just lovers (like we were supposed to be)

Когда Джеймсу Поттеру было одиннадцать лет — спустя где-то четверть первого года обучения в Хогвартсе — он пришёл к простому и неоспоримому выводу, что он влюблён в, и всегда будет любить, Лили Эванс. Большинству одиннадцатилетних мальчиков была противна сама мысль о том, что можно симпатизировать девочкам, но родители большинства одиннадцатилетних мальчиков не были Юфимией и Флимонтом Поттерами, а это значило, что, взрослея, эти мальчики росли, не идеализируя идею Истории Самой Большой и Истинной Любви. Джеймсу было одиннадцать, так что это значило лишь одно: он в равной степени простодушно и непоколебимо верил в то, что они с Лили в итоге будут вместе. К тому моменту, как ему стукнуло двенадцать, он уже продумал их свадьбу от начала до конца. Конечно же, Джеймс учтиво поделился своими планами с Лили, которая ни капли этого не оценила, но это ничуть его не расстроило, потому что он знал — однажды она обязательно передумает. Но, по правде говоря, на седьмом курсе всё становится немножко сложнее. Наступает последний учебный год, Джеймсу почти восемнадцать, и, да, он и Лили уже давненько перешли от стадии «Лили терпеть Джеймса не может» до стадии «Лили вполне себе нравится Джеймс», но как парень он всё ещё абсолютно ей не интересен. Не сказать, чтобы он не перепробовал всё на свете. Он выжал последние соки из всех возможных вариантов. Он пытался произвести на неё впечатление (совет Питера), но в итоге только и делал, что выставлял себя полным придурком. Он пробовал делать вид, что её не существует (совет Сириуса), но ей это, наоборот, пришлось очень даже по вкусу. Он предпринял попытку узнать её получше и, в первую очередь, стать её другом (совет Римуса), и они наладили контакт, но никаких романтических плодов это не принесло. В общем, он снова открыт к предложениям. — Ты не в курсе, в чём вообще дело? — вдумчиво спрашивает Питер, растянувшись на своей кровати и свесив голову с самого края. Он начал делать так ещё на первом курсе, утверждая, что такая поза помогает ему думать. — В том-то и проблема, что нет, Пит, — жалуется Джеймс. Питер смотрит на него искоса и вполне уверено отвечает: — Ты просто не в её вкусе, приятель. — Да, я в курсе, — ворчит Джеймс, — но я-то говорю о том, что мог бы быть в её вкусе! Мог бы, если… если… — Если? — подталкивает к ответу Сириус с кровати Римуса, потому что Сириус забирается в неё после каждого полнолуния, в течение нескольких лет. Регулярно, потому что считает, что если Римус вернётся из больничного крыла и ему придётся лечь в холодную постель, то это будет настоящим преступлением. Сириус «нагревает для него местечко». — Если… — Джеймс устраивает себе мозговой штурм, пытаясь найти весомую причину, но это особенно сложно, учитывая, что он уже перепробовал столько всего. Надо ведь что-то придумать, да? Он влюблён, так что, во имя любви, сдаваться нельзя. — Знаешь, если бы я мог доказать ей, что я не такой придурок, каким она меня считает, может… — Я думал, что ты уже ей это доказал, — замечает Питер. Джеймс со стоном падает обратно на кровать. — Ох, я и это уже доказал, да? И… знаете, всё ведь и правда хорошо. Я так рад быть её другом. Мне очень нравится. Я просто… просто думаю, что способен и на что-то большее. Вам так не кажется? — Несомненно, Сохатый, — посмеивается Сириус. — Не пойму, что со мной не так? — хмуро бормочет Джеймс. — Из меня бы вышел блистательный бойфренд! Мне кажется, что, если бы она это понимала, она захотела бы быть со мной. — Хм, — Питер морщится, глубоко задумавшись, и Джеймс, приподнявшись на локтях, с надеждой за ним наблюдает. — Ну, может, ты и прав. Не то, чтобы она может понять это, пока не узнает из личного опыта. — Вот именно! Спасибо, Хвост, — Джеймс довольно выдыхает сквозь зубы. — Так это только твоя вина, разве нет? Ты никогда не был ничьим парнем, получается, о том, что она упускает, ей никак не узнать, — фыркает Сириус. — Как всегда в яблочко, Сириус, — хвалит его Питер, и Сириус подмигивает, приподнимая воображаемую шляпу. Джеймс поджимает губы. — Да, точно, но я не знаю, как это исправить. Мерлин, я даже не знаю, с чего можно начать. — Просто начни с кем-нибудь встречаться, — пожав плечами, предлагает Сириус. — Чего? Нет, — сразу же отказывается Джеймс, нахмурившись. — Я не могу. Это будет неправильно, Сириус. Не хочу никого обманывать или ранить. Если такое случится, я