Ртуть и Сера

Он не знал, сколько времени прошло с церемонии отречения. Минуты? Часы? Месяцы? Время перестало существовать, а разум отказывался рассуждать логически. На короткие мгновения Терцо казалось, что он приходил в себя, но невыносимая боль давила на него так сильно, что он тут же проваливался обратно в забытье. В такие моменты все тонуло во мраке — вокруг была только бархатная, переливающаяся всеми оттенками черного тьма, в глубине которой звездной россыпью танцевали золотые искры. Одна пролетела практически рядом с его носом. Терцо хотел было дотронуться до нее, но от малейшего прикосновения искра с шипением рассыпалась на миллиарды пылинок, оставив после себя слабый запах тлеющих в камине поленьев. Что же происходило в тот самый момент? Он умер, ослеп или же впал в кому? И сколько еще продлится такое подвешенное состояние? Хотелось позвать на помощь хоть кого-нибудь. Но он с горечью осознавал, что остался в этом мире совсем один. Все это походило на ночной кошмар, но проснуться в тот момент было выше его сил. Один раз у него почти получилось выбраться из тьмы, но на тело сразу же навалилась невыносимая тяжесть. Он не мог пошевелиться, его сковывали давящие волны боли, становившиеся с каждой секундой все сильнее. Его будто заперли в железной клетке, прутья которой сжимались с ужасающей скоростью. Терцо простонал что-то невнятное, но издавать звуки и даже дышать стоило невероятных усилий. Откуда-то справа тут же послышалось испуганное оханье и грохот. — О, Темный Владыка! — воскликнул молодой, незнакомый женский голос. — Я думала, что он умер! — Да тише ты, — шикнул на нее кто-то, и было в этом шипении что-то зловещее, будто старые деревья скрипели на ветру. — Вот же не повезло, теперь хлопот не оберешься. — А он точно... — тут Терцо почувствовал, что кто-то бесцеремонно ткнул его в щеку, — точно живой? — Экая ты впечатлительная, — проворчал тот же противный старческий голос, но уже слева, — да не трогай ты его! Похоже, что за ним следили две Сестры Греха. Про себя Терцо усмехнулся — сейчас бы встать с постели и обольстительно их поприветствовать, насладиться мертвенно-бледными от испуга лицами, на которых не читается ничего, кроме ужаса. Он предпринял нечеловеческие усилия, чтобы пошевелить хотя бы пальцем, но ничего не вышло. Боль сковала его тяжелыми цепями. В какой-то момент он понял, что не может это вынести, и снова провалился во мрак. Туда, где мерцали прекрасные золотые звезды. Когда он проснулся снова — да и проснулся ли? — его окружала все та же непроглядная тьма. Правда, теперь она воспринималась иначе — как нечто должное и даже привычное. Где-то рядом снова послышался шорох. Похоже, он снова привлек к себе внимание сестер. На лоб легла чья-то мягкая и прохладная ладонь. — Да он весь горит, — снова этот молодой голос, полный беспокойства. — Может, лучше позвать упыря квинтэссенции? — Нет, — в ответ лишь протестующее брюзжание, не дающее возразить. — Нам не велено. Или ты хочешь ослушаться? — Значит, своими силами? — молодой голос задрожал. — Как хочешь. И стоит ли? Он умирает, это и так понятно. Не трать силы зря. В старческом голосе прозвучало веселье и даже некий триумф. И тут Терцо понял, что знает, кому он принадлежит. Сестра Ингрид. Он много слышал о ней: она руководила лазаретом Линкопии и весьма успешно, но слава за ней водилась дурная. Говорили, что те, кто прошел через ее «заботливые» руки, умирали чаще, чем пациенты подпольных клиник. До Терцо даже доходили слухи о том, что она любила ставить кровавые эксперименты на живых людях и упырях. Ему оставалось только порадоваться, что у него никогда не было повода посетить лазарет: в его распоряжении всегда были опытные упыри квинтэссенции, способные парой взмахов руки справиться с любой хворью. Но если эта старуха дежурила у его постели, то не стоило ждать ничего хорошего. Да и молодая сестра? Она, конечно, казалась неравнодушной к его судьбе, но что, если она заодно с Ингрид? Тут уж точно стоит опасаться, как бы они не подвергли его экспериментам или чему похуже. Но что может быть хуже теперешнего положения? Разве что... нет, об этом Терцо думать не хотелось. Размышления прервала внезапная жгучая боль в правом предплечье. Сдавленно захрипев, Терцо снова провалился в убаюкивающую темноту. Неужели он правда умирает? Но почему тогда за ним наблюдали так пристально? Пытались ли сестры помочь или же наслаждались его агонией? Не похоже было, чтобы они пытались поставить Терцо на ноги. Скорее уж смотрели, что может