Партитура

— Новошти шпорта, — торжественно зачитал с телефона Норберт Катершванц. — А поработать в тишине нельзя? — страдальчески поинтересовался Гирке. — Совершенно нет, — отозвался Йоганн, близнец Норберта. Глядя на Катершванцев, Росио неизменно вспоминал Савиньяков — и поражался, насколько эти две пары близнецов не похожи. Эмиль и Ли были полными противоположностями, в то время как Катершванцы с легкостью заканчивали фразы друг за друга. Иногда Росио самую малость им завидовал. — В драматишном напряшенном бою, состоявшемся в Олларии в минувшие выходные, — продолжил Норберт, — шемпионом штраны по боксу в тяшелом весе стал Хуан Суавес. Твой соотешественник, Алва! Имя «Росио» и все его вариации давались близнецам, выросшим в торкской глубинке, с огромным трудом, и пришлось позволить им называть себя по фамилии. — Как иначе, — Росио ухмыльнулся. — Всем же известно, кто дерется лучше всех. Не то чтобы он мнил себя экспертом в области бокса — по части спорта Росио был скорее практиком, чем теоретиком. Однако Рубен и Карлос с юности увлеченно болели за своих, и кое-что Росио знал. Например, то, что лучше кэналлийских боксеров был разве что Рамон Альмейда с Марикьяры, но и он считался за своего. Так, по крайней мере, сообщил Карлос, повесив в своей спальне постер с его изображением. — Очень негетеросексуально с твоей стороны, — прокоментировал Росио, внимательно рассмотрев мускулистую фигуру этого Альмейды. Увиденное впечатляло, но ему-четырнадцатилетнему уже нравился совсем другой типаж. Росио рассчитывал, что в него мстительно запустят подушкой, однако Карлос почему-то смутился и начал доказывать, что это совсем другое. Из его пространных объяснений у Росио сложилось вполне однозначное впечатление, что отдаться Рамону Альмейде, будь на то его желание, — дело чести для любого уважающего себя мужчины. Вокруг тем временем установилась подозрительная тишина. — И кто ше драться лучше всех? — голос Йоганна прозвучал почти угрожающе. Но Росио этим было не запугать. — Понятно, кто, — ухмылка превратилась в широкую улыбку. — Кэналлийцы. Южная техника боя превосходит северную. — Неможно так говорить, — мгновенно возразил Йоганн. — То, што один раз победить… — …вовсе не означать, што лучше всегда и во всем! — закончил за него Норберт. — И вовсе не один, - возразил Росио. — Достаточно посмотреть на чемпионов прошлых лет практически во всех категориях. Откровенно говоря, он смутно помнил чемпионов прошлых лет, но понадеялся, что предположение окажется верным. — Нет, я не верю, что вы сейчас из-за этого посретесь, — невежливо вмешалась Хильде. — Лучше уж как в прошлый раз, когда вы выясняли, что вкуснее — бергерские пироги или эмпанадас. Тогда мы хоть поели. В тот самый прошлый раз Росио, во имя торжества справедливости, упросил Кончиту приготовить эмпанадас, а Катершванцы где-то разжились пирогами. После подробной вдумчивой дегустации было решено сойтись на ничьей. Однако новый виток дискуссии было этим не остановить. — Я не спорю, — с деланным спокойствием поделился Росио. — Я лишь сообщаю факты. — Да дайте поработать! — снова не выдержал Гирке. — Ну что вы раскричались, — из кабинета вышел Ариго, за ним последовал Ойген. Росио почувствовал привычное раздражение: вот о чем, спрашивается, можно так долго разговаривать наедине. Ну уж точно не о работе, это и дураку ясно! — Алва утверждать, что юшане лучше драться! — возмущенно наябедничал Норберт. — Как будто я не прав! — запальчиво отозвался Росио, затем, повинуясь бунтарскому порыву, в упор посмотрел на Ариго и прибавил: — Возможно, вы меня поддержите, как южанин? Тот шутливо вскинул руки. — В этом голосовании я воздержусь. «Подлизывается к Ойгену, ну конечно», — мелькнуло в голове злобное. Росио давно знал, что выходить из себя ему не стоит — за этим выходом обычно следовали чудовищные и порой неисправимые последствия. Но в моменты, когда гнев застилал разум, эта мудрая концепция неизменно покидала его голову. — Ну а вы, капитан Райнштайнер? — Росио внимательно посмотрел на Ойгена. — Тоже воздержитесь? Тишина вокруг стала звенящей. На память некстати пришел случай из детства. Однажды Рамон, образцовый старший сын и папин любимчик, осторожно спросил: — Скажи, Росио, у тебя же есть такой… Ну, внутренний голос, который в некоторые моменты жизни кричит: «Остановись и не делай!»