As Bullet Speaks to Gun

Джеймс говорил какое-то время. Большинство слов прошло сквозь Френсиса в его дрожащем, пустом состоянии, но значение имели не сами слова. Дело в том, что Джеймс всё ещё был здесь. Что он остался. Как только Френсиса перестало трясти, они убрали разбитое стекло. В основном это были крупные осколки, но они все равно были очень осторожны. Заворачивая собранные кусочки в бумагу, Френсис чувствовал, что из-за спиртного его жесты неуклюжи, хотя в голове немного прояснилось. Он подумал о том, как это могло бы выглядеть, еще один шрам на тыльной стороне ладони, результат его собственных ошибок… а потом пожал плечами и отложил бумажный пакет в сторону от греха подальше. Затем он принялся поднимать карты с пола и сворачивать их. Если он предпочел верить, что они в безопасности, что они всё-таки не в ледяной западне, он должен перестать пытаться заполнить пробелы в сценарии спасения. В любом случае, половина того, что он нацарапал, не имела смысла; перечитав его, Френсис обнаружил, что он писал что-то вроде как?? и сотни миль снова и снова на белых полях. Пока он держал в руках бумагу, то пытался притвориться, что сворачивает все путешествие и подшивает его. Но это не так. Не было чувства завершенности; он просто устал. Джеймс стоял у окна и пил кофе, приготовленный для них двоих. Френсис старался не думать о том, насколько увереннее он себя чувствует в присутствии Джеймса. Он до сих пор не знал, что между ними. Он был слишком молод, слишком нов. Слишком хрупок. - Мистера Хикки, скорее всего, повесят завтра, - прокомментировал Джеймс, когда Френсис свернул последнюю карту. Френсис кивнул. Его руки забегали по бумаге. - Странно, что мне от этого не становится лучше, - добавил Джеймс. - Я знаю, что ты чувствуешь, - прохрипел Френсис. Джеймс сделал большой глоток кофе. Френсис ухватился за возможность бросить взгляд в его сторону, увидев его длинный силуэт, прислонившийся к открытому окну: ноги скрещены, голова наклонена точно так же. Он был похож на статую. Памятник. Он был очень красив. - Мистер Хикки совершил целую кучу отвратительных вещей с людьми, о которых мы заботились, - сказал Джеймс, не подозревая о направлении мыслей Френсиса. - Мы потеряли время и людей из-за него. Этого не исправить его окончательной расплатой. - Нет, не исправить, - сказал Френсис. Он чувствовал себя зажатым между двумя разными мирами: Джеймс у окна и карта в руках. Земля и море. Он не мог заставить себя свернуть последнюю карту; казалось, он цеплялся за неё, липкую от морской соли. Я больше никогда не буду там, подумал он, глядя на свои руки. Что там сказала София? Ненавидишь каждую минуту на суше? Да, всё было так. Но разве для него не погибло и море? Как он мог снова смотреть на экипаж, не представляя себе их смерти? Потеря более двух третей твоей экспедиции из-за зверя в темноте сделала все остальные похожими на истории с привидениями, которые ждут своего часа. - Френсис? - спросил Джеймс со своего места у окна. Френсис понял, что его руки замерли на карте, которая все еще была наполовину развернута. Он мог видеть белые пятна Арктики. Извилистый путь реки Бака, или Большой Рыбной. Два крошечных крестика, где «Террор» и «Эребус» навсегда упокоятся вместе с людьми, которых он оставил на них. - Просто задумался, Джеймс, - сказал он себе под нос. Он услышал шаги позади себя: Джеймс подошел, все еще держа свою чашку кофе. Он положил свободную руку на плечо Френсиса. Френсис не мог удержаться; он наклонился к точке прикосновения. - Надеюсь, ты не думаешь, что я исчезну у тебя за спиной? - спросил Джеймс. Френсис беспомощно