произойти, если жизнь продержится чуть больше в непослушном теле, будто он был для них не живым человеком, а очередным экспериментом. Но не так уж и трудно догадаться, кто отдавал им приказы — не иначе, как та женщина... создание... или что она такое? Наверняка она знала, что ему удалось разглядеть истинное обличье, которое она столько лет скрывала ото всех, а Терцо, как ни крути, стал невольным свидетелем. Он мог бы списать увиденное в тот день на пережитое потрясение, но он точно знал — галлюцинацией это не было. Скорее уж наоборот. Никогда еще все не было настолько реальным, будто в тот момент ему открылась истинная суть вещей. К тому же, ему не давал покоя еще один вопрос: почему для Секундо было так важно, чтобы Терцо остался жив? Неужели у брата были какие-то планы? Если так, то теперь нужно думать, как быть дальше. Да и к кому можно обратиться за помощью? Одни только мысли об этом пугали: допустим, у Терцо получится выжить, и что в этом случае делать дальше? Вряд ли кто-то в Линкопии захочет иметь с ним дело, раз уж даже его сиделками оставили всего лишь двух Сестер Греха, а не упырей квинтэссенции, которые могли бы в два счета решить если не все, то большую часть его проблем. Положение было бедственным. К тому же, он так и не смог понять, сколько именно времени находился в этом ненавистном состоянии. В те редкие моменты, когда, как ему казалось, он был в сознании, он пытался пошевелиться или что-то сказать, но безуспешно — чем больше он шевелился, тем сильнее его сковывали невидимые путы. Но однажды, когда он снова очнулся, его окружила звенящая тишина. На этот раз она не пугала. Было в ней что-то успокаивающее. Терцо понял, что совсем рядом находится кто-то, ступающий легко и бесшумно, словно тень. А может, этот незнакомец и в самом деле был тенью? Воображение услужливо нарисовало перед внутренним взором темный силуэт, оставляющий за собой легкий шлейф из уже знакомой россыпи золотых звезд. Кто же ты? Тем временем неведомый гость приоткрыл окно. В комнату тут же ворвались звуки летнего утра и запах свежескошенной травы. Даже если Терцо и умирал, то жизнь в аббатстве по-прежнему шла своим чередом: в аббатском парке щебетали птицы, Сестры Греха, сбившись в кучку, шептались о свежих сплетнях и звонко хохотали, обсуждая последние новости. Таинственный гость тем временем успел подойти ближе и сел на краешек кровати. Это было так знакомо, неужели?.. Так всегда делал Секундо, когда Терцо был маленьким. С замиранием сердца Терцо почувствовал, что его взяли за руку — перед глазами искры освещали непроглядный мрак, чуть ли не ослепляя и не давая даже разглядеть как следует силуэт посетителя. — Ваш брат хотел бы, чтобы вы жили, — произнес тихий и вкрадчивый голос. Странно. Терцо не услышал ничего, будто этот голос, звучал в его голове. Это сбивало с толку. Он даже не мог понять, мужчине он принадлежит или женщине. — Выполните его последнее желание. Боритесь со смертью, выйдите победителем из этой схватки. При этих словах звезды как будто засияли ярче. — Я тоже расстроюсь, если вас не станет, — голос помедлил, — возможно, мы встретимся снова, если вы выживете. Я буду ждать. И тут сияние погасло, оставив после себя тьму еще гуще той, что была раньше. Но Терцо запомнил этот бархатный голос, переливающийся в сознании, свет и тепло чужой руки. Произошло ли это на самом деле или было галлюцинацией? Да и кто это мог быть? Человек, упырь или... вовсе призрак? На фоне собственных размышлений еще более удивительным оказалось открытие, что этот кто-то, кем бы он ни был, не желал ему смерти. А наоборот хотел помочь. Светящийся и мерцающий силуэт до сих пор стоял перед глазами — это существо будто бы улыбалось, излучало тепло и заботу. Хотелось дать ему руку, попросить его разогнать тьму, закончить весь этот кошмар. Правда, Терцо ясно дали понять: только он сам сможет спасти себя — или убить, тут уж как повезет. Но после появления этого существа произошло чудо: оковы, сдерживавшие Терцо, будто бы сами собой спали, даже дышать стало легче. Мысленно поблагодарив своего неведомого союзника, Терцо решил, что выберется. Даже если ему придется побороться за собственную жизнь. Что-что, а это ему наверняка будет по силам. Пару дней спустя Терцо и правда стало лучше. Даже предплечье, отмеченное отвратительным клеймом, все реже давало о себе знать. Он свыкся с мраком, в котором находился, но теперь ему казалось, что потеряв зрение, он стал четче ощущать происходящее вокруг. Без труда ему удавалось различить