вообще перестану быть достойным Лили, а ещё мне будет стыдно. — Тоже верно, — цокает Питер. — Однако, — заявляет Джеймс спустя где-то восемь минут полной тишины, рывком поднимаясь на кровати, — я могу притвориться, что встречаюсь с кем-то! Я бы мог… о, о, я бы мог предложить кому-нибудь притвориться их ненастоящим парнем! — Приятель, я знаю не шибко много девушек, которые согласятся на такое пойти, — устало отвечает Питер, несколько судорожно покачав головой. Джеймс искоса, стараясь сохранять повседневное выражение лица изо всех сил, поглядывает на Сириуса, медленно и осторожно: — Ну, как вариант, всегда есть ещё и… парни. — Оу? — ухмылка мгновенно расползается по лицу Сириуса. Он прижимает руку к груди. — Джеймс, ну что ты, если ты хочешь быть моим подставным бойфрендом, я, непременно… — Нет! — спешно выдаёт Джеймс, мысленно оплакивая то, как ловко Сириус рассудил обо всём настолько неверно. Упуская всю чёртову суть, честно, Джеймс не понимает, сколько ещё намёков ему потребуется вкинуть. К тому же, согласись он на предложение Сириуса, его бы убил Римус. Джеймсу ещё хочется пожить, ага, нет уж. — Нет, Бродяга, твоё предложение… то есть, спасибо тебе, конечно, но… понимаешь, есть парни, как вариант. Просто как вариант. Парни. Для других парней. — А тебе вообще… нравятся парни? — настороженно спрашивает Питер. — Ну, мне и не нужно, чтобы мне кто-то нравился, если отношения не настоящие, так? — Джеймс пожимает плечами. — Будет даже лучше, если этот кто-то не будет нравиться мне, а я не буду нравиться ему. Тогда не будут ранены ничьи чувства, правильно? Но про то, что мальчики могут нравиться мальчикам, я сказал так, просто, в целом. Потому что могут. Иногда они и правда друг другу нравятся, Сириус, ты знал? — Ага, типа, мне вроде как положено об этом знать? Сам понимаешь, вся эта тема с Регулусом… — не договорив, Сириус оставляет после себя неуютную нагнетающую тишину. «Вся эта тема с Регулусом» определённо не описывает сложившуюся ситуацию в полной мере. Ситуация: после того, как Сириус сбежал из дома к Поттерам на пятом году, на собственном пятом году Регулус круто развернулся и сделал ровно то же самое. Разница заключалась в том, что у Регулуса не было никакого выбора. Сириус сбежал, потому что не хотел потакать родителям в их желании видеть в нём идеального, чистокровного наследника — «в их желании женить меня на ком-то, кто, почти уверен, окажется моей родственницей, и продолжить этот проклятый род», если говорить словами, которые Сириус не особо-то старался подбирать. А вот Регулуса родители выгнали сами. Как оказалось, он тоже не очень горел желанием жениться, и, не желая повторения истории с Сириусом, Валбурга подмешала Регулусу сыворотку правды, чтобы выяснить, в чём именно заключалась проблема. Это привело к невообразимым последствиям, потому что, вынужденный говорить только правду, Регулус провозгласил, что он, вообще-то, гей. Дальше всё пошло по накатанной, и где-то к середине лета Регулусу пришлось обратиться за помощью к единственному человеку, который у него остался. Несмотря на кучу разногласий, Сириус тут же принял его и выдал Эффи и Монти ультиматум: либо Регулус остаётся, либо Сириус уходит вместе с ним. Конечно же, Эффи и Монти с радостью его приютили. Для Джеймса ничего особо не изменилось. За всё лето он едва ли виделся с Регулусом. В его комнату заходил только Сириус, он сам почти оттуда не выходил. А если и выходил, то обычно сидел в библиотеке или помогал Монти с зельями. Регулус совсем не замечал существование Джеймса, и… ладно. Джеймсу было всё равно. Ему и сейчас всё равно. Потому что отношения между Сириусом и Регулусом потеплели, и им обоим пошло это на пользу, так что вмешательство Джеймса тут не требовалось. Но, Мерлин, соблазн был велик. Ему постоянно приходилось сдерживать себя от того, чтобы ворваться и узнать, что они там делали и о чём говорили. Ничего поделать с этим он не может. Он просто любопытный, окей? Сириус не особо распространялся, но из того, что Джеймсу удалось выудить, они с Регулусом достаточно много говорили о том, как вся ситуация отразится на его дальнейшей жизни. Потому что, естественно, это больше не секрет. Все знают. Вся чёртова школа знает, что Регулус Блэк — гей. Или настойчиво подозревает, но это ничем не лучше. Из-за того, что кто-то вёл себя как урод, Сириус подрался в поезде и получил наказание ещё до того, как они доехали