Партитура

Строго говоря, Ротгер Вальдес был не совсем тем человеком, которого следовало знакомить с Ойгеном. Ротгера Вальдеса в целом требовалось осторожно знакомить с кем бы то ни было: он говорил что думал, делал что хотел и с достоинством принимал реакцию окружающих на свои слова и действия. То есть продолжал в том же духе и меняться не собирался. Росио чувствовал в Вальдесе родственную душу, и это было взаимно, но вполне понимал тех, кто не чувствовал ничего подобного и старался всеми силами держаться подальше. Сколько Вальдесу лет, Росио выяснить так и не сумел(«А сколько дашь? Вот и нет, правильный ответ — пожизненно!»), но полагал, что куда больше, чем казалось по его поведению. Познакомились они в тот мутный период, когда Росио пытался играть в приличного студента днем, а вечерами делал все, чтобы взбесить отца: таскался по сомнительным местам, напивался и ввязывался в драки. Собственно, во время драки они и познакомились. …Росио не заметил, в какой момент к их разборкам присоединился четвертый — был слишком занят: все-таки зря он связался с этими двумя верзилами, оказавшимися к тому же достаточно трезвыми для активного сопротивления. — Весело тут у вас! Коротко оглянувшись и едва не пропустив летящий в лицо кулак, Росио увидел новое действующее лицо в им же и устроенном спектакле. Возникший из ниоткуда рослый длинноволосый марикьяре стоял у стены и с интересом рассматривал дерущихся, будто решая, какую из сторон поддержать. — Если хотите знать мое мнение, я за равенство возможностей, — наконец постановил он и с невероятной скоростью оказался за спиной у одного из нападавших. Вдвоем дело пошло веселее — правда, закончилось до печального быстро. Противники резво сообразили, что силы стали критически неравны, и благоразумно удрали. — Почему ты за меня вписался? — спросил Росио, потирая ушибленное плечо. — Я думал, марикьяре только за своих. Он, разумеется, никогда не забывал про свою наполовину марикьярскую кровь, но знал, что внешне совсем не похож на обладателя таковой. — Ну, тут какое дело, я ведь марикьяре только наполовину, а на вторую бергер. Нам, бергерам, очень сложно пройти мимо творящейся несправедливости и не принять посильное участие. — Я бы справился и сам! — запальчиво воскликнул Росио, почувствовав себя несколько уязвленным этим замечанием. — Конечно, — легко сказал марикьяре, то ли опять оскорбив, то ли и в самом деле согласившись. — Вообще-то я тут по делам и чудовищным образом занят, но… Выпьем за знакомство? Кстати, о знакомстве. Ротгер Вальдес, — он протянул смуглую ладонь, и не согласиться на предложение было невозможно. Свою фамилию Росио в ту ночь называть не стал, но чутье подсказывало: Вальдес быстро догадался, чей он сын, однако отношения своего не изменил. За это Росио был ему благодарен и почти не обижался на многочисленные и чаще всего беззлобные подколки. Они встречались бессистемно и внезапно. Вальдес вроде бы жил в Алвасете, но частенько пропадал то на Марикьяре, то в Хексберг, то в «это практически государственная тайна, малыш Росио, я не могу тебе рассказать». Чем он занимался, тоже было неясно — ответы варьировались от «разным и понемногу, но почти все в рамках закона» до «я честная домохозяйка». Из этого Росио сделал вывод, что его приятель — скорее всего, мелкий бандит. Его манера драться наводила на те же мысли. Однажды, в одном из самых поганых баров Алвасете, Росио случайно встретил Вальдеса в компании ослепительно красивой брюнетки, явно не из числа местных завсегдатаев. Серебристое платье оставляло открытыми острые лопатки, на которых были набиты ангельские крылья. Заметив наблюдателя, брюнетка хищно улыбнулась и поднялась с высокого стула. Ей явно не терпелось уйти. — Помни, о чем мы договорились, — прочел Росио по губам Вальдеса — и заметил, как тот незаметно вложил в ладонь своей спутницы нить жемчуга. Сомнений в том, что крупные жемчужины настоящие, отчего-то не было. — А почему не деньгами? — поинтересовался Росио, когда брюнетка удалилась. Судя по восторженным взглядам, ее способность держаться на огромных шпильках заставила протрезветь даже самых обдолбанных посетителей. — Это