? — Нет, — честно ответил Росио без малейших раздумий. — Никогда такого не было. — Жаль. Но, знаешь, это все объясняет, — заметил Рамон со вздохом. Сейчас Росио как никогда остро ощущал, что имел в виду старший брат. — Отчего же, я не воздержусь, — голос у Ойгена был чуть ли не холоднее взгляда. — Если вам важно мое мнение, я полагаю, что и у северного, и у южного стиля борьбы есть свои преимущества. Многое зависит от того, кто применяет тот или иной стиль. Однако, если рассуждать абстрактно, в моих глазах более эффективным представляется северный. Считайте меня патриотом. — Что ж, в таком случае вижу лишь один способ узнать, кто из нас прав, — эти слова слетели с губ сами собой, совершенно без участия Росио. — Вы… — Ойген сделал паузу, явно подыскивая нужное слово, — вызываете меня? Это старомодное «вызываете» определенно стало заменой чему-то другому, куда более резкому и прямолинейному. Чему-то вроде «вы совсем охренели», только выраженному вежливо. — Вызываю, — подтвердил Росио. Внутренний голос, как и всегда в подобных случаях, безмолвствовал. Хильде едва слышно выругалась. Ариго смотрел на них с Ойгеном, будто не веря, что они это всерьез. Все остальные явно мечтали оказаться не здесь. — Я полагал, у нас исключительно теоретическая беседа, — проговорил Ойген, словно давая последний шанс одуматься. Разумеется, Росио им не воспользовался. — Вы не принимаете мой вызов, я верно понимаю? — Отчего же, — голосом Ойгена можно было заморозить целый город. — У вас есть предпочтения относительно места, времени и условий боя? — Сегодня после работы отлично подойдет, — смело бросил Росио. — Выбор места за вами. Условия обсудим при встрече. — Пожалуй, я знаю одно подходящее заведение, — отозвался Ойген после короткого молчания. — Я пришлю вам адрес. А теперь возвращайтесь к работе. И с вас два талла, корнет Бербрудер. Я все слышал.

***

Росио открыл кран и плеснул себе в лицо холодной водой. Легче не стало; теперь, когда приступ запальчивой веселой злости отступил, он понимал — Ойген наверняка ненавидит его. Еще бы, Росио вынудил его драться с собой! Усомнился в авторитете, причем на глазах у всего отдела. На его месте Росио бы такой выходки не простил. И уж точно не позволил бы себе романтически увлечься таким человеком. Пожалуй, в грядущем сражении разумнее всего было отступить и проиграть. На миг Росио представил себя, тяжело дышащего и придавленного к полу, и Ойгена, оседлавшего его бедра и все так же холодно глядящего сверху вниз. Это была крайне неподходящая мысль для едва перевалившего за середину рабочего дня. Росио посильнее открутил кран и засунул под ледяную воду ладони. Внутренний жар немного утих. «Так не терпится лечь под него, да?» — мысленно спросил Росио у своего раскрасневшегося отражения. Врать себе о собственных желаниях не имело смысла. Интересно, что бы сказал отец, узнай он о таких фантазиях? «Я воспитывал сына, а не подстилку какого-то северянина?» «Ты вообще меня не воспитывал!» — гневно возразил Росио воображаемому отцу. Мысли неумолимо вернулись к предстоящему бою. Проиграть было бы правильнее, но как же унизительно! С другой стороны, если Ойген все равно не любит, то пусть хотя бы уважает. Росио ведь не умел сдаваться, и драться вполсилы тоже не