до Хогвартса — успокоившись, он даже счёл это забавным. А вот для Регулуса всё происходящее… что ж, Джеймс не особо в курсе. Регулус вернулся в школу и просто продолжил жить как ни в чём не бывало. В основном, неуютным напоминанием о ситуации служит Сириус, вошедший в роль «заботливого старшего брата». Одно неосторожное слово в сторону Регулуса, и Сириус слетает с катушек. В какой-то степени это даже мило. — О, есть ещё одна проблема, — внезапно заявляет Питер, разряжая обстановку, и сменяет тему, потому что он хренов гений, когда валяется кверху головой. — Что за проблема? — Джеймс вздыхает, потому что, ну конечно, есть ещё одна проблема. Разве их когда-нибудь нет? — А… почему ей не должно быть побоку? — спрашивает Питер. — Я про Лили. Ей не будет плевать, только если ты начнёшь тыкать ей этим в лицо, но это её только разозлит, так что «хорошего бойфренда» она в итоге всё равно не разглядит. Сириус вскидывает брови. — У-у, а тут он верно подметил. — От-ва-ли, — ноет Джеймс, уставившись на балдахин своей кровати, откинув голову и вскинув руки, хватаясь скрюченными пальцами за воздух. — Умоляю, просто дай мне шанс. Что-нибудь. Что угодно. Комната погружается в глубокую тишину, и они ожидают, что сама Вселенная снизойдёт с идеями, но ничего не происходит. Вместо этого, они все отвлекаются на открывшуюся дверь. Римус еле волочит ноги, заходя в комнату, весь взъерошенный и всё ещё потрепанный после прошедшей ночи. Лунатик был очень-очень раздражён, особенно когда дело касалось Бродяги; Джеймс в тайне предполагает, что это просто накопившееся сексуальное напряжение, и, в добавок к обычному напряжению, всё это закономерно перетекло в плохо перенесённое полнолуние. Сириус и Римус в последнее время вечно собачатся. Джеймса это, честно, жутко нервирует. Если бы только они перепихнулись… — Римус, — тепло приветствует Сириус, тут же вставая, потому что у него появляется навязчивое желание подниматься всякий раз, когда приходит Римус. Сириус рассказал это Джеймсу на четвёртом курсе. Конечно, тогда Джеймс не знал, что бы это могло значить, но теперь-то он знает, и это совсем уж жалкое зрелище. Мерлин, Сириус сражён наповал уже несколько лет. — Я думал, тебя никогда не выпустят из больничного крыла. Я уже собирался идти спасать тебя, как принцессу из башни, приятель. — Получается, мадам Помфри тогда дракон? — спрашивает Римус, залезая в постель и кривя губами. Сириус усмехается ему: — О, несомненно. Джеймсу хочется хорошенько приложиться головой об стенку. Ему хочется схватить Сириуса за плечи, встряхнуть и крикнуть: «Если ты спасаешь принцессу, значит, ты принц, идиот!» Он хочет стукнуть их лбами за их общую тупоголовость, потому что это происходит постоянно. Они ссорятся и бесятся, собачатся и спорят, словно давно женатая парочка, а потом, на следующий день, делают вид, будто ничего не произошло. Римус хотя бы в курсе своих чувств. Начиная с прошлого года, насколько Джеймсу известно. По крайней мере, тогда он признался Джеймсу, и признался так, будто сознавался в своём самом ужасном грехе. Джеймс пообещал Римусу, что никому не скажет (а задача это непростая, учитывая, что «никто» в данном случае — это Сириус), и он сдержал своё слово, при этом, правда, стал вкидывать намёки, по прозрачности схожие с кирпичной стеной. Сириус не замечает их из раза в раз. Вздохнув, Джеймс плашмя падает обратно на кровать одновременно с подскочившим с неё Питером, схватившимся за голову и выдохнувшим «о, чёрт возьми». Римус забирается в кровать, скрипуче простонав, но, как и всегда, удовлетворённо вздыхает, когда чувствует, что она нагрета. Осторожно, намного осторожнее, чем обычно, Сириус мостится на самом краю римусовой кровати, и смотреть, как очевидно он старается не касаться Римуса, становится физически больно — словно даже просто сидеть рядом с Римусом для Сириуса намного более интимно, чем должно бы быть. Джеймс отворачивается, потому что устал на них смотреть. Перепихнитесь, перепихнитесь уже наконец, яростно посылает в их направлении Джеймс свои мысли, но они продолжают то и дело что-то друг другу бормотать, совсем ничего не подозревая. Джеймс раздражённо лупит по своей подушке. Как будто он только и делает, что просит ещё проблем, о которых ему стоит волноваться помимо собственной личной жизни, которой у него с любимой девушкой, так-то, нет. Эта проблема, загадка Регулуса Блэка, и