♬♩♪♩ ♩♪♩♬
От звонка в дверь он вздрагивает и резко оборачивается, после чего переводит взгляд на Тэхёна и только ближе притягивает к себе колени, следя за каждым движением друга. Кан с кряхтением поднимается и, чуть прихрамывая из-за гудящих ног, отправляется к двери. Вместе с гостем в квартиру заходит и чувство разочарования. Глядя на Ёнджуна, Субин хочет выпрыгнуть в окно и сбежать подальше: этаж всё равно второй — критических повреждений не будет. Однако он так и остаётся сидеть и пялиться на одногруппника, который что-то активно рассказывает Тэхёну; в разговор младший Чхве старается не вслушиваться. Только спустя какую-то минуту Ёнджун цепляется взглядом за высокую фигуру у дивана и резко замолкает, чуть склонив голову и приподнимая брови. — Так у тебя гости, — бормочет он сам себе под нос, фыркает несколько заносчиво и демонстративно отворачивается к замершему Кану. — Может хоть на чай пригласишь? — Будто тебе приглашение надо, — в ответ беззлобно ворчит Тэхён, хлопает друга по плечу и скрывается на кухне. Субину кажется, что он просто стёрся с полотна реального мира, что его не существует; в один миг про него забывают все, и Чхве ерошит покрашенные в насыщенно вишневый волосы. Рядом мяукают. Юноша опускает пальцы на голову Рицу и мягко ему улыбается, вслушиваясь в мурчание котенка. Ничего. Он подождёт столько, сколько потребуется. — И чего ты тут зависаешь? — заглядывает в комнату Тэхён, хватаясь рукой за дверной косяк. — Пойдём чай пить. Я знаю, что вы не особо ладите, но мне плевать, понял? Вы оба в моём доме, а значит, действуете по моим правилам. Отпираться бесполезно. Тяжело вздыхая и закатывая на миг глаза, будто его действительно заставляют, Субин кое-как встает, не забывает подхватить котёнка на руки и нехотя следует за Каном, который горделиво возвращается на кухню. Ёнджун уже сидит за столом, что-то быстро печатая на телефоне, и полностью игнорирует появление ещё одного человека. Тем лучше. — Ну и что? Как твое самочувствие, болезный? — неожиданно интересуется он, не отрываясь от экрана, и чуть хмурится, отправляя сообщение. — Тебе-то какое дело, — огрызается Субин, хоть и понимает, что это глупо. Разговаривать со старшим нет никакого желания, смотреть на него — тоже. Настроение становится каким-то нервно-напряжённым, и Чхве только глаза опускает, рассматривая сложенные на бёдрах пальцы. Его чуть сгорбленная поза выдает провинившегося ребёнка, и Ёнджун, кинув косой взгляд, сдерживает в себе несколько злорадный смешок. — Ты не приходил на пары несколько дней, а теперь щеголяешь у Тэхёна по квартире и светишь своим фингалом под глазом, — он улыбается с некоторой издевкой и всё же концентрирует внимание на одногруппнике, который, сдерживая раздражение, сминает длинными пальцами свои спортивные штаны. Честно говоря, юноша толком понять не может, что его так сильно бесит в человеке напротив: его ямочки на щеках или его искры в глазах, его улыбка или его ложная беззащитность. — Да ладно, не злись ты, а то... — А то я надаю вам обоим тумаков и выгоню в подъезд, а потом похожу по всем преподавателям и по секрету скажу, что вы лучше всех готовите проекты и у вас лучшая команда, — резко перебивает Тэхён, тем самым стыдя не Ёнджуна, но Субина так точно, что лёгко определяется по вспыхнувшим щекам. — Два идиота, боже... Давайте спокойно попьём чай и поговорим о чём-нибудь отстранённом. Вы в моем доме, а не на задворках: тут скорее я драться начну раньше, чем вы опомнитесь. Демонстративно садясь, Кан грохает три кружки с кипятком на стол, чудом не разливая содержимое и не разбивая дно, каждому отставляет готовый напиток и сразу же начинает говорить о недавно прошедшем футболе, пока два юноши, сидящие друг напротив друга, виновато следят за водоворотами в их кружках. Оба пришли за помощью к одному человеку, а теперь не могут и слова сказать. И только Тэхён понимает, что наконец-то сумел их утихомирить.4.
