У меня к тебе...

— Я чувствую себя карамелью рядом с тобой — Пишет Гарри, сидя на бортике ванны и дожидаясь, пока в воде появится пенная шапка. Комната, которую они с Антонином сняли в деревянной гостинице, больше напоминала медвежью берлогу - так тесно в ней было. Две кровати, больше походившие на узкие лавки, нежели на сами кровати, были разделены таким нелепым фанерным столом, что казалось, будто весь дом создали по самой главной русской технологии «Из говна и палок». Можно было снять приличный номер в приличном отеле, но любовь Гарри к выживанию в экстремальных условиях не ведала границ. Но ванна здесь была воистину божественной. Огромная, чугунная, сохраняющая тепло на долгое время, и не то, чтоб поддержание нужной температуры было проблемой для волшебника, но Гарри, как человек, живущий большую часть времени среди магглов, очень ценил этот факт. — Ванна готова! Он откладывает блокнот под полотенце и снимает очки. Предвкушение, пронизывающее тело, вызывало дрожь и слабость в коленях. — Заждался? — От этого глубокого и чуть хриплого голоса, мозги Гарри, в существовании которых многие сомневались, были готовы вытечь остатками через уши. Мужчина обнимает супруга со спины, оглаживает животик сквозь ткань футболки, целует в шею, а Гарри дрожит, еле стоя на ногах. — Мерлин благослови тебя и твой голос... — Только голос? — С тихой усмешкой уточняет Антонин, мягко оглаживая бока супруга и забираясь пальцами под резинку его штанов. — Где твоё бельё? — Зачем, если ты его опять порвёшь? Ванна набирается быстро. Антонин подхватывает любовника на руки, забираясь в неё, и прикрывает глаза. Запах жасмина наполнил лёгкие и оба Поттера-Долохова на какое-то время замерли, отогреваясь после осенней прогулки и наслаждаясь ароматом душистой пены. Я чувствую себя карамелью Гарри чувствовал себя конфетой, висящей на ёлке в канун Рождества. Столь желанной каждым ребёнком карамелью, которую хочется облизать со всех сторон. Гарри видел это желание в глазах супруга. Антонин буквально раздевал его взглядом каждый раз, стоило им остаться наедине. Его магия ласкала тело, а сам мужчина выглядел так, словно вот-вот набросится и вгрызётся в глотку. Но, конечно, он этого не сделает. Он очень нежно коснётся шеи языком, совсем слегка прикусит мочку уха, коснётся губами виска, и слегка сожмёт соски супруга пальцами, вырывая у того нетерпеливый стон... Я чувствую себя карамелью Антонин обязательно уложит его на кровать, поцелует в уголок губ, превращая Гарри в ничего не смыслящую лужицу, спустится мягкими покусываниями к ключицам, прикусит чувствительны соски, а после этого Гарри уже не сможет осознавать реальность. Он будет таять под горячим дыханием супруга, выгибаться ему навстречу, стонать и просить о большем. Я чувствую себя карамелью Антонин слизывает капельки семени с живота супруга, довольно вздыхает и долго-долго любуется видом своего расслабленного Избранника, раскинувшего руки и ноги в стороны, открывая доступ к своему обнаженному телу. Он горит под похотливым взглядом всё ещё неудовлетворённого мужа, горит, когда столь сильные руки подхватывают его под бёдра, горит, когда Антонин вбивается в его тело, горит, когда с животным рыком мужчина насаживает его на себя особенно сильно и замирает. — /Мы/ любим тебя, /наш/ Гарри. Я чувствую себя карамелью Зверь внутри Антонина смотрит на Гарри не менее голодно, от чего юноша едва находит в себе силы спокойно находиться рядом с супругом. Зверь тоже облизывает его взглядом, обхаживает, обнюхивает, /радуется, что его/. Не делится ни с кем, не позволяет посторонним даже приблизиться. Стережёт свою «конфету» круглыми сутками, играет с ней, выжимая все силы из растущего организма. Гарри даже не уверен, что ему хватит сил дожить до старости и что инсульт от таких нагрузок не встретит его в неполные двадцать. В самых ранних и самых смелых мечтах подразумевалось, что это Гарри заездит взрослого и забитого жизнью супруга, но никак не наоборот... Теперь же, он сам иногда боялся лишний раз попасться ему на глаза и краснел как помидор от /понимающего/ взгляда. Долохов старательно удерживался от слишком частых /нападений/, давая своему супругу время и на отдых и на жизнь за пределами тех поверхностей, с опорой на которые происходили "акты залюбливания". Гарри чувствовал себя карамелью Когда Антонин призывно выгибался на кровати или нарочно забывал застегнуть рубашку и смотрел, смотрел, смотрел на супруга, Гарри, казалось, обретал невообразимую силу и был готов свернуть горы. Ну или нагнуть Долохова. О, Мерлин, когда дело касалось доминирования, у Гарри слетали тормоза. Покорность супруга, спорить с которым в обычной жизни было чревато «Нет. Потому что я так сказал» и магическими оковами, не выпускающими из дома, будоражила кровь. Обычно спокойный и рассудительный, под Гарри он превращался не просто в медведя, а в тигра. Гибкого, резкого и ненасытного. Поттеру не всегда хватало сил чтобы держать быстрый ритм нужный для наслаждения Антонина, не всегда хватало сил на грубые слова или действия... Но Долохов, получающий кайф от необузданности своего любовника, быстро доходил до нужной Гарри кондиции, когда даже умеренный темп мог довести его до оргазма. Гарри чувствовал себя карамелью Без неё ни один праздник не испортится, но с ней дети будут вдвойне счастливее, а взрослые могут добавить её в определённые напитки и стать радостнее. Антонину не нужно было своего супруга никуда добавлять, он наедался и напивался им и в чистом виде. Что бы он ни говорил о нелюбви к карамели - Гарри был тем самым исключением из правил и оба это знали. Я чувствую себя карамелью рядом с тобой Гарри, брызнув водой из ванны на супруга, тут же получает чувствительный щипок за задницу. — Ты что-то писал в блокноте? — Гарри отводит взгляд в сторону. — Да так... Глупости всякие... Про карамель. Антонин молчит какое то время, а потом сползает ниже под воду. — Я тебя тоже.