грузную походку Ингрид, или когда в комнату входила и сидела рядом с его постелью молодая сестра. Как оказалось, ее звали Джоанна. Красивое имя. Интересно, сама она такая же красивая? Но это не важно. В мыслях Терцо она была чуть лучше Ингрид: нельзя было исключать, что действовали они заодно. Хотя, возможно, не все было потеряно. Как успел заметить Терцо, иногда старая карга на ходу душила все начинания и благородные порывы своей ученицы. Похоже, что Ингрид специально тянула время, чтобы сделать только хуже — при ней Терцо часто беспричинно делалось плохо. Но что бы она ни делала, его разум оставался ясным, стоило только вспомнить заветные слова, произнесенные приятным и ставшим за эти дни таким родным голосом. «Мы встретимся снова, если вы выживете». Обязательно. Терцо обязательно выполнит эту просьбу и выберется отсюда, чтобы найти его... или ее, и задать все вопросы, не дающие покоя. А пока он должен быть настороже, не забывать дышать и внимательно прислушиваться к каждому шороху, шепоту Джоанны с ее расспросами о пациенте и противному, как скрип старых половиц, голосу Ингрид, нараспев читающей литании. Терцо их ненавидел. После очередного «Отче наш» во славу Люцифера, прочитанного на прекрасной латыни, Терцо почувствовал, как его рассудок помутился. Неяркие звезды, заполнявшие его персональный мрак, стали медленно гаснуть, не оставляя и следа. Что-то острое вонзилось ему в шею, но он не смог, даже если бы и захотел, остановить своего убийцу. Снова непроглядная темнота и ощущение быстрого падения. Снова страх. «Прости, незнакомец, я не смогу выполнить твою просьбу», — только и успел подумать Терцо. Когда он снова пришел в себя, то уже лежал на земле. Вокруг были высокие деревья, ветки которых переплелись так сильно, что не было видно даже жалкого клочка неба. Лишь сумрак и густой, как молочная пена, туман, стелющийся по земле. Неужели он правда умер? И теперь его ждет незавидная участь заблудиться в чаще, где не существует дороги назад. Зачем же тогда были все страдания и жертва, которую принес его брат? Глупо, напрасно и быстро. Терцо обессилено опустился на колени и прислонился головой к толстому стволу дерева. Темная шершавая кора приятно холодила щеку. Он чувствовал, что горит — то ли из-за самого состояния, в котором оказался, то ли от безысходности. Не было сил ни подняться, ни бороться дальше, да и зачем? Зачем все это, если воскреснуть из мертвых невозможно? Но тут над ним промелькнуло что-то, сильно выбивающееся из общей картины. Терцо поднял глаза. На ветке прямо над ним сидела красная птица с широким, словно веер, хвостом и забавным хохолком на голове. Обыкновенная с виду птица, но смотрела на Терцо слишком пристально, будто внимательно его разглядывала. Терцо закрыл глаза. Не хватало только непонятно откуда взявшегося трепета перед обитателями леса. Конечно, птица могла за ним следить — в этом месте все казалось недружелюбным. Но сейчас это волновало его в гораздо меньшей степени, нежели обещание, которое он так не смог выполнить. А еще он подвел незнакомца, который пытался ему помочь. — Простите меня. Секундо, — к горлу подступил ком, — и ты, тот, кто пытался меня спасти. Кем бы ты ни был. — За что же вы извиняетесь? — снова этот голос, ставший до боли знакомым. Терцо вздрогнул и открыл глаза. По другую сторону дерева, рядом с которым он сидел, примостилась тень. Первое время она больше походила на темный комок только что состриженной овечьей шерсти. Вокруг того, что должно было бы быть головой, мерцали уже знакомые яркие, будто бы живые, звезды. — Я... — говорить было трудно, но стоило признать факт собственного поражения, — я умер, и мы не сможем встретиться. Он понял, что на него смотрят, хоть и не видел глаз. Так же приветливо, как и в момент их первой встречи, и Терцо был готов поклясться, что где-то в глубине этого сгустка живой и кипящей темноты пряталась улыбка. Только какой она была, он сказать не мог. Но все бы отдал за то, чтобы узнать. — Не бойтесь, — ответило создание, — вы пока не умерли. Но сейчас и не совсем живы. — Что это значит? — Терцо снова попытался вглядеться во тьму и уловить очертания лица. — Все просто, — создание наклонило голову. Звезды вокруг замерцали чуть ярче. — После того, через что вы прошли, нельзя не умереть. В метафорическом смысле, разумеется, — уточнило оно, наверное, чтобы утешить. — Подумайте хорошо, кем вы были. И кто вы на самом деле. Увы, для Папы Эмеритуса Третьего пути назад больше нет. Чтобы выжить, нужно умереть. — Чего я не