Опасные игры

Материализовавшись в транспортаторной, Джим покачнулся — перед переносом тело не успело выровняться полностью, — и Хан крепче сжал его руку, поддерживая. В помещении было пусто. Не теряя времени, аугмент ловко всунул клинок за голенище сапога и потянул человека с собой, к турболифту. У самых дверей Хан втиснул Джима в стену, навалился сверху и жадно впился в мягкий податливый рот. Джим простонал и двинул бедрами. Губы заныли от вибраций звука, а стояк чуть не расплющило другим, ещё массивнее и твёрже. В следующий же момент Хан отпружинил, отстраняясь, размыкая поцелуй с влажным щелчком. — Ты чего! — воспротивился Джим. «Блиньк», — отозвались створки лифта. Турболифт оправдывал своё название, как никогда. По ощущениям, до прибытия прошло не больше двух секунд. — Почему к тебе? — не понял Джим, когда догнал, что Хан вызвал не ту палубу, где проживал высший офицерский состав. — Тут нам мало кто может помешать, а твоя каюта, как проходной двор. Кирк набычился. Будь ты хоть царь Земли, а за друзей можно и в глаз. Хан вскинул бровь — что, мол, разве не так? — и, приобняв его за пояс, подтолкнул к выходу. Дорога к цели затянулась, что неудивительно, если идти не расцепляясь, путаясь в ногах и лапая друг друга. Обретя права на капитана как физически, так и по договору, Хан демонстрировал ему свои ближайшие намерения на все лады: то чувствительно прикусывал за шею, то большим пальцем сквозь дыру в футболке потирал намученный сосок, и Джима подводило от желания. Снова и снова он задыхался и постанывал, когда спина билась в обшивку переборки, а тепло сверха окутывало спереди. Не выдержав, Кирк вклинил ладонь между собой и грудью Хана — без надежды сдвинуть железный вес, но натиск остановил, — и прошипел: — В каюту. Сейчас же! — капитан он или где? Хан усмехнулся, но на удивление покладисто оторвался от Кирка и, оставив того у стены глотать воздух, направился к своей двери. Ввел код, резанул взглядом через плечо, вошел, не ожидая. Джим потряс головой, уперевшись руками в колени; продышался, распрямился и последовал за ним. С шорохом закрылась дверь. Пикнул сигнал подтверждения кода хозяина. Щелкнул замок. Осмотреться Джим не успел: загривок обдало жарким дыханием, руки аугмента обвили его спереди, а тело клонило в сторону ванной. — Душ, — подтвердил словами Хан, втеревшись носом Джиму за ухо. — На тебе слишком много чужих запахов. Мне нужен твой. — Да ты фетишист, — ляпнул Джим и сам поморщился. Хан сделал вид, что не слышал. До ванной было рукой подать, но они как-то сподобились избавиться от одежды по пути, и ввалились уже обнаженными, крепко прижатыми друг к другу. Хан врубил душ на ощупь и вплавил Кирка еще ближе: покусывая плечи, наминая спину вниз к пояснице и далее. Джим обхватил его за шею и, притягивая губами к горлу, запрокинул голову — спину прогнуло судорогой блаженства. Вода струилась по закрытым векам, наполняла рот, выталкиваемая языком, обласкивала кожу и казалась продолжением поцелуев. Руки Хана были уже на заднице. Без долгих прелюдий раздвинув Джиму булки, Хан нашёл анус кончиком среднего пальца, мягко обводя по кругу, медленно надавливая на середину сквозь сбегающий между мускулами маленький водопад. Джим прикусил губу с довольным стоном. Он бывал с мужчинами и так и эдак, то есть в полной мере представлял, чего ожидать, но осознание, что вот это вот проделывал с ним тот, кого капитан Кирк в самую последнюю очередь мог бы представить своим сексуальным партнером, делало все ощущения в разы острее. Джим расслабился навстречу пальцу, норовя вобрать подушечку, но Хан сразу же дал понять, что условия тут диктует он и капитану придется смириться. Смириться в духе Кирка означало перейти в контрнаступление. Уловив, что между ними наконец возник просвет, в который хлынула вода, он отпустил