6 декабря 2022 г. в 14:40
Когда Юнги укладывает голову на плечо Ёнджуна, Чхве сразу замирает и, кажется, даже дышать перестаёт, вслушивается в негромкое сопение и пытается изо всех сил унять свое сердцебиение, которое разбудить может.
Мин молчит почти четвёртый день с той ночи, когда младший еле сумел унять его панику. Просто молчит. Ничего не просит, не желает доброй ночи и не приветствует с утра. Конечно, игнорирует он не только своего соседа, но и преподавателей, да те волнуют Чхве в последнюю очередь. Еще ни разу Юнги не доходил до такой крайности, ни разу не вырывался из объятий с таким остервенением и не шугался простых прикосновений. Ёнджуну сложно до чёртиков, однако он держится, поскольку все еще является чужой опорой.
А сейчас Мин просто спит на чужом плече и даже не вспоминает о том, что буквально пару минут назад оттолкнул младшего, когда тот хотел поправить капюшон объёмной толстовки. Чхве выдыхает тихо, аккуратно, чтобы ненароком не дёрнуться сильнее положенного, и косится на часы, висящие над входом в аудиторию. До конца скучнейшей лекции остаётся минут двадцать от силы, а значит совсем скоро Ёнджуну придётся всё-таки дёрнуть Юнги из сна. Рядом сидящий Тэхён рассматривает спящего хёна и, написав на листке что-то, подталкивает записку другу. «Ты ходил к Чимину?» Чхве дёргает уголком губ и еле заметно мотает головой, поднимая взгляд на Кана. Нет, к Чимину он собирается пойти после лекции. Видимо, по глазам Кан это понимает и кивает, мягко улыбаясь, снова что-то пишет и снова показывает Ёнджуну. «С тобой сходить?» Получив отказ, хмыкает себе под нос и отворачивается к доске, перерисовывая график.
Время идёт даже быстрее, чем Ёнджун мог предположить, и Юнги сам просыпается, когда все уже начинают собираться. Он без слов убирает телефон в карман спортивных штанов и тенью выскальзывает в коридор, никого не дожидаясь и никому ничего не говоря. Тэхён только с сожалением вздыхает.
— Его с опозданием накрыло, — бормочет он себе под нос, чешет затылок и захлопывает тетрадку. — Хоть на пары ходит. Отрабатывать не надо.
— Лучше бы не ходил в таком состоянии, — хмурится Чхве, скрещивая на груди руки и подбородком зарываясь в теплую кофту. Его мысли чернее ночи, и размышления о завтрашнем дне с каждой минутой становятся всё мрачнее. Сегодня Ёнджун отправляется за информацией, завтра — за извинением Тэхёна, а послезавтра его могут и прикончить в каком-нибудь закоулке, ведь Ким Тэхён всегда находится под охраной. Его цепной пёс по имени Чонгук не даст и шагу сделать к своему золоту. Чон агрессивный, наглый и беспринципный, и Чхве это уже уяснил, пока наблюдал за парочкой издалека. Да это не главное. Все самое важное сейчас сосредоточено в состоянии Юнги. — Вот как с ним справляться, если он не хочет говорить банальное «Привет». Хочу стукнуть его по макушке и вытащить из того ада, в котором он варится.
— Он когда-нибудь описывал то, что чувствует?
— Ни разу. Отшучивался, что я не пойму.
В раздевалке толпятся студенты. Их столь много, что Тэхёна отрезают от Ёнджуна в пару секунд, и Чхве уносится с потоком к своей куртке, по пути успевая захватить куртку друга. Кан обнаруживается у стеночки — он и сам прекрасно знал, что его вещи заберут, потому особо не напрягался. Проще отправить умеющего толкаться Ёнджуна, чем быть зажатым громкими студентами. Одеваются в тишине, хотя Чхве готов поспорить с их молчанием: мысли Тэхёна слишком громкие, чтобы их не слышать, однако друг бессовестно не озвучивает их, дабы не развивать болезненную тему. С какой-то стороны, Ёнджун ему даже благодарен за это, но с другой, сама ситуация немного раздражает, щекочет нервишки.
