Наш новый круг проклятия

С тобою образ будущих времен, Невоплощенный, будет погребен. У. Шекспир

Спустя пять лет. Полная свобода. Ощущение полёта, вспышки внезапного счастья. Блаженная нега. Она кружится под неизвестную никому, но известную ей мелодию. Танцует отчаянно и рьяно, а на неё падают листья вечнозеленого дерева и розовые цветы. Лепестки цветов блестят и отражают свет ярко-жёлтого солнца, а падая на кожу, превращаются в снежинки. А она всё кружится и кружится, и юбки её платья взмывают вверх от порыва тёплого ветра. Вокруг горят огни, не слепящие, разноцветные. Музыка начинает играть всё громче и громче, она в изнеможении падает на мягкую траву и начинает безудержно смеяться. Ей кажется, что её смех раздаётся эхом на всю долину. Она не знает где находится, но ей абсолютно точно не хочется отсюда уходить. Давно ей не было настолько хорошо. Но вдруг над её ухом раздается: — Мина, дорогая, очнись! Она отмахивается от назойливого голоса и продолжает жмурить глаза, подставляя лицо горячему солнцу. Лепестки всё падают и падают, излучая приятный аромат, пьянящий, сладкий. Тепло пронизывает всё тело, проникает под кожу, будоражит кровь. Она не против продать свою душу, чтобы остаться здесь навсегда и стать счастливой. — Минако! Айно разозлилась — кто-то затряс её за плечи, продолжая громко звать, заставляя покинуть чудесное место. Ей хочется сказать, чтобы от неё отстали и оставили в покое. Ей так хорошо и тепло. — Минако!!! Резкий рывок. Волшебная страна растворилась, превращаясь в неуютную холодную комнату. Кажется, она здесь живёт. Закружилась голова, затошнило, необъяснимо сильно захотелось пить. Мина расширила глаза и, еле сфокусировав взгляд, разглядела Артемиса. Кажется, он был её другом. Минако, с непонятно откуда взявшейся энергией, вдруг подскочила с места, словно ошпаренная. — Хвала небесам! — облегчённо возгласил продюсер. — Мина, я же просил… — откинув белую прядь со лба, он поднял с пола початый пакетик и сунул его в свой карман. Минако тупо смотрела на его действия, еле удерживаясь на ногах, и хотела закричать, чтобы тот положил на место её последнюю радость, но открыть рот так и не сумела. — Мина, дорогая, — между тем блондин продолжал сновать по комнате, подбирая разбросанные вещи и пытаясь навести хоть видимый порядок. — Доктор Мацумото принимает в пятницу. Я зайду за тобой утром, чтобы успеть собраться. — Артемис открыл окно, чтобы выветрить из комнаты едва различимый запах едкого эфира. — Вопрос с выплатой неустойки я уладил. Но, милая, — он подошёл к ней, всё ещё просто стоящей и немигающим взглядом смотрящей в одну точку, и помог прилечь ей на диван. — Заканчивай уже с этим… — Пить, — еле разлепив губы попросила Мина, игнорируя всё сказанное другом. Артемис тут же соскочил с места, плеснул воды в стакан и как можно осторожнее напоил Минако. Под глазами девушки пролегли синяки, пальцы подрагивали, тонкие исколотые вены взбухли. — Тебе звонила Усаги, — вздохнув и унося стакан обратно на кухню, сообщил Артемис. — Спрашивала про твоё здоровье. Я сказал, что ты сейчас в санатории и просила не беспокоить. Мина одобряющие кивнула — милой Усаги незачем знать, что её лучшая подруга катится в бездну, с каждой новой пущенной в нос дорожкой всё больше и больше набирая скорость. Поморщилась от головной боли, скрипнула зубами, запрокинула голову и застонала от рези где-то в желудке. — Что с тобой, Минако? Я тебя не узнаю, — сетовал Артемис. Он ещё говорил что-то, поглаживая её по голове и оголённым плечам, но Мина перестала разбирать его слова. Что с ней. Действительно, что? У неё было всё: она купалась в роскоши и внимании, ей не было ни в чём отказа, у неё были подруги одна лучше другой. Она занималась любимым делом, ей восхищались миллионы, баннеры с её фотографией считались лучшим украшением города, её боготворили, возведя на пьедестал всеобщей славы. Не жизнь, а рай. Но что-то в этом раю было не так. Скорее всего не хватало того самого пресловутого запретного плода, сок которого тёк бы по её подбородку, смешиваясь с кровью. Сказка стала напоминать кошмар, а порошок из запретного пакетика так ловко маскировал её боль. Всего две дорожки, всего две затяжки. Сперва это действительно помогало — она даже записала целый альбом, который взорвал по популярности все хит парады. Этот проект буквально озолотил её: гонорары сыпались как дождь — только успевай подставлять ладони. Успех, короткое счастье, поздравления, очередной поклонник, дарящий ей новую порцию экстаза. Она просила глубже, жёстче, грубее, чтобы ноющее сердце возликовало хотя бы на миг, но редко кто задерживался в её жизни больше чем на две ночи. Две дорожки, две