же очевидно! — Вальдес всплеснул руками. — Деньги проще отобрать, а украшения легче спрятать, — он неожиданно посерьезнел и спросил: — Думаешь, я с ней сплю? — А что, нет? На самом деле Росио не сомневался в том, что красавчику Вальдесу давали бесплатно и крайне охотно. Но ради того, чтобы узнать правду, следовало подыграть. — Разумеется, нет, — в голосе Вальдеса послышалось искреннее возмущение. — Во-первых, мое сердце теперь занято, а без любви это как утренняя пробежка, я так не могу. В смысле, я уж лучше пробежку. А во-вторых, мы деловые партнеры! — Ну-ну, — Росио хмыкнул. — Могу представить, что там за дела. И кем же занято твое сердце? Неожиданно Вальдес хищно улыбнулся, демонстрируя чуть заостренные зубы, и непривычно отрывисто сказал: — О нет, малыш Росио, ты даже не представляешь, что там за дела. И кем занято мое сердце — тоже. Кольцо с крупным изумрудом, что он неизменно носил, блеснуло в тусклом свете, и Росио в который раз подумал: откуда оно у Вальдеса и чем дорого? Больше они об подобном не говорили — за исключением одной ночи, когда Вальдес непривычно сильно напился и спросил: — Если бы ты мог убить одного человека — только одного! — он строго поднял палец вверх, — то кого бы ты выбрал, а? — Не знаю, — честно сказал Росио. В ту ночь у него было слишком хорошее настроение. — Никого, наверное. А ты? — А я… — веселые смешливые глаза Вальдеса вдруг остановились. — Я знаю кого. Одного дрикса. Или не одного. У меня есть несколько на примете, — он вдруг улыбнулся, и от этой улыбки бросило в дрожь. — Даже не знаю, отчего я так их не люблю. Наверное, это моя бергерская половина. Но не всех, конечно, не люблю… Совсем даже не всех. Об этой ночи Росио и вспомнил, когда читал в сети про грядущие выборы в Дриксен. Прежде он не особенно интересовался политикой, но не нужно быть экспертом, чтобы понять: победа Фридриха не принесет Талигу и особенно Торке ничего хорошего. Разумеется, открыто никто не обвинял Фридриха и его конченую семейку в наркоторговле, и никогда не обвинит. Однако не было никаких сомнений в том, что дриксенский наркокартель держится на деньгах и прочих ресурсах Зильбершванфлоссе. То, что рынок Талига их очень привлекает, они уже неоднократно доказали. Хуже будущей победы этого дриксенского урода было то, что она огорчит Ойгена, и если бы Росио мог что-то сделать… Руки сами потянулись к телефону и нашли номер Вальдеса. Росио и сам не понимал, на что именно рассчитывает, и все же нажал на «вызов». Последний раз они виделись зимой, перед Изломом. Хотелось верить, что номер Вальдес не сменил. И не проебал телефон. И не посмел скоропостижно умереть. И… — А, малыш Росио! — несмотря на поздний час, голос у Вальдеса был бодрый и удивительно трезвый. — Как твои дела? — ответом он по традиции не интересовался и потому продолжил без паузы: — До меня дошел слушок о твоих удивительных карьерных приключениях. Поздравляю! Рад, что ты взялся за ум, что бы это ни значило. Мой дорогой дядюшка Вейзель вечно мне этого желает. Ты же взялся? — Вроде того, — признался Росио. Вряд ли безнадежную влюбленность в начальника можно было назвать взятием за ум, но в недостатке служебного рвения его было не упрекнуть. — Однако знаешь, что забавно? Я ведь сам собирался с тобой связаться. Так уж вышло, что мне нужно поговорить с этим твоим капитаном Райнштайнером. Он ведь надежный человек, правда? Я становлюсь крайне необъективным, когда дело доходит до светлоглазых блондинов. «Я тоже», — чуть было не сказал Росио. — Да, очень. Но погоди, — мысль пришла внезапно, — почему ты так уверен, что он светло… — Это потом, потом! — перебил Вальдес. — Вот и славненько, что он надежный. Мне очень нужен надежный человек в ваших краях, иначе ничего не получится. В общем, познакомишь нас при случае. Дам знать, когда буду в Торке. Ну, скоро увидимся, тогда и поболтаем, да? Росио не успел ответить — Вальдес уже сбросил вызов. Долгие телефонные разговоры его, по собственному признанию, страшно раздражали. Иногда Росио думал, что это выдуманное раздражение — лишь отмазка для избежания расспросов. Одна из многих в обширном арсенале Вальдесовых отмазок.

