Маковый чай

Кусок камня был безобразной формы: со многими сколами, перекрученный, с налипшей грязью и глиной. Темный глубокий цвет, освещаемый светом, казался почти благородным: пятна и разводы портили картину. Пальцы ласково касались углов, будто любимого домашнего животного, аккуратно очерчивали выбоины. Холодный камень тихо пульсировал под ладонями. — Все звезды на небе — это чужие мечты, — тихо проговариваю, проглатывая ворох лишних вопросов, вертящихся на языке, — но чем же тогда является луна? Камень молчал. Лишь с прищуром смотрел в ответ, прямо в глаза; острые сколы плавились под массирующими движениями пальцев, медленно и тянуче меняя свою форму. Твердый шершавый материал под ладонью казался то короткой шерстью, то гладкой чешуей. — Почему мы вообще видим звезды? — зачерпываю с земли воду, что почти обжигает своим холодом. — Насколько вообще тактично подсматривать за чужими мечтами и идеями? Камень не смотрит, а довольно вертится под тонкими ручейками воды, подставляя то один бок, то другой. А после недовольно ворчит, прося повторения. Я игнорирую, продолжая пальцам творить, не сильно обращая внимание на результат. Взгляд то и дело устремлялся в сторону: со всех сторон нас окружало звездное зарево, мигая россыпью разноцветных огней. — Не смотри, — слова вырвались из кривой щели, которой еще предстояло превратиться в рот. Опустив взгляд на камень, я слегка нахмурилась: все попытки убрать клыки довели лишь до увеличения количества оных. Камень улыбался, демонстрируя поистине внушительный оскал. — Почему мне нельзя смотреть? — легкая обида была как в тоне голоса, так и в глазах. — Вот же они — только руку протяни. В качестве подтверждения этих слов протягиваю руку в сторону и делаю вид, будто хватаю одну из звезд. Однако в ладони — лишь воздух; звезды, тихо смеясь, тут же бросились в рассыпную. — Не смотри, — повторяет, проводя длинным раздвоенным языком по моим пальцам. Отмахиваюсь, сосредотачиваясь на глазах: те так и норовят прищуриться. — Не твое — вот и не трогай. — Так светят вон как, — жалуюсь со всей искренностью. — Спать мешают. Да и что не начни делать, так сразу отвлекают. Будто в подтверждение моих слов несколько звездочек тут же сзади потянули низ моей юбки, недвусмысленно намекая обратить на них внимание. Однако стоит обернуться — и за спиной никого. Стесняются что ли? Камень тяжело вздыхает, ласкаясь щекой к рукам, а после подставляет голову, чтобы мне удобней было вылеплять рога. Полудраконья морда, разрываясь между противоречивыми эмоциями, слегка скукожилась, обнажая агрессивный оскал. — Не смотри. Несмотря на угрожающий внешний вид, в голосе слышится мольба. Мне нечего ответить. Уже давно стараюсь не смотреть, но звезды лезут под закрытые веки да постоянно окликают из-за спины. Камень послушно плавится под пальцами, вытягиваясь, становясь больше. Стоя на коленях и вылепляя лапы, чувствую тяжелый взгляд сверху. Не смотри, и без тебя ведь тошно. Разве ты не слышишь эту какофонию голосов со всех сторон? Этот смех бесконечных существ, в котором, если начать вслушиваться, можно разобрать крики и мольбу? Разве не видишь, насколько ярок свет этих звезд? Ты ведь и сам знаешь, что прежде чем погаснуть, свеча ярко вспыхивает. Крыльям уделяю даже больше внимания, чем глазам. Беспокоюсь, чтобы все было правильно и в нужный момент они не подвели. На осуждающий взгляд большого драконоподобного существа демонстративно не обращаю внимание: тот, послушно стоя на коленях, лишь повернул голову в мою сторону. В порыве вдохновения добавляю несколько шипов, как на хвосте, а после вновь зачерпываю воду и смываю остатки грязи. Делаю шаг назад и довольно улыбаюсь. В этой горгулье получилось отразить свои лучшие навыки: начиная с глаз и заканчивая кончиком хвоста, она вся была наполнена