затяжки. Она приезжала к подругам, навещала их пропитанные любовью дома. Подросшие Чибиуса и Нару души не чаяли в Минако, скупали продукцию с её изображением, заполняя дом их любимой певицей. Второй сын Усаги и Мамору, маленький Энди, чуть меньше тянулся к красивой леди с экрана, но тоже радовался её приезду. Уют, покой. В домах подруг было то, чего самой Минако так не доставало. Она пыталась когда-то ещё давно разводить цветы, но те чахли, потому что хозяйка забывала их поливать. Она пыталась обставлять дом милыми вещицами, но через какое-то время они начинали её жутко раздражать, и она безжалостно выбрасывала превратившийся в ненужный мусор декор. Через некоторое время она приняла, что это не её. Уют — это не её, умиротворение — не её, любовь — однозначно не её. Ей никогда не понять это сложное и требующее силы чувство. Любовь — это сложно. Это ответственность, забота, обязанности, внимание. Это чувство создано не для ветреного, легко порхающего из стороны в сторону разума Мины. Любовь копят годами, аккуратно складывая все её проявления в потаенный, известный только влюбленным, уголок. Любовь — не сиюминутная прихоть, блажь. Это — трудоёмкая работа над собой, это бережливость, это не то, что возможно попрать блудным ветром. Минако не нашла того, с кем бы сумела разделить это таинство. Спустя время ей, естественно, стало ближе получение ласк по первому зову, незамедлительно и без обязательств. Одна стопка за другой, дурманящий разум жар, новый пакетик, затем жгут и шприц… Весёлые и красочные картинки, где она по-настоящему счастлива и спокойна. Именно в этих, навеянных порошком, грёзах она почувствовала себя в истинном раю. О новом увлечении первой певицы Японии знал лишь верный друг Артемис, который, однажды придя в гости к певице, застал ту в блаженном припадке. Уговоры, разговоры, а после и лечение не действовали на девушку, нашедшую в заманчивой зависимости спасение. Год за годом Артемис не прекращал свои попытки отучить дорогую сердцу Мину от пагубной привычки, но тщетно. Она падала всё ниже, теряя вес в обществе, обрастая долгами и опускаясь в рейтингах, но он всё равно был рядом. Верный друг, каких поискать. Минако была ему искренне благодарна, но… Но яркое забытье лучше никчёмной жизни, пусть ты и одет в брендовые вещи и живёшь на двадцать шестом этаже лучшего жилого комплекса страны. — Что с тобой, Минако? — повторил свой вопрос Артемис, поглаживая подругу по руке. — Всё горит, Арти, и я подкидываю хворост,* — невидяще уставившись в потолок прошептала та в ответ и после нескольких минут молчания добавила: — Уходи. Я очень устала. — В пятницу! — напомнил Артемис, с сожалением смотря на подругу, от которой разило характерным запахом синтетики. — Не забудь! Он ушёл, прикрыв за собой дверь. Знал, что противиться бесполезно. Если она захочет, то выставит его за дверь собственноручно. Будет еле держаться на ногах, падать, но всё равно выставит. Упрямая. И такая несчастная… «Что же с тобой, Мина?» *** Она встала с дивана, когда за окном уже совсем стемнело. Ненавистный ею город вновь включил миллион лампочек и зазывал всех присоединиться к своему веселью. Как же тошно. Минако с трудом проковыляла на кухню. На столе стоял ужин, который для нее приготовил Артемис. Она не ела, кажется, уже двое суток, однако голода не ощущала. Прошла дальше в спальню. Подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Мина сама не знала кем была та девушка, которая смотрела на неё. Для одних это была яркая певица с хрустальным чистым голосом, для других роковая обольстительница с ярко красными губами и глубоким декольте, для третьих — стерва, светловолосая ведьма, коверкавшая чужие судьбы до неузнаваемости, для верного Артемиса — зависимая приятельница. Сколько у нее масок? И какая из них настоящая? Айно не знала этого. Не могла ответить до конца честно. Спутанные волосы, опухшие красные глаза, бледная кожа. Мина сощурилась, взяла красную помаду и небрежно мазанула по губам. В сумраке комнаты ей показалось, будто её рот в крови. — Чего-то явно не хватает, — растянув губы в улыбке проговорила Мина и, подойдя к шкафу, вынула с самой дальней полки давно забытую вещицу. Красная лента. Фишка её образа в давно позабытой юности. Руки не слушались, но она всё же сумела собрать волосы и подвязать их лентой, завязав ту в пышный бант. Рассмеялась, хрипло, дерзко, вызывающе: — Вот теперь — идеально. Вновь вернулась в гостиную, еле передвигаясь, подготовила всё для нового и последнего выхода в эйфорию. Хорошо, что Артемис не знает про парочку новых тайников её заманчивого сокровища… *** Вокруг много зелени, вечнозеленых высоких деревьев, кустов и елей. Солнце