умел. Закрутив кран, он пригладил растрепавшиеся волосы и взглянул в огромные черные зрачки своего зеркального двойника. — Я выиграю, — тихо пообещал себе Росио. — Иначе кем я буду в его глазах? У выхода из туалета его поджидала Хильде. — Ты в порядке? — с неожиданной для себя заботливостью поинтересовалась она. — Да, а что? — Росио изобразил удивление. — Придешь посмотреть на нас с капитаном? Хильде кивнула. — Мы все придем. — Даже не спрашиваю, за кого ты будешь болеть, — голос противно дрогнул. — Точно не за меня. Как, впрочем, и все остальные. Я же здесь чужак. Этот срыв вышел ненужным и идиотским, ведь Хильде нисколько не виновата в происходящем. Отвернувшись, Росио поспешил уйти. Ни в утешениях, ни в поддержке он не нуждался. Однако Хильде вцепилась в его локоть железной хваткой. — Росио, постой… Да успокойся ты! Никакой ты не чужак, и, знаешь… — она помолчала, точно решая, стоит ли о таком говорить. — Знаешь, чтобы обратить на себя внимание, вовсе не обязательно… Как это на талиг? Дергать за косички, кажется. Ты понимаешь, о чем я, правда? Сердце мгновенно заколотилось в горле, ладони вспотели. Росио показалось, будто он падает вниз. Неужели его попытки привлечь внимание были настолько очевидными? — И давно ты заметила? — сухо спросил Росио. Хильде наконец отпустила его локоть и сказала будто бы виновато: — Почти сразу. Ты так на него смотришь… Сложно не догадаться. Росио медленно выдохнул. — Все остальные тоже в курсе? Ржете, наверное, надо мной? — Сомневаюсь, что кто-то еще догадался, — произнесла Хильде, покачав головой. — Они же все невнимательные, как слепые тапоны! И еще… Если хочешь знать мое мнение, ты капитану тоже нравишься. По-человечески, про остальное не знаю. Поневоле Росио ощутил щемящую какую-то радость. Острую, как нож под ребра. — С чего ты взяла? — как можно более равнодушно уточнил он. — Если бы ты ему не нравился, он бы от тебя избавился, — без обиняков ответила Хильде. — Причем очень быстро. Капитан… — она замялась, явно подбирая слово. — Капитан — очень эффективный человек.

***

Выбранное Ойгеном заведение оказалось мрачноватым подпольным баром; единственным пятном света был небольшой ринг для проведения боев. Судя по тому, что никто особенно не удивился и не занервничал при виде их команды, в этом злачном месте они появлялись не впервые. Росио не раз бывал в подобных барах в Алвасете. Кэналлийские же полицейские по обыкновению держались от них подальше. — Не знал, что вы посещаете… такое, — не удержался от замечания Росио. Это было первым, что он сказал Ойгену после того бесславного дневного разговора. Выглядеть невозмутимо было непросто: с перебинтованными запястьями, в майке и штанах Росио смотрелся как обыкновенный уличный бандит, в то время как Ойген… Чтобы не пялиться на его задницу, Росио перевел взгляд выше, и это также оказалось ошибкой: руки и плечи у Ойгена были не менее хороши. Росио жилось гораздо проще, когда их скрывали рубашка и китель. — Здесь всегда можно найти противника для спарринга, — тем временем ответил Ойген. Он казался спокойным, как и всегда, но Росио чувствовал: им недовольны. Исправит ли случившееся бой, он понятия не имел, и это тревожило. — Обсудим условия, — продолжил Ойген. — Так как у нас неофициальное спортивное состязание, считаю самым важным следовать принципам разумности. Сражаемся до нокаута или двух нокдаунов, удары по голове, в пах и в глаза запрещены, как и удушения. У вас имеются возражения? — Не имеется, — в тон ему ответил Росио. Ойген кивнул и, чуть погодя, прибавил: — Подберите волосы повыше. Не следует предоставлять мне такое значительное преимущество. Снисходительность в его голосе — настоящая или выдуманная — рассердила. Да как Ойген посмел заранее предполагать, что ему будут предоставлены некие преимущества! Несколько