gleam in wasteland/проблеск в пустоши

Ничего не меняется. Се Лянь просыпается в своей квартире двадцать второго этажа и приподнимается, с трудом открывая глаза. Напротив кровати большое панорамное окно, за которым виднеются белые клубы облаков. Он сверлит окно пустым взглядом около минуты, в очередной раз выискивая ответ на единственный вопрос: «Почему ничего не меняется?». Но его нет, есть только этот глупый, ничем не примечательный город с «одинаковыми» людьми, у которых одинаковые дела, одинаковая одежда, одинаковые дома, одинаковая причина существования. В прямом смысле всех этих слов. Неизвестно, сколько лет здесь царит такое однообразие, буквально сковывающее шею своими шипами некой обреченности. В комнате преобладает минимализм: все белых и серых тонов, рядом с кроватью тумбочка с настольной лампой, левее стоит маленький белый деревянный шкаф. Данная квартира — одна просторная комната, в которой несмотря на удобства всегда чувствуется дискомфорт. Се Лянь не мог к ней привыкнуть, не нравилась она ему. Он часто думал о том, что с тем же успехом мог поселиться в каком-нибудь заброшенном сарае, и то, там было бы гораздо приятнее находиться. Однако даже сараев тут не встретишь. Воспоминания о былой жизни с каждым днем становятся все мутнее и мутнее, их ведь даже записать нельзя. В этом городе вообще мало что можно, следят буквально за каждым твоим действием. Со временем привыкаешь. Благо, есть голова, в которую еще никому залезть не удалось. Будильник наручных часов, которые стоят на зарядке, издал привычное «Тинь-тинь». Юноша встал с кровати, закинув длинные каштановые волосы назад, надел неудобную белую обувь, отдаленно напоминающую кроссовки и подошел к стойке в кухонной зоне. Нацепил на правую руку эти черные часы, где красовались до боли надоедливые цифры «6:00». Тяжело вздохнул. Жизнь поступила с ним несправедливо. Так он думал. И со многими, кто оказался в этом городе — тоже. Се Лянь часто задавался вопросами: «Почему хорошим людям достаются самые тяжкие испытания? Неужели мир настолько жесток, неужто это суждение действительно оказалось правдивым?». Оказалось. Еще больше он убедился в этом, встретив, так сказать, брата по несчастью — Вэй Ина. Поделившись друг с другом своими историями, оба грустно посмеялись, взглянув на свои безжалостные судьбы. Хотели помочь людям? Помогли. Чего добились? Заточения. Они и не планировали получить что-то взамен, делали это с чистыми намерениями. И все же не понимали, почему все обернулось так, как обернулось, почему пришлось принять жестокую правду того, что в большинстве людей нет ничего, что могло бы заслужить похвалы. Абсолютно ничего. В глубине души каждый из них все еще верит в людей, но эта капелька надежды такая маленькая, что, кажется, в любой момент может исчезнуть без следа. Им не хотелось, чтобы она исчезала. Сейчас что один, что второй, без своих нынешних способностей находятся в необычном месте, которое издавна называют «Зандр», куда сослали всех якобы «преступников». Однако эту тюрьму, с какой-то стороны, даже тюрьмой то сложно назвать: выделяют каждому жителю квартиру, дают работу (неприятную и нудную, конечно, зато не придется днями-ночами сидеть в комнатушке), еду. И целых два часа морального отдыха в неделю, когда каждый может с кем-то пообщаться или заняться своими делами. Разумеется, за эти два часа ничего толком нельзя успеть. Первое время Се Лянь просто выходил прогуливаться на улицу, но если дискомфорт приносила ему его квартира, что сказать по поводу города снаружи — непонятно. Есть ли слово, в эмоциональной окраске выше «дискомфорта»? Там просто отвратительно. Не только из-за еще более душащего однообразия: в «городе» одна широкая центральная дорога, вдоль которой расположены здания, где живут преступники, также есть центральный круг, расходящийся еще на три дороги: вперед, влево и вправо. Те тоже имеют развилки, все ведут к местам, где жители города работают с утра до позднего вечера. Вдобавок к этому снаружи все эти постройки снизу доверху заклеены специальным «зеркальным стеклом», в