затылок Хана, чтобы огладить его плечи и литую грудь. На пробу подразнил колючие соски, с легким злорадством ощутив, как содрогнулся Хан, и от греха подальше двинул вниз со всеми остановками: выпуклый пресс, трепетная впадинка пупка и главный приз, всё ещё зажатый между их телами. Хан утробно заворчал и, предостерегающе сдавив Джимову ягодицу, потянулся к подзеркальнику. Не глядя, безошибочно схватил флакон из темного стекла. Выплеснул на ладонь густую маслянистую субстанцию, распределил по члену. Малость запоздало Джим прикинул: тут ему и смерть. Он, конечно, не без основания гордился собственным — крепким, плавно изогнутым кверху, всем под стать дерзкому капитану, — но не мог не обзавидоваться Хану-II. Прямой и обтекаемый, точно фотонная торпеда, если бы не вздутые, ветвящиеся вены, тот вызывал жгучее желание почувствовать его внутри, но... может быть, не сегодня?.. Хан укротил метания Джима тем, что облил маслом и его, с оттягом проходясь по всей длине ствола, да так, что смазка, перемешанная с предэякулятом и водой, сквозь пальцы капала. Отставив бутылек, Хан коротко перетер ладонями. В правой горсти взвесил капитаньи яйца, аж чугунные от похоти, а левой облепил набухшую до блеска головку. Помассировал её, примериваясь к стонам Кирка, и тесно всадил в кулак. От наслаждения Джим ахнул и зажмурился. Сверх вытворял что-то небывалое с его венцом, отчего перед глазами Джима пролетали звёзды на девятом варпе, но оттягивал мошонку, не давая кончить. В отместку Джим летал рукой по члену Хана. Он расставил ноги (так, по крайней мере, оставалась вероятность не стечь по стене), чем Хан не преминул воспользоваться. Палец его, неумолимо-скользкий, вдвинулся пронзительно и туго, пробираясь в нежное, и Джим сорвался бы в десятый, если бы Хан не куснул его за нижнюю губу. Они соприкоснулись лбами, оба одинакового роста. Вокруг них шатром лилась вода, мокрые пряди Хана перечеркивали поле зрения, но внизу Джим отлично видел свою руку, продолжавшую ласкать великолепный экземпляр. Безукоризненное тело, совершенный человек, и всё это — ему! Растягивать удовольствие уже не получалось, счет шел на секунды. Длинный палец Хана давно уже разбойничал внутри Джима, разжигая спрятанный там уголек до ослепительного пламени. — Я… Сейчас… — выдавил Джим. Хан рыкнул сквозь стиснутые зубы и ускорился. Сильнее, глубже. И Кирк забился в дожимающих его руках, с криком освобождения выплескиваясь на сверха. Обессиленно уткнувшись переносицей Хану в плечо, он восстанавливал дыхание, когда его бережно отпустили. Джим вздрогнул. Хан тоже был близок. Он сбил руку Джима, перехватывая свой монумент, и задал быстрый, мелкий ритм. По изысканным складкам уздечки, по венистым пальцам сочилось предсемя; Джим адски хотел слизнуть его, почти уже сполз на колени, но аугмент вдруг откинулся назад в сверхчеловеческом напряжении — словно вес брал. Мышцы пошли буграми, из гортани вырвался короткий вопль, а затем Хан высоко выстрелил белесыми лентами, падающими наперекрест размытых Джимовых следов. Тяжело дыша и лениво целуясь, они стояли под струями воды, смывая масло, пот и сперму. Аромат восточных пряностей, витавший в душевой во время их игрищ, утратил густоту, и лишь намеком угадывался в волосах у Хана. Джим поискал взглядом шампунь, домыться окончательно не помешало бы. Но Хан влез и тут: — Нет, никакой химии. Не со мной. Кирк приподнял брови. Надо же. Все его бывшие амуры старались поскорей избавиться от отголосков завершенного процесса и окружить себя искусственными отдушками, а тут сверх, которому, наоборот, подавай запах тела. Будоражит. — Тогда зачем у тебя столько всяких баночек? — оглядывал он полки. Хан наклонил голову, дивясь наивности капитана: — Запах — это след. А то — маскировка. Но с выбранным мной партнером, я хочу вдыхать его истинный