мгновений назад Росио опасался, что попросту не сможет ударить Ойгена или засмотрится на него в самый неподходящий момент. Теперь же он знал, что не пропустит ни одного удара и сам не сдастся. Никто не смеет относиться к нему со снисхождением, никто и никогда. Настроенный драться всерьез, Росио не замечал ни выступающего в роли рефери бармена, ни зрителей. Он даже Ойгена почти не видел — капитан стал для него безличной целью. Разве что на миг, перед самым началом раунда, Росио посмотрел в его светлые глаза и позволил сердцу сладко сжаться. В следующую секунду Росио ловко увернулся от кулака — Ойген явно не собирался его жалеть. Это считалось характерной чертой южной техники ведения боя — не идти в прямую атаку, но быстро уклоняться и умело контратаковать. В этом искусстве Росио достиг совершенства: с его паршивым характером частенько приходилось драться с несколькими противниками, причем превосходящими по силе. Не было лучшего способа выйти победителем, чем измотать, а затем добить. Все разница состояла в том, что сейчас следовало не добить, а просто и красиво победить. Ойген был ненамного крупнее, но выше, и это давало ему определенное преимущество. Скорость помогала, и все же одного сильного удара по ноге хватило, чтобы Росио коснулся коленом настила ринга. Впрочем, он поднялся куда раньше, чем рефери досчитал до восьми. Злость гнала вперед, злость и желание показать себя. Если бы только Ойген разглядел наконец Росио, если бы увидел настоящим, если бы понял, какой корнет Алва особенный, он бы перестал быть таким холодным. Сейчас Росио в это верил. Уклонившись от очередной атаки, он ярко представил, будто снова вернулся в Алвасете, и от этой драки зависела вся его пропащая жизнь. Зависело, кого в нем будут видеть — младшего сынка Алваро, неженку и слабака, или настоящего бойца, с которым следует считаться — и у которого лучше не стоять на пути. Все решил один ловкий прием, одна умелая подсечка — спасибо одному приятелю с Марикьяры за науку. «Хватит времени, чтобы удрать, если их слишком много», так он сказал. Однако, глядя на поверженного Ойгена, Росио испытал отнюдь не торжество. На миг он всерьез испугался, что перестарался. А затем Ойген улыбнулся ему, но подниматься не стал, легко признавая свое поражение. Тревога мгновенно сменилась обидой: что-то бешеное и жадное внутри Росио ожидало, что они будут бороться до конца, до самой грани, не щадя друг друга. Любой другой исход казался слабостью, уступкой, унижением. К счастью, эта кровавая, злая пелена быстро спала. Медленно выдохнув, Росио заставил себя успокоиться и признать: это была не та драка и не тот противник, которого хотелось всерьез уничтожить. Ойген поступил правильно, и для Росио было вполне достаточно признания победителем. Разве не за этим он ввязался в бой? — Несильно я вас? — спросил Росио, когда Ойген принял его руку и поднялся с настила. Прикосновение он почему-то не оборвал. — Нет, но это было коварно, корнет Алва. — Без таких приемов в подворотнях Алвасете не выжить, — Росио дернул плечом. Голова немного кружилась, то ли от победы, то ли от прикосновения горячих пальцев. — Вы же сами просили не поддаваться. — Просил, — Ойген неожиданно сжал его ладонь в крепком пожатии. — Меня все устраивает. Поздравляю, корнет Алва. Свою правоту вы доказали. По крайней мере, в масштабах нашего отдела. Пока Росио пытался стереть со своего лица глупую улыбку и сказать что-то в ответ, Ойген разорвал прикосновение и ушел. Ариго протянул ему руку, помогая спуститься с ринга, и Росио отдал бы много, чтобы этого не видеть. Ревность, на которую по-настоящему не было никакого права, разъедала изнутри, и избавиться от нее не выходило, даже залившись алкоголем. Однако по части заливания алкоголем Росио тем вечером очень постарался.