котором отражалось всё вокруг. По сути это «вокруг», конечно же, совершенно ничего из себя не представляло. Все бело-серых тонов. Пусто и заурядно. Когда видишь свое отражение на фоне этого всего, на душе становится еще хуже. Се Лянь не любит свое отражение, не нравится оно ему. В молодости он часто засматривался на себя в зеркале: являлся красавцем наследным принцем, как никак! В молодости. С тех пор прошло девятьсот тридцать семь лет, он также спрашивает себя о том, как еще не свихнулся в этом месте, это определенно какое-то чудо! За восемьсот лет, за триста сорок две тысячи дней, за восемь миллионов двести восемь тысяч часов. В минутах представить страшно, в секундах и подавно. Многие свихнулись. Кто-то и месяца не выдерживает. Но Се Лянь стойкий и сильный, волевой, способный терпеть до самого конца. Пока что неясно, существует ли для него хоть какой-нибудь конец, но он был бы очень рад, если бы существовал. «Как жаль, что я не могу умереть…» — скверная мысль, проносящаяся в голове минимум раз двадцать за сутки. Се Лянь в первое время всячески пытался себя убить, в итоге его сковали и привели к местному психиатру. Врач назначил успокаивающие препараты, парню приходилось принимать их в течение нескольких лет, до того, пока ментальное здоровье плюс-минус не стабилизировалось. Все же с давних пор эту мысль с сожалением приходится отпускать. Если преобладающее количество людей в Зандре умереть может, он — нет. Милость «Владыки», заключавшаяся в «оставлении» бессмертия в качестве специальной проклятой канги, отныне невозможно назвать милостью. Мало того, что приходится жить в этом странном месте, еще и вторая канга всю удачу отнимает. Было бы что отнимать, Господи! Се Лянь смутно помнил произошедшие девятьсот тридцать семь лет назад события, только какие-то особо эмоциональные отрывки, включающие в себя ужасную смерть родителей, поветрие ликов, гибель своего народа, уход Му Цина и Фэнь Синя. Из хорошего запомнился только малец, свалившийся со стены, ох и намучился же с ним! Любой другой на месте Се Ляня давно бы перекинул все беды на него, мальчик рожден под несчастливой звездой, по словам советника, он чуть ли не прямым олицетворением неудач являлся. Жаль, что этот малец наверняка уже погиб, думается ему. Се Лянь переоделся в обычные белые одежды, что носил в этом городе каждый, взял в руки черную прямоугольную сумку и как обычно со спокойным выражением лица направился к лестнице. Спускаться с двадцать второго этажа долго, но ничего не поделаешь. В свою первую встречу с Вэй Ином они договорились ровно в 6:04 подходить к лестнице, чтобы спускаться вместе. Вдвоем было не так одиноко. Хорошо, что живут на одном этаже, и грустно, что познакомились всего тринадцать лет назад, когда Вэй Ина сюда заселили. Вэй Ин тогда тоже был молодым юношей лет девятнадцати, удивительно, прошло столько времени, а его внешний вид почти не изменился — все такой же красавец! Оба встретились своими усталыми взглядами, выражающими лишь печальное принятие всего происходящего вокруг и, едва улыбнувшись, ступили на белую лестницу, откуда уже спускалось большое количество людей с такими же кислыми минами. До ушей доносятся лишь шаги по лестнице всех преступников, смешанные с тихим дыханием каждого. Вроде ничего примечательного, но атмосфера гнетущая, как обычно неприятная. Ничего не меняется. Для одного — девятьсот тридцать семь лет, для другого — тринадцать. Толпа, представляющая из себя одно целое, заполнила широкую центральную улицу. Для Се Ляня и Вэй Ина здесь все равно пусто. На асфальте улицы черным цветом нарисованы указатели, Се Лянь уже наизусть выучил все маршруты. Дойдя до большого нарисованного круга, друзья попрощались и разошлись по разные стороны, каждый шел на свой сектор. Путь разделился на три развилки-дорожки, Се Лянь повернул на левую и умеренным темпом дошел до нового, пока что тринадцати-этажного здания сектора А, такого же вида, как остальные: высокое, покрытое зеркальным стеклом. С остальной группой людей поднялся на самый высокий этаж, открыл свою