он не понимал, почему всё ещё тёмный взгляд задумчиво смотрел куда-то в сторону, а опущенные уголки губ, которые так рьяно присасывались к сигарете, так и говорили о грусти. Однако блондин долго смотрел на парня, размышляя над причинами, почему Максим мог печалиться, параллельно восхищаясь тем, что даже в таком состоянии парень был чрезмерно привлекательным…       Прищуренные от проникающего солнца глаза хоть были и темны, но всё равно хотелось окунуться в эту тьму и разузнать причину появления черни в когда-то сияющем ореховом взгляде; из искусанных от терзаний губ просачивалась иногда кровь, которую Максим сразу слизывал, и Роме хотелось либо сделать это самому, либо почувствовать мягкость этого языка; а накаченная грудь, скрытая чёрным свитером, тяжело вздымалась и опускалась, и блондин желал дотронуться до неё… но ничего из этого он не мог сделать. Ведь Галльярда терзали какие-то неизведанные Роме мысли, и ему не терпелось разузнать, откуда же явилась тьма в его глазах:       — Макс… Так ты расскажешь, что случилось?..       Галльярд тяжело вздохнул. Ночью было гораздо легче выговариваться в сообщениях Роме, нежели с утра. Но все-таки Борисов ждал хоть какой-то информации, и брюнет понимал, что он должен был рассказать всё, дабы стало легче, да и не томить Рому. Поэтому, сглотнув ком в горле, он все-таки начал:       — Когда я проснулся, мне сначала показалось, что я просто встал не с той ноги, так как не очень себя чувствовал. Да и я проспал немного вообще. Однако потом я увидел своего биологического отца по телевизору… — горький смешок издался из уст Максима.       Рома обомлел и только через пару секунд смог спросить:       — И… как он?..       Галльярд вкратце пересказал сюжет новости. С каждым словом глаза Борисова всё больше расширялись.       Дав немного времени, чтобы тот отошёл от шока, брюнет продолжил:       –.Но это ещё не самое страшное. Кажется, Паша из-за этого начал подозревать, что и я могу быть геем. Он странно на меня смотрел после этого, и я ещё подозрительно убежал, когда он сказал про часы. Кстати, он ещё удивился их появлению. Правда, потом сказал, что, мол, вспомнил, что я про них рассказывал, но кажется, он сделал это специально…       — Да ладно тебе… — Рома расстроенно опустил взгляд и попытался поддержать возлюбленного. — Может, все-таки ты себя накручиваешь, и тебе показалось, что он так посмотрел… А про часы — ну, типа, может, подумал, что ты реально говорил когда-то, а он, дурак, забыл и решил сделать вид, что помнит, чтобы тебя не обидеть.       — Да не, Ром, там взгляд точно о другом говорил… — тревожно заговорил Максим и дрожащими пальцами он притянул сигарету к губам.       — Макс, ну не переживай, пожалуйста… — блондин мягко провёл рукой по щеке парня и заставил его оторвать взгляд от окна, взглянув в свои светлые, цвета молодой листвы, которая будто пронизана солнечными лучами, глаза. Этот встревоженный взгляд вынудил Максима немного позабыть о своей горечи, чувствуя вину за то, что подпортил настрой Роме с самого утра.       — Ладно, Ром… — заговорил он и нежно провёл ладонью по его руке, держащей щеку. — Прости, что заставил волноваться… Может, ты действительно прав… Просто сегодня какое-то состояние… Тревожное. С самого утра.       — Вчера ж вроде всё хорошо было… — расстроенно опустил взгляд Рома, засунув руки в карманы.       — Вчера было всё очень хорошо, правда! — начал уверять Максим, мило взглянул в глаза возлюбленного и положил руку на его плечо, пытаясь заверить. — Мне вчера очень всё понравилось! Особенно, когда твой отец уехал отмечать с друзьями праздник, и мы остались одни… — усмехнулся Галльярд и на секунду немного смущённо посмотрел вниз — воспоминания горячего завершения вечера пронеслись в голове. — Правда, кстати, я не ожидал, что вы мне подарите часы! Мы же с тобой договаривались без подарков, ибо я знал, что я тебя не переплюну…       — Что ж ты тогда Jack Daniels принёс? — усмехнулся Рома и подобрел в глазах — тревога и грусть отошли на второй план от воспоминаний о вчерашнем дне.       — Да я просто хотел вместе распить, — слабо улыбнулся Максим. — Я же не знал, что твой отец будет дома днём, и мы в итоге бутылку на троих поделим.       — Ну вот! А мы с отцом просто решили в знак благодарности за напиток подарить тебе часы. Они для нас не так много значили, как будут для тебя.       — Да уж, особенно с учётом того, что они были подарены именно с твоих рук, — улыбался Максим. Однако волнение вдруг снова вернулось в сердце, картинки утра почему-то пронеслись в голове от упоминания часов, и он, грустно опустив взгляд, попытался оправдаться: — Так что, я думаю, что после вчерашнего прекрасного дня я просто упал в дофаминовую яму… — парень кинул докуренную сигарету в мусорку, которая стояла немного поодаль, и, на удивление, с первого раза попал.       — Так давай я вытащу тебя оттуда… — пошлая ухмылка образовалась на лице Ромы, и он внезапно навис над Максимом, опершись рукой на стену.       Теперь сердце брюнета забилось в груди уже от внезапно вспыхнувшего огня. Он чувствовал прерывистое дыхание, источающееся над своей шеей и пробирающее до мурашек, и приближающуюся теплоту тела загадочного и привлекательного Ромы, который, кажется, во второй раз в жизни начал первым так уверенно приставать к Максиму. А это было то, что парень всегда неимоверно ждал, и от чего внизу живота скручивался узел.       Тело Максима задрожало, когда Рома свободной рукой провёл по лицу тыльной стороной ладони, а затем спустился ниже, по шее. С каждым прикосновением сердце Максима начинало трепетаться сильнее, а кровь разгонялась по телу. Потемневшие глаза Ромы притягивали его, заставляя время замирать и тревожить сердце до невозможности.       Прикосновения Ромы уже перешли на волосы и были легкими, как волшебный шепот, как надпись любви, выгравированная на страницах мыслей Максима. Блондин будто специально игрался, взбудораживая парня ещё сильнее. Галльярд ощутил его нежность и страсть, транслирующиеся через эти невидимые нити, которые связывали их судьбы.       А когда Рома схватился сильнее за волосы Максима и приблизился лицом к его лицу ещё ближе, брюнет был совсем одурманен его действиями и ароматом дорогого кедрового парфюма. Его губы сами потянулись к губам блондина, и искра зажглась между ними, ударив электрическим током по всему телу. Максим вцепился в волосы блондина, прижимая сильнее к себе и начинав гореть от страсти. Их губы сталкивались с интенсивностью и жаждой, отдавая и получая равномерно. Воздух исчез вокруг них, и все прохожие мгновения затерялись во всепоглощающем небесном провале.       В этом украденном времени страсть преобладала над разумом, и вся остальная реальность померкла. Они не могли удержаться от сильного желания, азарт охватил их беспокойные сердца, преображая в яркий огонь. И Рома, не могши сдерживаться, наплевав на то, что они были в общественном туалете, начал спускаться губами ниже, целуя шею. Каждый поцелуй будто обжигал Максима, он вытянул шею, давая больше пространства партнёру, и получал ещё больше наслаждения от каждого соприкосновения губ Ромы с кожей, прикрыв глаза. Голову кружило, член начинал дёргаться в брюках, но ещё больше хотелось почувствовать наконец-то огромное достоинство в себе… Ведь Максим так долго мечтал об этом…       И не смог удержаться от этих слов, томно произнесённых:       — Трахни меня…       Рома с огромными глазами резко оторвался от шеи партнёра и удивлённо взглянул на него.       — Чего?..       — Трахни меня! — прорычал Максим и снова вцепился в губы Ромы, не могши удерживаться от страсти…       От таких резких движений Борисов почувствовал, что его член сам начал шептать, как ему хочется войти уже в Максима… Особенно Рома это ощутил, когда брюнет начал тереться своим пахом об его, разгорячая ещё сильнее…       Однако именно в этот момент, когда их поцелуй становился глубже, языки сплетались в танце, а пространство комнаты сужалось до них двоих, Борисову послышались шаги за стеной, где стояли раковины, а затем чей-то рваный и изумленный ох и быстрый бег из комнаты. Рома распахнул глаза и резко оторвался от губ возлюбленного, со звоном в ушах и страхом в глазах посмотрев на арку, откуда мог выйти человек. Но, не заметив никого, Рома почему-то не успокоился…       Заметив обеспокоенность парня, Максим хмуро спросил:       — Что такое?       — Мне кажется, заниматься этим по крайней мере в общественном туалете не лучшая идея… — сглотнул ком страха в горле Рома.       — Ты кого-то услышал? — Максим сам забоялся, и его сердце вновь забилось в тревоге.       — Да, но, может, мне, конечно, показалось…       — К чёрту, не будем рисковать… Пойдём лучше в подвал? — взволнованно предложил Максим, но Рома всё ещё стоял, как вкопанный, не могши почему-то пошевелиться и оторвать свои руки от талии парня. Галльярд, немного подождав, снова нахмурился и спросил: — Рома, ты хочешь, чтобы нас кто-то отпиздил?..       — Нет, что ты, извини… — блондин отошёл от брюнета и виновато опустил взгляд. — Пойдём лучше…       Но не успели они уйти, как…