***

Раскинувшись на кровати и глядя на тошнотворно вращающий потолок, Росио думал о том, что снова все проебал. Хильде, добросердечно проводившая его до дома и сложившая в постель, утверждала, что ничего он не проебал, а красиво победил. Но что она понимала! Конечно же, ничего. Ей, как оказалось, совсем не нравились парни, похожие на Ойгена. То есть нравились, но не так, а так ей нравились бесполезные мальчишки с тонкой душевной организацией, и чтобы обязательно стихи писали. Таких вкусов Росио вовсе не понимал и не разделял, но из дружеского расположения выпил ведьмовки за то, чтоб Хильде однажды встретился именно такой поэт с придурью. А потом Росио пространно жаловался на Ойгена. На то, что он слишком красивый, на его холодность, из-за которой он кажется еще красивее, на то, что Росио вовсе не может понять, кто ему нравится и, главное, как стать этим самым тем. Также оставалось неясным, стоило ли его побеждать. Хильде утверждала, что стоило. Росио считал, что ему грязно лгут, дабы утешить. Идею поехать к Ойгену и поговорить о случившемся прямо сейчас она тоже не одобрила. Во многом оттого, что никто из них двоих не знал точный адрес. Как собутыльница Хильде оказалась невероятно хороша: обычно в этом отношении за Росио никто не поспевал, а вот она, кажется, даже и опережала. Возможно, все дело было в привычке к ведьмовке. А еще, когда на горизонте забрезжил рассвет, Хильде рискнула сказать то, что Росио уже давно не осмеливались говорить: «Тебе хватит». Пожалуй, ему и в самом деле было хватит, причем еще до того, как Хильде об этом сказала. Потолок мучительно кружился, во рту точно закатные твари нассали. Спать оставалось не более часа, и это определенно намекало на то, что не стоило и пытаться. Кое-как поднявшись, Росио дошел до ванной, неуклюже разделся и засунул себя под душ, для начала теплый. Сознание прояснилось, лишь когда вода стала совсем ледяной. Стуча зубами, чуть более трезвый, но все еще крайне несчастный, Росио вытерся полотенцем, поморщился от помятого отражения в зеркале и начал медленно собираться на службу. Он понятия не имел, как вести себя с Ойгеном. Извиниться? Разрешить себя побить? Выпытать, что все-таки связывает их с Ариго? Признаться в том, что… Росио больно ущипнул себя за руку. Для начала следовало выяснить, насколько сильно Ойген его ненавидит за вчерашнее. Управление встретило Росио удивительной тишиной — все-таки они вчера неплохо погуляли. — Я опоздал, кажется. — На час, — отозвалась отвратительно бодрая Хильде. Виски ломило, и даже от души выругаться не было сил. Поразительно, как и без того хреновая ситуация умудрилась прямо на глазах стать еще хуже. — Капитан Райнштайнер у себя? — светским тоном уточнил Росио и, дождавшись коллективного кивка, прибавил: — Пойду извинюсь за опоздание. «И вообще за все», — закончил он мысленно. — Погодить! — окликнул его Норберт. Повернуть больную голову в его сторону оказалось тем еще мучением. — Ты нас… как это говорить? — подхватил Йоганн. — Уделать, — подсказал его близнец. — Та. Но это только один раз! Росио хотел сказать что-то милое и ехидное, но мозги катастрофически не работали, и он лишь слабо улыбнулся. Путь к кабинету Ойгена показался невероятно длинным. Наверное, ближе было даже до Кэналлоа пешком. — Доброе утро, — пожелал Росио, после короткого стука заглянув в кабинет. Ойген сидел за столом и смотрел на небольшой сине-зеленый камень. Так внимательно, словно эта мелочь была важнее всего в жизни. При появлении Росио он резко накрыл камень ладонью. — И вам доброго, корнет Алва. Вижу, у вас была уважительная причина для опоздания. — Я отмечал свою победу, — признал очевидное Росио и заправил выбившуюся прядь волос за ухо. Этот жест наверняка выглядел глупо и кокетливо. — Что ж, не могу еще раз не признать ее заслуженность. Они помолчали. Нужно было сказать что-то еще — да хоть бы извиниться! — но Росио слишком боялся все испортить. Головная боль пульсировала в висках, свет из окна резал глаза; камень, что Ойген так заботливо накрыл ладонью, почему-то отвлекал. Где же Росио слышал про такие камни? Или читал? Во время недолгой учебы его больше увлекал Гальтарский лабиринт, чем плохо изученные традиции бергеров. Вроде бы эти камни были чем-то вроде талисманов… От попыток вспомнить стало совсем тошно. — У вас ко мне какое-то дело? — в голосе Ойгена послышалось легкое нетерпение. — Я, знаете… А вы увлекаетесь геологией? — ляпнул Росио, не до конца продумав, что именно хочет сказать своим замечанием. — Красивый камень. Такой яркий, выглядит как будто ненастоящий. Я как-то читал… Он осекся, едва поглядев на Ойгена. Взгляд, прежде казавшийся холодным, утратил всякое выражение. На Росио смотрела пустота. Вернее, он сам был пустотой и абсолютным ничтожеством в глазах смотрящего. — Радует, что вы умеете читать, — бесцветно произнес Ойген. — Однако я бы предпочел, чтобы вы избегали говорить о вещах, в которых совершенно не разбираетесь. Можете быть свободны, корнет Алва. Сейчас. Идите домой и проспитесь. Увидимся завтра. Это был тот редкий случай, когда Росио подчинился без разговоров. Он ушел молча, не вполне понимая, в чем ошибся, но зная: проебался он не вчера, а сегодня. Сейчас.