запах, по определению для меня привлекательный. От его неприкрытого, животного магнетизма Кирка бросило в жар. Хан отвернулся выключить воду. Джим, встряхнув головой, выступил из кабинки. — Где тут у тебя полотенца? — казенная планировка ничем не отличалась от каюты к каюте, но было бы неправильным полезть по шкафчикам без разрешения. — Чувствуй себя как дома, — с оттенком улыбки отозвался Хан, распознав капитанские реверансы. С полотенцем в руках, Джим так и застыл, любуясь телом аугмента, когда тот потянулся за таким же. Перекатыванием мыщц под кожей, срывающимися капельками воды. Сердце зашлось от бешеного желания, но внизу — увы! — он был выжат. И тут послышался мелодичный звонок. Хан отреагировал не мешкая, продолжив на ходу просушивать волосы. — Это у меня-то проходной двор? — припомнил Кирк. — Ты кого-то ждешь? — Компьютер, открыть! — Хан был уже в прихожей. — Ты б хоть оделся! — донеслось ему вслед. Пока Джим, вытираясь, раздумывал, подождать тут или выйти, решение подсказал сам Хан: — Коммандер? Не ожидал. — Мистер Сингх, — чопорно произнес старпом, навострив бровь при виде обнаженного коллеги с мокрой головой. Тот всё же полотенце опустил и бедра обмотал. — Я искал капитана, но его нет у себя. Поскольку вы отбыли вместе, я заключил... — А, Спок! Привет! Что-то случилось? — нарисовался Джим за спиной у Хана, точно в таком же наряде. Спок шевельнул второй бровью, что в переводе с вулканского значило — уронил челюсть. Хан глумливо дернул уголками рта. Его послание было недвусмысленным: «капитан теперь мой, коммандер! Придется вам с этим считаться». — Нет, капитан, — с секундной задержкой ответил старпом. — Я лишь хотел отдать вам оплаченное блюдо. — О, черт! Совсем забыл про него! — Джим сложил покаянную мину. — Спасибо, Спок, и прости за испорченный вечер. Обещаю, мы выберемся в другой раз. Джим не видел лица сверхчеловека, и развертывающуюся драму, соответственно, не застал. Зато Спок увидел более чем достаточно, ибо, вручая Хану контейнер, выпалил быстрее обыкновенного: — Ничего страшного, капитан, я плодотворно провел время. — Да? Ну, отлично. Рад слышать. Может, зайдешь? — Спасибо, но нет. Есть дела в научном отделе. Всего хорошего, капитан, мистер Сингх. — До связи, Спок. Коммандер, — раздалось одновременно, и вулканец поспешил ретироваться. Сбросив полотенце на одно из двух кресел, Хан поставил принесенное на стол и отошел к репликатору. Джим героически дождался, пока тот наколдовал добычу для себя, и даже несмотря на то, что мясо давно остыло, а картошка поникла и потеряла хрусткость, набросился, будто не ел несколько дней. Хан сморщил нос — такая еда его не прельщала; Джим, в свою очередь, не посягал на его шафрановый рис. Насытившись и взяв по чашке чая, они неспешно общались. В какой-то момент у Джима кончился завод. После богатого событиями вечера хотелось одного: зарыться в одеяла и дать себе немного передохнуть. А вот после, можно и обмозговать, во что его втянули. Зная себя, Джим предполагал, что просто забьёт и примет всё как данность. Хан, мгновенно считав состояние Кирка, приглашающе махнул в сторону спальни: — Располагайся. — А ты? — Мне хватает нескольких часов и не каждый день. — Везё-ё-ёт, — зевнул Джим, скидывая в утилизатор пустую тару. Хан криво улыбнулся в ответ. Джим с наслаждением забрался в постель, которая пахла Ханом, и утоп в подушке. Думал, что провалится в беспробудный сон как минимум на пару часов, но вышло наоборот. Он находился в каком-то призрачном пространстве между бодрствованием и дрёмой, где тепло, спокойно и ни единой мысли в голове. Хан был вокруг него, с ним и не с ним; Джим отдаленно слышал, как тот ходит по каюте, чем-то щелкает, скорее всего ПАДДом, что-то тихонько наговаривает, стараясь не разбудить капитана, но слов не разобрать, лишь невнятный