могу понять, — Терцо мотнул головой, чтобы привести мысли в порядок, — так это жив я или нет. Вы ведь сказали, что я не могу быть жив, верно? Но я и не умер. По крайней мере, я же здесь. — Тогда вам для начала надо понять, где вы, — создание немного помолчало. — И понять, что вы действительно желаете. Сила Папы, что была вам одолжена, сделала вас своим рабом. — Я никогда не был ничьим рабом, — возразил Терцо. Он протянул руку к этому созданию, и оно не отшатнулось, а позволило к себе прикоснуться. Мягкое, как черные облака. Теплое, как сияние мерцающих вокруг звезд. — Я всего лишь запутался, — выдохнул Терцо. — Будто меня обманули, будто я остался ни с чем. — Вы ошибаетесь, — создание словно сжало его руку, — выход все еще есть. У вас есть способности, и вы сможете выбраться. — Что я должен сделать? Как мне найти эту силу? — Терцо снова попытался вглядеться во тьму, чтобы увидеть хоть что-то, напоминающее очертания лица. — Подумайте хорошо о том, что с вами случилось, — создание снова наклонило голову, а звезды чуть качнулись, но не перестали сиять. — Я не уверен, но, похоже, меня отравили. Старая ведьма Ингрид. Это было бы вполне в ее стиле. — Яд — не самое страшное, что может случиться. Вы сможете этому противостоять, — существо, похоже, снова улыбалось, — но только если осознаете себя самого. Не Папу. Себя и свою силу. — Себя? Но разве я и Папа — не одно и то же? Без меня Папа не сможет существовать, — Терцо обхватил руками плечи. Ему вдруг стало холодно. — Если у меня и есть какая-то сила, то я о ней точно не знаю. Тьма перед ним заколыхалась, словно взволнованная его словами. — Вы и понятия не имеете, на что способны, если захотите. Дело не в том, о чем вы знаете, — черный сгусток потянулся к нему и осторожно дотронулся до сердца. — Это живет внутри. Вы родились с этой силой и всегда подозревали о ее существовании, но боялись к ней обратиться. Пришло время заглянуть в себя. Выбор за вами, если вы хотите жить, вы должны отдать Смерти то, что она ищет. — Смерть всегда ищет жизнь. Терцо дотронулся до своей груди. Сердце все еще билось, но с каждой секундой интервалы между ударами становились все больше. — Вы ведь поможете мне? Скажите хотя бы, с чего начать. — С осознания. Прислушайтесь к себе. Но не к разуму, а к тому, чего хочет душа. Как только вы обретете себя, понять будет легче, — тьма снова зашевелилась, направляясь к Терцо, — но я могу помочь. Да. В путах далеко не уйти, а вы, как ни крути, весь в паутине. Терцо посмотрел на свои руки и пригляделся. В свете звезд, кружившихся вокруг загадочного существа, и вправду стало очевидно, что он весь покрыт тонкими нитями ядовито-зеленого цвета, чуть люминесцирующими в полумраке. Будто только выбрался из паучьего логова. Тень же, или чем бы оно ни было, приблизилась и «обняла» Терцо, заполнив все пространство вокруг него мягкостью и теплом. Это было приятно. Мысли перестали путаться и встали на место. Как только темнота отстранилась, он увидел, что в воздухе над ними повисла светящаяся сеть. Затем она ярко вспыхнула и растворилась в воздухе. — Вот так, — торжественно проговорило создание. — Спасибо, — Терцо поймал себя на мысли, что его переполняют восторг и нежность к его собеседнику. — У меня к вам так много вопросов. Я бы хотел узнать больше про брата, про вас... Создание только покачало головой — Терцо понял это по тому, как снова качнулись звезды. — Мне жаль, но я не могу больше оставаться здесь, с вами. — Скажите, мы когда-нибудь встретимся снова? — Терцо осмелился дотронуться до этого сгустка тьмы. — Возможно, — в темноте будто бы мелькнула улыбка. — В свое время. Главное — не отчаивайтесь. Вы сможете найти самого себя. С этими словами тьма исчезла так же внезапно, как и появилась. Руку обдало влажным, холодным порывом ветра, но Терцо почувствовал, что в его ладони что-то лежит. Перо. Длинное, ярко-алое, как лучи заходящего солнца. Как же птица связана с тем, кто являлся к нему в состоянии на грани сна и яви, на грани жизни и смерти? И кто он, его спаситель? Каждый раз, при встрече с этим созданием Терцо испытывал только теплые чувства. Ему правда хотели помочь, и он это знал. Просто знал! Наверное, это связано с тем, что это существо когда-то было призвано на службу Секундо. Когда-то Терцо и вправду считал, что лучше всех знал брата, но теперь он не мог с уверенностью сказать, чем именно тот занимался в свободное время. Для всех он был скорее кем-то вроде сварливого миллионера, решившего отойти от дел — завсегдатай местных