***

Болтать по-кэналлийски с похмелья получалось куда ловчее, чем на талиг. Особенно о жизнеобразующих косяках. Строго говоря, Росио не собирался делиться подробностями своих идиотских и жалких приключений, но Кончита была крайне настойчива в попытках выяснить, что же случилось с ее, как она выражалась, беспутным мальчиком. В такие моменты Росио чувствовал себя глупым ребенком, но почему-то не спорил. Было в такой заботе что-то приятное. А вот средство от головной боли, что Росио насильно впихнули, имело чрезвычайно отвратительный вкус. — Да ничего не случилось, правда, — в который раз ответил он, опустошив чашку с гадостью. — Только… Кончита, а ты ведь многих в городе знаешь, правда? — Так вышло, что знаю, — та развела руками и устроилась на соседний стул. Закончив с уборкой, она никогда не уходило сразу, и Росио был этому рад. Временами ему не хватало большой семьи. — Моего начальника, Ойгена Райнштайнера, тоже знаешь? — Дор Эухенио, конечно, — Кончита радостно закивала. — Я у его мамиты убираюсь. Такая славная женщина, но болеет много. — В общем, — Росио нервно облизнул губы. — В общем, мы с начальником вчера подрались. Я победил. Поздравлений он не дождался. Нахмурившись, Кончита грозно спросила: — И как же ты посмел? Как у тебя рука-то поднялась? — Это было не по-настоящему! — оборонительно воскликнул Росио. — То есть мы не по-настоящему подрались. И победил я случайно! — Паршивец все равно, — Кончита отвесила ему легкий подзатыльник. — Будешь еще обижать дора Эухенио — выпорю. Так выпорю, что тебе не понравится. Последнюю фразу Росио решил пропустить мимо ушей. Вместо этого он все же решился спросить про важное: — А еще… Я увидел у него на столе камень, зеленоватый такой, и не могу вспомнить, зачем они, такие камни. Вроде, читал что-то, но… Кончита немедленно приложила палец к его губам. — Об этом не говорят. Нельзя. — Почему? — удивился Росио. — Нельзя, — повторила Кончита. — Это дело двоих. Того, с кем тянул камень. Мне рассказали как-то, но не до конца, по-настоящему это только бергеры про обряд знают. Да и то не все. Отчего-то Росио вспомнил, как мама никому не разрешала прикасаться к своим картам. Наверное, эта бергерская традиция работала сходно. Но что, если дело двоих — это… Сердце кольнула неприятная догадка. Кончита тем временем посмотрела на Росио так, словно сомневаясь, стоит ли делиться с ним неким важным секретом. — Это похоже на то, как у нас братаются, — все же произнесла она. — Ты не знаешь, наверное, ты городской, а я-то знаю. — Почему же, я тоже знаю, — возразил Росио. Он не то чтобы знал, но слышал, как и все: старый воинский обряд, разрезанные ладони, чужая кровь, которую нужно попробовать на вкус. Кажется, так делали не только воины, но и близкие друзья, и влюбленные, не имеющие возможности сочетаться законным браком. При мысли о том, с кем Ойген мог связать себя подобным обрядом, голова снова заболела. Этим метаниям следовало положить конец, сегодня и навсегда. Или хотя по-нормальному извиниться, не откладывая на завтра. С таким грузом на душе уснуть не выйдет. Росио посмотрел на часы и выругался: — Мне надо бежать! — он вскочил на ноги и вцепился в стол, пытаясь справиться с головокружением. — Прости, ладно? Я потом все объясню. Наверное. Кончита посмотрела на него как на скорбного умом. — Куда тебе на ночь глядя? — На работу! — крикнул Росио на ходу. — Я должен все объяснить. И узнать! Поколебавшись, он все-таки вернулся и обнял Кончиту за мягкие плечи. — Спасибо тебе, — шепнул он, быстро чмокнул смуглую щеку и снова убежал.

