Ведьмам с волками не по пути

— Чëртовы оборотни, — раздражëнно пробормотала Урарака себе под нос и уже громче добавила: — Не шевелись. — Чëртовы ведьмы, — также раздражëнно ответил ей Бакуго, попытавшись оттолкнуть мягкие, но сильные руки, и зашëлся в сухом, разрывающем горло кашле. Во рту сразу появился омерзительно-металлический привкус крови. Хотя за последние сутки Бакуго успел к нему привыкнуть.       Урарака закатила глаза, понимая, что неожиданный гость в еë маленьком доме совершенно безнадëжен, и взмахнула рукой, накладывая простенькое заклинание. Всего лишь лишение возможности двигаться. И подвесила его в воздухе едва заметным касанием пальцев, чтобы спокойно стянуть грязные, окровавленные лохмотья, в которых угадывалась некогда зелëная рубаха. Бакуго, обездвиженный и потерявший опору, агрессивно зарычал, по-волчьи скаля резко удлинившиеся клыки, да попытался разорвать невидимые путы. Злой, но больше испуганный — от ведьм никогда не стоило ждать ничего хорошего, ведьмы пользуются кровью, развешивают по углам хижин полынь и волчьи ягоды, а в банках у них змеи, жабы и чьи-то органы. — Твоë рычание меня не испугает, пëс, — сурово сказала ведьма, ни капли не напуганная. А тон еë прозвучал, будто она взаправду отчитывала щенка, который попытался куснуть руку, вот-вот погрозит пальчиком.       Бакуго едва не задохнулся от возмущения на несколько мгновений, и негодование полностью заместило позорный испуг. Он свëл светлые брови к переносице. — Я оборотень, проклятая круглолицая! А ну-ка убери руки.       Та тяжко вздохнула и призвала воду, ткани и самодельные лекарства с полки. Чëрт бы побрал еë принципы, не позволяющие бросать раненых — хоть людей, хоть собак. Никогда ни к чему хорошему её мягкосердечность не приводила, но вот уже сотню лет наступает на одни и те же грабли. Волка она нашла на берегу реки и вообще-то, можно сказать, специально искала. Сначала были недвусмысленные знаки, потом сон, а утром, следуя ведьминскому чутью, пошла на реку за водой. А там обычно чистейший речной поток нёс с собой кровь. Пришлось Урараке идти вверх по реке, а ведь это могла быть и ловушка, и раненый человек из армии, а то и вовсе из охотников. Волчью тушу ей, конечно, не доставило труда принести домой, но вот вам и благодарность за то, что она собирается тратить зелья на него и вообще-то искренне хочет спасти. Рычит, скалится и пытается откусить что-нибудь — чёртовы оборотни.       «Никогда их не любила». — В городе всë так же…? — решила сменить она тему.       Урараке даже не нужно было разглядывать рану, чтобы понять — дело рук новых охотников, расплодившихся в городе. Инквизиторы, монахи, рыцари. Теперь всех отличающихся вырезали под корень, словно забыли, как раньше сражались бок о бок. Ранения этих охотников обладают единой аурой (уж с ними Урарака хороша знакома и не по своей воле), да и оборотни очень живучие, заживает многое в тот же миг — а здесь дыра с чёрными краями и не то, что не заживает, даже кровь не сворачивается. Был бы человеком, давно помер.       Бакуго перевёл взгляд ей за спину и даже перестал дёргаться, прокусывая нижнюю дрожащую губу до крови. — Ещë хуже. Великий инквизитор прибыл. Нас всë меньше. Поэтому я не могу здесь лежать, понимаешь ли ты, бестолковая ведьма?       Урарака, конечно, поняла, но с ответом затянула, будто не услышала. Методично обработала края раны вымоченной в отваре тряпкой, не боясь надавить — оборотень зашипел от боли, ему полезно. Она едва заметно поморщилась, сжала челюсти, потому что шрамы от огня по еë телу дали о себе знать, как и воспоминания о костре — до дрожи, до ужаса. Как бы она их не гнала от себя. Смерть фамильяра, удушающий смрад от обугленной кожи. — От тебя нет толку сейчас там. Но я пойду в город, помогу, чем смогу и принесу тебе новости, договорились, оборотень?       Бакуго смерил её взглядом, желая сказать что-нибудь злое и язвительное, но укусил себя за язык. От ведьмы несло палëным мясом и дымом костра.