***

      Так как теперь биология казалась Коле скучной после отказа Хановой, он вышел на уроке покурить электронную сигарету, которую взял у Вани. Ничего не подозревая, парень спокойно направлялся в мужской общественный туалет на первом этаже…       Однако, только войдя, Коля услышал за стеной причмокивание губ. Он ухмыльнулся и захотел подсмотреть за двумя влюблёнными, да и в принципе парня интересовало, кто, кроме Вани, может развлекаться с утра в этой школе. На цыпочках он тихо пробрался к арке, ехидно ухмыляясь. Но выглянув из-за неё, Коля обомлел, заметив двух парней, да и тем более Максима, брата Паши, с Ромой, целующихся… Радость от предвкушения секретной сцены пропала из штанов, сменившись изумлением, которое проявилось в огромных глазах и случайно вырвавшемся удивлением из уст:       — Ох, ëб…       Коля тут же зажал рот и вмиг решил бежать… чтобы рассказать обо всём Паше.       Пружинов никак не мог осознать, что брат его друга, казавшийся нормальным, в итоге был… не тем, за кого себя всегда выдавал. Или же его хотел изнасиловать этот грёбанный Борисов? У богатых же свои причуды! Ничего не понятно… И Коля всё больше убеждался, что нужно рассказать об этом… Паше.       Пружинов резко открыл дверь класса и заорал:       — Паша! Срочно! Ты нужен!       Зоя Хасановна опешила поведением Коли и злобно предъявила, приняв позу «руки в боки»:       — Пружинов! Это что ещё за нахальство?! Какое ты имеешь право врываться, да ещё и вытаскивать так нагло Галльярда с урока?!       — Там очень… срочно! — взволнованно объяснялся Коля. — Там его брат… заболел! И его срочно нужно вылечить! Только Паша может это сделать!       — Его брату не пять лет, чтобы он не мог справиться с болезнью сам! Он же вообще старший брат! — недоумевала Ханова.       Однако, услышав что-то про брата, Паша сразу встал с места и быстрым шагом молча направился к Коле.       — Либо я пойду с вами!.. — продолжала Зоя, но заметила действия Галльярда. — Галльярд! Куда собрался?!       Озадаченный Паша взял за локоть Колю и повёл его из кабинета без всяких слов. Пружинов попытался оправдаться на ходу, обернувшись:       — Это в мужском туалете, Вам туда нельзя!       — Волосы держать некому что ли, пока блюёт… — тихо вслух и хмуро предположила Зоя. А потом, опомнившись, что она на уроке, продолжила: — А, ой! Так вот… Кхм…       Выйдя из кабинета и хлопнув дверью, Паша обескураженно посмотрел на Колю, засунул руки в карманы и спросил:       — Че случилось?..       — Я видел, что… — Коля со страхом сглотнул ком в горле. –…Рома… целовал… Максима… в туалете… Я не знаю, может, конечно, он его хотел изнасиловать…       Сердце Паши, казалось, остановилось на мгновение после ошарашивающих голову и парализующих тело слов. Он не мог поверить своим ушам. Молния прошибла его насквозь, а раскат грома разразился в теле. Нет… Этого не может быть…       Удивление. Шок. Злость. Ярость. Все эти эмоции охватили Пашу разом и взяли цепкой хваткой. Вулкан гнева готов был взорваться. Глаза Паши сначала забегали, он не мог проронить ни слова. А затем он резко посмотрел на Колю, в его глазах блеснул огонь зла, послышался скрип зубов, и он будто не своим голосом спросил:       — Где они?       — В т-туалете… здесь… — Коля указал пальцем на место.       И Паша быстрее помчался в туалет. Нет, это всё не может быть правдой… Но если это правда… Убью, блять, обоих!       Он с ноги открыл дверь, стиснув зубы, и прошёл туда. А когда он в действительности увидел Рому и Максима… Рому и Максима, которые держались за руки… Сердце окончательно сгорело, зачерствев, гнётом пламени ярости, и разум захватила адская и безумная злость.       Галльярд-старший со страхом в глазах глянул на резко вошедшего Пашу. Его дыхание замерло, волосы встали дыбом, пульс быстро участился… Всё. Это конец. И даже то, что он выдернул руку из руки Ромы, не спасёт его…       Ведь Паша буквально запылал через пару секунд. Пламя ненависти, злости, недопонимания заколыхалось в глазах. Его черты лица были искажены гневом, взгляд сузился, выпуская искры ярости. Грудь дико вздымалась и падала, словно буря, которая была готова разорвать его на части.       Руки вытащились из карманов и сжались в кулак, было слышно, как кости хрустнули от сжимаемой силы, будто Паша хотел уничтожить этот мир своим присутствием. В его взгляде читалась непоколебимая решимость — никто и ничто не могли его остановить. Вулкан окончательно взорвался…       Ведь громкий голос, проникающий в самые потаённые уголки комнаты, заставлял вибрировать стены, это был словно рёв бешеного зверя, готового выплеснуть всю свою боль, чтобы выразить ярость, а сами слова были жестоки и ядовиты:       — УБЬЮ НАХУЙ, СУКА!       И только Максим и Рома успели переварить это, как Паша занёс кулак, побежал и мигом зарядил удар в лицо Борисова, и тот тут же свалился с места от неожиданности и силы. Ярость настолько кипела в Галльярде-младшем, что на одном ударе он не стал останавливаться и начал бить, бить, бить ногами, не разбирая, куда он попадает: то в живот, то в лицо…       Он получит по заслугам! Эта мразь испортила моего брата!       — ТЫ! — удар. СУКА! — ещё один. — СДЕЛАЛ ИЗ МОЕГО БРАТА… — и ещё. — ПИДОРА!       Как бы Рома ни пытался отгородиться от пинков, но Паша был сильнее… Да и каждый удар отдавался болью по всему телу, и Рома совершенно не понимал, как обороняться, за что ухватиться, чувствуя, как теряет сознание…       Коля шокированно стоял и смотрел, пугаясь злого Паши. Он, конечно, знал, что его друг вспыльчивый, но не думал, что настолько…       Максима всего трясло. Он тяжело дышал, голова закружилась. Он хотел это остановить, но он будто прилип к месту и не мог пошевелиться, побледнев и оказавшись парализованным от страха. Его сердце начало биться сильнее, а в ушах зазвучал громкий гул. В сознании наступила такая глубокая тишина, что казалось, будто время замерло. Максим попытался произнести что-то, но из его горла не вышло ни звука. В голове закружились мысли о том, что происходит, и кто или что находится рядом с ним. Он смотрел перед собой, но видел только неясные силуэты и темноту, которая поглощала его вокруг. С каждой секундой его беспомощность и отчаяние только усиливались. Но последние слова Паши… заставили очухаться Максима.       Он же бьёт его парня! Ни за что!       — Паша, остановись! — взволнованно крикнул Максим и резко вцепился грубой хваткой в Пашу, пытаясь оттащить его. — Хватит! Пожалуйста, не надо!       Галльярд-младший остановился. Тяжело прорычал. Резко обернулся и ударил брата по лицу. Максим отшатнулся, взялся за нос, который раскрошил злой Паша… А затем почувствовал, как резко пальцы младшего брата схватились за горло, а спина впечаталась в стену. Ошарашенный болью, недопониманием, Максим поднял взгляд и не увидел ничего в глазах брата, кроме… свирепости.       Сердце тяжело бухало в груди, глаза распахнулись от страха, и Максим хотел что-то сказать, но пальцы, сдавившие горло, не позволяли это сделать…       Зато Паша начал рычать…       — Скажи мне блять… Скажи, что виноват он, что это он тебя соблазнил, и тогда я тебя не трону. Скажи, сука! И я не буду выбивать из тебя всё это дерьмо!       В это время вбежавший пятиклассник, который просто хотел сходить спокойно в туалет, ошалел, заметив израненного блондина и двух злых и орущих двух на друга братьев. Перепугавшись, мальчик сразу позабыл о своей нужде и побежал жаловаться своему преподавателю об инциденте в туалете…       — Тогда… — Максим пытался отцепить руки Паши от горла, еле-еле говорив из-за грубой хватки. — Блять… Отпусти!..       Галльярд-младший отпустил брата, но всё ещё продолжал прожигать взглядом. Тяжело дыша, Максим не мог начать говорить, сердце бешено колотилось и отдавалось звоном в ушах. Нужно было признаться. Нужно. Чтобы он не трогал больше Рому, который пока присел на пол, тяжело дыша, и кривился от боли. «Черт… всё из-за меня… Нужно было раньше перевести на себя внимание…» — корил себя Максим, чувствуя боль Ромы на себе, позабыв о своей, хоть кровь уже давно сочилась из носа.       — ГОВОРИ, СУКА! — крикнул Паша, выдернув брата из мыслей, и стукнул ладонью по стене.       Максим тяжело выдохнул. Пора. Его всего трясло. Но он смог заговорить…       — Паша… — он сглотнул ком в горле и не постыдился посмотреть в глаза брата, горевшие ярким огнём. — Рома тут ни при чем… Это я ещё давно его соблазнил. Это я… ге…       — СУКА БЛЯТЬ! — снова громкий рык и намеченный удар по лицу, но Максим успел отклониться и выпрыгнуть из ловушки, в которую прижал Паша.       Теперь вулкан прыснул лавой на родного брата…       Снова удар. Промах. Удар — попадание, и опять по лицу. Максим держался на ногах, но даже не сопротивлялся. Всё еще не хотелось бить брата, хоть тот и превратился в ярого монстра… Максим знал, что Пашу уже не остановить… Знал, что так и будет… Но никогда не думал, что делать в этой ситуации…       И сейчас совершенно не мог придумать ничего, кроме как уклоняться от него, пытаясь найти спасение. Но когда брат налетел на него… и снова прижал к стене в угол… Бежать уже было некуда…       Обеспокоенный Рома, позабыв о своей боли, еле-еле попытался встать и оттащить Пашу, но тот, обернувшись, снова ударил по лицу Борисова, и, вновь повернувшись к Максиму, зажатому в угол и чувствующему себя, как беспомощный звереныш перед диким хищником, Паша начал наконец избивать кулаками брата по лицу, ногами в поддых, смогши выплеснуть всю злость, что так таил, зажав его…       — ГРЯЗНЫЙ! ПИДОР! — рычал Паша и бил, заставляя Максима страдать и изнывать от боли, из-за чего сил что-то сказать не было. — ВЫБЬЮ ИЗ ТЕБЯ ЭТО ДЕРЬМО!       — Что здесь происходит?! — послышался знакомый грубый голос из-за стены. Тяжело дыша, Паша остановился и испуганно уставился на арку с гулом сердца в ушах.       Злость заменилась страхом наказания. Убежать уже было невозможно. Сейчас будет полный пиздец…       Ошалевшего взгляда вошедшего Левина стоило ожидать… И как потом его брови нахмурились, и его шокированный крик:       — Вы совсем оху...охренели?! Вы что тут устроили?!       Слов у учителя не оставалось. Он был шокирован увиденной картиной: Рома корчился от боли, скрючившись и схватившись одной рукой за живот, а другой — за лицо. Максим с безжизненным взглядом спускался вниз по стене без сил и будто даже не обращал внимания на боль и на то, как кровь из разбитых губ и носа стекала по его шее. А Паша изумлённо глядел на Левина, стиснув зубы и всё ещё горев от злости. А Коля просто стоял и смотрел, боявшись шелохнуться и, видимо, страшась попасть под горячую руку…       Проанализировав ситуацию, Леонид всё понял… Особенно, вспомнив, как Рома и Максим держались за руку…       — Борисов! Максим! Быстро в медпункт! А ты, Галльярд… — учитель сузил взгляд, глядя на Пашу. — Идешь со мной в кабинет директора, паршивец.       Паша последний раз прорычал и посмотрел сквозь стену, сжав кулаки… однако, кажется, начиная успокаиваться. Но теперь негодование, почему за якобы правильные действия ему нужно идти к директору, отобразилось красным знаком вопроса в голове…