***

Росио поймал Ойгена на пороге управления. По счастью, рядом не было неизменного и раздражающего Ариго. — Я рассчитывал не видеть вас до завтра, корнет Алва. Эти слова прозвучали как «я рассчитывал не видеть тебя никогда, тупое ничтожество». А может, Росио выдумал себе это. Хорошо бы, если выдумал! Весенний вечер выдался по торским меркам теплым, и это вдохновляло на подвиги. Росио решил: он скажет как есть, как чувствует, и даже если ничего уже не исправить, будет знать, что поступил честно. А потом спросит о том, что тревожит. — Я… Я все узнал, — выдохнул Росио, подойдя ближе. — Про камень. То есть не все, но достаточно. Я действительно не должен был говорить о вещах, в которых не разбираюсь. И провоцировать вас на драку мне тоже не следовало. Он помолчал и сказал два слова, которые слышали от него лишь редкие везунчики: — Простите меня. Несмело подняв голову, он посмотрел на Ойгена — и увидел в его глазах привычный доброжелательный холод, а не пустоту. Они опять, в который уже раз, стояли слишком близко; Росио бросило в жар. Он смотрел на знакомый шарф (и зачем только вернул!), чувствовал запах моря и холода и старался не захлебнуться своими чувствами. — Все забыто, корнет Алва, — мягко проговорил Ойген. — Я знаю, что вы не со зла. Но впредь будьте осторожнее. Не все из бергеров могут оказаться такими же понимающими, как я. Эти традиции… Для кого-то это и правда стекляшка, купленная на рынке за талл. Но не для меня. И не на этой земле. — Понимаю, — Росио снова отвел взгляд. — Мне кажется, что понимаю. С каждым произнесенным словом внутренний жар становился лишь сильнее, и спросить о важном никак не получалось. Не тот момент, не тот человек, не тот вопрос… Хотя нет, человек как раз тот, и именно это все усложняло. Росио не был готов к решительному отказу, не сегодня, никогда. Наверное, это было трусостью. — Я смотрю на этот камень, когда пытаюсь найти внутри себя некий ответ, — сказал Ойген. — Привычка. Не ждал, что ко мне зайдут, однако должен был. Поэтому в случившемся есть доля и моей вины. Простим друг друга? Теплая даже сквозь ткань рука неожиданно коснулась плеча. С трудом сдержав прерывистый вдох, Росио обреченно понял, что не спросит про Ариго, только не теперь, когда Ойген почти обнял его. Даже если эти двое связаны неким нерушимым тайным ритуалом, пусть. Сейчас Ариго здесь не было. — Простим, — Росио улыбнулся. Прикосновение оборвалось, резче, чем хотелось бы. Как будто Ойгена смутило что-то… Хотя что могло смутить такого невозмутимого человека? Неужели то, что Росио едва заметно подался навстречу? — Вы отлично деретесь, — прибавил Ойген. — Хотя ваш вызов… признаться, удивил меня. Но, как и в случае со стрельбой, я не против когда-нибудь повторить. А сейчас я довезу вас до дома, здесь с вашей машиной ничего не случится. Хотя, надо сказать, красных «морисков» в наших краях немного. Вы зря сели за руль в таком… нервном состоянии. Легко могли попасть в аварию. — Я садился и в худшем состоянии, — парировал Росио и сообщил с неуместной игривостью: — Хотите, прокачу? Ойген смерил его строгим взглядом и сказал: — Не сегодня. И эти ваши состояния совсем не повод для гордости. Подобное крайне опасно. — Хотите услышать, что я раскаиваюсь в содеянном? — Хочу, но вряд ли услышу. По вашему лицу совершенно очевидно, что вы нисколько не раскаиваетесь. Давайте, садитесь в машину. Безо всякой логичной причины Росио вдруг почувствовал себя счастливым. Куда счастливее, чем вчера, когда победил. Доехали они в уютном молчании, и в сущности это было пугающим знаком: обычно Росио ненавидел молчать и вечно пытался начать разговор. Исключения составляли те немногие, с кем ему было действительно хорошо.