просвечивает сквозь листья весёлыми лучами. На небе ни облачка, воздух невероятно чист. Благодать… Минако видит старый храм и бодро шагает к нему, сердцем чувствуя, кого встретит там. Ровно сто ступеней, особое число для жрецов огня. Вычищенные дорожки и два ворона, спокойно восседающие на них. Минако усмехнулась — всё как всегда. Она зашла внутрь храма, глубже. Тот же пряный чуть сладковатый аромат, запах тлеющих углей и гари. Снова усмехнулась и направилась к главной зале храма. Всё те же черные распущенные волосы, всё те же молитвы. Только другая одежда: белая рубаха и красные хакама. Минако тихо подошла к подруге и села рядом с ней на колени, улыбнулась, до глубины своей испорченной души радуясь встрече: — Здравствуй, Рей. Бывшая принцесса Марса перестала молиться, не спеша повернула голову, сделала над собой усилие, чтобы не расплакаться. — Мина… — голос мико дрогнул. — До чего ты дошла… — А что мне оставалось делать, — пожала плечами Мина, откидывая за спину волосы, в полумраке помещения кажущиеся мерцающей изнутри копной искрящегося золота. — Смысла ждать нет, искать замену, как показала практика, тем более. — Я говорила тебе, и не только я, что не стоит знать всего, — строго проворчала Рей. — Безрассудная, горячная… Как тебе могло такое в голову прийти? Разве что-то изменило твоё знание того, что случится? — Ничего не изменило, — легко согласилась Мина. — Ты не жалеешь? Короткая пауза. Вопрос больно полоснул по сердцу. — До безумия жалею, — некогда солнечная Минория как-то сжалась, глядя на всезнающий огонь. Разве можно лгать, сидя напротив прозорливой стихии? На глаза легла тяжёлая пелена давно забытых слёз. То ли от гари проступили, то ли от воспоминаний. — До скрежета зубов, до боли в висках, до потери рассудка, — она тряхнула головой и вдруг с улыбкой спросила: — Ладно я, шестнадцатилетняя максималистка, которая ляпнула не подумав. А ты, Рей, — она всмотрелась в точёный профиль марсианки, — почему ты отказалась от своего счастья, сбежав от всего мира? Рей долго молчала, сжав руки в кулаки. Затем, тяжело выдохнув, бросила в огонь горсть каких-то мелких, видимо священных, камешков, сложила руки в молитвенном жесте и прошептала: — Я не отказывалась. Его убили. У Мины расширились глаза: — Что? Джедайта? Кто это сделал? — Мать убила. В утробе, — сухо ответила Рей. — Аборт сделала, решив, что ребёнок помешает её карьере. Я честно пыталась жить с этим. Училась, читала, молилась, гуляла с вами, но… — её голос потух. — Но как это — жить без него?.. Помолчали, прислушиваясь к потрескиванию огня. — Я давно знаю про это место, — продолжила свою исповедь Рей. — Ещё в Серебряном Тысячелетии мы бродили тут с ним и молились. Он — каким-то языческим истуканам, а я — богам Марса, огненным владыкам, — она грустно улыбнулась, снова помолчала. — Я искренне радовалась на каждой свадьбе девочек. Усаги, Мако, Ами… А ты… — Рей печально посмотрела на Минако. — Что я могла тебе тогда нагадать? Что твоя единственная любовь родится в этом мире как только ты умрёшь, дабы сбылось пророчество, прогремевшее тысячи лет назад гордой венерианкой? Что я могла тебе тогда сказать? Наврать, что счастье впереди, надо лишь только верить? Для этого есть Усаги, наша наивная принцесса. Я же прорекаю лишь правду без прикрас. Солнечный луч скользнул по чисто вымытому полу, коснулся мягким светом волос двух восседающих у огня девушек. Бывшие воительницы, богини сильнейших планет солнечной системы, верховная и огненная. — Рей, — тихо спросила Мина, — как мне разорвать это дьявольское проклятье? Мы когда-нибудь с ним встретимся? Молчание. Долгое, гулкое. Треск огня, мерное дыхание двух сенши. — Я не даю ложных надежд, Венера, ты же знаешь. За окном раздалось приглушённое карканье воронов, надвигалась гроза, а огонь всё продолжал тихо потрескивать. *** Тело бездыханной певицы, всеобщей любимицы Минако Айно, было найдено на следующий день после того, как Артемис пообещал отвести её к лучшему врачу Японии. Журналисты решили скрыть истинную причину смерти мисс Айно, и широкой общественности было объявлено, что сердце знаменитой певицы неожиданно замерло во сне. Впрочем, в чем-то они были правы. В ту же секунду, как душа Минако, бывшей воительницы Венеры, первой защитницы Лунного двора, отделилась от тела и отправилась в чистилище, на свет появился мальчик с необычной порослью платиновых волос и снежно-серыми глазами. Негромко вскрикнув от первого в жизни глотка воздуха, он вдруг замолк, поникнув. Будто осознавая, что подаренная ему жизнь не принесёт того должного счастья, о котором все говорят, что бытие его будет неполным, тоскливым и серым. Серым, как надвигающаяся за окном гроза.