— Если Чимин не захочет говорить что-то, предложи обмен информацией, — Кан по-матерински поправляет другу воротник куртки, стряхивает с плеча нечто невидимое и улыбается. — Тебе придётся рассказать о себе, хочешь ты этого или нет. Ким Тэхён и Чон Чонгук — его друзья. За просто так он их точно не раскроет, так что покажи, что твои намерения чисты, и поведай свою историю.
Ёнджун провожает Тэхёна до остановки, а сам продолжает путь по адресу, который получил. На улице свежо после недавно прошедшего дождя, небо затянуто молочно-белыми облаками. Поднимая голову, юноша рассматривает окна домов; высотки громоздятся вдоль дороги, жмутся друг к другу, чуть ли не толкаются. Они все разные, но все одинаковые вместе с тем. В каждой квартире того или иного дома медленно течёт своя жизнь, может, даже пролетает с невероятной скоростью; все люди проживают свои годы по-своему — никто с точностью не скажет, сколько прочувствовал человек, идущий навстречу по тротуару. Как много раз падал с велосипеда тот мальчик, что сейчас ждёт перехода у кромки дороги? Умеет ли он кататься вообще или никогда даже не трогал шершавого руля? Чхве притормаживает, сверяется с картой на телефоне и снова ускоряет шаг. Думать о чём-то великом времени у него нет, к сожалению. Так всегда. Минуты летят, проносят жизнь мимо, а очнётся человек лишь тогда, когда всё будет упущено.
Но думать всё ещё нет времени.
Кофейня — одинокая постройка с довольно скромной вывеской, — красуется у входа в парк, рядом с которым буйными красками цветёт новый жилой район. Дома яркие, пёстрые, но от того лишь более похожие, однотипные; потеряться средь одинаковых многоэтажек не составляет труда, и Ёнджун только радуется тому, что не свернул с пути минутой ранее. Замирая где-то в паре метров от двери, юноша мнётся на месте; плана у него нет никакого, что уж говорить о вопросах. Просто попросить выложить всю подноготную Тэхёна и набросать фактов о Чонгуке? Или сказать, что это важнее всего на свете, что от этого зависит судьба мира и всего человечества? Было столько дней для составления хоть каких-нибудь набросков допроса, однако сейчас Чхве не может и шага ступить вперёд, ощущая только липкую тревогу, которой раньше никогда не появлялось. Выглядит он, конечно, по-глупому — сам знает, сам понимает, — да от этого как-то не легче. Пытаясь что-то придумать, Ёнджун ещё раз оглядывается.
Листья, уложенные аккуратными кучками вдоль дорожек парка, рябят в глазах, рядом с ними копошатся детишки, вытаскивают узорчатые создания природы для своих маленьких гербариев и бегут показывать взрослым. Располагающийся по другую сторону старый квартал не идёт ни в какое сравнение с новым жилым районом; парк будто бы является разграничением между будущим и прошлым. Может, он олицетворение настоящего? Может, в этом его смысл? Быть чем-то важным, тем, что не замечается сразу.
Дверь кофейни открывается, и парень, вышедший на улицу, сталкивается с застывшим Чхве, роняет случайно свой телефон, в который так упорно пялился до этого, и присаживается за ним. Только столь неожиданное столкновение — а столкновение действительно неожиданное, — приводит Ёнджуна в чувства; юноша сразу же выпрямляется, глядя на недотёпу, и собирается уже высказать быстро накопленное возмущение, когда до него доходит осознание. Его всё равно опережают:
— Извините! Я, право, виноват. Сам не уследил, — в глазах загорается волнение, парень извиняется ещё дважды и неловко взъерошивает черные короткие волосы на затылке, хмурит густые брови. Но Чхве смотрит на него, как на диковинку — ещё бы, столкнуться с Чонгуком по пути на допрос о нем, — и это заставляет недотёпу отступить на пару шагов назад. — Я... эм... Ладно, извините ещё раз, — огибая юношу, парень в белоснежной футболке уходит прочь.