мощью и изяществом. Лишь недовольное выражение морды немного портило величественную картину, превращая загадочное существо в агрессивного зверя. — Ну как тебе? — даже и не думаю скрывать довольство. Зверь молчит, аккуратно исследуя собственное тело: сворачивает хвост, рассматривает когти на лапах, аккуратно расправляет крылья. Не до конца доверяет, ищет подвох. Ну и ладно, пусть ищет, все равно ничего не найдет: на этот раз я хорошо подготовилась, да и руку достаточно набила, чтобы не совершать старые ошибки. Взгляд опять привлек хоровод звезд. Те медленно кружились, создавая эффект медленно текущей реки. Но видимому течению нельзя доверять: стоит лишь сделать шаг, и тут же пойдешь на дно, а тело сорвет с места стремительный бушующий поток. Вдруг перед глазами возникла черная когтистая лапа, полностью перекрывая обзор. — Нельзя. — Кто так сказал? — хорошее настроение тут же сменилось раздражением. Попытка отпихнуть лапу ничего не дала — та была подобна камню. От этого сравнения из горла вырвался нервный смешок. Не сразу я поняла, что в звездный хоровод добавился звук журчащей воды: то горгулья тихо напевала колыбельную, не найдя мне слов для ответа. Очередной шлепок по лапе — и та послушно отодвинулась в сторону, возвращая мне зрение. Делаю шаг назад, упираясь спиной в твердое тело существа, а после поднимаю голову. Горгулья смотрит в ответ левым глазом: ему приходится наклонять голову немного в бок. — Я хочу попробовать звезды на вкус, — решаю быть откровенной, меж тем переставляя ноги и поудобней устраиваясь в каменных объятиях. Передние лапы горгульи медленно смыкаются передо мной, будто захватывая в ловушку. — Нельзя. — Хочу дотронуться до них, — продолжаю делиться мыслями, что уже давно поселились в моей голове. — Почувствовать, каковы они на ощупь, а после узнать, что внутри. Хочу спеть вместе с ними, а после пригласить на танец. Хочу… — Нельзя. — Почему? — стараюсь сдерживать в голосе обиду. — Никто же не увидит. — Я вижу. — А ты отвернись, — почти мурчу, едва открывая рот. — Хотя бы на один разочек. Горгулья медленно наклоняет голову вправо, а после влево, смотря на меня то одним глазом, то другим. Будто оценивает. — Я не буду сеять смуту, — тут же поспешно начинаю вспоминать, чего делать ни в коем случае нельзя. — Не буду разрушать или созидать. Не буду вмешиваться — лишь смотреть. Я просто хочу хоть раз увидеть это вблизи. Пожалуйста. Молчание затягивается надолго. Настолько, что почти начинает клонить в сон. — Ты не можешь их изменять, — будто в его глотке бурлит вода. — Они другие, не такие, как я. Можно только смотреть. — Буду только смотреть, — послушно киваю, пытаясь выглядеть серьезно, но губы предательски разъезжаются в улыбке. — Только смотреть, — эхом повторяет существо, а после медленно раскрывает свои объятия, выпуская на свободу. Сделав несколько шагов вперед, останавливаюсь и оглядываюсь. Горгулья сидит на корточках, опираясь передними лапами о землю, и внимательно смотрит. Напоминая зверя, что готов сорваться с места за своей добычей. — А ты не пойдешь со мной? И вновь молчание. Но долго ждать уже нет сил. Быстрым шагом устремляюсь к звездам, оставив за спиной старого друга, справедливо решив, что он всегда сможет меня догнать, если захочет. Яркие огоньки тут же хлынули во все стороны, будто стая испуганных светлячков, но на моем лице лишь предвкушающая улыбка. Нужно просто идти вперед — так глубоко, чтобы дом перестал видеться за спиной. Чтобы небо приобрело неизвестные мне краски. Нужно просто идти вперед — так долго, чтобы звезды забыли, что я — чужая, и приблизились настолько, чтобы наконец получилось дотронуться до них пальцами. Нужно просто идти вперед — идти до тех пор, пока сама не превращусь в звезду и не потеряюсь в этом водовороте чужих идей и мечтаний.