шум. Видимо, он все же уснул, поскольку очнулся от того, как прогнулась кровать под Ханом. Тот горячо прижался сзади, обнял вокруг талии и уткнулся носом в холку, втягивая запах. — Разбудил? — поинтересовался Хан, переплетая их пальцы. — На удивление, я отдохнул, — сонно ответил Кирк, не желая разрывать уютный кокон. — Я рад, — потираясь носом, выдохнул Хан. Они лежали в тишине, большим пальцем Джим поглаживал фаланги Хана, до каких мог дотянуться, а в голове крутилось — «Почему он оттолкнул меня?» Недолго думая, Джим спросил напрямик. Ответ был ёмким и исчерпывающим: — Гиперчувствительность. — И больше ничего? — Джим, если ты вдруг подумал, что мне неприятны твои прикосновения или то, что ты будешь покрыт моей спермой, позволь тебя уверить — я не откажусь. Джим умиротворенно улыбнулся — вот так просто разрешились его сомнения — и тут же встрепенулся снова: — А минет? — А что с ним? — Из-за твоей гиперчувствительности никаких минетов? — огорчился Кирк. — Джим, — Хан разговаривал, как будто с несмышленышем. — Ты же сам почти довёл меня. Всё нормально, просто в момент эякуляции нужно отпустить. Я постараюсь предупредить. — Испробуем? — просиял Джим, разворачиваясь к нему лицом.

***

МакКой, наконец-то, спал. Его сейчас не разбудило бы и нападение клингонов. Последние две недели, в течение которых он отдыхал максимум десять часов в общей сложности, вымотали его до основания. Миссия оказалась далеко не такой розовой и пушистой, как им расписывало долбаное Адмиралтейство. Весь медотсек, во главе с СМО, упражнялся в лечении разного рода болячек, начиная от андорианской уховёртки и заканчивая каким-то новым видом лишая, который умудрился пронести на борт вернувшийся десант. И что, спрашивается, было им наградой? Естественно, призовая игра: комплект расстройств пищеварительного тракта у половины делегатов, побывавших на планете в рамках церемониального приема (опять нажрались чего ни попадя), и абстинентный синдром у другой половины, с того же приема. Боунс матерился так, что даже привычные к норову начальника медсестры жались по переборкам, мечтая мимикрировать, лишь бы не попадаться на глаза, но рук не покладал. А как иначе — это же свой экипаж. Почти семья. Известие о трехдневной увольнительной он воспринял, как благословение свыше и на вопрос Джима, «куда отправишься», молча постучал пальцем по лбу. Куда, куда, — на свидание с подушкой. А то они почти уж позабыли внешний вид друг друга. Боунс еще смутно помнил, что вечером накануне увала неугомонный капитан, от радости чуть не приплясывая, хвастал, что завтра он ведет старпома в бар. Боунс пожал плечами: да хоть на Новый Вулкан, главное, меня не трогайте. На подкорке ворочалось что-то про Джима и Спока и про какой-то спор самого Боунса с Джимом, но детали расплывались в мареве тотальной усталости и желания уснуть. «Черт с ними, потом разберусь!» — решил МакКой и отчалил в свои пенаты. Подводить итоги, отпускать оставшихся больных, бодро идущих на поправку, и считать часы, когда он с совершенно чистой совестью сможет отправиться на боковую. Задуманное удалось осуществить не сразу. В утро первого дня он все еще был в медотсеке, перебирая оставшиеся гипо и лекарства, набрасывая список того, что надо бы заказать уже в самое ближайшее время, приводя в порядок отчеты. Кроме него, осталась лишь старшая медсестра, которой совесть не позволяла предоставить вконец изможденного доктора самому себе. В таком состоянии тот мог просто уснуть на полдороге, что, пожалуй, было бы и к лучшему, — тогда б ей удалось уложить его пораньше. Но Боунс, с упорством носорога, поминутно потирая покрасневшие глаза, стоически продолжал инвентаризацию. К обеду все было закончено. Файлы закрыты, пациенты разогнаны по каютам со строгим запретом спускаться на планету. Во владениях Боунса стояла