А Ёнджун только щурится нервно и наконец заходит в кофейню, мгновенно погружаясь в теплоту, пропитанную дурманящим запахом кофе и корицы. Лёгкие сразу же наполняются ароматом, желудок скручивает голодным спазмом, и Чхве сглатывает слюну, отворачиваясь от витрины с различной выпечкой. Денег пока ещё не столь много, чтобы баловать себя чем-то столь прелестно вкусным. Отыскать Чимина не составляет труда: Пак протирает кофемашину за стойкой, о чем-то переговариваясь с посетителем и добродушно улыбаясь. Его улыбка столь тёплая, что юноша невольно сопоставляет её с кофейней, находя неожиданное сходство.
— Подожди секундочку, — отвлекается Чимин от своего собеседника и подходит к кассе, машинально складывая тряпочку в своих руках. — Выбрали что-нибудь или Вам подсказать? Могу предложить латте с лавандовым сиропом. Думаю, он Вам очень подойдёт, — он смотрит на Ёнджуна с мягким блеском в глазах, и это тормозит юношу лишь больше. Почему-то сталкиваясь с такими людьми, Чхве всегда испытывает дискомфорт: вероятно, всё дело в том, что он не вписывается в такие же рамки, слишком отличается, слишком выделяется.
— Да... Да, давайте латте с лавандовым сиропом, — Ёнджун бросает косой взгляд на витрину с выпечкой, однако быстро себя одёргивает и достаёт кошелёк.
Но карточка не касается терминала. Тот, впрочем, даже не подается. Пак бессовестно пожимает плечами и преспокойно выдаёт:
— За счёт заведения. Я знаю, что ты, Ёнджун-щи, пришёл поговорить, — бариста игнорирует карточку, так и застывшую на весу, и ухмыляется, чуть опираясь на стойку. — Выбери что-нибудь из еды и садись туда, — он указывает на дальний край столешницы, расположенный рядом с кофемашиной, и снова переключает внимание на гостя, ничуть не меняясь в лице. — Разговор будет долгим, я так понимаю? Ничего страшного, что я буду одновременно с этим работать немножко и немножко уходить?
Ёнджун не говорит. Только стоит как вкопанный и чувствует, что его щёки предательски полыхают стыдом. Он искренне не понимает, с чего реагирует именно так, не понимает, как поступать дальше, и, честно говоря, хочет удрать. Чхве совсем не похож на Чимина. Юноша просто не вписывается, а оттого столь сильно и нервничает, колеблется каждую секунду, словно его из равновесия выбили и обратной дороги он найти уже не может. Нет стабилизации, нет опоры — нет адекватной реакции. Все просто донельзя.
Отвратительно.
Незнакомец знает о нем всё, да только Ёнджун о незнакомце ничего толком не знает. Никакого баланса и уравновешивания сил. Сплошное невезение. Чхве не любит быть на уровень ниже своего собеседника.
Но он всё равно решается и отходит под пристальным взглядом тёмных глаз, которые Чимин, как назло, не отводит в сторону. Морозец пробегает по коже, внутри всё сжимается, однако юноша заставляет взять себя в руки и немного успокоиться. Да, нет ничего страшного в том, что Ёнджун столкнулся с Чонгуком у самого входа. Нет ничего страшного в том, что завтра он будет бить этого человека со всем остервенением. Нет ничего страшного в том, что сейчас Чхве придётся не только получать информацию, но и её отдавать.
В мыслях беспорядок. Правильно Тэхён говорил: страшно, когда Ёнджун думает. Наверное, со стороны он выглядит как-то жалко в такие моменты. Может даже потерянно, расстроенно, испуганно. Перечислять всё не получится — слишком много говорить придётся, — и юноша просто закрывает глаза и утыкается лбом в сложенные на столе руки. Сейчас сердце настойчиво кричит, что затея невероятно плоха, и Чхве действительно начинает уже сомневаться, когда неожиданно рядом с ним опускается картонный стаканчик.
— Ну, слушай, я же не такой страшный, чтобы прямо стесняться и так пугаться, — с доброй насмешкой озвучивает Чимин: от него не укрывается ничего. Его внимательности можно позавидовать. — Давай начнём со знакомства. Я ведь не ошибся с именем, верно?
Ёнджун выпрямляется и коротко откашливается, на миг поджимая губы и шумно выдыхая.