что-там-за-херь-происходит-у-Сириуса-и-Римуса, — Джеймс уже реально не выдерживает. В его голове все эти проблемы расселись по своим углам, каждая без подходящего для неё решения. Проходит десять минут, и в его мозгу что-то слабо щёлкает. Джеймс мгновенно усаживается на кровати с громким вдохом, ощущая, как все его проблемы, словно паззл, собираются в единую картинку. По-отдельности, решения нет ни для одной; вместе, каждая проблема и есть решение. — О! — выдаёт Джеймс, потому что, о, о-о, он сраный гений! — Джеймс? — моргая, с вопросом окликает Питер. — Я всё понял, — громко шепчет Джеймс, сверкая улыбкой. Римус вздыхает: — Пиздец, я даже знать не хочу. — Не-а, не хочешь, — соглашается Сириус, мягко ему улыбаясь. Джеймс оборачивается к нему, сердце выпрыгивает из груди, руки трясутся так же, как и всякий раз, когда он придумывает гениальный план. Этот план, несомненно, один из них. — Сириус, дружище, могу ли позаимствовать твоего брата? — Позаимствовать? — брови Сириуса съезжаются к переносице, когда он хмуро глядит на Джеймса. Ему требуется лишнее мгновение. Он моргает, и его брови взмывают вверх. — Стой, ты хочешь, чтобы он стал твоим… — Он идеален, — заявляет Джеймс. Скептицизм написан у Сириуса на лице. — Ты едва его знаешь? — Ага, и что? Это и не важно, помнишь? Кто ещё может произвести больший фурор, чем он? — спорит Джеймс. — Стой, Регулус? — ахает Питер, когда до него наконец-то доходит. — Регулус Блэк? Сохатый, ты с ума сошёл? Это… в это никто не поверит. О тебе будет шептаться вся школа! Джеймс довольно кивает. — Вот именно, Питер. — Ладненько, я решил, что мне жизненно необходимо объяснение, — бубнит Римус, приподнимаясь на локте. Он задирает ногу, и она врезается в бедро Сириуса. Тот замирает, словно его накрепко связали. Отчасти Джеймсу кажется, что он вот-вот камнем свалится с кровати. — Что ты задумал и как с этим связан младший брат Сириуса? — Ну, если Сириус соизволит дать мне ответ, — настаивает Джеймс, помахивая руками перед лицом Сириуса, чтобы он начал моргать. — М-м? О, точно. Конечно, конечно, — мямлит Сириус, его взгляд опускается туда, где колено Римуса всё ещё упирается ему в бедро. Очевидно, он до сих пор выбит из колеи из-за этого прикосновения. — Кто знает? Может, ты оказал бы на него хорошее влияние. — Великолепно! — радостно говорит Джеймс, удовлетворённый исходом событий. — Может кто-нибудь объяснить мне, что происходит? — глаза Римуса сужаются, он начинает искренне злиться. Питер фыркает. — Катастрофа в замедленном действии, Лунатик, вот что происходит. — Спасибо, что веришь в меня, Пит, — Джеймс хмыкает, но быстро переключается, улыбаясь Римусу. — А происходит вот что: я собираюсь начать встречаться с Регулусом Блэком. Римус пялится на него, а потом ложится обратно и полностью отворачивается, отрезая: — Не. Сегодня без меня. — Собираешься спать? — бормочет Сириус, хмурясь на своё бедро, которого больше не касается колено Римуса. Он кидает взгляд на его спину и вздыхает. — Лунатик? Луни? Лунчик? Лунчёнок? Ты правда собрался спать, Луни-Луни? Луна-а-а-атик. Лунстер. Месье Лунатик. Лу… — Чего тебе, Сириус? — срывается Римус. Сириус слегка подпрыгивает, после хмыкает. — Ну, если бы ты ответил мне изначально, тогда… — Очевидно, что я собираюсь спать, мудак ты. — Не называй меня мудаком, мудак. — Тогда прекращай вести себя, как мудак. — Если кто-то и ведёт себя, как мудак!.. Джеймс снова вскидывает руки, и снова падает на кровать, но на этот раз он дотягивается до своей палочки, чтобы взмахнуть ей почти одновременно с Питером, задёргивая занавески и, скорее всего тоже одновременно с Питером, накладывая заглушающие чары. Стоит им только начать, Сириус и Римус могут продолжать спорить часами. Вместо того, чтобы слушать, как Сириус и Римус крутятся вокруг да около своих чувств, выплёскивая накопившиеся эмоции — а могли бы просто взять и наконец-то перепихнуться — Джеймс лежит на кровати в благословенной тишине и закрывает глаза, размышляя над своим планом. Шаг первый: Регулус Блэк. Джеймс запорол шаг первый. Регулус Блэк смеётся над ним. А потом смех Регулуса прерывается, и лицо становится непроницаемым, так неожиданно, что это приводит в ступор. Он говорит: — Нет, — перед тем, как разворачивается и уходит. Джеймс на мгновение запинается, и подпрыгивает, догоняя его. — Нет? Почему нет? Ты мне даже закончить не дал! — Этого и не требуется, — попросту отвечает Регулус. — Ответ — нет. — Ну, это совсем не справедливо, — раздражённо бубнит Джеймс, уголки его губ опускаются в недовольстве. — Ты не даёшь мне привести аргументы. У меня очень хорошие аргументы. — Мне слишком всё равно, чтобы их выслушивать. — Тебе разве хотя бы капельку не интересно? Регулус фыркает. — Мне буквально никогда не было настолько неинтересно, Поттер. Не важно, что ты задумал, шутка это или нет, я не хочу в этом участвовать. — Нет, нет, постой, — торопливо говорит Джеймс, вышагивая чуть быстрее, чтобы в итоге оказаться напротив Регулуса. — Это не шутка. Я не прикалываюсь, и это не розыгрыш. Я искренне хочу быть твоим подставным парнем. — Что, мать твою, вообще означает «подставной парень»? — спрашивает Регулус, прищурившись так, что его глаза превращаются в щёлочки. Джеймс поджимает губы. — Ну, это означает… это что-то вроде реального парня, только на самом деле мы друг другу не нравимся. — Тогда зачем нам делать вид, что мы в отношениях? — Ну, я собирался прояснить это как раз в тот момент, когда ты грубо меня перебил и драматично утопал. — Не путай мой скептицизм с заинтересованностью. Я всего лишь возмущён твоей наглостью и начинаю сомневаться в твоей способности к интеллектуальной деятельности. Я предположил — как оказалось, неверно — что, учитывая, кто твои родители, ты должен быть хотя бы слегка умственно одарённым, но, кажется, я как никто другой должен бы знать, что людей по их семье не судят, — переполненный сарказмом, говорит Регулус. Затем он огибает Джеймса и снова начинает удаляться. — Как у тебя вышло быть одновременно и милым, и полным засранцем? — бубнит Джеймс, когда, выбитый из колеи, опять вышагивает за ним следом. — То есть, ты ж только что и меня оскорбил, и моим родителям комплимент отвесил. Вообще-то, впечатляет. — Уйди, Поттер, — отрезает Регулус. — Зови меня Джеймс. Мерлина ради, ты, блин, живёшь в моём доме, — сердито отвечает Джеймс. — И, чтоб ты знал, у всего этого есть своя причина. Даже несколько причин. Хочешь, чтобы я перечислил их в хронологическом порядке или по степени важности? — Я вообще не хочу, чтобы ты их перечислял. — Начнём с того, что это положительно скажется на Сириусе. Регулус неожиданно резко останавливается и с горящими глазами вихрем оборачивается на Джеймса. — Это он тебя надоумил? — Чего? Нет. Идея моя. Но он знает. Я рассказал ему. — Ты рассказал ему. — Естественно. Он мой лучший друг, — говорит Джеймс, и Регулус закатывает глаза настолько сильно, что даже его голова покачивается в так движению. Он поворачивается и снова начинает удаляться. Пропыхтев, Джеймс снова его догоняет и удостоверяется, что сравнял с ним шаг. — Так или иначе, думаю, ему пойдёт на пользу, если он… познакомится со всем этим поближе. — Со всем этим, — вторит Регулус, в его голосе сквозит недоверие. Джеймс прочищает горло и продолжает с осторожностью, сталкиваясь с необходимостью быть деликатным. — Да. Как бы… два парня в отношениях, даже если отношения — на самом деле липа. Типа, как, знаешь, наглядный пример, который помог бы ему прийти к выводу, что это… возможно. — Хочешь сказать, мой брат к этому выводу ещё не пришёл? — Что? Ой, ты имеешь в виду!.. нет! Нет-нет, я не это хотел сказать. Он… то есть, конечно же, из-за тебя он в курсе, что парням могут нравиться другие парни, но я имел в виду кое-что ещё серьёзнее, понимаешь, о чём я? — Ты говоришь про его историю с Люпином, так ведь? — изогнув бровь, спрашивает его Регулус, и внутри Джеймс мгновенно впадает в панику. Скорее всего, отчасти это отражается на его лице, потому что губы Регулуса слегка подёргиваются. — Надо быть совсем глупым, чтобы это упустить, особенно учитывая, что я мужчина, предпочитающий компанию других мужчин. И ты думаешь, что можешь исправить то, какой Сириус ничего не замечающий идиот, тем, что начнёшь встречаться с его младшим братом? Серьёзно? — Просто пытаюсь сказать, иногда до людей что-то доходит, когда они видят это что-то со стороны, — хмуро мямлит Джеймс в свою защиту. Он думал, что идея была блестящая, но Регулус смотрит на него так, будто он идиот. — Буквально самое нелепое, что я когда-либо слышал. — В тебе так много негатива. Тебе когда-нибудь говорили об этом? — Я предпочитаю термин «реализм», — повседневно помахивая рукой, отвечает Регулус. — «Логика» тоже подойдёт. — Ладно, движемся дальше. Давай поговорим о том, каким образом это выгодно для тебя, — энергично объявляет