***

Уговорить Ойгена на встречу с Вальдесом оказалось легко. Правда, Росио не вполне понял, как это вышло: от прикосновений к волосам его совсем повело, и очнулся он, лишь когда на пороге нарисовался неуместный Ариго. Однако согласие было получено, и оставалось ждать сигнала от Вальдеса. И гнать, нещадно гнать идиотское желание нарочно запутать в волосах с десяток перьев. Звонок от Вальдеса раздался в невыносимо серый и сонный день. — Погода тут просто отвратительная! — бодро проорал Вальдес в трубку. — Ну что, буду у вас ближе к ночи, когда народу поменьше. Скажи своему капитану, чтобы задержался. С этими словами он сбросил вызов, безосновательно уверенный в том, что все пройдет как задумано. Прежде чем пойти к Ойгену, Росио минут пять торчал перед зеркалом в туалете. После того случая с перышком оставаться с Ойгеном наедине становилось все сложнее. Хотелось подойти ближе, прикоснуться к ладони, сказать… Да что угодно, потому что слова уже давно не выражали всю эту мучительную бурю чувств. Знать бы еще, что она взаимна, но в этом отношении у Росио имелись лишь смутные и ничем не подтвержденные надежды. Поэтому теперь он неизменно скромно стучал в дверь и докладывать предпочитал, стоя на пороге. — Капитан, не могли бы вы сегодня задержаться допоздна? Человек, о котором я упоминал… Он приехал. Вы ведь еще согласны на встречу? — Пусть заходит, — кивнул Ойген, не отрываясь от бумаг. Сердце неприятно сжалось. Росио не понимал, почему Ойген избегал смотреть на него, и приходившие в голову объяснения были все как одно безрадостными. Собственные надежды казались все более и более иллюзорными. Росио не помнил, как провел этот день. Что-то делал, с кем-то говорил, бесконечно смотрел на часы, соврал Хильде, что планирует провести вечер в архиве. Кажется, та не поверила, но расспрашивать не стала. Когда за окнами почти стемнело, телефон снова зазвонил. — Выходи и встречай! — потребовал Вальдес. — Я один боюсь, вдруг меня за что-нибудь арестуют? — Ты ужасен, — возмутился Росио и в ответ услышал смех. Вздохнув, он неохотно вышел в промозглый вечер. Как и всегда, Вальдес выглядел ярко: белая рубашка, алый шейный платок, черные узкие брюки, подчеркивающие длинные ноги. Одетый в форму Росио почувствовал себя невыразительно и бледно. — Малыш Росио! — Вальдес распахнул объятия, и сопротивляться этому почти агрессивному дружелюбию не было никаких сил. Они крепко обнялись, и Росио подумал странное: хорошо, что никто из них все еще не умер. — Ну, веди! — воскликнул Вальдес. — Мне не терпится увидеться с твоим начальником. — Даже не представляю, почему, — вполне искренне отозвался Росио, стараясь идти как можно медленнее. — Не представляешь, — подтвердил Вальдес таким тоном, словно чужое незнание доставляло ему удовольствие. Замерев перед дверью, Росио неохотно постучал и вошел, только дождавшись разрешения. — Капитан, это Ротг… — Да я же вас помню! — радостно воскликнул Вальдес. — Я чувствовал, я знал, что это именно вы. Мы же встречались на каком-то семейном торжестве, так? Кажется, это был день рождения моей тетушки. С тех пор меня никуда не приглашали. То есть приглашали, конечно, но тетушка требовала честное слово, что я буду вести себя подобающе. Но как я могу обещать такие вещи! Никогда ведь не знаешь, как пойдет вечер. А врать тетушке — ну нет, на это я никак не могу пойти! У нее очень тяжелая рука и супруг, у которого тоже тяжелая рука. — Я вас тоже помню, — Ойген поднялся, подошел ближе и протянул руку, которую Вальдес с видимым удовольствием пожал. — Как забыть? Вы на всех тогда произвели неизгладимое впечатление. — Что вы говорите, капитан! И на вас? — Произвели, раз уж я вас запомнил. Росио почувствовал острое, ревнивое раздражение. Зачем только он привел