Под кожей искры

Тысячи красных глаз открывались и направляли взор на Санса, парализовано стоящего во тьме. Голоса противно хихикали, насмехаясь над его слабостью. Они издевались. На дороге оставались только следы пыли от той жизни, которую он когда-то спокойно жил. И красный шарф. Демон погубил всех, и, прежде всего, самого себя. Как бы Санс хотел начать все сначала. И хотел бы он хоть крупицу контроля. Крупицу решимости. Но нож дробил кости в груди. Ева рассеянно смотрела на него, видимо, удивляясь поту на черепе, зависнув над изголовьем дивана. Сама она тоже была растрепанной, такой домашней в выцветших от стирок вещах. — Ты спал? — такой тихий голос внезапно пресек цикличные образы в голове. Санс медлит, приходя в себя: — Да, получилось заснуть. Он говорил ей, что он не сможет. По крайне мере, он не верил, что у него получится. — Да, я тоже, — она зевнула, прикрывая рот, и потерла глаза ладонью, как кошка. И потянулась. Скелет хмыкнул. Люди такие смешные. — Снилось что-то? — Неа, — он без колебания соврал. У него всегда получалось натурально, она ничего и не заметила. После той прогулки человек осмелел и стал относиться к нему еще теплее, чем относился до этого, словно не замечал, как скелет напрягается, когда она подходит ближе. Вот и сейчас она села на пол, положив голову на руки совсем близко с его подушкой, глядя ему в глазницы. Она слишком легко и быстро начала ему доверять. Санс думал, что этим можно как-то воспользоваться, но не замышлял чего-то конкретного, как и не испытывал к факту такого хорошего отношения чрезмерно теплых чувств. Просто глупый человек — это удобно. — Что теперь делать ночью, когда мы проспали весь день? — не было понятно, о чем был этот вопрос. Правда ли спрашивали его мнения или интересовались, заснет ли он еще? Санс, казалось, мог спать сутками, если бы не бессонница. — Не знаю, приятель, — он прикрыл глазницу, — выбирай тщательнее род деятельности. Я буду на редкость придирчив ко всему. Она хихикнула, хотя на самом деле Санс был почти уверен, что она была равнодушна к каламбурам. Но, оглядываясь назад, было тепло от мысли, что ради него она пыталась шутить. Она наверняка знала, как сильно он любил такой юмор. В конце концов, когда кому-то из близких становилось грустно, именно так он поднимал им настроение. — У меня вопрос. — Да-да? — она отвечала улыбкой на улыбку. — Почему ты забрала меня к себе? Разве так поступают люди обычно? — Нет… — отвела взгляд и взяла паузу. Такой простой, казалось бы, вопрос вызвал затруднения. — Я уже говорила. Как персонаж, ты мне нравился. Мне показалось, это стало бы незабываемым опытом. И, хах, это определенно точно стало незабываемым опытом. — Значит, будь я человеком, ты бы этого не сделала. Ева не знала, зачем он смотрит на ситуацию с такой непрезентабельной для нее стороны. Не хотелось оправдываться. — Неа. Он ждал, всматривался в ее лицо, надеясь найти там то, что называли человечностью или же то, за что ее можно было презирать. — Что ж, странно, что я не рассыпался прямо там, — Санс прыгнул с одной неприятной темы на другую. Она не ответила, лицо стало тревожным и хмурым при упоминании такой странной для человека смерти. — До сих пор странно, не так ли? Ты знаешь, здоровье у меня слабовато. — Я очень рада, что ты все еще жив. Не знаю как, — она качала головой. Санс успел смириться со своим положением. Тревогу, боль от спокойствия и апатии отделяла всего одна прогулка и один маленький кусочек темного неба. Без звезд и голубого свечения, каким он видел небо на картинках, просачивающихся с водой под землю. Постельное белье, только постиранное и постеленное для него с такой заботой, было поразительно приятным на ощупь. Не то, чтобы его кости вообще были очень чувствительны, но он мог сравнивать его с тем, что у него было раньше. Он мог предполагать, глядя на то, как была обставлена квартира, как Ева одевалась в тот самый первый день, что ее финансовое положение по крайне мере было достаточно стабильным в этом крупном городе, которым она описывала место, в котором они оказались. Из-за выхлопов машин неба и не было видно — так она думала. Если бы не все эти проблемы с его существованием здесь, он мог бы поселиться тут на какое-то время, и, возможно, благодаря человеческой доброте и наивности, чувствовать себя достаточно комфортно. Но сам мир и поверхность его отвергали. Это была горькая ирония. — Так, может у тебя есть идеи, как решить проблему с едой? — Какое, ты думаешь, у скелета секретное оружие? Она хлопает глазами в замешательстве, ей нужно пару секунд, чтобы понять, в чем дело: — Не знаю? — Черепушка. — Эй, я серьезно. Это же важно! — она улыбается, но в глазах плещется волнение, и Сансу, наверное, следует просто забрасывать ее каламбурами до тех пор, пока она не устанет. Или не поймет. — Просто продолжай готовить и подавать горячие блюда, ведь жар костей не ломит, — он подмигивает. На его счастье, кажется, она понимает. Кажется, последний каламбур, был особенно не смешным из-за уклона в гастрономию. — Ладно, раз ты не хочешь об этом говорить, то я пойду на кухню, — Еве казалось, что неудобно говорить ему прямо, что она собирается там делать, будто теперь эта тема была табуирована строжайшим образом. Она не хотела бы остаться без еды в знак неуместной солидарности, но и заставлять его испытывать дикое по сути подобие зависти было неправильным. А еще она понимала, что он не хочет с ней говорить об этом. Она уже готовилась закрыть дверь, в надежде, что ни свет, ни запах не проникнет в эту комнату, когда ей прилетело тихое: — Bone-appetit. Укол вины в еще не до конца восстановившуюся душу заставил ее кинуть почти обиженный взгляд. Скелет на кровати успел превратится в кокон из одеяла. Видимо, она не должна об этом думать. Это чужая проблема и чужое тело. Она вообще понятия не имела, как монстры живут на самом деле. Хотела бы знать, но сейчас собеседник как никогда четко давал понять, что не настроен на диалог. Она надеялась, что он что-нибудь придумает. Санс умный и находчивый. Ева закрывает дверь.