указал рукой на карту. Джеймс проследил за этим жестом глазами. Нахмурившись, посмотрел на карту и её каракули. - Френсис, эту чепуху невозможно разобрать, - сказал он. Френсис рассмеялся, застигнутый врасплох. - В самом деле, - сказал Джеймс. Он наклонился и провел пальцем по бумаге. - Как кто-то когда-либо разбирал твои каракули, выше моего понимания. - Всё не так уж и плохо, - возразил Френсис. Джеймс посмотрел на него, подняв брови. - Не так уж и плохо это было бы, если бы это хотя бы можно было разобрать. Френсис ещё раз усмехнулся, прежде чем в знак поражения поднял руки. - Отлично. Это просто… Он не знал, как выразить это словами, поэтому замолчал. Казалось абсурдным говорить то, что он думает. (Что земли на этой карте иногда были для него более реальными, чем его собственное тело.) Джеймс позволил своему взгляду вернуться к карте и сказал более серьезным тоном: - Я полагаю, что немного понимаю, что это значит для тебя. Возможно, море никогда не звало меня так сильно, как слава, которую я мог найти там, но это не значит, что я не ощущал его силы. - Я никогда больше не вернусь туда, - сказал Френсис удивительно грубым голосом. Джеймс поставил кофе и очень нежно взял лицо Френсиса обеими руками. Он поцеловал его. - В жизни есть и другие вещи, Френсис, - пробормотал он. Френсис почувствовал головокружение, пошатываясь от прикосновения и поцелуя, который так небрежно подарил Джеймс. Как будто ничего. Как будто это у них могло быть. - Я в море с тринадцати лет, - выдавил Френсис. - Я едва нахожу себе место на твёрдой земле. – Эти слова казались аргументами против того, что разрасталось между ними. - Не пойми неправильно, но ты едва находишь себе место в любое время, Френсис. - Это так очевидно? - Френсис снова посмотрел на карту. Отмечена синим и белым. Лёд и море были так близко, что он чувствовал холод. Джеймс все еще держал руки на щеках Френсиса. Он поднял подбородок, чтобы снова посмотреть на Джеймса. - Ты выживешь и без моря, - сказал ему Джеймс, и на его лице блуждала улыбка. - Я в этом не сомневаюсь. Френсис хотел возразить, но Джеймс целовал его снова и снова, пока, наконец, мысли о морозе не улетучились из головы. Затем Джеймс осторожно отошёл, протянул руку мимо Френсиса и закончил сворачивать карту. Её края были потрёпанными и коричневыми. Нигде не было видно голубого пятна. *** В воздухе уже слышался скрежет металлических полозьев по льду. От кораблей оттаскивали первые сани, нагруженные припасами. Люди пыхтели в постромках, продираясь через снег. Френсис почувствовал приближение пульсирующей головной боли. Он и Джеймс стояли на борту «Эребуса», наблюдая, как люди мечутся, как муравьи. Френсису было холодно, и желудок у него крутило от беспокойства при мысли о начале долгого перехода. Джеймс молча стоял рядом с ним. Он выглядел красивым в своих холодных одеждах, что также бесило Френсиса, потому что он знал, что сам выглядел неряшливым комком. Вряд ли похожим на успешного командира. - Сэр Джон сказал мне кое-что почти год назад, - внезапно сказал Джеймс, вырывая Френсиса из его мыслей. Френсис бросил на него взгляд. Он предпочёл бы сделать это молча, если быть честным – незачем добавлять сентиментальные слова к и без того мрачному поводу. - Я полагаю, что он наговорил тебе очень много всего, - сказал он, надеясь отвлечь Джеймса, пока это не превратилось в очередную историю о снайперах. Джеймс проигнорировал его. К настоящему времени он хорошо научился пропускать его слова мимо ушей. Френсис иногда задавался вопросом, не воспитал ли он своего рода избирательный слух под названием «все, кроме