Джеймс. На этот раз Регулус приподнимает обе брови в ответ. У него очень выразительные брови, отмечает Джеймс. — Каким образом это может быть выгодно мне? — У меня есть список. Хочешь, чтобы я перечислил в алфавитном порядке или в порядке от наименее самых лучших к наиболее самым лучшим? — Боги, да ты подготовился? — с сарказмом спрашивает Регулус, и Джеймс не может сдержать улыбку, отчасти в восторге от того, как ловко Регулус над ним издевается. — Ну, давай. Расскажи мне, в каком порядке ты их расставил. — Худшая из лучших, но всё ещё выгодная, причина: в школе я нравлюсь многим, а это значит, что и тебе достанется столько же одобрения, сколько обычно достаётся мне. — Не похоже на выгоду. Похоже на издевательство. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, а не нашли ещё больше причин мне докучать. — Мерлин, ты никогда не смотрел ни на что с позитивом, да? — Да, позитив — обычно не первое, что приходит мне в голову. Джеймс испускает вздох. — Ладно. Тогда дальше. Как единственный гей в Хогвартсе… — Я не единственный гей в Хогвартсе. — Ну, да, я знаю. Дай мне закончить, пожалуйста? Как единственный гей в Хогвартсе, об ориентации которого всем известно, если у тебя появится парень, ты, вроде как, заявишь о себе. По сути, ты, скорее всего, будешь творить историю, состоя в противоречивых отношениях. С гордо поднятой головой ты выступишь в защиту себя и таких же, как ты. Может, в итоге ты вдохновишь кого-то не скрывать своё истинное «я», это ведь всё равно когда-нибудь должно стать нормой. Разве не замечательно? — А когда кто-то попытается меня прикончить, то?.. — спокойно интересуется Регулус, чуть склоняя голову в такт своему шагу. — Когда… прошу, блять, прощения? — вырывается у Джеймса, на его лицо мгновенно наползает угрюмый вид. — Кто-то пытался тебя убить? Когда? Кто это был? Регулус замедляется, останавливаясь полностью, уголки его губ опускаются. — Никто. Это реальность, в которой я живу, Поттер. Это то, чего мне приходится постоянно бояться и опасаться. — Кто-то причинил тебе вред? — бормочет Джеймс. — Большинству виднее, — Регулус отвечает спокойно, но губы его превращаются в тонкую линию. — Всё в порядке. Сам справлюсь. — Ну, как твой подставной парень, я с удовольствием выбью всю невообразимых масштабов дурь из любого, кто будет тебя доставать. Да и просто так, если что. В любое время, в любом месте, — сообщает ему Джеймс, даже не думая шутить. — И Сириус, конечно, тоже. А ещё Римус и Питер, которые готовы сделать для тебя совершенно то же самое. Просто… если когда-нибудь что-нибудь случится, и тебе понадобится помощь, позови кого-нибудь из нас. — Я же сказал, что справлюсь сам, — не выдерживает Регулус. — Мне не нужна помощь. — Знаешь, это звучит как что-то, что сказал бы человек, которому нужна помощь. — Ты невыносим. Тебе когда-нибудь говорили об этом? Джеймс посмеивается. — Я предпочитаю термин «привлекательный». «Очаровательный» тоже подойдёт. — Ох, избавь, — Регулус усмехается, покачав головой, прежде чем поворачивается и в который раз начинает уходить. — Следующее в списке, — Джеймс продолжает, на этот раз сразу же за ним поспевая. Он учится улавливать его сигналы. — Ты поймёшь, каково это, встречаться с парнем. — Что? — Ну, ты гей. Тебе наверняка хочется узнать, каково это, встречаться с парнем, даже не по-настоящему. Регулус прерывисто выдыхает, уставившись на него в искреннем неверии. — Как твоя голова не волочится по полу от тяжести всего, что в ней находится? Поттер, с какого перепуга я захочу знать, каково встречаться с парнем, если я в целом не хочу ни с кем встречаться? Ты что, шатаешься по округе и встречаешься с девчонками ради интереса, даже если они тебе не симпатичны? Нет? Так почему для меня всё должно быть иначе? — Ну, на самом деле, ничего для тебя не иначе, я просто имел в виду… — Джеймс хмурится, пытаясь подобрать верные слова. — В общем, послушай, хорошо? У всех есть возможность испытать на себе все эти штуки; все держатся за руки, ходят на свидания в Хогсмид и воркуют в коридорах. Так почему тебе так нельзя? Просто из-за того, что тебе нравится мужчины? Знаю, я не тот, кого ты хотел бы видеть в роли своего парня, но, я думаю, у тебя должна быть возможность заниматься всем, чем ты хочешь, в равной степени с другими. — Но в чём смысл делать это не с тем, с кем я хочу? — настаивает Регулус, но тон его голоса заметно смягчается, злость начинает