баров, стрип-клубов, вечеринок и партий в покер с крупными ставками. Но ведь все это могло быть лишь ширмой для чего-то большего. Иначе как объяснить связь Секундо с загадочными существами, способными проникать во сны и являться людям при смерти? Хватаясь за холодный шероховатый ствол дерева, казавшийся серым в бесконечном полумраке, Терцо попытался подняться. На удивление движения стали даваться ему куда легче, но было что-то, что не давало покоя... Осторожно дотронувшись пальцами до шеи, он почувствовал, как в руке шевелится что-то. Сжав непонятное существо, Терцо машинально бросил его на землю. Паук! Черный, с ярко-зелеными прожилками на тельце. Засеменив мелкими, словно выведенными чернилами, лапками, он решительно устремился обратно. Но не успел. Терцо наступил на него, придавливая собственным весом. Раздался противный треск, скрежет и звук лопающейся стеклянной колбы, из-под подошвы ботинка потекла зеленая жидкость. Она темнела на глазах, все больше и больше уходя в землю. Терцо поежился. Вот откуда взялась паутина. Похоже, что здесь все происходящее наяву обращалось в символы, образы и метафоры. Да и само это место, что это вообще такое? Он огляделся по сторонам: ничего, кроме темных деревьев, сплетающихся ветвями где-то в вышине. И ни единого звука, шелеста, скрипа или завывания ветра — все будто существовало в вакууме, мертвое и безжизненное. Мертвое. Тут он вспомнил слова своего неведомого друга: «После того, через что вы прошли, нельзя не умереть». Но все это не похоже на то, о чем говорится в ритуальных книгах — Ад или чистилище так не выглядят, а уж Рай? Нет, это ему точно не светит. Что же остается в этом случае? Может, Лимб? На удивление Терцо совсем не было страшно. Скорее, теперь ему было любопытно на практике убедиться в существовании всего, о чем он когда-либо мог только прочесть в древних рукописях и манускриптах, за которыми его заставляли сидеть в детстве. Тогда он не понимал, зачем это нужно, но сейчас испытывал чувство благодарности к упрямым учителям, которые не отступились, пока Терцо не вызубрил всю теорию. Нежно поглаживая перо, лежащее в ладони, он шел непонятно куда. Просто чтобы не оставаться на одном месте. Возможно, он обречен на вечное скитание в этом сумрачном мире, но так он хотя бы сможет исследовать его и понять, что делать дальше. Существо, которое ему помогло, сказало, что выход есть, но он должен найти его сам. Это стоило обдумать. Возможно, раньше он мог не придавать значения знакам, которые видел, мыслям и словам, действуя больше по правилам, которым его учили. Но Терцо никогда не нравились долгие церемонии, чтения молитв и подготовки к ритуалам, которые он посещал с самого детства. В то время он был мечтательным ребенком и считал, что настоящее волшебство должно быть простым и очаровательным. Наверное, поэтому он видел и слышал то, чего не видели другие, чувствовал наперед, боялся раньше, чем происходило что-то плохое. Но потом все это исчезло. Он повзрослел, и прошлые мечты стали казаться глупыми. Разыгравшееся воображение — не более того. А сейчас, блуждая в сумрачном туманном лесу, он думал только о том, как вернуть упущенное. Если бы он понял раньше, что обладает силой, скрытой в то время от него самого, то смог бы развить ее, научиться ею управлять. Но теперь у него не осталось ничего, кроме сожаления об упущенном времени и надежды на чудо. Хотя чудо с ним уже случилось — при всей непостижимости произошедшего с ним нашелся кто-то, кто решил помочь. И он не должен подвести это создание, даже если оно — не человек, а всего лишь сущность, которую брат оставил в помощь Терцо. «Найти самого себя», — звучал в голове приятный бархатный голос. Кто же Терцо на самом деле? Папа? Нет. Уже нет, но кто же он без папской митры, всех регалий и способностей? Уж точно не самый обычный человек. До получения титула Терцо интересовался всем на свете. В то время власть еще не успела сбить его с нужного пути, ему хотелось знать о многих вещах, увидеть как можно больше, найти самого себя. А потом он узнал, что брат отдаст ему титул раньше положенного времени, и вся жизнь пошла кругом: все былое стало бесполезным, а дни погрузились в азарт перед предстоящими турами и концертами. Он был как хищник на охоте — напряженный до предела, не упускающий из вида ни одну деталь. В то время как демон, сидевший внутри него, требовал все больше и больше, не давая покоя. Возможно, именно в этот момент Терцо и потерял самого себя. Того, каким он был на самом деле. — Я хочу все