Френсиса Крозье». - Он сказал мне, что любопытно думать об этом месте как о доме, - произнёс Джеймс. - Я согласился. Кажется, мы… смотрели на игру в мяч на льду. Это была наша первая зима в паковых льдах. Френсис кивнул. - Должен признаться, Френсис, никогда ещё эти корабли не были так похожи на дом, как сейчас. Он прав, подумал Френсис, глядя на мужчин, снующих туда-сюда. Для большинства эти корабли были не чем иным, как хрупкими судами, когда они отправлялись в путь, приспособлениями из дерева и металла, сделанными для защиты их экипажей от моря. Маленькие плавучие шкатулки, если вы настроены пессимистично (каким часто был Френсис). С тех пор как они высадились на берег, они стали большим. Защитники. Хранители. Товарищи. Дома. Корабль всегда был важен для капитана, но это было другое. Френсис был готов поспорить, что каждый здесь чувствовал это. Эти два корабля стали их единственными бастионами против жестокой и непостижимой пустоши, в которой они оказались, не говоря уже о твари. И теперь они покидали их. Покидали дома. Вокруг них больше не было деревянных стен. Никаких стонов и стуков во льду, шумов, которые тревожили разум, но которые больше походили на беспокойные движения животного, чем на что-либо другое. Нет комнат, подобных камерам сердца. Теперь всё было закрыто и пусто. Корабли превратились в выпотрошенные тела, их внутренности вынесли, а скелеты оставили выгорать на солнце. У Френсиса не было возможности рассказать обо всем этом Джеймсу. Не было уверенности, что он этого хочет. В любом случае, он не был поэтом, чтобы выразить это словами. Он решил сказать: - Они действительно ощущаются домами. Он вздрогнул, когда Джеймс хлопнул его по плечу. - Всё равно что снова съехать, а, Френсис? Френсис нахмурился. - Я не думаю, что я был в таком отчаянном положении, когда делал это в первый раз. - Я был мальчиком, когда присоединился к флоту, и в этом не было отчаяния, - усмехнулся Джеймс. - Возможно, моя ситуация была не такой ужасной, но моя личность, безусловно, была. - Хм, ну, с тех пор ты переменился, - проронил Френсис и поднял бровь. Джеймс громко рассмеялся, звук зазвенел на легком ветерке, и Френсис поймал себя на том, что наблюдает. Слушает. Фиксирует образ запрокинутой головы Джеймса, его закрытых глаз, одна рука так небрежно перекинута через планшир перед ним. Другая рука у него на бедре. Небо за его спиной побледнело. Странно, но Френсису не казалось, что он в полном смысле покидает дом. *** Френсису никогда не нравилось убирать. Вероятно, никогда бы он не стал этим заниматься. Это было обязанностью труженика Джопсона, всегда следившего за тем, чтобы всё было аккуратно, презентабельно и без беспорядка. Френсиса вполне устраивало, что бумаги свалены в кучу, а стаканы оставляют на столе пятна в форме колец. Или, по крайней мере, ему не хотелось с этим возиться. Он нашел странную золотую середину, когда не был в море: не так уж опрятно, чтобы всё содержалось в чистоте, но и не так много пожитков, чтобы создать настоящий беспорядок. В итоге он получил набор спартанских комнат, в которых царила аура угнетения, тусклости, которую нельзя было преодолеть, открыв окно. Всё внутри казалось таким же старым и уставшим, как и сам Френсис, что, по его мнению, было вполне уместно. Однако одну вещь он должен был сказать по поводу уборки: она сводила его с ума. Как только он закончил сворачивать карты, он приготовился плюхнуться в кресло и сидеть там, вероятно, до тех пор, пока не сгниет, или, по крайней мере, пока меланхолия не перестанет одолевать его. Вместо этого Джеймс скривил губы при виде состояния обивки и