сумку, достал маленький молоточек. Все преступники и грешники, работающие в этом секторе, встали в ряд: их было около сорока человек, включая Се Ляня. Ровно в 6:30 к ним поднялся человек в длинном белом плаще без лица. Он подходил к каждому, протягивая по стеклянному кубику размером с кулак взрослого мужчины. В чем же заключалась работа живущих в Зандре людей? Каждый день тратить по одиннадцать часов на изготовление зеркального кубика, из которого, собственно, и строятся местные здания. Ежедневно сюда заточают все больше людей, такими темпами все расширяют город, строя новые дома для новоприбывших. Обычное стекло кубика превращается в «зеркальное» путем кропотливой работы маленького молотка над каждым миллиметром, с добавлением минимального количества духовной энергии в каждое «постукивание» этим самым молоточком. Процесс крайне сложный и нудный, к тому же долгий. Се Лянь за свое пребывание в этом месте изготовил около трехсот сорока тысяч таких кубиков, он добился такого мастерства в этом деле, что ему пару раз выделяли целый выходной в месяц! Как никак, парень торчит тут такое количество времени… Вэй Ину в Зандре тяжело. Очень. Все тринадцать лет он сравнивал с ни с чем несравнимыми муками, убивающими в нем его некогда яркую и веселую несмотря на большие проблемы вокруг личность. «Уж лучше бы по-настоящему умер» — мысли с Се Лянем были несколько схожи, вот только убить себя он не пытался и не особо хотел. Ему хватило убийственных ощущений в теле после уничтожения тигриной печати, после которой вместо ада почему-то сразу оказался тут. Ему даже тело восстановили… Три дня спустя, двухчасовой перерыв. — Се Лянь, меня переводят в твой сектор! — как-то слишком радостно воскликнул Вэй Ин. — Там количество и составляющее работы никак не отличается, — горестно вздохнул Се Лянь в ответ, — Но я рад, что ты будешь рядом. Главное успевай занять место около меня, чтобы мы вместе сидели над этим сущим кошмаром. — Конечно-конечно! С ума сойти, я до сих пор в шоке, как ты терпишь это столько лет… Сколько же людей тут умерло или лишилось разума за это время?… Наверняка ты перестал видеть многие знакомые некогда лица… — подхватив грустные нотки вокруг, тараторил Вэй Ин. — Ничего не переставал, — спокойно ответил второй, — Я ни на кого не обращал внимания. Для меня эти девятьсот тридцать семь лет — ничто, если быть откровенным. Когда ты появился, все более-менее обрело краски, рад, что смог найти друга, — Се Лянь тепло улыбнулся, взглянув на красивого темноволосого человека рядом. Два часа свободного времени оба проводили на просторной крыше своего «дома». Там установлено много скамеек, где все собираются пообщаться друг с другом в доступные часы. Каждую неделю в течение тринадцать лет двойка встречается тут, дискуссирует на различные темы, рассказывает о своем прошлом и так далее. Уже спустя пару лет Се Лянь и Вэй Ин по многим причинам относились друг к другу как братья. — Сегодня твоя очередь придумывать тему, — напомнил Се Лянь, — Что пришло в голову? — Мы столько всего обсудили, но пропустили одно важное чувство… — неловко начал Вэй Ин, принявшись сминать ткань своей широкой белой рубашки, — Любовь. — Ого, — снова улыбнулся Се Лянь, — Интересная идея. Действительно, и как мы ее упустили… Начинай. — Ты когда-нибудь любил кого-то? — напрямую спросил Вэй Ин, слабо понимая, с чего начинать такой разговор. Он в принципе в последнее время слабо что понимает, направляет большее количество своих сил на сохранение здравого рассудка, своего сильного и чудесного характера. — Думаю, да, — неуверенно ответил второй, — Семью, друзей, свой народ, природу, коллекцию мечей… — принялся перечислять Се Лянь, — Когда-то я любил вообще весь мир, если быть откровенным. — А конкретного человека? В другом плане, ну, ты понял… Насколько мне известно, и такое существует. — усмехнулся Вэй Ин, не понимающий, как можно доверить всего себя кому-то одному. — Существует, раз уж все об этом твердят, — пожал плечами Се Лянь, — Но у меня такого не было. Это все слишком смущает, я никогда не чувствовал