тишина, лишь мерно попискивали приборы. Оглянувшись еще раз, МакКой поблагодарил сестру за помощь и отпустил, напоследок наказав как следует отоспаться. Та лишь хмыкнула в ответ, но возражать не стала. На подгибающихся от переутомления ногах он доплелся до своей каюты, потупил в горячем душе, как попало вытерся и рухнул в долгожданные объятия единственной верной персоны во всей его жизни. Но никаким клингонам, сколько бы их ни было, не тягаться с одним бывшим диктатором четверти Земли двадцатого века, когда тому сильно приспичит. А судя по всему, так оно и было. Дверь в каюту сотрясалась под ударами (возможно, сапога), в сопровождении повторяющихся призывов: «Доктор МакКой, я знаю, что вы там, откройте! Это срочно!». Застонав, Боунс оторвал голову от подушки. Кое-как напялил близлежащие штаны, скомандовал компьютеру открыть дверь, да так и завис перед проемом. Дело, поднявшее доктора с постели, выглядело как обложка дурного романа. Хан, в извечной флотской водолазке, черный, стройный и какой-то даже тонкий, по сравнению с безвольной золотистой тушкой Джима на руках. Последний был без сознания — голова откинута, рот приоткрыт, язык наружу, а с уголка губ стекала ниточка слюны. — Медотсек не отвечал. Ваш комм тоже, — не в оправдание, скорее, обвинительно, бросил Хан. Боунс мысленно отвесил себе подзатыльник. Кто бы знал, что Кирк не даст ему покоя! — Что с ним? Пьян? — проверил он зрачки: расширены. — С пинты эля четырехчасовой давности? Не думаю, — рассудил аугмент. — Опять подрался? — продолжал допрашивать МакКой. На шее Кирка крупно бился пульс, дыхание было лихорадочным. — При мне — нет. Ну что за человек! Клещами из него слова вытягивать, что ли? — А ты-то откуда взялся? Он же со Споком вроде должен был,.. — МакКой нашарил в гардеробе первую попавшуюся рубашку; не застегивая и не обуваясь, выломился за дверь. Только сейчас он заметил, что оба его гостя тоже босы. — Так вышло, — Хан посторонился, защищая бесчувственную ношу. Вот не зря МакКой ругался с капитаном. Выбил себе каюту поменьше, зато впритык к своей вотчине. Он уже отпер медотсек и запускал аппаратуру, а с офицерской палубы они бы еще и до турболифта не дошли. — Этого на биокойку, сам туда, — доктор махнул в сторону сестринского стула. Вопросы полетели очередью, как из фазера. — Его рвало? Когда он отрубился? Кроме эля, что он ел и пил? Красное, синее, зеленое? Орехи? Цитрусы? — Нет. Сразу перед тем, как вы открыли. Стейк с картофелем фри, чай из репликатора. Ничего из вышеперечисленного, — дисциплинированно отрапортовал аугмент, сгружая Кирка и отшагивая от койки. Умнейшее оборудование само облепило Джима датчиками, но Боунс все равно схватился за трикодер, дабы составить собственное мнение раньше компьютера. Он поджал губы: состояние пациента было непохоже на типичную картину капитанских аллергий. Брадикардия, тахипноэ, прогрессирующий нейропатический парез гортани... что-о-о? «Алкалоиды. Батрахотоксины. Гомобатрахотоксин», — поочередно высветилось на экране. — Не аллергия. Он отравлен. Что ещё он принимал, быстро! — доктору было глубоко плевать на тон и на возможную реакцию аугмента. Попытка убийства капитана Звездного Флота — это вам не шуточки. Не дожидаясь отповеди, он включил программу ИВЛ и капельницы для нормализации кровообращения, а сам метнулся за противоядием. По иронии, единственным антидотом к этому токсину был другой яд — иглобрюхой рыбы. Из принципа готовности к любой херне во мраке и тишине, Боунс и его держал в своей коллекции, несмотря на приближавшийся к концу срок годности. — Я перечислил всё, доктор. Это мог быть яд отложенного действия? — то ли показалось, то ли в декламации сверхзасранца прозвучала скрытая тревога. — Нет. Это что-то из недавнего, — МакКой наполнил гипо четко оттитрованным раствором антидота и всадил в