Волчья Луна

— Домой не собираешься, Тём? — Ольга улыбается, но как-то устало, истрёпанная тяжёлой рабочей неделей: какой-то идиот вначале проник на подземную парковку и испортил служебную машину, на капоте теперь нацарапан гротескных размеров половой орган и причудливо извивается матерная надпись, а неизвестный успел скрыться до приезда полиции — охранника, заснувшего на рабочем месте, конечно, уволили, и камеры просмотрели, но это ничего не дало, потом ещё какой-то неадекват из потенциальных спонсоров едва не напал на Разумовского… В общем, забот службе безопасности «Вместе» хватало, и, несмотря на вторую половину декабря, Новым годом и не пахло. Артём со вздохом свернул запись с камер видеонаблюдения. — Ничего. Этот урод был в капюшоне и маске этого, Анонимуса, или как там его. — Я говорю, домой не собираешься? — повторяет Волкова, привалившись к дверному косяку. Никифоров только морщится, потирая пальцами переносицу, и отмахивается. — А смысл? Кто меня там ждёт? В воздухе повисает отчаянное «да кому я вообще нужен?», и Волче, не дожидаясь приглашения, заходит и пододвигает к себе стул. — Я, вообще, поздравить тебя хотела. Бывших не бывает, а? — с этими словами она протягивает мужчине высокий узкий тёмно-синий пакет. Артём слабо улыбается. — Ну, спасибо, начальство дорогое. А то ж ни одна сволочь не поздравила, кроме пары таких же развалин, как я. Волкова устало кивает. Она прекрасно помнит, как Никифоров уходил на пенсию — в общем-то, ещё полный сил, но по горло наевшись службой. Помнит, как напивались тогда в баре после тренировки, помнит, как позвала его в пятницу вечером к себе домой, как на пьяную голову предложила работу — а Артём зачем-то согласился и на сомнительные «гости», и на место заместителя девчонки чуть ли не на двадцать лет младше себя. — Вино за шестьдесят косарей… А ты его разливаешь на себя, — иронизирует Никифоров, ослабляя ворот своей белоснежной рубашки и наклоняясь. «Не стоило столько пить», — успевает подумать Волкова перед тем, как лямочки её шёлковой пижамы соскальзывают по плечам. Рубиновая капелька вина ползёт вниз по коже, чужой язык широким влажным мазком ловит лаловую искорку, будто драгоценность. Ольга стонет, прикусывая губу, и закрывает глаза, потому что видеть и знать, кто именно ласкает её этим пятничным вечером, невыносимо стыдно. Откидываясь на спинку дивана, она тянет Артёма за собой. «Десять баллов тебе, Волкова, за профессионализм», — думает она, зарываясь пальцами в коротко остриженные русые волосы. — «И ещё десять — за дружеские качества». — Тëм? — хрипло зовёт она. — М? — мужчина подводит большие пальцы под резинку её пижамного топа, намереваясь снять его вовсе. — Поднимешь руки? Ольга послушно поднимает будто налившиеся свинцом конечности. Поднимает руки, сдаваясь. Пьяные поцелуи, бесстыжие жаркие ласки, прикосновения губ к груди, тянущий, щекотный жар в животе смешиваются в единую горячечную муку, заставляющую девушку всхлипывать, роняя отрывистые, бессвязные приказы: «Ближе… Так… Сделай это…» Мужчина усмехается. — Не подскажешь, где у тебя спальня, Волче? Ольга поднимается, словно в полусне, и идёт в нужную сторону. Её, возможно, даже немного пошатывает, по крайней мере путь до постели кажется невыносимо долгим, и Артëм снова смеётся. Падая навзничь на кровать, Волкова смеётся вместе с ним, смеётся, когда путается ногами в штанинах пижамы, смеётся, когда Никифоров снова её целует. Ольга тянется к чужой рубашке, стаскивают её они уже вдвоём, на пол падают тёмно-синие брюки, в голове окончательно путается абсолютно всё, руки девушки прижаты к матрасу, в комнате слышно лишь тяжëлое, сбивчивое дыхание и скрип пружин. В темноте под прикрытыми веками вспыхивают фейерверки, Волкову оглушает чужая сила, уверенность, власть — то, что она не может позволить себе принять в обычной жизни, лишь так, урвать кусок за пару часов до рассвета. Это было летом. В воскресенье Волкова рыдала на диване Серёги, повторяя, как опозорилась, а Разумовский шутил, что корпорации «Вместе» хватит сотрудников, получивших должность через постель. В понедельник Ольга Давидовна в присутствии основателя компании проводила собеседование. Серый тогда лишь усмехнулся — в обеспечении безопасности он понимал мало, но Никифоров ему понравился. — Он же нихера не юрист, Оль, — хмыкнул тогда Разумовский. — Кто — выспрашивать не буду, на твоей совести останется. Сейчас, полгода спустя, Волкова не могла оставить друга — чувствовала, как тому хреново. Когда-то она так же искала своё место в этой жизни, и так же мучительно привыкала жить иначе, без званий и отрывистого «не могу тебе сказать». Ей было, за кого держаться. У неё был Разумовский. У Артёма, кроме неё и пары приятелей, никого не было. Не женился — по молодости не успел, а после было и вовсе не до того. …Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке, И никто не висит у него на шее, ну кроме крестика на шнурке. Этот крестик мне бьётся в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету. Он смеётся и зажимает его во рту. Подаренный виски распили там же, в кабинете, напротив панорамных окон, в полумраке, оставив лишь настольную лампу включенной. Начали с нынешних дел «Вместе», закончили… — Зачем тебе это? — вдруг спросил Никифоров, приподнимая стакан: в свете городских огней ледяные грани вспыхивали разноцветными искрами. Питер и не думал засыпать, несмотря на поздний час. — Не знаю, — пожала плечами Волкова. Правильного ответа не было: такой, как Артём, не привык, что ему подставят плечо, ещё и, того хуже, примет за жалость, обидится, соврать же — не соврёшь, ложь он различал лучше полиграфа. Вместо этого она отставила бокал, прикрыла глаза и подалась вперёд. Никифоров всё понял правильно — отправил вискарь на столик, подтянул офисное кресло, на котором сидела девушка, ближе к себе, и накрыл её губы своими губами. Ольга обняла его, притягивая ещё ближе, из пучка вылетела шпилька, распуская густые тёмные волосы, но она даже не заметила этого, поглощённая поцелуем. — Подожди, — на секунду оторвавшись от мужчины, шепнула Волкова. — Марго, выключи камеру 20-145! — Будет выполнено, Ольга Давидовна, — отозвался механический голос ассистентки, пока девушка поднималась и потягивалась, разминаясь после долгого сидения в кресле. — Теперь можно, — расплылась в шальной улыбке Волче, стягивая чёрный пиджак и вешая его на спинку стула. Артём вздрогнул — он не успел толком привыкнуть к голосовому помощнику, и теперь чувствовал, будто за ним наблюдали в столь интимный момент. — Можно — что? — уточнил он, откидываясь на спинку стула и порывисто хватая стакан виски. — Всё, — усмехнулась Ольга, откидывая за спину длинные волосы. — Или у тебя есть какие-то возражения? — Да какие тут… Возражения, — Никифоров едва не поперхнулся, когда Волкова, не переставая ухмыляться, нависла над ним. — Может быть, мне уйти? — коварно продолжила Оля. Вместо ответа Артём притянул её за бёдра, усаживая к себе на колени. — Не надо меня дразнить, девочка, — низко протянул он, ладонью забираясь под чёрный бадлон и сжимая грудь. Волче хрипло выдохнула, и вновь потянулась за поцелуем — Никифоров видел, как в раскосых татарских глазах зрачок застилает радужку, бездонным чёрным провалом высасывая из него душу, или то, что от неё осталось. Её бёдра, те самые бёдра, которыми Волкова не раз при нём душила людей на ринге, обхватывали его бёдра, распаляя возбуждение. Тяжёлый парфюм, восточный, дымный, окутывал Артёма, маня прикоснуться не только к губам, но и к скрытой под воротом бадлона шее. В прошлый раз Волкова позволила ему вести, но сейчас, кажется, не собиралась уступать инициативу — изящная женская рука скользнула по мужскому животу, опустившись к пряжке ремня, и расстегнули его так быстро, что Никифоров только усмехнулся, и в качестве мести потянул вверх чёрную ткань, оголяя крепкий пресс и высокую грудь. Волкова выскользнула из бадлона легко, будто змея из старой кожи, и потянулась к пуговицам мужской рубашки. Губами она прижалась к шее Артёма, целуя за ухом, под углом челюсти и ниже, почти прикоснувшись к выступающему кадыку, когда Никифоров перехватил её подбородок и потянул выше, к своим губам, перехватывая инициативу. Он вцепился в упругие женские бёдра и чуть приподнял девушку, не прекращая целовать, пошарил по поясу, пытаясь расстегнуть её ремень и брюки, стянул до колен и провёл пальцами от живота вниз, приглушённо хмыкнув: вначале пальцы скользнули по гладкой ткани чего-то вроде пояса для чулок, а после — по голой, нежной коже. Ольга отстранилась, парой гибких движений позволяя брюкам соскользнуть на пол. Артём восхищённо выдохнул, рассматривая собственное начальство в неглиже: трусики она явно умышленно проигнорировала, зато, как он и предполагал, надела чёрный пояс и чулки. — Встань, — хрипло попросил Никифоров. Волкова, явно красуясь, развернулась и прошла к окну, цокая шпильками. Артём быстро избавился от расстёгнутой, измятой белой рубашки, быстро разулся, стянул брюки вместе с бельём и, словно заворожённый, пошёл за девушкой. Когда их разделял один шаг, Никифоров положил широкие ладони на талию Волче и, ведомый странным порывом, прижал девушку к стеклу. Скользнув ладонью по бедру, он подхватил женскую ногу где-то над коленом и закинул себе на пояс. Одним плавным движением он насадил девушку на свой член, вырывая задушенный выдох из её груди. Волкова непечатно выругалась, стискивая его широкие плечи пальцами, и прижалась крепче, принимая мужчину до основания. Артём задвигался резче, ускорился, вбиваясь в девушку размашистыми толчками, прижался губами к влажной, солоноватой от пота шее, и едва ли не до боли стиснул её талию. Внизу, под окнами высотки, расстилался мерцающий тысячами огней Питер, город культуры и город разврата, город, где соседствуют театры и притоны, и Никифорову было наплевать, даже если кто-то смог бы увидеть, что происходит здесь. Ольга провела ногтями по его спине. Артём зашипел, перехватывая её запястье и прижимая к холодному стеклу. Волкова выгнулась, прижимаясь к нему, закусила губу и с громким стоном кончила, сжавшись на его члене. Мужчина последовал за ней буквально через несколько секунд. Они стояли так ещё пару минут, обнявшись и тяжело дыша — разгорячённые, мокрые от пота, глядя друг другу в обезумевшие глаза. — Ещё раз… С праздником, — хихикнула вдруг Волкова. «А он явно удался», — мысленно усмехнулся Артём.