исправить, — прошептал он. — Вернуть все это и снова стать самим собой. Кажется, ответ вполне устроил само пространство, в котором он находился. Терцо чувствовал это. Вокруг него все менялось. Неуловимо, постепенно нарастал шепот жизни, после мертвого безмолвия даже шорох листвы стал казаться оглушающе громким. Поднявшийся ветер подхватил перо, спокойно лежащее в ладони, и понес прочь, толкая в спину и самого Терцо. Неужели намек? Терцо не стал раздумывать — в тот момент терять ему было нечего, хотелось только одного: наконец-то покинуть лес. Он не знал, сколько бежал так, не разбирая дороги. Сначала перед глазами мелькали только казавшиеся бесконечными темные стволы деревьев, но затем они расступились, и он оказался на берегу озера. В небе, подсвечивая все вокруг алым сиянием, повисла полная, кроваво-красная луна. Перо спокойно лежало на поверхности воды так, будто сама водная гладь была сделана из безжизненного стекла. Терцо подошел к воде, чтобы забрать перо, но тут же одернул руку, в ужасе отшатнувшись. Из отражения пристально смотрел он сам, но в то же время не он. Папа Эмеритус Третий в полном церемониальном облачении. Вокруг горел лес, в воздух то тут, то там поднимались небольшие стаи летучих мышей, почти касаясь воды своими кожистыми угольно-черными крыльями. Терцо с трудом оторвался от этой картины и огляделся: ничего подобного на самом деле не происходило. Но Папа в отражении повторял все движения, не отводя взгляда, смотрел в самую душу, желая проверить на прочность и вынести вердикт. И Терцо знал наперед все его мысли: да, он сам — не более, чем отражение Папы. Нет. Это неправильно. Терцо заставил себя сделать несколько шагов назад. Увиденное его нисколько не напугало — Папа не смог бы причинить вреда ему, даже если бы и захотел. Скорее уж в текущих обстоятельствах этот образ стал чужим, сущностью, что уже давно живет жизнью, отдельной от своего создателя. Если подумать, сколько людей видели в Терцо его самого, а не Папу? Он мог бы пересчитать всех их по пальцам одной руки. Но сейчас собственное творение казалось слишком реальным, и Терцо знал, что Папа читает его мысли, наперед знает судьбу — уж он-то в полной мере обладал силой, которой сам Терцо теперь был лишен. — Отдать смерти то, что она ищет... В тот момент голос, которым он произнес эти слова, казался чужим. Словно с ним говорило отражение Папы, пытаясь выбраться через водную толщу на поверхность, к свету красной луны. Восстать из зеркала, в котором он заточен, поймать Терцо в свои объятия и никогда больше не отпускать. Терцо снова мельком взглянул на отражение и тут же отвернулся, стараясь скрыть от него свои мысли. Папа. Существует ли он в реальности, на самом деле? Или же он стал тем, кому попросту больше не суждено быть? Папа Эмеритус Третий, живая легенда, недостижимый идеал для многих. И Терцо сам был частью этого образа, которому вожделение и страсть публики придали качества столь желанные, но в полной мере недостижимые. Папа Эмеритус Третий был совершенен, а вот Терцо такого о себе сказать не мог. Но, с другой стороны, кто как не Папа сможет понять то, что задумал Терцо? Сможет одолжить немного силы, помочь выбраться из этого странного и неприветливого мира. Нужно только попросить, уговорить его, объяснить. По большому счету, им обоим уже нечего было терять. — Я знаю, что ты меня слышишь, — Терцо подошел ближе к воде. — С нами обошлись несправедливо, — отражение в воде стало ближе и артистично развело руками. — Я хочу вернуться. Вернуться, чтобы отомстить за нас. За Секундо. В этот момент Терцо понял, что уже по колено зашел в воду, что-то словно тянуло его дальше, вглубь. Но каждый шаг давался с трудом: вода в озере будто бы была воплощением колыхающейся ртути. — Ты ведь хочешь справедливости? — снова внимательный взгляд Папы из отражения. — Но мне нужна твоя помощь. На этих словах что-то невидимое дернуло Терцо за лодыжку, утаскивая все глубже в ледяную воду. Он сопротивлялся. Нужно не дать затянуть себя на дно — это единственный способ выбраться отсюда. Нужно и дальше разговаривать с Папой, нужно быть убедительным, нельзя останавливаться. — Только ты можешь мне помочь, — в тот момент он видел глаза, которые были когда-то его собственными, их взгляд пробирал до костей, — помоги мне, и я подарю тебе бессмертие. Вода поглотила его почти полностью. — Бессмертие, слышишь! — губы еле шевелились от холода, он фыркал и стучал зубами. — Нам надо умереть. Умереть. Но эта смерть ничего не значит, ведь ты будешь жить