Вальдеса! Следовало поискать другие, более простые способы порадовать Ойгена. Те, что не были бы связаны с попыткой вмешательства в выборы другой страны и особенно с Вальдесом. — Я это оценил, — тот с явной неохотой отпустил руку. — А еще мы с вами выяснили, что состоим в дальнем родстве. — Да, и даже выпили за это. — У вас невероятная память! — восхитился Вальдес. Росио не выдержал и выразительно кашлянул. — Могу сказать про вашу память то же, — произнес Ойген, вернувшись на свое место. — Прошу вас, садитесь. — О, я всегда запоминаю людей, которые не пытаются меня побить, — сообщил Вальдес, устроившись на стуле с таким видом, будто всегда тут сидел. — Признаться, мне нечасто приходится утруждать память. — Я не удивлен, — не выдержал Росио. Он запоздало осознал, что в комнате всего два стула, и либо ему придется стоять, либо… Либо капитан холодно попросит его подождать за дверью и не мешать им обсуждать серьезные вопросы. От злости на еще не случившееся стало трудно дышать: снова, в который раз, Росио почувствовал себя незначительным, вечно младшим, вечно недооцененным. — Слушай, ну что ты надо мной нависаешь, как злобная ворона! — возмутился Вальдес. — Я не могу так говорить. Давай, садись. Он вскочил на ноги и все с тем же невозмутимым видом опустился на край стола. С трудом подавив мелочный порыв ткнуть Вальдеса в бок и уронить на пол, Росио сел на стул. — Надеюсь, теперь вам всем удобно, — спокойно заметил Ойген. — Если я правильно понял корнета Алву, у вас имеется информация, которой вы желаете поделиться. — Имеется, — Вальдес кивнул. — Если коротко, дела ваши плохи. И наши тоже. Хороши дела только у Зильбершванфлоссе. На грядущих выборах в Дриксен победит Фридрих, это дело решенное. Руппи очаровательный, его любят, но шансов у него нет. Если, конечно, не вмешается некий непредсказуемый фактор. Например, мы. — Руппи?.. — переспросил Росио. — Мы несколько раз встречались, так уж вышло, и Руперт фок Фельсенбург сам предложил так себя называть, — с достоинством поделился Вальдес. — Я тут ни при чем! — У Руперта довольно обеспеченная и влиятельная семья, — заметил Ойген. — Неужели она ничем не может помочь? Вальдес покрутил на пальце кольцо с изумрудом и ответил: — Не настолько богатая, как Зильбершванфлоссе. Да и Руппи давно уже сам по себе. Он порвал со своей родней много лет назад, они не сошлись относительно одного… приговора, ужасно несправедливого. Всерьез порвал, да. Хотя, как мне рассказывали, Руппи всегда был таким, хотел сам всего добиться, ни у кого не просил помощи, хоть мог, и не раз. Впрочем, как-то раз он все же попросил, не ради себя, но ему не помогли. И… И это не моя тайна, и я бы предпочел вернуться к моим. Вальдес помолчал, а затем спросил непривычно ледяным тоном: — Имя «Вернер фок Бермессер» вам о чем-то говорит? Взгляд Ойгена помрачнел. — Допустим. — Мне не говорит, — подал голос Росио, переставший поспевать за происходящим и крайне этим недовольный. — Ну, то есть я что-то слышал… — Потому что ты плохо следишь за новостями! — нравоучительно сообщил Вальдес. — Хотя, справедливости ради, этот гусь в них светится куда реже, чем ему хотелось бы. Это, малыш Росио, деловой партнер и близкий друг известного тебе Фридриха. Амбициозный, трусливый, но при этом достаточно хитрый и подлый. Наверняка станет министром обороны, когда Фридрих победит. Вернее, если победит. Ойген сухо кивнул, подтверждая сказанное. — А какое отношение он имеет к нам? - спросил Росио. — Вот тут, — на губах Вальдеса мелькнула хищная улыбка, — и начинается самое интересное. Мы уже давно наблюдаем за его перемещениями и выяснили, что в последний год-полтора он зачастил в Талиг. — «Мы»? — педантично уточнил Ойген. — Мы, — повторил Вальдес, никак не пояснив это обобщение. — Также