настоял, чтобы они ее почистили. Как только это было сделано, он заметил паутину в углах потолка. Затем пыль на полу. Прошло бесконечно много времени, в течение которого Френсис пытался (и потерпел неудачу) починить скрипучую петлю на дверце шкафа, в то время как Джеймс возился на заднем плане, наводя порядок в посуде и отпуская язвительные комментарии. (И да, Френсис слишком разозлился, когда не смог вернуть шурупы на место, но было действительно приятно воткнуть кончик отвертки в дерево достаточно сильно, чтобы оставить след.) Как только это было сделано, его комнаты стали светлее, чем когда-либо. И он устал. Он был не измотан до состояния раздражения, не охвачен вялостью, а устал от работы на совесть. Он не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он так себя чувствовал. Даже когда он занял место в постромках, его чистая усталость уступила место болезни, стрессу и кровавому страху, из-за которого он спал по часу в сутки. На кону жизни сотен человек. Это было другое. Теперь от него никто не зависел. Наконец, закончив работу, Джеймс позволил ему опуститься в кресло. Джеймс сел напротив него и тут же положил ногу на ногу. Его пальцы барабанили по одному из подлокотников кресла. По какой-то причине он нервничал – Френсис заметил, как он кусал губу – но в то же время он выглядел так, словно ему здесь место. Его высокое тело подходило к креслу, а светлая обивка подчеркивала его тёмные глаза. Его пальцы, постукивающие по руке, были длинными и изящными. Я мог бы привыкнуть видеть его здесь, подумал Френсис, а затем схватил эту мысль за горло и подверг ее допросу. Что это значит? Связано ли это с пальцами Джеймса во рту, приглушенным звуком, когда Френсис дотронулся до него, с бледной кожей под его грудью, которую Френсис увидел впервые, или это чистое переживание? И что это значит? Является ли твоё увлечение Джеймсом более благородным, чем просто желание спать с ним? - Френсис, - вдруг произнёс Джеймс, и Френсис виновато вынырнул из своих мыслей, уверенный, что они написаны на его лице. Но Джеймс был озабочен совсем другим. - Ты должен снова бросить пить, - сказал он. Френсис почувствовал, как в нем промелькнула эта подлость, зубастая защита, готовая в любой момент. И ты должен перестать нянчиться со мной – мог сказать он – или, кажется, прошлой ночью тебя всё устраивало, если он действительно хотел, чтобы Джеймс злился на него. Это было бы легко. Он знал все слабые места в броне Джеймса. Он умел отгонять людей – он оттачивал это дольше, чем был капитаном. Он посмотрел Джеймсу в лицо и подумал о том, как тот затихнет и замолчит, а его глаза загорятся. Френсис видел его уже достаточное количество раз, не так ли? Он мог проиграть весь сценарий в своей голове, и всё закончилось бы тем, что они были бы разбиты и разделены, только на этот раз не было бы никакой чрезвычайной ситуации, чтобы вернуть их к центральной точке, никакого монстра, дышащего им в затылок и заставляющего их работать сообща. Только время, и холодная даль, и ничего больше. Френсис этого не хотел. Он глубоко вздохнул. Джеймс наблюдал за этим движением. Френсис также задавался вопросом, знает ли Джеймс, что происходит у него в голове, знает ли он, какие варианты взвешивает Френсис. Готовился к неизбежной атаке. - Я знаю, - наконец сказал Френсис. Просто и безыскусно. Я знаю. Джеймс кивнул. - Как давно ты снова начал пить? И снова эта прямота заставила Френсиса ощетиниться. Но это было необходимо. - Только день, - ответил он. - С тех пор, как Джопсон оставил это здесь для меня. Джеймса нахмурился. Грозовые тучи собрались на его лице. - Джопсон