отступать. Тем не менее, он всё ещё раздражён. — Может, ты и не хочешь конкретно со мной, но было бы здорово, нет? Заниматься всеми этими штуками, совсем как остальные? Уверен, пыткой это не станет, — ворчит Джеймс. — Ты оскорблён. Почему ты оскорблён? У тебя вообще есть право оскорбляться прямо сейчас? — Да просто… типа, ты ведёшь себя так, будто я какой-то тролль, Регулус. — Во имя Мерлина и Морганы, ты оскорблён, потому что ты думаешь, что я считаю тебя непривлекательным, — не веря своим глазам, Регулус мягко фыркает. Джеймс почёсывает шею. — А ты считаешь меня привлекательным? — Я не буду с тобой это обсуждать. Не сегодня. Никогда. Найди кого-нибудь ещё для поднятия своей самооценки, — бубнит Регулус, снова начиная отворачиваться, но Джеймс резко вытягивает свою руку и ловит ей чужую. — Что во мне такого неприятного? — искренне огорчённо выпаливает Джеймс. — Может, кто-нибудь уже скажет мне, что я делаю не так? Предпочтительно, короткими предложениями, потому что, оказывается, я настолько идиот, что по-другому понять не способен. — Во-первых, самоуничижение не привлекательно, — сухо говорит Регулус, небрежно взмахивая своей палочкой, безмолвно накладывая на руку Джеймса, сжимающую его собственную, жгучий сглаз. Джеймс вскрикивает и одёргивает руку, но Регулус выглядит так, будто ему ни капельки не жаль. — К тому же, ты обманщик. Ты пообещал список выгодных причин, но пока что не назвал ни одной. — Чтоб ты знал, я назвал несколько; просто ты недосягаем за стеной своего цинизма, — отвечает Джеймс, хмурясь и потирая тыльную сторону своей ладони. — Ладно, вот тебе самая лучшая причина. Я буду бесконечно баловать тебя. Регулус моргает. — Баловать меня. — Да. Как твой ненастоящий бойфренд, я буду относиться к тебе так, будто я реально твой парень, а это значит, что я буду баловать тебя. Как подставной объект моего желания… — Я не объект. — Матерь божья, Регулус, это такое выражение. Фразеологизм. Конечно же, ты не объект, — Джеймс сдерживает себя от желания помассировать виски. Может, ему надо пересмотреть свой план. Десять минут в компании Регулуса, и у него уже, блять, голова раскалывается. Но нет, нет, Джеймс любит бросать жизни вызов. Всё в порядке. Всё будет в порядке. — Как подставной человек, которого я желаю, ты станешь обладателем пакета акций «Любовный Интерес Джеймса Поттера», а это значит, что ты получишь всё, что только пожелаешь, в комплекте с роскошной возможностью оставить меня подле себя в качестве верного друга, как только всё будет кончено. — Ты меня почти заинтересовал, но конец всё испортил. Джеймс вскидывает руки. — Тебе невозможно угодить. — Да, невозможно. Но за твоими потугами забавно наблюдать. — Ладно, оставим это, потому что я вот-вот начну выдёргивать волосы на своей голове. С тобой разговорить — будто пытаться выжать из сраного камня сок. Да даже сок из камня выжимается с бòльшим успехом. — Но ты всё ещё пытаешься, — легко подразнивает Регулус. — Ты бы сделал мне огромное одолжение, — Джеймс продолжает, игнорируя засранца-Регулуса. — Потому что, видишь ли… — он глубоко вдыхает и наконец выдаёт. — Ты ведь знаешь Лили Эванс? — Так. — Не уверен, в курсе ли ты, но я безумно в неё влюблён. Я влюблён в неё с одиннадцати лет. Я буду влюблён в неё до самой смерти. Она та самая, понимаешь? Та единственная. Для меня не существует никого, кроме неё. Регулус недолго глядит на него, затем говорит: — Ты ждёшь, что меня это растрогает? — Ты такой грубиян, — жалуется, почти хнычет, Джеймс. — Да я просто не понимаю, почему ты думаешь, что меня, человека, которому всё равно и на тебя, и на Лили Эванс, будет это волновать. Меня, человека, которого, ко всему прочему, женщины не интересуют от слова совсем. Не то, чтобы я могу тебя понять, — объясняет ему Регулус. Джеймс стонет. — А это здесь каким боком? Ты можешь понять, что такое любовь. Речь не о том, кого ты любишь, а о самой любви. — Нет, этого я тоже не могу понять. Никогда не был влюблён. — Оу. Ну, уверен, однажды и ты сможешь испытать это чувство. — Ура, — монотонно отвечает Регулус. — О, Мерлин, — фыркает Джеймс, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но у него ничего не выходит. Невозмутимое выражение лица Регулуса и сухая интонация в его исполнении задевают какие-то струны внутри Джеймса, и он просто не может не находить Регулуса смешным. Регулус наблюдает за тем, как он смеётся, заметно скучая, а потом