***

      Галльярд-младший сидел перед директором, смотрел вниз, погружённый в свои мысли, скрестил пальцы в замок и нервно гладил большие друг о друга. Он молчал, не могши поверить случившемуся. Его брат… пидор. Он оказался другим. Не тем, за кого себя выдавал все эти годы. И, скорее всего, дурь выбить не получилось. Хуй это выбьешь, блять. Явно. Пиздец. Это просто пиздец. Кто он теперь для Паши? Брат ли? Или просто он/она/оно? Кто блять?..       За своими мыслями парень совершенно не слышал вопросы Левина, стоявшего рядом с директором и скрестившего руки. И только когда учитель математики крикнул, стукнув ладонями по столу, тем самым опершись на него:       — Галльярд, твою мать! Может, мне полицию вызвать — с ними заговоришь?!       Только тогда Паша нехотя поднял хмурый взгляд на него и хрипло ответил:       — Спросите сначала этих… двоих. Осмелятся ли они писать заяву или нет.       — Что они тебе сделали, что ты так с ними…? — тревожно спросил Эдуард.       Паша просто прожег его взглядом и предпочёл не отвечать, а затем снова опустил взгляд и погрузился в свои мысли.       — Господи, я не могу с ним больше… — вздохнул Эдуард. — Пригласи Рому и Максима. Может, они что-то скажут.       — Ладно… — вздохнул Левин и помчался за двумя учениками.       Колю брать не стали в кабинет директора. Он был так напуган, что начал вдруг заикаться и перестал говорить от слова совсем. Кажется, он сегодня вряд ли заговорит… Да и тем более, было понятно, что он тут ни при чем.       Однако, пока Левин отсутствовал, в кабинет ворвалась Зоя со словами:       — Эд, это немыслимо! У меня с урока пропал Галльярд, а Пружинов совсем ни слова… — она увидела спину Паши и уже тише продолжила: –…проронить не может…       — Зой, а ты оставайся, — серьёзно начал Эдуард, немного сердито посмотрев на неё, — как раз скажешь нам, какого чёрта отпустила двух учеников с урока одновременно.       — Что случилось?.. — тревожно спросила она.       Но не успела Ханова получить ответ, как в кабинет вошли Рома и Максим с ссадинами на лице и ватками в носу.       — Ах! — изумилась она и прикрыла рот рукой. — Что случилось?!       — Мы сами ещё не знаем, — отрезал Левин, подставил стулья чуть подальше от Паши и попросил учеников присесть.       Снова встав рядом с Эдуардом вместе с Зоей, Леонид скрестил руки и спросил:       — Ну, рассказывайте, что у вас произошло.       — Да! — вдруг оживился Паша, и огонь злости снова блеснул в его глазах. — Пускай эти двое вам и расскажут!       Немного отойдя от ситуации, Максим печально взглянул на брата, который даже не хотел поворачиваться к нему. Душа брюнета скулила от недопонимания, обработанные ссадины снова заныли, сердце разрывало на части, а боль скрутила живот. Только сейчас Максим начал осознавать, насколько его брат жесток… И как же было обидно то, что родной человек так тебя не понимает…       — Максим? Рома? — требовательным тоном спросил их Леонид.       Галльярд-старший и Борисов виновато опустили взгляд. Они не знали, как о таком говорить… Ещё одного каминг-аута они не вынесут. Тем более Рома боялся за то, что обо всём узнает отец и отмудохает его похуже, чем Паша…       Младший брат обернулся к старшему и понял: хуй они что расскажут. И тогда, снова рыкнув, он прорычал, надеясь на понимание от учителей и не сдерживаясь в высказываниях, начал, потому что, вспоминая это всё, Пашу снова пробирала злость до мозга костей:       — А знаете, в чем дело?! Они пидоры — вот че блять!       «Черт, ну какого чёрта он сказал…» — запаниковали в голове Рома и Максим, чувствуя всепоглощающий стыд.       — И как по мне, — продолжал Паша, — я отхуярил их за дело! Таким не место блять в прекрасной России! Это в Гейропе такое нормально или в Пиндостане! Но не здесь блять!       Учителя были шокированы информацией и даже не сразу отреагировали на речь Паши. Огромные глаза Эдуарда, Леонида и Зои уставились на Рому с Максимом, всё ещё не могши поверить словам Паши. Но когда Галльярд-старший стыдливо кивнул, Левин сглотнул ком в горле, удивившись тому, что пазл, которого он опасался, оказался сложенным верно, а Эдуард быстро и боязливо подумал, вспомнив бывшего возлюбленного — отца Ромы:       «Неужели это передаётся по наследству…»       Леонид все-таки смог заговорить, тяжело вздохнув — каждое слово давалось ему с трудом:       — Так, во-первых, Галльярд, прошу выражайся без употребления нецензурной лексики в своих высказываниях. А во-вторых… Как по мне, это всё равно не повод избивать своего брата… Это не должно тебя еб… касаться по сути.       — В смысле не должно?! — прыснул Паша. — Он мой брат! Точнее был им!       — Ты серьёзно готов отказаться от брата просто потому, что он гей?! — изумилась Зоя. — Я думала, сейчас дети адекватнее к этому относятся…       Максим тихо пояснил:       — Это всё воспитание…       — Че ты блять промямлил?! — огрызнулся на него Паша.       — Галльярд! Я сказал выражаться без мата! — рыкнул уже и Левин.       — А Вы ваще какого… лешего не против этого?! — Галльярд-младший напал уже на него. — Вы че, поддерживаете это… дерьмо?!       — Я просто не лезу в это, — отрезал Леонид.       — Так конечно блять! У Вас нет брата-пидора! — рыкнул Паша — каждое такое слово отдавалось болью в сердце Максима. — А че б Вы делали, если бы был, а?!       — Галльярд, — скрипнул зубами Леонид, — я бы считал, что это не моё дело и пускай совокупляется с кем хочет — это, мать твою, его дело.       — Это аморально! Ху… Отвратительно! Фу, бл…ин! — кривил лицо Паша.       Почему-то Эдуарду самому стало больно, и уже он подключился со злобой в глазах:       — Не тебе ж с ним совокупляться, Галльярд! Что ты так фукаешь-то?!       — Откуда ж я знаю, что у пид… этих больных в голове?! — хмурился Паша. — Это ж реально болезнь! И я считал, что её возможно выбить наху… к чертям собачьим! Да че-т походу мало бил, да?! — огненные глаза быстро повернулись к Максиму.       Влюблённые всё ещё боялись проронить лишние слова… То ли из-за того, что боялись ещё одного взрыва вулкана, то ли из-за того, что боялись ещё больше опозориться…       — Это не болезнь, Галльярд! — выкрикнула Зоя. — Гомосексуальность обуславливается на генетическом уровне! С этим связан генетический маркер Xq28…       — Да зачем ты ему объясняешь? — нахмурился Левин. — Он всё равно даже не знает, что такое хромосомы.       — Да знаю я, че это! — скривил губы Паша.       — Тогда скажи мне, у тебя их 46 или 47? — ухмыльнулся Леонид.       — Ну… — ученик призадумался. — 47, наверное…       — Ну да, твоё узкое мышление точно подтверждает это, — усмехнулся учитель, а Зоя еле-еле сдержала смех.       В отличие от своих друзей, Эдуард смог вовремя себя проконтролировать, не засмеявшись и нахмурившись:       — Так, Лëня! Сейчас нужно говорить не об этом, а решать проблему. Павел, — он повернулся к ученику, — ты поступил аморально по отношению к брату. Несмотря на его ориентацию, ты не должен избивать его за это. Как сказал Леонид Аркадьевич, это не должно тебя касаться, и уж тем более ты не должен бить за это. Люди разные, Павел, пойми это. И так как это произошло в стенах школы, я не могу это оставить просто так и отпустить тебя.       На удивление, в этот раз Паша спокойно сидел и слушал директора. Максим предполагал, что его брат просто не привык к Эдуарду так же сильно, как к своему классному руководителю, и не мог вмешаться и ответить крепким словцом. Однако все-таки вряд ли Паша что-то понял и поймёт — считал Галльярд-старший.       — Я понимаю, — продолжил директор, — что, возможно, вы, Рома и Максим, — он повернулся к ним, — чувствуете себя ущемленными и вряд ли станете предпринимать какие-либо действия, как написание заявления и уж тем более ответное избиение. Но я бы хотел вам сказать, что вы не должны так стыдиться этого, но и к данным действиям я тоже не призываю, однако считаю, что мы можем решить конфликт мирно.       Всё ещё не слышав никаких высказываний от Паши, по опущенному взгляду которого можно было судить лишь о боязни сказать директору что-то в ответ, Максим решил заговорить, подняв поникший взгляд на Эдуарда:       — Вы правы насчёт того, что мы не будем ни писать заяву, ни бить в ответ, так как мы живём в России и вряд ли правосудие будет на нашей стороне — кроме позора мы ничего не получим.       — Конечно бл…ин! — снова прожег взглядом брата Паша. — Меня любой поддержит в этой ситуации! Я не понимаю, почему вы, — он повернулся к учителям, — защищаете этих двух пидоров!       — Геев, — пронзил взором Эдуард, поправив.       — Окей, скажу «голубых»! — рычал Галльярд-младший. — Так вот, я не понимаю, какого чёрта! Вас это совсем не отталкивает?! Они же ошибка природы! У них хромосом больше, чем у нормальных людей… ну… или меньше!       — Собственно… — тяжело вздохнул Максим, попытавшись переключить на себя внимание. Сердце обливалось кровью после всех слов, но он продолжал говорить: — я хотел сказать о том, что мы не придём к какому-то консенсусу, так как мой брат…       — Не смей больше называть меня братом! — крикнул Паша, снова обжегши изнутри взглядом.       Новый нож врезался в сердце, но Максим всё ещё продолжал, поправившись:       — .так как Паша… — он горько сглотнул ком в горле. –…воспитан нашими консервативными родителями, и они относятся к гомосексуализму отрицательно. Паше давно это вдалбливают…       — Не понимаю, какого ху…хера тебе это не вдолбилось!       — Паша, ты можешь заткнуться?! — огрызнулся уже Левин.       — Ладно… — вздохнул Максим, уставши от того, что брат постоянно перебивает. — В принципе, я хотел сказать, что это всё бессмысленно. Он не изменит своей точки зрения. Потому что отец так воспитал.       — Прикинь, че он с тобой сделает, когда узнает, что ты пи…голубой! Он-то точно выбьет дурь из твоей башки кулаками!       — Не надо никому рассказывать… — взволнованно откликнулся Рома, который всё это время страдал от оглушительной боли и страха перед отцом, который мог обо всём узнать после этого.       — Галльярд, — укоризненно глядел Левин, — Роман говорит дело: не надо никому об этом рассказывать. Я, конечно, понимаю, что в твоей маленькой черепной коробке сейчас творится существенный диссонанс, хуже, чем на моих уроках, но пораскинь мозгами хоть немного. Хотя бы вспомни, что Максим всё ещё является твоим братом. Ты действительно хочешь его так опозорить? Действительно хочешь, чтобы он пострадал от рук твоего отца, а то и хуже — умер? Зная, какой ты, и каким вспыльчивым, вероятно, является твой отец, особенно, видимо, когда выпьет, дело может дойти и до этого. Силой ты не выбьешь гомосексуализм из головы. Как и сказала Зоя, это, вероятнее всего, базируется на генетическом уровне, и чего ты только можешь добиться, так это смерти Максима.       — Насилие — это вообще не выход! — боязливо высказалась Зоя, опасавшись за Галльярда-страшего. — Неважно, за что ты хочешь избить, это вообще неправильно! И если ты это не понимаешь, это очень плохо! Может, — она повернулась к Эдуарду, — записать его к школьному психологу? Это ненормально, что Паша считает, что насилие — это что-то обыденное.       — Какой ещё психолог?! Это не я больной! — опешил Паша и указал на Рому с Максимом: — Их записывайте к психологу!       — Зоя, у нас, к сожалению, пока нет психолога, — вздохнул директор. — Однако я тоже считаю, что это абсолютно из ряда вон выходящее поведение.       — Да почему меня ваще осуждают?! — недоумевал Галльярд-младший.       — Видимо, Паша, — горько усмехнулся Максим, — в этой стране есть здравомыслящие люди, которые оценивают ситуацию трезво и не осуждают людей.       — Ты еще дерзить мне будешь?! — огрызнулся Паша.       — Забавно, что учителя меня понимают лучше, чем собственный брат… — Максим печально опустил взгляд.       — А вы же точно никому не расскажете?.. — паниковал Рома, снова очухавшись.       — Нет, Рома, — начал Эдуард, — никто об этом не узнает из наших уст, тем более твой отец. Да ведь, Паша? Ты сначала подумаешь о том, кем является тебе Максим, и только потом будешь принимать необдуманные решения?       — Галльярд, — позвал его Левин, — включи мозги хоть раз в своей жизни, а не действуй на эмоциях, как какой-то примат.       Паша закатил глаза и отвел взгляд влево, к окну. С одной стороны, ему нужно было высказаться, как-то пристыдить своего брата. Но с другой стороны… не чувствовал ли уже Максим вину за это? Да и нахрена его позорить?..       Он и так уже достаточно опозорен.       Однако, не успел Паша что-то сказать, как вдруг зазвонил стационарный телефон, стоящий на столе рядом с Эдуардом и связанный с секретаршой с помощью функции конференц-связи. Директор нажал на кнопку ответа, и по всему кабинету раздались слова работницы:       — Эдуард Семёнович, к Вам Михаил Сергеевич, отец Ромы. Говорит, что хочет обсудить с Вами сбор средств на шторы.       Все изумлённо уставились на телефон, а особенно заволновался Рома. Он аж побледнел, губы пересохли, и его кожа покрылась испаринами. Нет… Только не отец. Он не должен видеть, знать, что его избил брат Максима. Тогда он точно запретит им общаться в очередной раз…       Облизнув пересохшие губы, Рома опасливо попросил:       — Нет, пожалуйста… Отец не должен меня увидеть в таком виде здесь… Сделайте что-нибудь… Не впускайте его… Он не должен знать…       — Он будет против?.. — вскинул бровь Эдуард.       — Конечно, будет! — чуть ли не кричал от волнения Рома. — Он и так часто подозревал меня в этом, говорил, что всё, что угодно, лишь бы я не стал геем!       Директор изумлённо переглянулся с Леонидом, а затем задумался:       «Миша?.. Против?.. Я думал после своего опыта он даст свободу своему сыну хотя бы в этом… Или же… Миша боится такого же печального опыта для него?..»       — Рома, ты же понимаешь, — начал Леонид, — что если даже мы вас всех троих сейчас отпустим, то ты всё равно наткнешься на отца?       — И что делать?! — затрясся Борисов.       — Есть только один способ… — тяжело вздохнул Эдуард. — Прячься в шкаф.       — Вы серьёзно это так просто и оставите?! — опешил Паша. — Кто-кто, но его отец…       — Заткнись! — снова пригрозил учитель математики — ученик начал его бесить уже просто от того, что открывает рот.       — Прячься давай, — Эдуард сам встревожился за Рому, зная вспыльчивый характер давнего друга.       Рома кивнул и быстро залез в шкаф. В это время Леонид наказал Паше:       — Не вздумай даже проговориться, получишь то же воспитание от меня, что ты получал от своего отца…       — Лёня! — изумилась Зоя и осуждающе крикнула его имя.       Левин проигнорировал это и продолжил:       — Если вдруг отец Борисова спросит, то, если что, вы двое не поделили девчонку.       — Охеренная история! — возмутился Паша. — С учётом того, что Максим…       — Я всё сказал! — огрызнулся Леонид и повернулся к Эдуарду: — Давай приглашай его уже!       Когда в кабинет зашёл Михаил с серьёзным видом, он сначала и не заметил всех присутствующих, глядя только на Эдуарда. Однако, увидев учителей и Галльярдов, мужчина просто недоумевающе оглядел всех, а затем начал со своей просьбой:       — Может, я, конечно, немного не вовремя, но у меня только сейчас есть время, чтобы обсудить один важный вопрос.       — В чем была проблема позвонить? — нахмурился Леонид.       — В отличие от большинства, я люблю обсуждать важные дела лично, — съязвил Михаил.       — Записываться тогда нужно — не всегда для беспардонных есть время, — продолжал перепалку Левин.       — Я думал, меня всегда тут ждут, — с коварной ухмылкой произнёс Михаил и ядовитым взглядом глянул на Эдуарда.       Тот резко потребовал:       — Скажи уже, что хотел. У нас тут внеплановая дисциплинарная комиссия.       Михаил ещё раз оглядел парней, заметил ссадины и с неподдельным интересом изрёк, ухмыльнувшись:       — Мне уже интересно, что произошло с самой уникальной семьёй школы — Галльярдами, но об этом чуть позже. Я хотел спросить, какого чёрта происходит сбор на новые шторы, если я буквально в начале года покупал вам новые? И почему мой сын обязан платить за это?       Паша усмехнулся и подумал в голове: «Так вот откуда деньги у директора на новые шубы»…       — Ты помогал с обоями, но не со шторами, — пояснил директор. — И вообще, я бы не хотел это обсуждать в присутствии учеников. Лучше бы ты действительно позвонил по телефону.       — Да что тут обсуждать? — поддержал друга Левин, глядя непоколебимым взглядом на Михаила. — Надо — значит надо. Не понимаю, почему Вас, Михаил Сергеевич, душит жаба, чтобы скинуть каких-то всратых пятьсот рублей на шторы.       — Потому что копейка рубль бережёт, Леонид Аркадьевич, — прыснул Борисов-старший.       — Давай обсудим это лучше по телефону, я занят, — отрезал Эдуард, пытаясь выпроводить его словами.       — Ну да, конфликт двух братьев Галльярдов явно важнее… — усмехнулся Михаил и опустил взгляд на Максима с разукрашенным лицом.       Мысль о том, что парень выглядел привлекательно, даже несмотря на ссадины, вдруг снова вскружила голову мужчине…       Изначально Михаил пошёл к Эдуарду из-за того, что кокаин, внюханный для отрезвления после похмелья, снова подействовал не в нужную сторону, и мужчине вновь вдарила в голову мысль, что он должен увидеть Эдуарда. Однако, заметив красоту Максима, стрелка радара мигом сместилась на более молодой и очаровательный объект, который казался таким с недавних пор… И поэтому, наклонившись и опершись ладонями на стол, Михаил ехидно глянул на Максима и спросил:       — Что ж такого ты сделал, что твой брат так некрасиво поступил с тобой?       — Я за дело его избил, — отрезал Паша, которого начал напрягать Михаил.       Ни одного его пружинило повышенное внимание к Максиму… Галльярда-старшего самого это испугало и подозрение о том, что «все всё знают» врезалось в мозг.       — И за какое же дело? — а взор Михаила так и не отрывался от Максима…       — Слушай, — сердито начал Левин — присутствие склизкого, как ему казалось, типа бесило его, — раз уж ты так озабочен проблемами детей, то, может, ты захочешь поработать школьным психологом? У нас как раз его нехватка.       — Я бы хотел помогать психологически только Максиму… — загадочно усмехнулся Михаил и снова посмотрел на парня.       — Че за нахуй?! — изумился Паша, уже сам видев во всём проявление гомосексуальности, ведь теперь доверие пропадало ко многим.       Однако учителей рассердило не это…       — Галльярд! — снова прорычал Левин, чьи нервы были уже на пределе. — Сколько раз я должен тебе сказать, чтобы ты контролировал свой язык?! Была бы моя воля, я бы действительно действовал по методике твоего отца, раз ты по-другому не понимаешь, и вышибал бы каждое твоё нецензурное слово подзатыльником!       — Так давай я буду? Мне ничего за это не будет, — насмешливо предложил Михаил.       — Че?! — опешил ещё больше Паша. — Какого хуя?!       И тут же ему прилетел подзатыльник от выпрямившегося Михаила.       — Ай, блять!       И ещё один.       — Да твою же…       И снова — Михаила забавляло издеваться над Пашей. Это даже вызвало насмешливую ухмылку у Левина, но Зоя решила это пресечь:       — Хватит! Нельзя так воспитывать детей!       — Зато, как видите, помогло! — усмехнулся Михаил. — Такое воспитание — это даже удовольствие, когда это не твои дети!       — Да уж, действительно рабочий метод, — усмехнулся Леонид. — А такая управа на Павла Галльярда только и действует. Да, Паш?       Но парень решил промолчать, дабы не получить ещё одного подзатыльника…       — Так, Миша… — тяжело вздохнул Эдуард. — Конечно, я рад, что ты помогаешь в воспитании моих учеников, пускай, и не самыми гуманными способами, однако все-таки решение конфликта должно выполняться без присутствия третьих лиц.       — Так а что они сделали-то? — всё интересовался Михаил.       — Это не твоё… — начал Леонид, но его перебил Эдуард:       — Да девушку они не поделили. Надеюсь, вопросы на этом окончены?       — Веру эту что ли? — Михаил не унимался и с насмешкой посмотрел на Максима.       — Да, Веру… — виновато опустив взгляд, соврал он.       — Боже, в мире женщин больше, чем мужчин, а вы деретесь из-за одной! — усмехнулся Борисов. — Максим, я считаю, что у тебя все шансы сломить и другую!       — Я передумал, — начал Леонид, — такой психолог нам не нужен.       — А по-моему, — вмешался Паша, — он правильные вещи толкует. В мире столько женщин… красивых, разных… Да, Максим? — он снова обжёг взглядом брата.       — Миша… — ещё раз намекнул на уход Эдуард.       Борисов тяжело вздохнул и все-таки смирился:       — Ладно, хрен с вами, разбирайтесь, а от тебя, Эд, я буду ждать звонка.       Во время своих слов Михаил серьёзно смотрел на директора, а, произнеся всё, его черты лица смягчились, и он уже со слабой улыбкой глянул последний раз на Максима. А перед тем, как уйти, он так вообще потеребил парня по волосам и только потом окончательно ретировался из кабинета.       Леонид и Эдуард недоумевающе переглянулись.       — Всё, Ром, можешь выходить! — сказала Зоя.       И так ослабленный Рома вышел ещё более размякшим из-за нехватки воздуха в шкафу. Учителя заметили это и снова переглянулись. Роме и Максиму было плохо, морально и физически, Паша так ничего и не мог понять, и учителя совершенно не знали, что делать… Да ещё и прозвенел звонок, который намекал на закругление.       Никакого консенсуса невозможно было ожидать. Тяжело вздохнув, директор решил вынести итог:       — Как я понимаю, мы ни к чему не придём, однако я хочу в последний раз повторить, что ты, Павел, должен понять, что нужно относиться терпимее к своему брату, да и вообще к таким, как он. Если ты пока не можешь этому научиться, то хотя бы пойми один факт: это не повод избивать других людей, и рассказывать об этом уж тем более не надо. И раз ты пока ничего не осознал, я хочу попросить тебя не трогать своего брата. Подумай, проанализируй ситуацию, взвесь все «за» и «против» такого отношения к Максиму, погугли в конце концов, что делать, и я надеюсь, что ты хоть что-нибудь поймёшь. Но пока я прошу тебя: не бей больше ни своего брата, ни Рому. И ещё раз скажу: кто в постели твоего брата — не должно касаться тебя.       Пока Паша пытался переварить все сказанное, Левин не выдержал молчания и спросил:       — Галльярд, ответь хоть что-нибудь, черт возьми.       — Ладно… Я подумаю. И с тобой, — он повернулся к брату, — я сам пока не хочу никак общаться… Потому что мне блять противно!       И после этих слов он быстро направился к двери и, хлопнув ею, вышел из кабинета. Он не хотел больше это обсуждать, никак комментировать… Даже думать об этом не желал. Хотелось лишь забыть обо всём… и о том, что в жизни в принципе есть брат.       Максим подавленно смотрел, как быстро уходил Паша, но видел он это всё будто в слоу-мо. Сердце окончательно разбилось вдребезги. Парень осознавал, что теперь их отношения с братом никогда больше не будут прежними. Паша никогда его не поймёт. Во рту горько, сухо. Зато глаза, казалось, намокли, глядя на так быстро скрывающуюся фигуру когда-то самого родного человека в жизни…       — Максим… — его позвал Левин. Впервые в его глазах Галльярд увидел… жалость?.. Сожаление?..       — Что?.. — тихо спросил он, его губы дрожали.       Только бы учитель не начал поддерживать… Максим знал, что иначе он разревется от печали, что терзала душу и выворачивала наизнанку.       Но Леонид предполагал, что этого не стоит делать. Он лишь спросил:       — Ты точно сможешь выполнить то, что я просил? После такого-то…       — Да… Я всё смогу… — с трудом Максиму удалось кивнуть.       — Максим, пожалуйста… — Зоя готова сама была заплакать, видя его состояние. — Я тебя умоляю, не расстраивайся…       Зато начала успокаивать она…       — Ты можешь пойти домой, если хочешь, — предложил Эдуард, проникнувшись эмоциями парня.       — Я останусь… Мне просто нужно успокоиться, — тяжело изрёк Галльярд, отведя взгляд на окно, за которым снова яркое солнце спряталось за массивные тучи. — Можно я… пойду?..       — Да, конечно, Максим. И ты, Ром… — директор повернулся к нему. — Мне очень жаль, что тебе пришлось так пострадать. Но не слушай всё то, что тебе наговорил Павел: несмотря на то, что в России у нас это неприемлемо, я считаю, что ты можешь любить, кого хочешь.       — Спасибо… — Рома расстроенно опустил взгляд. Отец ему точно никогда такого не скажет…       Когда ученики ушли из кабинета вместе с переживающей Зоей, которая решила их проводить, Леонид с Эдуардом молча посмотрели на уходящие фигуры, а затем Левин высказался:       — Последняя фраза была сильной, ну, про то, что Рома может любить кого угодно, но, мне кажется, не стоило этого говорить.       — Я не мог не поддержать таким образом… — тяжело вздохнул Эдуард.       Воспоминания о прошлом пронзили его голову. Лишь один осуждающий и одновременно непонимающий взгляд отца заставил тогда Эдуарда почувствовать неимоверный стыд и обрезать всё, что они так тщательно строили с Михаилом, на корню… И больше никогда не осмелиться притрагиваться к такому роду отношений.       Поэтому мужчина, как никто другой, понимал, что чувствуют сейчас Рома и Максим. И что никакие избиения не остановят, как не остановили и Михаила. Но лишь один взгляд смог пресечь Эдуарда. Конечно, может, потому, что он не так был этим увлечён, лишь интерес к чему-то новому сподвиг его на это — он не знал. Может быть, сейчас мужчина пытается оправдать себя и то, что он так некрасиво бросил Мишу. Но Эдуард точно понимал одно: такой опыт нельзя просто так удалить из головы…       Ведь всё равно, как бы ты ни отошёл от этого, ни переключался на женщин, тёмной ночью будут всплывать картинки прошлого и будоражить воображение, направляя его в самые тайные углы и погружая в недра сознания, в которых до сих пор хранилась жажда сока того самого запретного плода…       Это не остановить. Ни взглядом, ни кулаком. Ничем. Лишь рука на члене могла как-то спасти… Но ненадолго. И Эдуард страдал от этого всю свою жизнь…       — Ладно, да, по-другому ты не мог, — усмехнулся Леонид. — Парней действительно жалко, к тому же.       Вспомнив об отношениях с Михаилом, Эдуард внезапно припомнил и взгляд бывшего возлюбленного на новый объект обожания… И он не мог не сказать об этом другу:       — Ты видел, как Миша смотрел на Максима… Тебе не показалось это… странным?       — Показалось. Но я всегда думал, что он повёрнутый на голову, поэтому это неудивительно. Да и его огромное зрачки говорили о том, что он нанюханный и не может удержать своё большое либидо в штанах.       — Ты не думаешь, что его привлекает Максим?.. — опасливо спросил Эдуард.       — А ты что… — ухмыльнулся Левин. — Ревнуешь?       — Нет, что ты… — Эдуард смущённо опустил взгляд.       Черт… Почему он вообще ревнует?..       Взглянув на фотографию семьи на столе, блондин будто отрезвел и решил резко перевести тему:       — Раз уж сейчас перемена… Может, ты опоздаешь на ещё один урок и попьём чаю?       — Да, пожалуй, — кивнул Леонид и пошёл к чайнику.