мы знаем, с кем он здесь встречается. — Август Штанцлер? — Схватываете на лету, капитан. От игривой улыбки Вальдеса у Росио на миг заболели все зубы одновременно. Ойген тем временем никак не отреагировал на комплимент, и это грело сердце. — Это очевидная догадка, учитывая дриксенское происхождение господина Штанцлера, — только и сказал он. — Мы, увы, пока не знаем, о чем они договариваются, — продолжил Вальдес. — Скорее всего, все очевидно: после победы Фридриха у Дриксен появится больше возможностей для ввоза разнообразной дури, а у Талига — влияние на политику Дриксен. И вот думается нам, что шашни с Талигом Фридриху не простят ни за что. Никакие деньги ему в этом случае не помогут. Те деньги, что он наверняка получал из Талига, так и вовсе резко закончатся. Росио бросил взгляд на Ойгена и застыл: таким собранным и по-хищному злым он никогда его прежде не видел. Под ребрами мгновенно разлилось томное неуместное тепло. — Вы знаете, где и когда состоится следующая встреча? — спросил Ойген. — Еще нет, но скоро узнаем, — Вальдес поболтал ногой, снова повертел перстень и продолжил. — И, если вы согласны нам помочь, дадим знать и вам. Поверьте, я бы с радостью занялся дорогим Вернером сам, и это доставило бы мне ни с чем не сравнимое удовольствие! Но мое лицо, увы, ему известно. Поэтому я ищу вашей помощи. Нужно узнать, о чем они договариваются, и рассказать об этом всем. Повисла тяжелая тишина. Ойген задумчиво смотрел перед собой, Вальдес не торопил его с ответом, а Росио… Он подумал, что его лицо этот фок Бермессер совсем не знает, и это необходимо использовать. — Вы мне доверились, — проговорил Ойген. — Почему? Вы же меня едва знаете. — Во-первых, мы родственники, — Вальдес с готовностью загнул палец. — Во-вторых, у меня нюх на людей, которым можно верить. И, в-третьих, Росио сказал, что вы надежный человек. Ему я доверяю. Видите, целых три причины! Ойген бросил на Росио короткий взгляд, и тот порадовался, что не имеет склонности краснеть. — Что ж, поручительство корнета Алвы многое объясняет, — Ойген улыбнулся. — Позволите личный вопрос? Вальдес ухмыльнулся, очаровательно и потому отвратительно. — Вам — сколько угодно. — Мне кажется, или у вас в этом деле некий личный интерес? — Ойген смерил его задумчивым взглядом. — Не поделитесь? — Ох, капитан, — Вальдес вздохнул. — Вы даже не представляете, как сложно выбрать подарок на годовщину для человека, у которого уже есть такое сокровище, как я! Таков мой интерес. Росио закрыл лицо ладонью. Ойгена, впрочем, этот ответ явно не рассердил. — А что на мой вопрос ответила бы ваша бергерская половина? — О, вы не заметили? — в голосе Вальдеса послышалась искренняя обида. — Все это время с вами была именно она! Это правда, — прибавил он серьезнее. — То, что я сказал. Один дорогой мне человек был несправедливо обижен и долго протестовал против моих попыток восстановить справедливость. К счастью, мне удалось убедить его не оставлять происходящее на волю Создателя, Леворукого и прочих существ, которым я не особенно доверяю. Вот в чем мой личный интерес к упомянутым дриксенским господам. Вновь воцарившаяся тишина показалась мягче и грустнее. Росио ужасно, по-сентиментальному захотелось, чтобы у них все получилось. — Что ж, в таком случае жду от вас новостей, — постановил Ойген. — Надеюсь, все присутствующие осознают, что эта операция исключительно конфиденциальна и неофициальна? — Разумеется, — буркнул Росио, втайне страшно довольный оказанным доверием. Вальдес просиял. Вскочив со стола, он подошел к Ойгену и снова пожал ему руку. — Я, признаюсь, опасался, что вы не станете действовать вне законных рамок. — К моему огромному сожалению, иногда это единственный способ достойно послужить своей стране, — ответил Ойген.