вечно, ведь люди будут помнить тебя. И тут вода поглотила его полностью. Он увидел, как вокруг из ниоткуда возникли сотни мертвенно-белых рук, которые желали прикоснуться, взять у него частичку жизни и опустить глубже, на самое дно озера. И он не мог сопротивляться этой силе. Таково было желание Папы Эмеритуса Третьего, он хотел видеть своего создателя. Даже не создателя. Неправильное отражение. И Терцо понял, что его услышали, когда увидел себя самого. Он был так близко, был таким реальным, словно до него можно было дотронуться. Терцо протянул руку, не испытывая особых иллюзий, но вздрогнул, когда его пальцы сплелись с чужими. Руки Папы были такими же холодными, как вода. Взгляд был тяжелым и осуждающим. Они вместе были на самом дне озера, сквозь толщу воды то и дело пробивались отблески красного света полной луны, придававшие белым призракам, которые опутывали их обоих, сходство со сгустками кровавой пены. Глядя в свои же, но такие чужие глаза, Терцо понимал: ему не удастся снова стать человеком, на которого он смотрит. Этот путь для него закрыт, и единственное, что он может сделать — подарить ему бессмертие, приложить все усилия, чтобы Папу никогда не забыли. Пусть теперь он не будет частью его самого, и они пойдут разными путями, память о прошлом будет существовать вечно. Похоже, что Папу вполне устраивала грядущая вечность, единоличным хозяином которой он станет — он наклонил голову, чуть кивнув. Или же Терцо сам сделал это движение, а отражение повторило. В глубине озера было не разобрать. В тот же момент толща воды надавила на него со всей силой, легкие обожгло холодом. Ему перестало хватать воздуха, он задыхался. Папа сжал его руку сильнее — мельком Терцо увидел, что белые призраки окружили его и впились в горло своими тонкими пальцами. Смерть от удушья. Что может быть лучше для кончины Папы Эмеритуса Третьего? Долго сопротивляться они не смогли. После бесконечных мучительных минут собственного убийства Терцо снова почувствовал, что падает во тьму. Но это длилось всего несколько мгновений, после которых он приземлился на что-то мягкое и вскочил, жадно хватая ртом сырой и промозглый воздух. С него лилась вода, будто он и вправду только что выбрался на сушу. Мир вокруг был темным, но мрак этот не был таким, как раньше. Неплотный и постоянно меняющий форму. Терцо поднес руки к лицу и, нащупав на глазах мокрую повязку, подцепил ее непослушными пальцами. Зрение возвращалось постепенно. Он сидел на постели в незнакомой комнате, слабо освещенной одной-единственной лампой на столе возле стены. Тут его привлек звук, сначала слабый, а потом усилившийся настолько, что превратился в брань и чьи-то всхлипывания. В углу за ширмой что-то происходило. Медленно встав с постели, Терцо, пошатываясь, побрел к источникам звука. Заглянув за ширму, он наблюдал странную картину: на полу возле стены, среди осколков стекла сидела девушка в сестринской рясе. Дрожа всем телом, она пыталась прикрыть лицо окровавленными руками, пока ее колотила грузная низенькая старуха. Ингрид. Он узнал ее всего лишь по паре красноречивых описаний, которые слышал когда-то давно. — Ах ты, маленькая шлюха, — ее вопль был похож на скрежетание ножа по стеклу, — думаешь спасти его? Думаешь, он захочет тебя после этого, признает тебя? Да что ты знаешь! Сейчас в этой Церкви нет никого ниже и грязнее его! — Разве что ты, — прошептал Терцо, поймав руку, занесенную для очередного удара. Сестра Ингрид медленно обернулась. В ее глазах читался немой ужас, будто она увидела утопленника, каким Терцо и был всего каких-то пару минут назад. — Мертвых нужно почитать, — хрипло продолжил Терцо, — иначе они могут вернуться и отомстить. Ингрид смотрела на него, словно загнанный зверь, пытаясь освободить руку. На идеально выглаженную белую манжету капала озерная вода иного мира, и Терцо надеялся, что эта вода навсегда въестся в её одежду, как память о том, что она пыталась убить его, но не смогла. Наконец он ослабил хватку и её отпустил руку. Ингрид отшатнулась к двери, а потом, одарив напоследок Терцо еще одним безумным взглядом, поспешила удалиться, громко хлопнув дверью. Терцо обессиленно опустился на пол напротив молодой Сестры Греха. Этот небольшой подвиг стоил ему всех сил, а ведь он только очнулся от бесконечного кошмара. — Ты ведь Джоанна? — голос Терцо был похож скорее на шепот. Она кивнула, не переставая смотреть на него с ужасом. — Джоанна, не бойся, я не обижу тебя. Но мне понадобится твоя помощь, как и тебе моя, — он указал на ее