***

      Все оставшиеся уроки Максим сидел подавленный и пытался хоть как-то отвлечься на то, что говорит учитель. Но не получалось. Грусть, обида и недопонимание так и сжимали сердце в крепкие тиски и заставляли парня опускать взгляд и задумываться о произошедшем. Рома, как бы ни хотел пойти домой и нормально зализать раны, остался с возлюбленным на уроках и тихо поддерживал его, поглаживая его руку под партой. В этот раз они впервые сидели вместе, чувствуя себя чужими среди своего же класса. После слов Паши им казалось, что они не такие, как все. Больные. Но потом приходило осознание, что это не так… Однако почему-то все равно было стыдно за самих себя. Но бросать друг друга они не собирались из-за осуждения. Никогда. Они будут вместе, даже если весь мир отвернется от них.       Если бы только они так глупо не спалились… Сразу же пошли в подвал… Ничего бы не произошло.       Ещё теперь и учителя знают! Благо, что хотя бы они оказались понимающими. Но для Максима лучше бы было, если бы его брат понял его, а не они… Однако это было невозможно.       Хотелось домой. Спрятаться под одеяло, скрыться от испытанного позора вместе с Ромой на пару. Укрыться в теплом месте вдвоём, где никто не мог бы их достать. Однако у Максима было дело, которое он должен был закончить. Шоу должно продолжаться, несмотря на то, что после ссоры Максим чувствовал, будто он умирает изнутри.       После всех отсиженных в прострации уроков, парень сидел на третьем этаже напротив кабинета физики и ждал время начала собрания, всё ещё погружённый в свои мысли. Рома хотел с ним остаться, подождать вместе, но Максим пояснил, что он как раз таки выступает против богатых, как он.       — Ну и что? Похуй, что они подумают, — присел рядом Рома и щенячьими глазами глядел на парня. — Я просто хочу быть с тобой… Тебе тяжело… Тяжелее, чем мне. Мои физические раны не сравнятся с твоими моральными…       Максим грустно посмотрел на блондина и попытался улыбнуться, но вышла кривая гримаса:       — Спасибо… Но правда не стоит. Как всё закончится, я обязательно приду к тебе. Я хочу побыть с тобой сегодня… Очень.       Уголки губ Ромы слабо поднялись из-за боли в челюсти.       — Я рад, что ты придёшь. Тогда буду ждать тебя.       — Хорошо…       Когда Борисов ушёл, Максим вспомнил об их плане с Левиным и совершенно не понимал, как он в таком состоянии будет его выполнять.       Когда парень рассказал учителю о том, как он шутки ради выделял слова по типу: «я из ваших», они придумали фарсовый план, где Максим признается, что думал, что тут собрание геев, а не геноцидников, и именно в этот момент Левин услышит сигнал за дверью в виде слова «геи» и спустя пару реплик Захара тихо войдёт в кабинет, который сам признается в злодеяниях, записанных на диктофон. Однако теперь парень даже и не знал, как говорить это даже в шутку… Ему было стыдно. Противно от самого себя, хоть он и понимал, что это глупо.       Но как бы Максим ни хотел, нужно было продолжать идти дальше, нацепив на себя маску с театральной улыбкой…

***

      — Ты серьёзно позвал Максима Галльярда и не посоветовался со мной?! — опешил Илья, находясь в кабинете вместе с братом. — Серьёзно?! Ты совсем конченый?!       — Я не понимаю, в чем проблема, — нахмурился Захар, скрестив руки.       — В том, что именно он пытался остановить меня в день расправы! — сердился Ершов-младший. — И он общается с этими грëбаными буржуями! Ты действительно думаешь, что он за нас?!       — Он утверждал это серьёзно. И кто знает, может, они его подставили, и он передумал?       — Да я буквально сегодня видел, что он ходил постоянно вместе с Борисовым, отстранённый от всех! Думаешь, это ничего не значит?!       — Так вот может поэтому он был только с Борисовым — остальные его предали.       — Блять, Захар…!       Но не успел Илья договорить, как в кабинет вошёл Максим с наигранной ухмылкой.       — Здравствуйте, Захар Григорьевич! — радостно поздоровался он. — Я получил Ваше приглашение. Рад, что наконец-то собрание состоится!       — Твою ма-а-ать… — прорычал Ершов-младший и разъярённо направился на занятое место на последней парте.       Максим злорадно ухмыльнулся: к счастью, Илья не знал о его присоединении, и это сыграло на руку Галльярду.       — Я тоже рад, что ты пришёл, — спокойно проговорил Захар, улыбнувшись. — Ты пока присаживайся, скоро все подтянутся.