***

— Очаровательный человек! — сообщил Вальдес, едва они вышли из кабинета. — Даже лучше, чем я его запомнил. — Ты что, запал на него? — поинтересовался Росио, дразнясь. Вышло, кажется, ревниво: все посмевшие подойти к Ойгену слишком близко, вызывали чудовищное раздражение. Сильнее было лишь раздражение на себя, вызываемое этой неуместной ревностью. — Не в этом смысле! — возмутился Вальдес. — Мы же… Пожалуй, меньше, чем братья, но все родственники! Фу, малыш Росио, и как только тебе в голову могла прийти подобная мерзость. Все-таки ты удивительно гадкий и испорченный мальчишка. — На себя посмотри, — Росио почувствовал некоторое облегчение. — Ты, кстати, где припарковался? — Нигде, — Вальдес дернул плечом. — Меня заберут. — Ты теперь разрешаешь кому-то садиться за руль вместо себя? — Росио изобразил возмущение. — Стареешь. Он бросил взгляд на Вальдеса — и вдруг вправду заметил в черных волосах отблеск седины. Выглядело это, впрочем, красиво. Они вышли в темную весеннюю ночь: Росио мгновенно пожалел, что так и не привык таскать с собой шарф, а вот Вальдес, похоже, не мерз в распахнутой куртке. — Нет, не кому-то. Совсем даже не кому-то, — протянул Вальдес и спросил: — Рассказать тебе одну историю, малыш Росио? Пока за мной не приехали. — Ну расскажи. — Жил-был один мальчик с Марикьяры, — начал Вальдес тоном усталого сказителя. — Это ты, что ли? — уточнил Росио. — Может, и я, — сварливо согласился Вальдес. — Какое тебе дело, не мешай рассказывать. Так вот, однажды этому мальчику не повезло. Видишь ли, малыш Росио, он возомнил себя опасным морским разбойником, а на самом деле был идиотом с шайкой таких же глупых друзей. Неудивительно, что в один несчастливый день мальчика поймала недобрая береговая полиция дриксов. А поскольку мальчик этот слишком много болтал и выглядел как марикьяре, гнить бы ему в дриксенской тюрьме до самой смерти. Уж повод нашли бы, не сомневайся. Но кое-кто оказался против. Лицо Вальдеса вдруг озарила незнакомая светлая улыбка. — Незаслуженное наказание куда хуже и неправильнее, чем его отсутствие, так он сказал. И позволил мне сбежать, не зная меня вовсе — мы тогда толком не поговорили. Просто потому, что так было правильно. Я это очень хорошо запомнил. — А что потом? — негромко спросил Росио. Он догадывался, конечно, о ком идет речь. О том, несправедливо обиженном и, очевидно, забравшем сердце Вальдеса. — А потом… — тот помолчал. — Наверное, правду говорят, что кто-то там наверху или внизу все видит. Потом этому человеку повезло, и ох как заслуженно! Его службу заметили и оценили, он познакомился с нужными людьми и сделал карьеру. Ту, что полагается делать исключительно всяким там Бермессерам. Этого ему и не простили. С каждым словом лицо Вальдеса становилось все более ожесточенным, почти безумным. — Он слишком высоко забрался, и от него избавились. И никто ему не помог, а я… Судьба по чистой случайности свела нас снова, и мне посчастливилось вернуть ему долг. А еще я завел уродливый костюм для похода в церковь. Росио почти не удивился этому внезапному переходу. — Зачем? — Без уродливого костюма меня бы не пустили, — Вальдес пожал плечами. — Ну, знаешь, эти эсператисты. Смешные ребята, верят, будто Создателю есть дело до одежды. Но это было не зря. Я ведь как считаю: всех можно спасти и всегда можно начать заново, если захотеть. Я очень хотел. Сумерки перерезал звук подъезжающей машины и яркий свет фар. — О, это за мной, — обрадовался Вальдес. — Познакомить вас? — Не надо, наверное, — Росио и сам не знал, почему отказался. — Давай в другой раз? Вальдес не стал спорить. — Может, ты и прав. Сегодня не лучший день. И, знаешь, я подумал, пока рассказывал… Все-таки Создатель слышит, если орать достаточно громко, — он помолчал и прибавил: — Даже жаль, что мне запретили кого бы то ни было убивать! История вышла бы куда короче и справедливее. Ну давай, еще увидимся. С этими словами Вальдес хлопнул Росио по плечу и пошел к машине. Навстречу ему