— Не ошибся. Чхве Ёнджун.
— Отлично. А я всё думал, когда ты придёшь. Столько слышал про тебя и ни разу не видел. Непорядок, — ехидничает Пак, улыбаясь ещё шире, протирает кофемашину и на миг отвлекается, заслышав колокольчик над дверью, однако гость проходит к одному из занятых столиков и бариста теряет к нему интерес. — Я, в общем, Пак Чимин. Раз ты пришёл сюда, значит ты знал, к кому направляешься. Представления, вероятно, были лишними. Так что же, Ёнджун-щи, какова твоя цель визита? Я могу тебе чем-то помочь?
— Мне нужна информация, — в лоб отвечает Чхве и переплетает пальцы, немного склоняет голову и заставляет сердце успокоиться. Проще начинать сразу и не ждать, что все из тебя вытянут. Проще взять себя в руки, чем зажиматься и что-то бормотать. Даже если сейчас юноше некомфортно, это не означает, что пора сдаваться и переходить к чужим правилам игры. Отстаивать свою позицию Ёнджун умеет. — Мне нужна информация о Ким Тэхёне и Чон Чонгуке. Я прекрасно знаю, что они твои друзья, и понимаю, что не отделаюсь какими-то простыми вопросами, как оплатой, так что я готов поделиться чем-то, что понадобится тебе.
Улыбка сползает с лица Чимина, взгляд становится суровее и тяжелее — интересно, как быстро меняется человек, если ему что-то не по нраву. Бариста несколько минут безмолвно рассматривает собеседника, после чего уходит к кассе, принимая заказ. Видимо, он сам себе дает небольшую передышку, позволяя обдумать сказанное, и, когда возвращается, несколько смягчается.
— Н-да, мне говорили, что ты не из робкого десятка. Однако... Про правила явно никто тебе не сообщил. Я не рассказываю о своих друзьях, поскольку это немного, скажем, неэтично и обидно. Какими бы они ни были... — Пак осекается, приглаживает волосы на затылке в раздумьях и снова хмурится, так и не придя к нужному выводу. — Насколько сильно тебе нужна эта информация? И зачем она тебе, к слову?
— Я хочу с ними поговорить. Мне нужно знать некоторые слабые стороны, поскольку от этого зависит разговор и его исход. Вообще, мне нужен лишь Тэхён, но они постоянно ходят вместе, а подгадать момент, когда Ким будет один, у меня не получается. Я пытался, — честно признается Ёнджун. Врать при Чимине бесполезно: Кан предупредил заранее, что Пак хорош в распознавании лжи. Чхве потому совсем не пытается увиливать, хотя особой конкретики не вносит.
— Тебе Тэхён нужен из-за Юнги, да? — уголки губ приподнимаются, взгляд становится каким-то тоскливым, с толикой горечи, и бариста отводит его в сторону, дабы меньше раскрывать то, что его действительно волнует. — Тэ рассказал мне всё. И я знаю, что он не соврал. Тэ мне не врет, уж поверь. И да... — Чимин неожиданно усмехается, снова переводя внимание на юношу, который только-только делает первый глоток. — Я согласен, его давно пора проучить, поскольку поступок был скотским. Однако Тэхён — мой друг, а за информацию про друзей я требую больше. Если ты готов отвечать честно на вопросы, которые я задам, то я расскажу то, что ты захочешь. Согласен?
И снова на сердце становится неспокойно. Ёнджун не знает, чего ожидать и как поступать, но всё равно замедленно кивает. Будь, что будет. От этого же не станет хуже, так? Информацию о Чхве точно никто не собирает пока что, и бояться, значит, нечего. Только совсем немного если.
— Отлично. На том и порешали, — Пак протягивает кисть и, чувствуя крепкое рукопожатие, снова возвращается к тому мягкому и светлому образу, который придаёт кофейне особого уюта. — Тогда начнём через пять-десять минуток, хорошо? Я обслужу несколько клиентов, а ты поешь. Могу дать что-то более существенное, нежели выпечку, — получив отрицательное качание головой, хмыкает и уходит к кассе.