оставил это? Почему он… - Это длинная история, и я уже простил его. - Френсис устало махнул рукой. - Не беспокойся об этом. Джеймс посмотрел на него, гнев все еще горел в его глазах. - Он сделает это снова? - Нет. - Ему лучше надеяться, что я его впредь не увижу – да ведь я почти что… - У него были свои на то причины, Джеймс, - устало возразил Фрэнсис. - Я объясню их тебе позже. Хорошо? Возможно, сыграла роль усталость в голосе Френсиса, а может быть, предположение, что такое более позднее время придёт. В любом случае, Джеймс поджал губы и наконец кивнул. После паузы он спросил: - Если срок такой краткий, то тебе не нужно будет снова выздоравливать? Френсис фыркнул. - Нет. От одной бутылки я не впаду в зависимость, Джеймс. Если бы это было так, я бы ни дня в жизни не работал. Он сделал паузу, провёл рукой по волосам (он был уверен, что еще больше спутал их) и добавил: - Настроение у меня из-за этого испортиться. Но в этом нет ничего нового. - Я могу что-нибудь сделать? - натянуто спросил Джеймс. Вопрос был неожиданным, поэтому Френсис на мгновение оценил его. Он выглядел напряженным. Прямой, пусть и сидящий в кресле. Как человек, взявший на себя долг. Чего хочет добиться Джеймс? Френсис глубоко вздохнул. - Джеймс, я не могу ответить на этот вопрос, пока не спрошу тебя о другом. Возможно, есть статус, в котором мы друг для друга не можем находиться. Если я перешел эти границы, я хочу знать. Но если нет… - Его взгляд метнулся вверх, ничего не получая от бесстрастного выражения лица Джеймса. - Я хотел бы знать, что между нами. Френсис закусил губу, тут же пожалев о своих словах, когда между ними воцарилась неловкая тишина. Затем Джеймс начал смеяться. - Перестань, - отрезал Френсис, - это не смешно. - Нет, нет, я не над тобой смеюсь, - выдавил из себя Джеймс, но он хохотал, потому что это было не так, и Френсис внезапно вспомнил все ирландские шутки, которые он когда-либо принимал всерьёз. Он сощурился. - Я бы понял, Джеймс, если бы у тебя были проблемы с моралью, меня отвергали по всем известным причинам, и это не было бы для меня в новинку. Но я не понимаю, что такого чертовски смешного в… - Френсис, я тоже хотел бы знать, что мы делаем, - выдохнул Джеймс, наконец, казалось, обретя некоторый контроль над собой, хотя его плечи все еще тряслись. - Меня сразу осенило – абсурдность нашего положения. Боже мой, два года назад ты терпеть не мог меня видеть. Каждый взгляд, который ты бросал в мою сторону, заставлял меня дрожать от гнева и страха. Френсис нахмурился, сбитый с толку. - Джеймс, ты меня раздражал. Глубже этого мои чувства не шли. Джеймс снова расхохотался. - А теперь мы здесь, - выдавил он и вытер одной рукой лицо. - Вот мы и здесь, - сказал Френсис. Он долго смотрел, как трясутся плечи Джеймса. Затем, очень медленно, до него тоже начало доходить. Уголок его рта дернулся. Он стиснул пальцы на подлокотнике кресла и попытался подавить бунтарский юмор внутри себя, но он отказывался слушать, переполняясь в его груди, пока, наконец, он тоже не засмеялся. Смех Джеймса сменился его собственным, и они сразу же захихикали, как идиоты, хрипя и откидываясь на спинки кресел от силы смеха. - Господи, - воскликнул Френсис, - я называл это островом птичьего дерьма. - Я думал, что надо бы на прощание обменяться оскорблениями, прежде чем выйти из комнаты, - признался Джеймс, едва успевая сказать через предложение без смеха. - Я подбирал ругательства ещё до того, как ты был готов подняться на ноги. - Я однажды допил виски из твоего стакана, когда ты вышел. Джеймс хлопнул себя по колену и наклонился вперёд. - Я знал это! Я думал, что