***

      — Ну что ж, так как мы наконец-то все собрались — не понимаю, почему так долго… — ядовито начал Ершов-старший, глядя на собранную команду в классе. — Однако теперь мы можем начать наше собрание. После долгого затишья пора бы уже выйти наконец-то в свет и снова заявить о себе…       — Да, согласен! — воодушевлённо начал поддерживать Максим и получил презрительный взгляд от Ильи. — Пора уже выйти на улицу и заставить этих людишек, которые считают себя выше нас, относиться к нам толерантно!       — Да, это точно… — нахмурился Захар, удивившись тому, что Галльярд встрял. — Первое, что я хотел бы обсудить, это не новый план по уничтожению людей…       — Это же имеется в виду типа не буквальный взрыв мозга? — ухмыльнулся Максим.       — Ну… Скорее да, чем нет, — снова был сбит с толку Захар, но продолжил: — В общем, нужно для начала обсудить наш стиль, так как Илья посчитал это чрезмерно важным. Из-за того, что мы были во всём чёрном, нас к кому только не приписали… И к ЧВК «Редан», и к террористическим группировкам — как только нас не называли…       — Да уж, это точно! — театрально усмехнулся Максим и продолжил: — И таким образом никак не выделяемся! Нужно что-то более яркое… Радужное. Чтобы уж точно быть узнаваемыми.       — Какая ещё радуга… — глаза Захара округлились.       — Ну как какая? — наигранно удивился Галльярд. — То, что нас как раз таки больше всего символизирует! Я не понимаю, зачем мы что-то выдумываем, если за нас уже давно всё придумали!       — Что ты несёшь? — нахмурившись, спросил у него Илья, и вместе с ним все недоумевающе посмотрели на Максима.       Парень не обращал внимания и продолжал нести чухню, вдохновлённо спрашивая:       — А флаг у нас будет? Ну этот, радужный! Я бы мог достать его!       Донёсся раздражённый голос парня из команды с задней парты:       — У нас тут не гей-парад так-то…       — Как?.. — повернулся с большими глазами от напускного изумления Максим.       Только сейчас до Захара дошло, что Максим имел в виду под «я из ваших»…       — Так, Максим… Кхм… — прочистил горло ошалевший Ершов-старший. — Если ты думаешь, что тут поддержка всяких голубых, то ты попал не в тот кружок…       — Да, тут к другим надо записываться… — с отвращением изрёк Илья и кинул укоризненный взор на Фёдора на соседнем ряду.       — А, так вы до сих пор геноцидом занимаетесь… — Максим наигранно скривил лицо, будто не знал об этом. — Боже мой, лучше бы чем-то полезным занялись, ей-богу. Как защитой прав меньши́нств. Хотя бы доказывали, что вы лучше богатых людей их поддержкой, а не вставали на ступень ниже, унижаясь и страдая хернёй.       — Вот такой хернëй, как защита грёбаных педиков, мы уж точно заниматься не будем! — высказался с отвращением участник кружка.       Только Захар хотел согласиться, как вдруг с места встал покрасневший Фёдор, который чувствовал одновременно смешанные эмоции: его вдохновили слова Максима, однако он ощущал стыд за то, что хотел сказать, и одновременно с этим его разум разъяряли высказывания на щепетильную тему, касающуюся и его самого. Поэтому, поднявшись, он громко заговорил:       — А действительно! Почему мы не можем заняться чем-то ещё, раз у нас не получилось с отмщением?! Поднять себя с колен в глазах людей и поддержать животрепещущие темы? Доказывая таким образом, что мы лучше и более осведомлённые, толерантные, нежели те самые богатые, которые и внушают ради своей выгоды низшему слою общества, который из-за своей малообразованности легко впитывает всё то, что им говорят, где плохо, а где хорошо?! Конечно, сейчас есть интернет, откуда люди берут информацию, что не нужно верить всему, что говорят по телевизору, и формировать своё отношение к чему-либо, но всё равно некоторые люди из-за воспитания, в котором огромное влияние оказывало мнение родителей, взросших зомбоящиками, продолжают разделять людей по ориентации, весу, количеству волос на коже! Это разве адекватно? А высшим органам — как раз таки людям с деньгами — это выгодно! Однако остальные это не понимают! И мне кажется, если мы будем превозносить в массы идеи, которые кажутся большинству аморальными, то так мы хоть как-то сможем повлиять на благополучие мира!       Фёдор пытался отдышаться после своего красноречивого монолога. Остальные же изумлённо смотрели на него, даже сам Захар не понимал, что говорить. А Максим… он не мог поверить своим ушам. Парень смотрел изумлённо, но в то же время с гордостью на Фостенко, не понимая, как он решился поднять такую тему среди людей, которые явно будут против его идеи… Максим восхищался, но и одновременно опасался того, что будет дальше…       И это случилось: Илья встал с места и, окончательно рассердившись, заявил:       — Собственно, вот из-за таких людей, — он тыкнул на Фёдора, но смотрел на Захара, — я собираюсь покинуть наше сообщество.       — Ах!       Все, кроме Фёдора и Максима, одновременно ахнули от этой информации.       — Илья, как же мы без тебя…       — Илья, и что нам теперь делать?..       — Илья…       Услышав это, Фёдор окончательно взбесился и съязвил:       — А что так?! Тебя так испугало то, в чем я тебе признался, да?       — Нет, блять, не только из-за этого, конечно, есть и другие причины! — все-таки злобный взгляд Ильи повернулся в сторону бывшего друга. — Но твои идеи уже ни в какие рамки не лезут! Защита меньшинств? Серьёзно?! Мы что, в Америке?! Смотрю, ты совсем помешался, конченый?!       — Я не поняла, Фёдор что, гей?.. — спросила одна из участниц.       — Федь, ты че, пидор что ли?! — спросил ещё один. — Как этот Максим?..       — Да не гей я, на самом деле, — тяжело вздохнул Галльярд, повернувшись к спрашивающему.       Эти вопросы окончательно взорвали Фёдора, и он чуть ли не закричал:       — Да, мне нравился Илья! И что?! Что вам с этого?! Я изначально не был против его идеи, меня восхищали его смелость, труд, который он проделал, не побоявшись никого! Да, я влюбился по итогу! — он сожмурил глаза от позора, но продолжал: — Но почему вы осуждаете меня?! Почему?! И почему я получаю такой болезненный отказ, наполненный отвращением, когда девочкам парни пытаются мягко намекнуть, а то и вовсе, бывает, замалчивают о том, что у них нет чувств! Меня же полили грязью! За что?! Я просто не понимаю!       Максим вслушивался во всё это, находил себя в каждом слове и глубоко сопереживал Фёдору. Галльярду было жаль парня, сердце снова заныло в груди, но за чувства единомышленника. И Галльярд даже не понимал, что хуже: недопонимание со стороны друзей или же грубый отказ?..       Да всё это ужасно. И отвратительным было то, что именно таким, как они, приходилось мириться с жестоким отношением общества.       Все молчали. Фёдор не понимал, почему никто не проронил ни слова и все-таки распахнул глаза, хоть и не желал видеть ничьей реакции. Однако, когда один глаз перестал жмуриться, Фостенко изумился, что он уловил на себе только сопереживающий взгляд Максима, глядящего на него печально и понимающе… а глаза остальных были устремлены на дверь. Фёдор повернулся и ещё больше опешил, когда увидел в проходе не менее изумлённого Леонида Аркадьевича.       Услышав второй каминг-аут за день, учитель был повергнут в шок. Но, все-таки постаравшись вернуться в прежнее состояние, он спросил менее серьёзно, чем обычно:       — Что здесь происходит?.. Вы здесь не физикой разве должны заниматься?..       — Тут это… Кхм… — нервно начал Захар. — Речь была об атомах и каким-то удивительным образом с темы о магнитном поле и притяжении плюса на минус мы перепрыгнули до возможности притягивать минус на минус и плюс на плюс…       — Леонид Аркадьевич… — дрожащим голосом начал оправдываться Фёдор. — Я не имел в виду это всерьёз… Это была рассмотренная ситуация и…       — Я тебя не осуждаю, — строго изрёк Левин и повернулся к Захару. — Однако что-то мне подсказывает, что тут обсуждалась нихрена не физика.       — Совершенно случайным образом, — начал с ухмылкой Максим, попытавшись вернуться в состояние игры, — у меня включился диктофон, и я выяснил, что тут не физика, и даже не меньши́нства обсуждаются, а очередной налёт на представителей высшего слоя общества.       — Ах ты ж крыса! — озлобленно рыкнул на него Илья.       — Я же говорю, что совершенно случайно… — продолжал победно ухмыляться Галльярд.       — Значит так… — скрестил руки Леонид. — Ну-ка быстро закончили это и разошлись по домам. Как Вы понимаете, никаких кружков физики больше не будет. А Вы, Захар Григорьевич, — он пронзил взглядом мужчину, — пройдёте в кабинет к директору. С вами предстоит отдельный разговор.       Захар побледнел, сердце зазвенело в ушах от страха, но он не стал сопротивляться… Перед смертью не надышишься…

***

      Максим боялся, что после всего, что он натворил с группой поддержки Ершовых, его подловят возле школы, и он снова получит по лицу. Однако, на его удивление, когда он прошёл мимо курилки, никто не обратил на него внимание — они были заняты обсуждением поступка Фёдора. Илья и вовсе куда-то ушёл, видимо, радуясь, что после его ухода их маленькое общество единомышленников так быстро распустилось.       Слышав от курящей компании нелестные слова о Фостенко, Максиму самому становилось не по себе. И ещё больше ему стало печально, когда он увидел одиноко стоящего Фёдора вдалеке, в деревьях, на которого валился снег с неба и веток, однако ему было всё равно: душевную боль не уймёшь…       Максим решил поддержать парня и подошёл:       — Хей, Федь… Правильно я запомнил твоё имя?       — Что тебе надо?.. — парень поднял взгляд на Галльярда, и тот заметил не только ломающийся голос, но ещё и дрожащие губы с намокнувшими глазами. — Тоже хочешь посмеяться с меня, да?..       — Нет, что ты!.. Я наоборот хотел тебе сказать, что твоя речь вышла шикарной. Жаль, что никто не оценил и не понял тебя — не на ту аудиторию ты распинался. Однако ты абсолютно прав, что это было бы намного полезнее, чем то, чем ты занимался до этого.       — Спасибо… — горько усмехнулся Фёдор, шмыгнув носом и слабо улыбнувшись. — Именно ты меня и вдохновил на эти слова, пускай, они и были сказаны не всерьёз. Я же понимаю, что тебя на самом деле интересовало не это, ты это так, чисто вкинул, чтобы разоблачить всё.       — На самом деле… — Максим виновато опустил взгляд. — Я это все-таки не просто так от балды говорил… Это то, что терзает и мою душу.       — Серьёзно? — глаза Фёдора округлились.       — Да, серьёзно, — горько улыбнулся Максим. — Так что не переживай, ты не один такой. И советую тебе реально создать такое сообщество, где ты найдешь адекватных единомышленников, а не то, в чëм ты участвовал. И в этом обществе вы вместе измените страну в лучшую сторону. Ну, или хотя бы просто насладитесь обществом друг друга.       — Спасибо большое за напутствие… — ещё шире начал улыбаться Фёдор.       Эта улыбка грела душу Максима — приятно было помогать кому-то…       — Если вдруг ты все-таки решишься такое создать, то ты обязательно позови меня. Я поддержу твои идеи. Только это… надеюсь на твоё использование правила, как из «Бойцовского клуба»: первое правило бойцовского клуба — никому не говорить о бойцовском клубе.       — Боже, не переживай! О том, что ты мне сказал, я никому не скажу!       — Спасибо, — кивнул Максим.       После разговора с Фёдором настроение Галльярда хоть немного поднялось. Ему нравилось осчастливливать людей. И особенно было радостно найти хоть ещё одного единомышленника в этом жестоком мире…