окровавленные руки. — Вы... это правда вы? С вами все в порядке? — сдавленно спросила она. — Я, — он убрал с лица прилипшие мокрые пряди. — Правда, я еще не совсем понял, кто я сейчас. Но это точно я. Тот, кто лежал в постели в этой самой комнате, тот, за кем ты ухаживала. Ну, или пыталась убить, уж этого я не знаю. — Я? — она снова прижалась к стене. — Нет. — Что здесь случилось? Терцо внимательно разглядывал осколки стекла, но никак не мог сфокусировать взгляд. Они словно оставались размытыми, но разлитую вокруг жидкость ядовито-зеленого цвета не заметить было невозможно. — Я разбила все склянки с ядом, — еле слышно прошептала Джоанна. Значит, все-таки они убивали его. Но сейчас Терцо не слишком-то и хотелось вникать в детали этого идеально спланированного убийства. — Вставай, — говорил он тихо, но властно, — нам нужно обработать твои раны. И помоги встать мне. Совместными усилиями они дошли до постели, где Терцо под чутким руководством Джоанны помог ей обработать порезы от стекла. Его руки дрожали, когда он наматывал бинты на чужие тонкие пальцы и запястья. Никогда прежде ему не приходилось делать ничего подобного. — Вы-то в порядке? — Джоанна бегло попыталась его осмотреть, но он остановил ее. — Все в порядке, — отмахнулся он. — Мне нужно отдохнуть, перед глазами все плывет. И действительно, он чувствовал себя ужасно. Усталым, замерзшим и подавленным. Наверное, никогда в жизни ему еще не было настолько плохо. Но были и определенные плюсы — он все еще жив и даже смог выполнить обещание, которое дал брату и его неведомому посланнику. Хоть какая-то радость. — Не хочу здесь оставаться, — он взял с постели плед, который принесла Джоанна, и закутался в него с головой. — Отведи меня в мою спальню, если её еще не отдали новому Папе. — Что вы, нет, — Джоанна помотала головой, — про нового Папу пока ничего не известно. Насколько я знаю, среди кардиналов сейчас ведутся ожесточенные споры, что же делать и кого поставить на ваше место. — Час от часу не легче. При упоминании кардиналов в нем проснулась ненависть. Наверняка очередные прихлебатели той женщины. Только и думают, как бы ей угодить. Похоже, и нового кандидата она выберет из их числа. Самого покладистого, все равно что поставить на место Папы щенка, который будет вилять хвостом и с восторгом выполнять приказы хозяйки. Терцо плотнее закутался в плед, осознав, насколько устал. Больше всего ему хотелось побыть одному в безопасном месте и продумать дальнейшие действия. Но Джоанна настояла на том, что ему нужно поесть. Так он добрался до собственной комнаты только час спустя, нервно озираясь по сторонам — в тот момент ему совсем не хотелось, чтобы его кто-то увидел. И дело было даже не в его внешнем виде, а скорее в самом факте его существования. Терцо кожей ощущал, что в Линкопии он стал чужим и нежелательным. Как только они оказались на месте, Терцо договорился с Джоанной, что она проведает его следующим утром. Похоже, она правда считала его кем-то вроде пациента. По большому счету, он таковым и являлся. Пришлось долго уговаривать её не приносить завтрак, но после неудачной попытки препирательств он сдался. К тому же, в том, чтобы не выбираться из комнаты, сейчас были и свои прелести — мало ли что могло его ожидать в аббатстве. Закрыв за собой дверь, он несколько раз ее проверил, осмотрел охранные знаки на косяках, затем убедился в том, что окна закрыты, а глифы под ними не стерлись. Хоть что-то хорошее. Наконец, немного расслабившись, он сел на пол и огляделся. Комната была такой же, как и тогда, когда он ее покинул, совсем ничего не изменилось, разве что пыли прибавилось. Его не было около пяти месяцев, но здесь как будто прошло всего пять минут. Он даже вернулся в том же, в чем и ушел: правда, рубашка была безнадежно испорчена, а брюки порваны в нескольких местах. Выбросить бы все это, не нужна ему такая память о пребывании в другом мире. Лишнее напоминание о том, что и сам он стал совсем другим. С ненавистью избавившись от старой одежды, он принял горячий душ и уже было собрался залезть в кровать, как увидел на одном из стеллажей буклет, который когда-то шел в комплекте с «Мелиорой». Закутавшись в одеяло, он медленно пролистал несколько страниц, пока не наткнулся на черное-белое фото. С него смотрел Папа, пробуждая воспоминания про обещания вечной жизни и славы. — Свобода стоила стольких обещаний, — прошептал Терцо, глядя на высокие своды потолка. Уснул он, так и не выпуская буклет из рук. С той ночи кошмары следовали за ним по пятам.