внутренного или физического влечения к кому-либо, ибо мой путь самосовершенствования в целом сильно огораживает от таких вещей, — он договорил свою мысль и тоже спросил, — А ты? — Я тоже любил свою семью. И до сих пор, наверное, люблю. У меня было две семьи, если так можно сказать, та, что приняла в орден, и та, которую я создал сам. Мы жили на горе Луаньцзан, я тебе рассказывал когда-то давно, — быстро начал отвечать Вэй Ин, — Еще у меня была сильная симпатия к одному человеку, но там все так сложно, что жуть. В плане, во-первых, я ему вообще не нравился, он, наверное, даже ненавидел меня, во-вторых, этот человек в принципе был всегда ужасно далек от меня, — с нескрываемой печалью произнес Вэй Ин, — Просто я слабо доверяю людям с определенных пор. Мне было очень больно, кода тот звал в свой орден, чтобы наказать и переманить обратно на светлую сторону. А у меня выбора не было, по сути, и это ранило, что ли. Поэтому спустя все события, через которые прошел, пришлось скребя зубами похоронить это самое «теплое ощущение внутри». В общем, я рассказывал обо всем подробнее, а это… — Он? — вскинув бровь, переспросил Се Лянь, — Неожиданно… Да, я помню все, о чем ты говорил. — Я сам был удивлен, если честно. Вообще, прошло довольно много времени, прежде чем я осознал все, что ощущал, — Вэй Ин посмотрел на темно-серое небо позднего вечера; днем оно наоборот светло-серое. Интересно, им когда-нибудь удастся снова увидеть мир за этой стеной? Снова увидеть истинную небесную синеву, рассвет и закат, природу, услышать пение птиц, игру любимых музыкальных инструментов… — Жаль, что тот, о ком ты говоришь, не поддерживал тебя в тяжелое время, — ответил Се Лянь, прикусив губу, — Му Цин и Фэнь Синь почти все время были на моей стороне, знаешь, я сначала так злился на них за то, что они покинули меня в критической ситуации, но… — он опустил голову, — Надеюсь, они нашли лучшую жизнь. Вэй Ин и Се Лянь одновременно вдохнули побольше воздуха. В Зандре даже воздух сухой, как будто мертвый. Тут в общем-то едва ли ощущается жизнь. Они еще какое-то время болтали о том о сем, пока по городским колонкам, установленным на каждом доме, не раздалась трель, означающая окончание свободного времени. Люди спустились с крыш в свои комнаты, приняли душ и легли спать, ожидая следующий день. Понедельник. Се Лянь и Вэй Ин, как обычно, в 6:04 встретились у лестницы. Спустились вниз, вместе с остальной толпой прошли половину центральной улицы, дошли до круга и на этот раз повернули в одну сторону. Совсем скоро в здании добавится четырнадцатый этаж. «Названые братья» становятся плечом к плечу друг с другом, получают свои кусочки-кубики, присаживаются рядом в удобные для себя позы и берутся за работу. Проходит час. Се Лянь неизвестно который раз наполняет поверхность молотка духовной силой, стучит по стеклышку. В нем уже можно заметить свое отражение, еще не совсем четкое. Вэй Ин делает то же самое. Внезапно в этом самом отражении что-то плывет. Это тяжело заметить невооруженным глазом, однако Се Лянь замечает и всматривается в стекло чуть лучше, слегка прищурившись. Помутнения становятся все четче и четче, в конце концов, обретая какую-то форму по ту сторону мини-зеркала. Форма имеет светло-голубое свечение с двумя красными точками. Она превращается в бабочку. Маленькое, хрупкое хрустальное создание летает, казалось бы, где-то внутри кубика. — Вэй Ин… Это… — тихо зовет своего друга Се Лянь. Второй ошарашенно смотрит в кубик своего приятеля, стараясь максимально сдерживать свои эмоции. Все остальные сидят довольно далеко, поэтому, хвала небесам, не могут увидеть это и услышать их диалог. — Я не знаю… — дрожащим голосом проговорил Се Лянь, не видевший чего-то подобного уже как восемьсот лет. Вроде бы такая мелочь, но на глаза наворачиваются слезы, — Это не галлюцинация? Ты тоже это видишь?.. — Я тоже вижу, — выдохнув, ответил Вэй Ин, пораженный до глубины души. Он видит другие цвета помимо белого, серого и черного. Ярко-красный и нежно-голубой. Это так завораживает, что поистине хочется расплакаться…