вышел человек, худой и высокий. «И зачем, мог бы подождать внутри», — мелькнуло в голове. Но, очевидно, не мог. Росио сам не знал, отчего не уходит из колючего холода внутрь и зачем наблюдает за тем, как высокий крепко, будто они вечность не виделись, обнимает Вальдеса за плечи. Неужели боялся, что тот… не вернется? Наверное, когда тебя однажды предают, сложно поверить, что бывает иначе. Сколько бы лет ни прошло. Высокий, разомкнув объятие, отошел в сторону, и свет фонаря коснулся его лица. На миг Росио показалось, что он сошел с ума. Это невероятно, совпадений подобного рода не бывает… И все-таки шрам на лице был очень знакомым, как и само лицо. Как-никак, именно его Росио видел в своих непристойных снах, пока не встретил Ойгена. Перед глазами все поплыло, память тащила назад, в прошлое, когда незнакомый полицейский не дал ему совсем потеряться. Кажется, рядом с ним тогда мелькнул какой-то темноволосый тип… Узнал ли его Вальдес? А может, нарочно познакомился тогда, но зачем? Или все это — лишь вереница случайностей и совпадений? Или, еще проще, сходство с тем полицейским просто померещилось? Росио не знал и, пожалуй, не хотел выяснять. Вальдес и его спутник шли к машине, обнявшись. Росио почувствовал смутный укол зависти и подумал, что, кажется, и в самом деле больше совсем не влюблен в тот образ из детства. Его вытеснило другое чувство, новое и тоже безнадежное. Но признать эту безнадежность Росио не мог, как не мог и переступить через нее, потому что не умел сдаваться. Прощально блеснув фарами, машина исчезла за поворотом. Порыв ледяного ветра заставил поежиться. Нужно было шагнуть за дверь, спрятаться от холода, но Росио почему-то медлил. Он не хотел оставаться с Ойгеном наедине, не хотел смотреть ему в глаза, и одновременно желал этого больше всего на свете. Нужно было решиться, прямо сегодня, сейчас, услышать отказ и жить дальше. Вот только как жить это самое дальше, Росио совсем не знал.

***

Ойген стоял у окна. Свет в кабинете показался тусклым — наверное, снова скакнуло напряжение в сети. Но так, пожалуй, было и лучше: при ярком свете сложнее держать лицо и выглядеть уверенным в себе. Окно выходило во двор, и Ойген наверняка наблюдал ту же сцену, что и Росио. Интересно, о чем он думал в этот момент? Стало ли ему завидно хоть немного, хоть на миг? Ответ на второй вопрос был, скорее всего, отрицательным. — Что такого натворил Вальдес на той вечеринке, что вы его запомнили? — негромко спросил Росио, чтобы не молчать. — О, ничего серьезного, — отозвался Ойген, не оборачиваясь. — Ему просто доверили говорить тосты. Это была большая ошибка. Вам пора домой, корнет Алва. Уже поздно. — А вы? — Росио сделал маленький, осторожный шаг к окну. — А я пока останусь, — был краткий ответ. Молчание показалось напряженным, неприятным. Пожалуй, и в самом деле следовало послушаться и уйти, не лезть с поддержкой и своей ненужной любовью. Но Росио был не из тех, кто действует рассудочно. — Зачем вам оставаться одному? — спросил он, шагнув еще чуть ближе. Теперь получалось рассмотреть профиль Ойгена и его плотно сжатые губы, а не только спину. Он был явно зол, еще сильнее, чем во время разговора с Вальдесом. Это выглядело пугающе прекрасно, и безумно хотелось, чтобы вся эта с трудом сдерживаемая страсть принадлежала одному лишь Росио. Подойти вплотную он пока не осмелился. — В целом я нахожу происходящее закономерным, — проговорил Ойген, ни к кому не обращаясь. — Логика исторических процессов порой безжалостна. Глупо, но иногда это… очень огорчает, хотя не должно. Почему вариты к нам лезут? Столетия прошли, но они никак не успокоятся. Даже получив куда больше, чем заслужено, даже забрав у нас все. Что им теперь нужно? — на щеках обозначились желваки. — Я прекрасно понимаю, что им нужно. От этого не легче. Медленно выдохнув, Росио наконец-то подошел ближе и встал рядом, плечом к плечу. О древнем конфликте агмов и варитов у него имелось достаточно смутное представление, но от