Ёнджун переводит взгляд на окно, глядя на редких людей, гуляющих по парку. Все они беззаботны и веселы, дети продолжают собирать листочки для гербариев, а родители им улыбаются и что-то нежно говорят. В какую-то секунду приходит осознание того, о чем юношу спросят, и Чхве нервно сглатывает, похлопав по карманам: нужное оповещение оказывается спрятано не так далеко, бумага немного похрустывает, когда юноша её разворачивает. Повестка в суд. Очень мило. Чимин обязательно про это спросит — душа подсказывает. Для Ёнджуна эта тема больная, но он знает, что расскажет всё, что попросят. Чхве хочет защитить Юнги любой ценой — плевать, какие слухи пойдут о нём самом.
— Юнги знает, что ты здесь? — раздаётся прямо за спиной, и Ёнджун вздрагивает, оборачиваясь на Чимина, вышедшего из-за стойки. — Ясно. Тогда не говори ему ни при каких обстоятельствах. Это не то, что он должен знать. И не говори о том, что ты собираешься затеять потасовку с Тэхёном. Оба будут злы. Злой Тэхен страшнее, чем злой Юнги, поверь моим словам и моему опыту, — Пак обращает внимание на листок в чужих руках, поводит носом и протягивает руку: — Раз уж ты догадался...
— Ты можешь спросить. В этом нет ничего страшного. Мне плевать, — впервые лжёт Чхве, беспечно пожимая плечами. Бариста либо проглатывает ложь, либо решает ее проигнорировать, чтобы не ставить в неловкую ситуацию, но всё равно садится напротив, оправляет фартук и мягко улыбается.
— Вопрос проще некуда. Откуда у тебя повестка в суд?
И когда Ёнджун открывает рот, он понимает, что не может сказать и слова. Ему не стыдно за свой поступок, не стыдно за эту чёртову повестку. Ему просто слишком тяжело об этом говорить. Слишком больно. Это один из важнейших этапов его становления, его возвышения над тем, кто так втаптывал в грязь душу.
Чхве не стыдно. Он вовсе не хочет этим делиться.
— Вот именно этого я и ожидал, — Чимин бережно опускает руку на голову нахмурившегося юноши, ерошит его желтые волосы и вздыхает тяжело. Он сканирует зорким взглядом помещение, выискивая новые лица, что-то беззвучно проговаривает и выпрямляется, снова концентрируясь на Ёнджуне. — Если первый вопрос столь сложен, чего можно ожидать от остальных?
— Не сложен, — огрызается недовольно Чхве, хрустит пальцами и складывает листок, вновь пряча его в тот же карман. — Если коротко, я избил человека и тот решил подать на меня в суд. Если ещё короче, я его почти убил.
— А если подробнее?
— Подробнее? Что же... Думаю, раз ты всё о всех знаешь, то для тебя не секрет, что родных у меня нет. Я, так сказать, беспризорник. Сирота с двенадцати лет. Меня хорошо так били в приюте старшие пацаны, поскольку я хоть и не был изгоем, а никто из потенциальных родителей на меня не смотрел: кому есть дело до заносчивого и агрессивного подростка, свалившего из единственной семьи, в которую меня взяли? Физическими показателями я, к слову, тоже не отличался, а когда на меня нападали гурьбой, естественно, не мог нормально ответить. Но суть не в этом. Я даже благодарен тому, что тогда так сложилось. Если бы меня не били, я был бы тем же зажатым и сопливым придурком, каким там появился, а так обида взрастила во мне то, что ты и сам можешь наблюдать, — Ёнджун выдыхает коротко и осторожно, будто это вовсе запрещено. Он не испытывает страха, не испытывает вины. Ему плевать на свои чувства, Чхве их просто обрубает. Ампутированные воспоминания болят лишь тогда, когда мозг решает их исказить. — Был один парнишка среди тех дураков... Ему почти исполнилось восемнадцать в тот год, и он однажды пригласил меня поговорить. Долго-долго втирал, что я смогу сбежать, что он мне поможет, что я исполню мечту. Тогда я действительно мечтал лишь умотать из общей комнаты и чтоб мне никто не мешал. И я поверил. Зря, как можешь предположить, — юноша хмыкает, ощущая невероятное облечение, и смотрит в сторону окна. Дети потихоньку расходятся. Пёстрые букеты из листьев в их руках переливаются всеми оттенками уходящей осени. Где-то за большими деревьями виднеются яркие дома нового района, или будущего, можно сказать. — Когда я пришел в назначенное время, в назначенное место, он уже ждал меня. Не один, с дружком своим. И этот самый дружок, который между прочим ходил на секцию и хорошо был подкачан к тому моменту, избил меня так, что я пролежал в больнице около трёх недель. И пока меня били, парень, обещавший помочь мне, просто стоял и смотрел на это со стороны, а потом ушёл.