схожу с ума в то время, думал, что даже у тебя не будет недостатка в приличиях… - Это был мой виски, Джеймс, а ты его даже не пил! - Френсис наклонился вперед и ткнул его одним пальцем. - Ты использовал его как реквизит для своих живописных жестов. Он хотел было отдернуть руку, но Джеймс поймал ее и удержал. Он провёл большим пальцем по ладони Френсиса, этот жест одновременно будоражил и успокаивал. - Когда мы стали уходить, - сказал он вполголоса, - я каждый день боялся, что с тобой что-нибудь случится. - Со мной? - Из горла Френсиса вырвался смешок. – Но это ты умирал, Джеймс. Я бы отказался от всего своего снаряжения, если бы это помогло заткнуть твою дыру в груди.... Он почувствовал, как рука Джеймса сжала его руку. Затем потянулся вперед и скользнул рукой по колену Джеймса одним смелым, волнующим движением. Это сильно отличалось от прошлой ночи. Теперь он был трезв, или, по крайней мере, почти трезв, и на карту было поставлено нечто большее, чем роман на одну ночь. - Френсис, я знаю, что мы делаем, не больше, чем ты, - признался Джеймс. - Я не делал ничего подобного раньше, хотя я осознавал свои собственные… склонности в течение многих лет. Конечно, моё положение не давало мне возможности попробовать такие отношения. - Моя безрассудная погоня за Софией из той же серии, - согласился Френсис, нахмурившись. - Не могу сказать, что у меня было такое же осознание, как у тебя… - Никаких тайных фантазий в обстановке твоей кают-компании? - пробормотал Джеймс, и улыбка скользнула по его губам. - Я поражён, Френсис. Френсис позволил себе улыбнуться. - Но только потому, что у меня не было этого осознания – во всяком случае, не больше, чем у любого мужчины… Джеймс ухватился за слова. - Любого? Френсис моргнул. - Я полагаю, что не набожного, - признал он, - но, конечно, это естественно, когда чей-то взгляд иногда отклоняется от женщин... - Он замолчал. В глазах Джеймса появился дьявольский блеск, который ему не понравился. - Френсис… - Джеймс пытался, но безуспешно, подавить ликование. - Ты хочешь сказать, что думал о мужчинах так же, как и о женщинах, в течение многих лет? Френсис сердито посмотрел на него. - И ты думал, что именно это могут испытывать все? - Теперь Джеймс открыто ухмылялся. - Ну, очевидно же, никто об этом не говорит… - Френсис запнулся, пытаясь защитить себя. - Это не так – ты смешон! - воскликнул Джеймс. Он прижал руку Френсиса к своей груди и снова залился смехом. Френсис растопырил пальцы на ткани, желая, чтобы она была тоньше, чтобы он мог чувствовать биение сердца Джеймса. - Ты абсурдный человек, - сказал Джеймс. Когда Френсис открыл рот, чтобы возразить, он поднял палец и сказал: - Как и я. На самом деле, я не думаю, что на свете есть два человека, которые понимали бы друг друга так же полностью, как мы. - После того, через что мы прошли, - кивнул Френсис, - я должен согласиться. - Хикки – не наша проблема. Люди больше не являются нашей ответственностью. Что это нам дает, Френсис? - Джеймс прикусил внутреннюю часть щеки. Значит, всё ещё нервничает, подумал Френсис. Ну, он мог бы это исправить. Он осторожно высвободил руку из хватки Джеймса, затем потянулся, скользя пальцами по квадратному подбородку (так непохожему на подбородок Софии), а затем к уголку челюсти, чувствуя слабую шелушение еле-еле пробивающейся щетины. Он наклонился вперёд. - Думаю, благодаря этому у нас есть дом, - сказал Френсис. - Дом? - переспросил Джеймс. - Мы привезли его с собой, - сказал Фрэнсис, - с «Террора». Френсис вспомнил, как его пальцы коснулись досок «Террора» в последний раз, и тогда не было ничего, кроме