него сейчас и не требовался анализ исторического контекста ситуации. А что требовалось, по-хорошему-то, уйти наконец и оставить в покое? Он не хотел. Росио уставился в окно; вдалеке темнели горы, кроны деревьев склонялись под порывами ветра. Дважды мигнул фонарь, будто пытаясь передать некое послание. — А хотите, я их убью? — шепотом спросил он. — У моей семьи есть связи и очень много денег, это можно устроить. Я могу это устроить, никого не прося, сам. — Кого «их»? — так же негромко спросил Ойген. Росио почувствовал на себе его взгляд, но поворачивать голову и смотреть в ответ не стал. Он сделал куда более худшее и опасное: осторожно, боясь оттолкнуть, коснулся кончиками пальцев сжатой в кулак ладони Ойгена и погладил, ясно давая понять, что прикосновение не случайность. — Кого скажете, — Росио пожал плечами. Ойген не отнял руки, и это вдохновляло на подвиги. — Мне все равно. Дриксов. Начну с того, кто не нравится вам больше всех. И принесу его голову. — У вас пальцы холодные, — Ойген медленно, будто нехотя разжал кулак. — Мне говорили, что кэналлийцы имеют обыкновение присылать мертвую рыбу. Не головы дриксов. Росио недоуменно посмотрел на него. И кто, интересно, рассказал про эту деревенскую глупую традицию, узнать бы… Мысль оборвалась. Ойген глядел на него пристально и спокойно, так, что внутри все замирало. — Вас бы это порадовало? — спросил Росио севшим голосом. — Мертвая рыба? — Не думаю, — ответил Ойген. В его взгляде вдруг померещилось нечто хищное и жадное. Или Росио увидел лишь отражение собственного голода?.. — А голова Фридриха? Ойген ничего не ответил, а Росио отчаянно пожалел, что они живут сейчас, в слишком современное, слишком стерильное время. Пару кругов назад Росио бы принес Ойгену голову врага, с восхитительной небрежностью бросил к его ногам и прибавил бы, что рад услужить. А Ойген бы не стал читать ему нотации о правильном поведении, а вознаградил за верность. Или нет — предоставил бы возможность самому выбрать награду, и Росио заранее знал, что попросил бы. Одну ночь и ничего больше. Это сделало бы его самым счастливым. Это бы наверняка заставило его желать большего. — Идите домой, корнет Алва, — произнес Ойген. — И выбросьте из своей головы эти мысли о чужих головах. Я бы меньше всего хотел, чтобы вы марались из-за меня. — Я бы счел это честью, — Росио сжал ладонь Ойгена. Сердце заколотилось удушающе часто. — Если бы вы попросили. Приказали. Вы ведь знаете это, правда? Все про меня знаете, вы же такой умный. Вы не можете не видеть. Его откровенно несло, и остановиться не выходило. — Корнет Алва, я… — Пожалуйста, ничего не говорите. Мне и так страшно. Было бы проще, если бы Ойген был ниже — тогда бы не пришлось так тянуться, чтобы поцеловать в губы, и цепляться за плечи не пришлось бы. А может, Росио просто разучился целоваться — неудивительно, за столько-то времени. Не то чтобы он нарочно воздерживался, нет, ему просто не хотелось с другими. И сейчас Росио совсем не жалел. Губы у Ойгена были такие, как он себе и представлял, горячие и сухие. Они чуть дрогнули под торопливым напором, и это показалось хорошим знаком. По крайней мере, Ойген не сразу оттолкнул его. Он позволял себя целовать и… И, кажется, поцеловал в ответ, чуть прикусив нижнюю губу. Ладони мгновенно вспотели, в ушах зашумело. Росио смелее подался навстречу, но его вдруг отстранили, грубо и резко. — Достаточно, — холодно сказал Ойген. Он не изменился в лице, и его голос не дрогнул, только в глазах застыло бешенство. — Я прошу вас уйти, корнет Алва, — процедил Ойген. — Пока я сам вас не выставил. Вы этого добиваетесь? — Нет, я… — Росио не знал, что ему сказать и как сделать ужасную ситуацию менее чудовищной. Как и всегда, он все испортил. Как и всегда. Ничего не менялось. — Простите меня, — проговорил Росио, отпустив глаза. — Простите. Он почти побежал к двери, жалея, что не может испариться и исчезнуть навсегда. Так всем было бы проще. Но жизнь Росио никогда не была простой.