открытую шею. Кирк в кои-то веки не сопротивлялся. — Черт, просвет сужается, придется резать. А ты, — наставил он опустошенный шприц на Хана, — жди в кабинете. У меня к тебе много вопросов. Хан, сверкнув глазами, вышел из лазарета. Боунс включил режим стерильности, переоделся, вымыл руки в первый раз и стал готовить Джима к операции. Спорол золотую форменку, подохренел от вида расчёрканного тела (Леонард МакКой и не такое повидал, но это было... неожиданно), штаны быстрей было стянуть. Дальнейшее не представляло сложности для опытного хирурга в двадцать третьем веке. Он подложил болезному под плечи валик, запрокидывая голову; вызвал из койки ранорасширители, фиксаторы и прочие роботизированные приблуды; перед тем, как взять лазерный скальпель, снова обработал руки и всё операционное пространство. Рассечь кожу, мягкие ткани и кольца трахеи, ввести канюлю, скрепить рану скобками сверху и снизу, дезинфекция, повязка, присоединить шланг ИВЛ — на все про все девять минут. Теперь Джим, хоть и не самостоятельно, мог дышать. Боунс ушел отмывать руки, а вернувшись, укрыл капитана по грудь и перевел кровать на реабилитирующую программу. — Ох, Джим... Ну когда ты начнешь меня слушать! — обреченно воззвал он, обращаясь больше к монитору, чем к другу. — Кому на этот раз ты наступил на хвост? Яд перестал распространяться (благо, его было — в следовых количествах), состояние Джима стабилизировалось, но проводимость нервов еще не восстановилась. Пусть пока побудет под седацией, под наблюдением приборов. Хан сидел, как обесточенный андроид, глядя прямо перед собой. — Как капитан? — включился он при виде входящего МакКоя. — Жить будет, — отмахнулся тот. — Мне другое интересно: кто его так разукрасил? — Это не имеет отношения к отравлению, не правда ли? — голосом Хана можно было замораживать. — Мне решать, — отрезал Боунс. — Врач на этом корабле я, и если ты его хоть пальцем тронул... — Вообще-то тронул, — с вызовом прищурился аугмент. — …прикопаю и не посмотрю, что сверх, — закончил доктор. — Последнее сыграло роль, — отметил Хан не без самодовольства. — Господи, за что? — воскликнул Боунс, закрыв лицо руками. — Ладно, в своих позициях и предпочтениях вы, я надеюсь, разберетесь сами. Мне нужно знать всё, что происходило с Джимом. По минутам. — Доктор, поминутный отчет займет много времени, — парировал Хан. — И это будет уже нарушением личных границ и чести капитана. — Вот давай без этого твоего... ханства! — ядовито процедил Боунс. — Если потребуется, то и все ваши кувыркания ты мне выложишь, как на ладони. А пока что начинай сначала — то бишь со вчерашнего вечера, с момента встречи с Джимом. Я слушаю. Хан уложился в полторы минуты — без деталей, но по существу. Боунс то и дело поглядывал в ПАДД, куда транслировались показания с монитора Джима. — ...Повторяю, доктор: капитан все время находился под моим присмотром. Ел — мясо из бара, руками, не ножом. Чай мы пили одинаковый (я бы определил, что с чаем что-то не так). Потом его потянуло в сон. Я предложил ему свою кровать. Через полчаса присоединился к нему. Через минуту появились первые симптомы. Капитан пожаловался на жжение во рту и онемение языка, после чего уже не мог внятно артикулировать. Я настоял на обращении в медотсек. По дороге капитан стремительно слабел, и прямо перед вашей дверью потерял сознание. — Жуки, амфибии, птицы в баре были? — докапывался Боунс. — Сильфиды к стрекозам приравниваются? — уточнил Хан. — А хрен их знает. Но характер у них точно токсичный, — вздохнул МакКой. — Что-то меня напрягает в твоем рассказе, как будто что-то упустили. Давай-ка я тебя тоже обследую, раз уж ты был к Джиму ближе всех. Не нравится мне это. — Не возражаю, доктор. Здесь или в лазарете? — Пока здесь, трикодер мне в помощь. Вставай. Боунс методично водил по аугменту трещащей