глядит в сторону. — Если ты влюблён в Лили Эванс, то почему просишь меня быть с тобой в ненастоящих отношениях? — внезапно он поднимает на Джеймса острый, сощуренный взгляд. — Если это такая нелепая попытка заставить её ревновать… — Нет! Нет, конечно же нет, — торопливо отвечает Джеймс, судорожно качая головой. — Вообще не то, к чему я стремлюсь. Никогда не хотел, чтобы она грустила. Нет, я стараюсь показать ей, что из меня бы вышел отличный бойфренд. Ты же знаешь, что мы друзья, но, мне кажется, она не воспринимает меня, как кого-то большего, потому что я сам никогда не был кем-то большим… ни для кого. Как она поймёт, что упускает, если она никогда этого не видела? — Я… — Регулус пялится на него со ртом, открытым в полном смятении, его брови нахмурены. Ему требуется мгновение, но затем он качает головой, и черты его лица разглаживаются. — Вот, знаешь, иногда ты покупаешь шоколадную лягушку, вскрываешь упаковку, но не успеваешь схватить лягушку вовремя, так что в итоге она прыгает всюду, как сумасшедшая? Вот что происходит в твоей голове, Поттер. Джеймс хмурится. — Погоди, это реально хорошее описание того, как я себя время от времени чувствую. Клянусь, будто каждый раз от меня упрыгивает, а ведь это моя, блин, голова. — А ты рассматривал вариант, что Эванс не видит в тебе никого, кроме друга, просто потому что она не видит в тебе никого, кроме друга? — спрашивает Регулус, разжевывая каждое слово так, будто разговаривает с ребёнком. — Но что, если она сможет увидеть во мне кого-то, кроме друга, если я покажу ей, что могу быть кем-то бòльшим? — настаивает Джеймс. — Раньше она меня искренне ненавидела, и тогда я показал ей, что я не тот самовлюблённый индюк, которым она меня считала, и тогда мы стали друзьями. Что, если ситуация та же, просто… в другом антураже, а? Регулус прикрывает глаза и снова огорчённо качает головой, потом открывает их и вздыхает. — И твоё решение — я? Притвориться моим парнем? — Ага. На самом деле, это охренеть как гениально, ты только подумай. Каждый выйдет из этого победителем. Я найду любовь в ненастоящих отношениях, — торжественно объявляет Джеймс, выставляя руку и взмахнув ей так, будто презентует какой-то рекламный баннер. — И это твоя «очень хорошая причина»? — Да. — Понял, — Регулус замолкает, потом хмыкает. — Ответ всё ещё нет. У Джеймса отвисает челюсть. — Но… — Нет, — повторяет Регулус, затем поворачивается и в очередной раз уходит, игнорируя торопливо нагоняющего его Джеймса. Как только Джеймс открывает свой рот, чтобы возразить, Регулус прерывает его настойчивым: — Я сказал нет. Мне начинает казаться, что ты не знаешь значение этого слова. — Оно не шибко мне знакомо. — Нет, Поттер. Это слово, которое при помощи одного слога и трёх букв сообщает, что тебе пора отвязаться. — Я же сказал тебе, Регулус. Пожалуйста, зови меня Джеймс? Ещё, можешь хотя бы… — Джеймс замолкает, когда Регулус резко разворачивается и усаживается за парту. Усиленно моргнув, Джеймс удивлённо оглядывается по сторонам и понимает, что, следуя за Регулусом, он зашёл в кабинет, заполненный шестикурсниками, Слизеринцами и Когтевранцами, готовящимися к занятию. — Мистер Поттер, — раздаётся чёткий голос, и Джеймс вынужденно подбирается, сразу же повседневно усаживаясь за парту прямо перед Регулусом, и рассеяно оглядывается, проводя рукой по волосам. Он оборачивается к профессору МакГонагалл, сверкая широкой улыбкой. — Насколько я помню, мистер Поттер, вы не студент шестого курса Слизерина или Когтеврана, так объясните, почему вы прямо сейчас находитесь в моём кабинете? — Оу, я… эм, я… подумал, что будет полезно услышать из первых уст весь пройденный материал, который вы преподавали с поразительной профессиональностью, но особенно… — Джеймс поднимает руку и чешет затылок, кидая беглый взгляд на пергамент Регулуса, где аккуратным почерком сделаны какие-то заметки. — …но особенно Кринус Муто. О. О, хах! Да, мне… мне так понравилась та пара, вы, наверное, помните. Очень понравилась. Так что, знаете, почему бы не повторить? Все пялятся на него, и профессор МакГонагалл испускает очень, очень усталый вздох. — Поттер. — Да, профессор? — Убирайтесь. — Да, профессор, — мямлит Джеймс. Он сматывается, поднявшись с места и опустив плечи. Когда он оборачивается в последний раз, уголки губ Регулуса оказываются поддеты вверх, образуя маленькую, потайную улыбку. Джеймса накрывает новая волна решимости.