Чимин молча встает. Он сосредоточен и молчалив, и его глаза бездонны, словно в них можно утопиться. И пока бариста уходит за свою стойку, перерабатывая полученную информацию, Ёнджун допивает свой кофе. Латте с лавандовым сиропом... Чхве нравится.
— Ты ведь отомстил не тому, кто тебя избил, а тому, кто тебя предал? — вскользь интересуется Пак, готовя капучино для нового гостя, однако в глаза даже не пытается смотреть.
— Ага. Я бы хотел, чтобы он оказался в такой же ситуации, но в итоге просто подловил в подворотне в тот момент, когда это было удобно. Вот так, — юноша рассматривает пенку, оставленную на стенках стаканчика и улыбается сам себе, ненадолго замолкая. Через несколько секунд он тихо смеётся и поднимает глаза: — Осуждаешь?
— Не мне решать, кто прав, а кто виноват. Я просто получаю и храню информацию, а, когда нужно, передаю ее, — слишком спокойно отзывается Чимин. — Ты не чувствуешь вины, она тебя не пожирает изнутри, значит... Так и должно быть. Каждый получает по заслугам. Вероятно, тогда и нужно было, чтобы тебя так избили.
Ёнджун непонимающе приподнимает бровь, однако Пак ничего ему не объясняет и явно не собирается, позволяя обдумать все самому. И Чхве обещает себе, что разберёт эти слова.
Но не сейчас.
— Ещё вопросы? — он отстранённо оглядывается, наконец погружаясь в спокойствие кофейни. Всё-таки это место имеет особую атмосферу, которая не сравнится ни с чем другим.
— Два на два. Я задам тебе ещё всего один вопрос. И у тебя будет только два вопроса ко мне. Больше я не позволю. Как бы Тэхён или Чонгук не отличились, я ими дорожу, так что подумай, что спросишь, пока я обслужу гостей, — и Чимин, мягко улыбнувшись, отходит и добродушно приветствует первого клиента, сразу же интересуясь его настроением.
Людей становится чуть больше. Вероятно, у всех начинается небольшой перерыв на работе, поскольку никто практически не задерживается и все берут напитки с собой. Тем лучше. Столики свободны, пространства больше и дышать от этого легче. Ёнджун бы не стал разговаривать, если бы вокруг плотно сидели незнакомцы. Мир тесен, мало ли кто знает Чонгука или Тэхёна. Временами информация распространяется быстрее звука.
Оформленных вопросов у Чхве нет. Он их не продумывал, и теперь не знает, как правильно склеить слова, чтобы получить чуть больше нужного, чем предполагается. Идей пока нет никаких, однако юноша не собирается сдаваться: импровизировать можно в любой ситуации. Иногда так получается даже лучше.
— Хорошо, я свободен, — бариста упирается сложенными руками в столешницу и тем самым немного сокращает расстояние до собеседника. Его забавит то, как Ёнджун автоматически отстраняется. — Итак, мой второй вопрос не касается напрямую твоей жизни, твоей биографии. Но я его задам. И это будет равносильно, — улыбка на миг исчезает, но вновь загорается чуть более ярко. — Какие диагнозы со всеми вытекающими стоят у Юнги? Только не пытайся сейчас отмазаться, что ты не знаешь. Я прекрасно осведомлён, что ты — чуть ли не единственный его друг. Ты от него не отходишь, вечно его вытаскиваешь из тех страшных состояний и вообще неплохо справляешься с обязанностями тех, кто обычно в стационарах работает.