пустого воздуха. Когда он поцеловал Джеймса, это было как раз наоборот. Как будто ему наконец-то есть за что держаться. *** Френсис не слышал, что Эдвард Литтл выступил на военном трибунале, и почти два дня спустя Джеймс вернулся с одного из своих светских обедов, хлопнул дверью и закричал: - Хикки мёртв, а Эдвард Литтл, возможно, спас тебе жизнь! Френсис заглянул в гостиную. Он только что закончил бриться, и лицо его всё ещё было мокро. Он знал, что волосы у него торчат во все стороны. Он покосился на Джеймса, который, в отличие от его растрепанного вида, выглядел очень собранным и элегантным в длинном чёрном пальто и высоких сапогах. - Что? - переспросил Френсис, нахмурившись. Джеймс бросил свёрток, который держал, на стол и начал снимать пальто. За последнюю неделю он начал проводить много времени в квартире Френсиса, так что Френсис привыкал к тому, что его вещи повсюду. Джеймс, казалось, путешествовал повсюду с кучей вещей. Френсис иногда задавался вопросом, не возвращался ли он в дом, в котором жил до недавнего времени, только чтобы забрать ещё. - Хикки повесили, - объяснил Джеймс, очень аккуратно размещая пальто на одном из крючков на стене. - Нет, я понял, - сказал Френсис с некоторым раздражением. Он нырнул обратно в другую комнату, чтобы вытереть лицо полотенцем, затем снова вышел. На нем были только рубашка с рукавами и жилет, и он чувствовал себя недостаточно одетым перед ослепительной красотой Джеймса. Не то чтобы Джеймс выглядел менее красивым в другой одежде. Или когда на нём было меньше одежды… Френсис покачал головой, пытаясь отвлечься. - Что там насчет того, что Эдвард Литтл спас мне жизнь? Джеймс снова подошел к столу и начал развязывать веревку, которой был обмотан свёрток, который он принёс внутрь. - Очевидно, он произнёс воодушевляющую речь в твою защиту, - сказал Джеймс, - и военно-морской флот не предаст тебя суду. У Френсиса перехватило дыхание, и он с облегчением привалился к стене. - О, - выдохнул он. Он и не подозревал, как волновался из-за нависшего над ним призрака военного трибунала. Теперь, когда он исчез, он впервые увидел ясное небо. - Эдвард – хороший человек, - добавил Френсис, как только осознал новость. - Я благодарен ему. - Мм, как и я, - сказал Джеймс, который не прекращал возиться и теперь отделял коричневую бумагу от чего-то, напоминающего по виду книгу. На глазах Френсиса вытащил его из обрывков упаковки и поднял на свет. Это был небольшой коричневый томик с ребристым корешком и золотыми буквами на обложке. - Что такое? - спросил Френсис, отходя от стены и подходя к Джеймсу. - Поэзия, - сказал Джеймс со странной усмешкой. Френсис взглянул на него и увидел хмурый взгляд там, где он его не ожидал. - Ты же любишь поэзию, Джеймс, - мягко сказал он. - Что не так? Джеймс снова наклонил том, наблюдая за отблеском золотых букв, а затем резко уронил его на стол, где он приземлился с громким шлепком. - Это подарок в качестве извинения, - сказал он. - Подарок отказа – вот как они назвали бы это, будь у них мужество. Меня не пригласили на вечеринку. - Не пригласили? - нахмурился Фрэнсис. Джеймс рассмеялся. - Потому что они мне больше не доверяют. Не после того, что сказал мистер Хикки. - Он отвернулся, стал собирать порванную коричневую бумагу. - Даже после смерти он мне досаждает. Френсис смотрел, как Джеймс комкает бумажки своими длинными тонкими пальцами. - Я знаю, каково это – быть изгоем, - тихо сказал Френсис. - Я бы не пожелал тебе этого, Джеймс. Мне жаль. Джеймс кивнул, прикусив внутреннюю сторону щеки; Френсис наблюдал за этим движением, теперь уже знакомым ему. Морщинки у