машинкой, начав с головы, не упуская и пяди. Показатели автоматически сопоставлялись с данными, уже имевшимися в медицинском файле сверхчеловека. Да, были вариации в пределах нормы, но пока ничто не предвещало... Дойдя до паховой области, МакКой в шоке чуть не выронил трикодер. Он встряхнул сканирующую манипулу, похлопал о бедро ПАДДом, проверил зону заново — результат не изменился. — И ты молчал? — с нескрываемой угрозой перевел он взгляд на Хана. — О чем, доктор? — хладнокровно переспросил Хан. — О том, что ТЫ, мать твою, чудом не отправил капитана на тот свет! — Объяснитесь! — добавив металла в голос, потребовал аугмент. — Что тебе объяснить, консерва ты генномодифицированная? Что ты ходячее оружие точечного поражения? Что твоя ебучая семенная жидкость — чистый яд? Скажи еще, что не знал об этом! — бушевал смертельно разъяренный Боунс. — Это невозможно, — чувствовалось, что терпение, отмеренное Хану, было на исходе. — Да? А это тогда что такое? Я тебе скажу, — в запале выкрикнул Боунс, подсовывая дисплей под сверхний нос и тыча пальцем в сохраненный снимок с колонками цифр на полях. — Вот — твои половые железы. Вот — содержание в них гомобатрахотоксина. Один выброс, микротравма, и привет: полный паралич, отказ дыхательного центра и сердечной мышцы. А это... тьфу, да где ж оно... — промахиваясь от волнения, он листал запись прошлого сканирования Хана при медосмотре, — м-да, здесь ты вроде еще нормальный. Как только Хан увидел то, на что указывал МакКой, все его благородное негодование пригасло. Округленными в неверии, едва ли не растерянными глазами он невидяще уставился в пространство. Затишье продлилось недолго. Дрогнули и сжались в кулаки опущенные руки; заиграли желваки, взвинтилось тело, а осмысленность в глазах сменилась первозданной яростью. Доктор сдал назад, и вовремя — с лицом, перекошенным от гнева, Хан с разворота саданул кулаком о переборку. — Грёбаные извращенцы! — взревел он. — Спокойно, — попытался доктор охладить взбешенного сверха, — не круши мой кабинет и корабль, нам еще три года в космосе болтаться. Сходишь потом в тренажерку, выпустишь пар. Думаешь, это от тех же ублюдков привет? Или... Маркус? Перевод энергии в умственную плоскость сработал. Боунс буквально визуализировал, как раздражение Хана улеглось, подобно шерсти. Или перьям, — кажется, токсин был птичий. Но может, и лягушечий, они немного различались по структурной формуле, не настолько, чтоб заморачиваться. Главное, запомнилось, что как лягушки, так и птицы черпали отраву из жуков, которыми питались, сами оставаясь иммунными к ней.* — А действительно, — вслух проронил МакКой. — Кем это тебя так облагодетельствовали? В смысле, из кого вставили ген? — Предлагаете заняться экспертизой? — ощерился Хан. — Сейчас? — Потом, потом, — закивал Боунс. — Когда Джимка встанет и запрыгнет на тебя опять. Вот времени-то будет! Кстати. Почему это вылезло только теперь? Ты что, вообще ни с кем не... — Когда я говорил «семья», то подразумевал не только братство. Видимо, иммунитет у всех аугментов. — Армия любовников, — фыркнул МакКой. — Тих-хо! я ж с уважением к древней истории!** Сверх убрал руку. Боунс разгладил смятый на груди халат. — Если я выделю ген, кодирующий проницаемость клеточных мембран, вы — сможете сделать иммунным... его? — глядя в глаза, тихо спросил Хан. — У, т-т... — мотнул головой Боунс. — Во-первых, я врач! а не генетик. Во-вторых, из-за таких вот, как вы, химеризация людей запрещена по всей Федерации. А в-третьих, ты представляешь масштаб катастрофы, если этот ёбарь-перехватчик тоже начнет вырабатывать яд? — Уж с третьим я бы совладал, — пророкотал Хан. — Но в остальном вы правы, доктор. Раз мой геном уже скомпрометирован, мне с ним и разбираться. — Провел бы я тебя через сбор материалов, — буркнул Боунс. — Сам справишься?