***
Вместе с другими вечерними пассажирами я вышел на площади, где была конечная остановка моего ежедневного маршрута. Неподалёку виднелся Малый вокзал, от которого ходили пригородные электрички. Проводив взглядом трамвай, поползший на разворотное кольцо, я пересёк шоссе, свернул налево и побрёл вдоль высокой металлической ограды, разделявшей тротуар и овраг. На дне оврага текла ещё одна река – но она вела не к морю, а к другим городам, вместо воды здесь носились составы от Большого вокзала, находившегося на несколько улиц дальше. Поезд простучал по рельсам, приветливо гудя, и унёсся в дымку за моей спиной, на юг. Небо рыжело. До лета оставалось чуть меньше двух месяцев, впереди было открытие сезона речных трамвайчиков, эксперимент, день рождения, экзамены – и я несколько суток проведу в поезде. Я успел заскучать без железных дорог.***
Голубое зубчатое колесо с изображением человеческого мозга в центре – логотип лаборатории нейролингвистики – встретило меня на входе в исследовательский центр. Лахти поймал меня в холле и проводил на второй этаж. – Тот самый левша из семьи правшей, – представил меня Лахти своим коллегам. Лаборатория, как мне уже объяснил Лахти, исследовала то, как связаны зоны обработки языка и речи – Брока и Вернике – с тем, какие именно части языка (тут пошли непонятные мне термины – фонетика, морфология, семантика) эти зоны обрабатывают и как это различается у левшей, правшей и амбидекстеров. Мне выдали небольшой опросник – нужно было отметить, какой рукой я пишу, ем, чищу зубы, открываю коробочки. Ещё мне подарили значок участника исследования – с увиденным мной уже логотипом лаборатории. Со мной общалась женщина, писавшая докторскую – она объяснила, что перед самым экспериментом я должен был пройти небольшое обследование. Больше формальность, по её словам: чтобы не было погрешностей, нужны «чистые» мозги. Невролог, психиатр, нарколог и МРТ – все испытуемые должны быть здоровы физически и психически. Ещё я поплевал в пробирку – для статистики нужно было немного моей ДНК. Томограф гудел, жужжал и постукивал. Лёжа в трубе, я ощущал себя космонавтом. Я был ремесленником, к звёздам никогда не стремился – я вполне мог сам для себя собрать для себя модель Солнечной системы из шестерней и цветных шариков. Но звук медицинского оборудования меня всё же завораживал и восхищал.***
Неделю спустя со мной связались из исследовательского центра – я должен был получить допуск к участию у их штатного врача. Я приехал к раннему утру свежий и выспавшийся, без алкоголя накануне и кофе утром – как это требовалось от всех испытуемых. Я был настроен позитивно и очень хотел порадовать Лахти, принеся пользу тому, что он любит. – Пожалуйста, присядьте, – попросила невролог. – Мне нужно уточнить у вас несколько моментов. – Хорошо… – я немного замялся. Звучало настораживающе. Не хотелось бы, чтобы настроение испортилось. – Скажите, вы были честны, когда говорили, что у вас не бывает головокружений и тремора конечностей? Я задумался. – Иногда, когда я иду по ровной поверхности или поднимаюсь по лестнице, у меня возникает ощущение, словно я стою в движущемся трамвае. То есть слегка покачивает, и картинка вокруг движется. Но это же не считается, верно? Мне это не мешало никогда. Такое ведь бывает у всех людей, разве нет? – Это может свидетельствовать о патологии, – она нахмурилась. – А руки и пальцы у вас никогда не дрожат? – Я же учусь на часовщика, – возразил я. – Если бы у меня дрожали руки, то я бы ничего не мог. Она явно к чему-то клонила, но мне не приходило в голову, какой вопрос нужно сформулировать, чтобы его задать. Ещё сложнее было вообще о чём-то заикнуться – пока я не знаю о беде, беда ведь не настигнет меня, так? Однако думать и решаться мне не пришлось. – На МРТ в вашем мозге был обнаружен участок накопления токсинов. Вероятно, это металл.