Появляется странное неприятное чувство звенящей тишины, будто бы звук отключили. Ёнджун не слышит ни своего сердцебиения, ни шорохов вокруг, ни громких машин, иногда проскальзывающих за окном. Вокруг только давящее молчание, своеобразный вакуум, от которого даже дышать становится невыносимо больно. И Чхве смотрит в глубокие глаза Чимина, ищет в них хоть толику шутки, однако находит сосредоточенное внимание.
И застывает в своей неуверенности.
Он готов говорить о себе, о всех своих проблемах, о всех своих закидонах, но о Юнги... Нет, ни за что. Это не та тема, которая подлежит обсуждению.
— Не будет ответа на вопрос, не будет никакой информации, — Пак сжимает губы и подпирает голову рукой, лишь наблюдая за всеми эмоциями собеседника. Он знает прекрасно, что поступает несколько неправильно, заставляя вытащить на поверхность сокровенное, да ведь Ёнджун и сам хочет докопаться до душ Тэхёна и Чонгука. Получается, что бариста действительно строит равноценный обмен, а потому стыда никакого не испытывает. — Ёнджун-щи, я знаю, что этот вопрос ставит тебя в тупик, поскольку диагнозы Юнги должны быть в секрете. Но я клянусь тебе всем, что у меня есть, я не буду об этом болтать, даже если спросят. Никто не имеет права выпытывать у меня сведения. Все просто. Мне это надо для себя, не для кого-то иного.
— Особо нечего говорить, — Чхве пожимает плечами и опускает глаза, начиная нервно перебирать пальцами по коленям. Он старается снизить громкость и все же позволяет себе довериться — Кан ведь верит в слова Пака, так? — Я не медик, да и в карту его не лез никогда, поэтому знаю лишь малую часть. У Юнги эндогенная депрессия и прогрессирующая социофобия. Вот и всё. Там нет каких-то полотен с диагнозами, словно взяли справочник и по нему всё выписали. Знаю точно эти два. Пока других никто не ставил, поскольку Юнги никуда не ходил: ему сложно записаться к врачу и прийти туда, что-то рассказать, на что-то пожаловаться. Хотя надо. И очень даже надо.
— Ясно, — с выдохом слетает с губ; бариста вновь уходит к кассе, принимает заказы и мягко улыбается посетителям, при этом тщательно перерабатывая информацию в своей голове. Он вовсе не удивлён, однако это-то его и удручает. Когда Пак еще учился с Мином, тот уже находился в состоянии далеком от нормального, а сейчас, видимо, всё только ухудшилось.
Искоса глянув на Ёнджуна, Чимин передергивает плечами: сколько всего этот юноша пережил, чтобы суметь так просто взять на себя ответственность за потерянного в своих глубинах человека? Насколько Ёнджун самоотвержен, если так яростно защищает Юнги, хотя, вероятное всего, знает, как тяжело ему придется? У Пака такой дружбы никогда не было. Такой привязанности, впрочем, тоже. Несмотря на то что с Тэхёном они чуть ли не с пелёнок вместе, Ким слишком эгоистичен без видимой на то причины и далек от понимания поддержки: в нём нет стремления сохранять связь с человеком, коли этот человек не приносит выгоды. Исключение составляет только Чимин, который просто-напросто не отпускает Тэхёна от себя.
Иногда бариста считает, что пора это прекращать.
— Давай свои вопросы. Ты заслужил, — Пак присаживается с другой стороны стойки, наблюдая за посетителями, но внимательно слушая своего собеседника. Одна из его особенностей — многофункциональность. Ёнджун почему-то замечает это столь ярко только в данный момент, и от мыслей становится немного смешно.
— Так-с... Ну... — Чхве искренне не знает, с чего начать, и потому несколько медлит, перебирая варианты в голове. Долго соображать ему не приходится, вопрос сам слетает с языка: — Какова схема отношений Тэхёна? Что ты об этом можешь рассказать?
И пока Чимин смеётся, игнорируя насупленное лицо юноши, за окном поднимается ветерок. Красочные листья взлетают вверх пёстрым вихрем, мчатся к тропинкам, сталкиваясь между собой, и уже новые детишки с восторгом бегают по парку, наслаждаясь тем самым настоящим, что находится между старым и новым районами.