***

      В это время Захар получил по полной от начальства. Он пытался оправдаться, что дети сами начали использовать его кружок ради своей цели, но никто ему не поверил, особенно после скинутой аудиозаписи от Максима.       Пришлось выслушать много нелестных слов о себе. Захар готовился к худшему: к увольнению, к полиции, ко всему… Однако почему-то Леонид вдруг сжалился. И дал последний шанс. И это крайне поразило Ершова, но он был безумно рад такому исходу.       Однако после этого он наконец-то понял, что все эти игры в войнушку ему не нужны, так как сильно влияют на его репутацию и сопутствуют потери работы. Да и Полина сильно обиделась, что мужчина все-таки не успел на выставку…       Поэтому Захар принял решение и наконец-то вышел из чата… А вслед за ним и Илья, а потом и Фёдор, а затем и все остальные…

***

      К вечеру настроение Максима окончательно улучшилось. Весь оставшийся день он провёл у Ромы, пока не вернулся его отец домой. Впервые Максиму просто хотелось лежать с возлюбленным, крепко обнимать его, чувствуя тепло, греющее и лечащее его израненную душу; разговаривать ни о чем, отвлекаясь от насущных проблем, выворачивавших мысли наизнанку; и забываться в нежных поцелуях, которые кружили голову и не только поднимали уровень эндорфина в мозгу, но и разгоняли приятно по телу кровь, доводя до дрожи…       Однако, выйдя из квартиры и направляясь домой, Максим снова почувствовал ту самую тревогу в сердце. А вдруг Паша рассказал всё отцу и сегодня настанет последний день?.. Что если Максим последний раз насладился времяпровождением с Ромой?..       А если даже Паша все-таки соизволил молчать, как посоветовал Эдуард, то как им теперь жить в одной комнате, ведь наверняка ненависть брата, горящая огнём, так и не стихла?..       Было страшно. Ужасающе возвращаться домой. Но выбора не было. Не ночевать же на улице…       С опаской Максим повернул ключ в замке двери. Его никто не встречает на пороге с ножом — уже хорошо. Все-таки родители не знают. Наверное…       На всякий случай парень прошёл на кухню после снятия верхней одежды и поздоровался с отчимом и матерью. На удивление, они ответили… нормально. Никакой ненависти они не отобразили. Всё было как обычно. Настолько обычно, что ещё больше пугало…       Однако, войдя в свою комнату, которую Максим делил с Пашей, ощущение нормальности улетучилось. Ведь в брюнета сразу вонзился острый, как нож, взгляд брата, который готов был прирезать морально…       Тяжело было дышать — не то, чтобы идти дальше, к своей части комнаты. Сердце бухало в груди, всё тело, казалось, дрожало, в помещение уже становилось неимоверно душно. Хотелось открыть окно, но там была бушующая метель — такая же неистовствующая, выворачивающая наизнанку… как и состояние души Максима.       Парень думал, что, может, Паша просто так и продолжит молчать, просто будет игнорировать… Поэтому Максим присел на свою кровать, только хотел достать из портфеля учебники, чтобы снова отвлечься. Однако всё ещё сидящий напротив младший брат наклонился, опершись локтями на колени и сложив руки в замок, и вдруг грубо заговорил, выплескивая слова с такой же опасной концентрацией яда, как в цианиде калия:       — Ну что, как дела твои, пидорок?       Его голос отдался подпрыгиванием сердца. Максим тут же поднял жалобный взгляд на брата и спросил:       — Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?       — Да, интересно ведь, каково всю жизнь ебаться в жопу и откровенно пиздеть, что, мол, у тя есть бабы.       Под тусклым освещением взгляд Паши казался совсем безумным.       — Слушай, я не понимаю смысла унижений… Ты не принимаешь это — окей, но…       — ОКЕЙ?! — зарычал вдруг Паша. — Окей блять?! То есть те окей?! Знаешь, а мне нихуя ни окей блять! — он встал с места и приблизился к Максиму, смотря сверху-вниз, ещё больше пугая. — Нихуя не окей жить всё это время во лжи и думать, что твой брат абсолютно адекватный! А потом вдруг в момент застукать его с другим пидором! И всё блять! Все хорошие воспоминания нахуй обрываются, и самый родной человек в твоей жизни неожиданно оказывается пидорасом!       — Я не понимаю, что в этом такого, — сузил взгляд Максим и вдруг почувствовав, как в дыре сердца зажигается огонь злости. — Гораздо, мне кажется, больнее осознавать, что самый родной человек не принимает тебя таким, какой ты есть. И вообще ты должен понять, что я не просто так это скрывал. Я знал твою реакцию…       — А будто блять любой другой среагировал бы по-другому! — нервно усмехнулся Паша. — Ты понимаешь, что это аморально?! Что это блять отвратно?! Знать, что твой брат ебется в жопу с другими мужиками!       — Какого хуя это тебя ебет?! — вдруг зарычал и Максим. — Я будто тебя собираюсь выебать!       — А откуда я нахуй теперь знаю, что от тебя ожидать, а?! Мне терь страшно находиться с тобой в одной комнате!       — Пиздец! — стиснув губы, нервно усмехнулся Максим. — Я просто не понимаю, как можно так узко мыслить! Гомосексуализм — не равно инцест, долбоеб!       — А я ещё раз скажу, что я не ебу, че у тебя в башке! Ты пиздел слишком долго! И оказался, блять, ебучим петухом! Ты думаешь, мне пиздато осознавать, что в моей семье есть такой больной человек, и я нихуя об этом не знал?!       — Это не означает, что я больной, я просто гей, блять! Тебе сто раз сказали, что это на генетическом уровне происходит!       — А, да, извините! Я забыл блять, что ты же не от моего бати! Как вовремя, конечно, я сёдня с утра узнал, что твой батя тоже пидор! И знаешь, что хуевого в том, что я это увидел? Что теперь я понимаю нахуй, что ты тоже так же окончательно поедешь мозгами от этой всей пидорасни! Как и твой ебучий батя! Жаль, что он не оставил тебя с собой, потому что я не хочу делить комнату с таким, как ты! Хули ты ваще вернулся?! Тебе самому не стыдно смотреть мне в глаза после того, как я всё узнал?! — зловещими стрелами эти слова стреляли в Максима. — Ещё блять хватает наглости что-то мне отвечать, а! А ты не ссышь, что я расскажу об этом всем, а? Не ссышь блять?       Каждое слово отдавалось режущей болью в сердце, проводя по нему ножом. Горький осадок появлялся на языке, а душа выворачивалась наизнанку. Как же, черт возьми, было обидно слышать это от своего брата… Ощущение предательства и недооцененности поглощали его, как темные тучи небо за окном. Он старался сохранять спокойствие и не реагировать на эти негативные высказывания, но каждое новое слово проникало в его душу, оставляя тяжелый след. Он осознавал, что ему нужно защищаться и противодействовать этим оскорблениям, но боль разразилась громом по всему телу. Плевки в душу не могли не остаться пятном, как на новой рубашке, в душе Максима. Ничего не могло успокоить дико бьющееся сердце… Оно только и могло дальше продолжать трепаться по телу в поисках спасения.       — Знаешь, как язык чесался всем всё рассказать?       — Лучше бы ты его прикусил, — продолжал стоять, как воин, Максим, но понимал, что теряет самообладание.       Паша совсем разъярился:       — А для меня лучше бы ты ваще не рождался!       Эти слова проникли последней огненной стрелой в сердце. Максим стоял, как вкопанный, не могший поверить своим ушам. Но зато разум прекрасно всё услышал, и мир парня окончательно раскололся перед глазами. Слезы начали подступать к горлу от обидных слов, и он не мог больше сдерживаться…       Парень быстрее удалился из комнаты и побежал в ванную, оставив эти ужасные слова без ответа. Дрожащими руками он заперся, включил душ, чтобы никто не услышал, как он выплескивает всю боль слезами из души, наклонившись над раковиной и смотря на себя с презрением…       «Да за что?! За что Паша так меня ненавидит?! За то, что я просто гей?! Неужели это так плохо?! Я не понимаю… Почему… За что меня так ненавидеть… Будто я и вправду какая-то ошибка природы!» — тяжестью отдавались эти мысли…       Однако, увидев в отражении зеркала вместо себя Пашу, вдруг Максима переклинило, и мысли поплыли в другое русло, а эмоции стали противоречивыми…       «Да какая вообще разница этому узколобому, кто я?! Сука! Ненавижу! Так осуждать — это… это… немыслимо! Рушить всё, что между нами было! Всю дружбу длиною в жизнь?! Совсем не помнит, что хорошего я для него делал! Как любил, как всегда заграждал от всех твёрдой спиной!» — каждое слово ронялось в голове Максима вместе со слезами. — «От хулиганов и даже его поганого отца! От всех! Я всегда готов был прийти на помощь! Сколько раз я помогал ему?! Сколько?! И этот мелкий придурок готов так всё забыть просто из-за того, что я гей?! Серьёзно?! Сука!»       Обида заменялась ненавистью. Шоу больше не сможет продолжаться. Кажется, после ссоры с самым родным человеком, который его осадил, жестоко унизил, Максим почувствовал себя окончательно… морально мёртвым. И не чувствовал ничего по отношению к брату, кроме искрометной злобы…       Паша, увидев, как Максим чуть ли не убежал от него, только тогда понял, что сказал… Его сердце тоже забилось от печали, и все те же самые воспоминания пронеслись в голове.       Нет… Он не должен был такого говорить… И так всё обрывать… Но как принять ориентацию брата он тоже не знал…       Мучительное смятение мыслей из стороны в сторону охватило его разум… И Паша совершенно не понимал, что теперь делать, как мыслить и, самое главное, как вернуть всё назад… Хотя бы не говорить эти отвратительные слова, что прыснули ядом и обожгли сердце Максима…       Может, и вправду Паше не должно быть никакого дела до того, кто в постели брата?.. Но почему же так противно и обидно узнавать всю правду?..       В этом парню ещё предстояло разобраться…
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.