рта Джеймса стали глубже, чем были, когда они отправлялись в начало своего путешествия. Когда Джеймс хмурился, как сейчас, они углублялись, как складки, выгравированные на камне. Френсис хотел понять, что скрывается за этим нахмуренным взглядом. Хотел, чтобы вся ткань жизни Джеймса была развернута перед ним, чтобы он мог залатать прорехи в плетении. Чёрт, он стал сентиментален, не так ли? Но это была правильная идея. Чтобы что-то понять из того, что между ними было, Френсис должен был хорошо знать Джеймса. А это значит, что он должен был спросить. Френсис глубоко вздохнул. - Джеймс, не обижайся на это. Брови Джеймса взметнулись вверх. - Френсис, это не самое удачное начало. - Извини, - скривился Френсис. Он был удивлен, когда Джеймс всё же замолчал, ожидая вопроса Фрэнсиса. (Доверяя ему.) Единственная прядь волос упала на левый глаз Джеймса. Фрэнсис протянул руку и отмахнулся, прежде чем спросить: - То, что Хикки сказал о тебе… это правда? Джеймс заметно побледнел и снова скривил рот набок. - Он сказал много гадостей,- начал он, но Френсис только покачал головой, глядя ему в глаза, пока не замолк. Френсис встал перед Джеймсом и взял его за руки. - Опять же, я не хотел обидеть, - сказал он как можно тише и мягче. - Ты видел мои печали обнажёнными, Джеймс. Я хочу предложить тебе то же самое. Джеймс посмотрел вниз. Смотрел на свои руки: руки, которые держали и несли, истекали кровью и прокладывали себе путь через Арктику. Руки, которые хватали, хватали и умоляли, по-своему, другого остаться. - Ты не обязан говорить мне, если не хочешь, - добавил Френсис. - Я делал это всего несколько раз, - выплюнул Джеймс. Отвращение на его лице противоречило тому, как он держался за руки Френсиса, как за спасательный круг. Он продолжил: - Это не похоже на привычку. И я никогда не делал этого на «Эребусе», на самом деле. Это была всего лишь… мысль. - Тогда почему мистер Хикки заговорил об этом?- спросил Френсис. Мягко. Словно ступая по святой земле. Дыхание зашипело сквозь зубы Джеймса. - Должно быть, он видел меня, - пробормотал он, - перед карнавалом. Пауза. - Я думал… - Слова явно причинили ему боль. Френсис шагнул вперёд и провёл ладонями по рукам Джеймса, чтобы положить их ему на плечи. Толкнул, совсем немного, пока Джеймс не почувствовал давление и не посмотрел на него. В его глазах блестели слёзы стыда. - Я даже не надевал его, - сказал Джеймс. - Я не думал об этом дольше секунды. Ты же видел меня на карнавале, знаешь ли… - Итак, Хикки подсмотрел этот один миг и использовал его против тебя, - сказал Френсис. Джеймс кивнул. Его рот скривился. - Я чёртов дурак, Френсис, - сказал он. Френсис покачал головой. - Нет. Ты не дурак. Джеймс моргнул, не понимая. Френсис снова встряхнул его, положив руки ему на плечи. - Ты должен был надеть это проклятое платье, - сказал он. - Мужчины делали это сотни раз прежде во время плаваний. Кроме того, ты хорошо выглядишь во всем. Каждый позеленел бы от зависти... Джеймс рассмеялся, явно от удивления, переросшего в искреннее веселье. Френсис увидел, как слезинка скатилась по его щеке. Импульсивно, он протянул руку и смахнул её большим пальцем. Джеймс замер. - Это было бы неуместно... - начал он. - На этой чертовой вечеринке не было ничего уместного, Джеймс. Забудь, что Хикки сказал по этому поводу – будь он проклят. Ты здесь, а его нет. Ты делаешь то, что ты хочешь. Забудь, что думают остальные. - Пора покончить с тщеславием, - медленно произнес Джеймс с видом человека, возвращающегося к незавершенной мысли. - Чёртовым тщеславием, - сказал Френсис. Джеймс улыбнулся, быстро и лучезарно, и кивнул.