***
География проходит ожидаемо скучно. Вера Степановна бубнит что-то под нос, тыкая указкой в разваливающуюся карту, которая, судя по виду, еще Ленина помнит. Одноклассники сидят в телефонах, спят на партах, ковыряются в носу, занимаются чем угодно, кроме географии. Тот, кто составлял расписание и ставил такой нудный урок последним, — садист. В середине урока дверь тихонько приоткрылась. В щель просунулась голова Сергея Борисовича, который посчитал по головам присутствующих, сверился со списком, что-то записал в блокнот и так же тихо исчез, прикрыв дверь. Вера Степановна ничего не заметила.***
После урока Шастун на всех парах мчится к выходу. Его цель — смыться из школы максимально быстро и не попасться в руки Попову. Вот позади лестница, часть коридора первого этажа, осталось свернуть за угол в холл, выскочить на улицу и незаметно пробежать по школьному двору. Ох уж это сладкое слово «свобода». Но тут Шастун слышит смех Арсения Сергеевича и резко останавливается, прислушиваясь. К смеху Попова добавляется голос Матвиенко. Руки Антона холодеют. Попов и Матвиенко в холле. Прямо у выхода из школы. Стоит ему повернуть за угол, как он попадется прямо в их лапы. Не раздумывая, Антон сворачивает в кабинет русского языка и литературы и закрывает дверь. — Антон? — Утяшева явно не ожидала увидеть его сегодня. — Д-да, Ляйсан Альбертовна, — Антон лихорадочно придумывает причину своего визита. — Я хотел спросить, не проверили ли вы наши сочинения? — Еще нет, Антон. Не было времени, — виновато разводит руками учительница. — Как там Ира? — Ее обследуют. С ней мама, — успокаивает Шастун. — Ага, поняла, — кивнула Ляйсан Альбертовна. В кабинете повисла неловкая пауза. Антон понял, что пора уходить. — До свидания, Ляйсан Альбертовна. — Давай, до завтра, — учительница развернулась к столу и стала перебирать какие-то бумажки. Антон медленно поплелся к выходу. Выходить в коридор страшно, но причин задерживаться в кабинете он не находит. Выйдя из кабинета, Антон останавливается, прислушиваясь. Голоса Попова и Матвиенко по-прежнему в холле. Значит, идти в сторону лестницы они пока не планируют. Значит, именно это планирует Антон. Быстро вбежав по лестнице сразу на третий этаж, Антон добегает до туалета и скрывается в кабинке. Туалет третьего этажа — надежное укрытие. Сюда редко кто-то ходит, особенно в это время суток. Есть возможность перевести дух и обдумать, что делать дальше. Матвиенко и Попов стоят на выходе из школы. Вот нафига они там стоят? Осознание накатывает ледяной волной. По спине бегут мурашки, а зрачки ощутимо расширяются. Они ждут его. Они знают, что у Антона был последний урок. Матвиенко заходил, проверял наличие Антона на этом уроке. Они знают, что после урока Антон неминуемо выйдет через эту дверь. И Арсений Сергеевич по неуверенному «угу» Антона наверняка понял, что Шастун не горит желанием идти в эту страшную для него тренерскую. И они решили перехватить его, Антона, на выходе из школы. Ощущение безысходности и абсолютной беспомощности сдавило грудь. «Думай, Антон, думай. Может, в окно? На окнах первого этажа решетки, а со второго и выше прыгать опасно. Если поймают — запишут в психи-суицидники. Запасная лестница! Запасная лестница ведет к эвакуационному выходу из школы! Если она открыта, и если выход открыт, и если удастся пройти коридору без угрозы быть пойманным… Слишком много «если». В кармане завибрировал телефон. Плохой знак. Антон нехотя читает SMS. Арс: Где ты? Может, ответить, что уже ушел, и извиниться, что забыл про встречу? Снова вибрация. Арс: Я знаю, что ты еще в школе. Знает он. Ну конечно, знает. Теперь у Антона не остается ни малейших сомнений, что ждет он именно его. Новое сообщение. Арс: Долго бегать от меня планируешь, заяц? Нам НАДО поговорить. И тут Антон понимает, как он устал за сегодняшний день. Устал бегать и прятаться. Устал сам себя накручивать. В какой момент жизни он свернул не туда? Почему он, лидер класса, а де-факто и пример для всей школы вдруг целый день с выпученными глазами прячется по туалетам от нового учителя и планирует побег через окно? Какая глупость. Надо быть смелым. Ну не убьет же он его, правда? Вздохнув, Антон пишет ответ.Я: Иду в тренерскую
***
Антон стоит перед дверью тренерской уже минуту. На этот раз он ее не крестит — в прошлый раз не помогло. Собрав всю волю в кулак, он этим же кулаком коротко стучится, слышит «да-да» и входит. — Арсений Сергеевич, вы хотели поговорить? — стараясь не выдавать волнения, берет инициативу в свои руки Шастун. — Хотел, Антон, хотел, — кивает физрук. — Присядь. Чай, кофе? — Не нужно, — нафиг чай и кофе, просто отпустите домой. — Антоооон, — снова применил любимый прием физрук. — Чай. Черный, — решив, что проще согласиться, чем объяснить свое нежелание распивать чаи с затрахавшим его мозг физруком, принимает предложение Антон. Арсений наливает мальчишке кружку горячего чая с бергамотом. — Как ты себя чувствуешь? С утра бегал в медпункт, — физрук начинает издалека. — Все нормально, — шмыгнув носом, отвечает Антон надеясь отделаться короткими ответами. — Как Ира? — предпринял еще одну попытку Арсений. — Обследуют, — пожал плечами мальчик. Разговор не клеился. Оба знали, зачем они здесь, но оба не понимали, как начать этот разговор. — Антон, — решился физрук. — М? — прикинулся шлангом мальчик. — Можешь, пожалуйста, подвернуть рукава? — Арсений несколько раз кивнул, задавая этот вопрос, будто подталкивая Антона довериться ему и побыть послушным. Ожидаемо. Антон отрывается от потягивания чая и задирает рукава худи. Арсений осторожно берет ладони парня в свои руки, переворачивает тыльной стороной вниз и внимательно рассматривает запястья. — Откуда это у тебя? — с болью в голосе интересуется он. — Да так, — нарочито отстраненно пожимает плечами Антон. — Антон, — физрук аккуратно тронул мальчика за плечо, чтобы тот смотрел ему прямо в глаза, когда услышит следующий вопрос. — Ты режешь себя? Антон засопел, забегав глазами по стенам тренерской. Да, он шел сюда, зная, о чем его спросит физрук. Да, он был к этому готов. Да, он делал это очень давно и вроде даже смог с этим справиться. Но вопрос врача прозвучал настолько участливо и требовательно одновременно, что Антон почувствовал влагу в переносице. Вопрос склонял к безоговорочной откровенности, но мальчику захотелось наоборот закрыться. — Нет, — хрипло буркнул он, сглатывая подступивший к горлу ком. Физрук с болью во взгляде несколько мгновений оглядывал мальчика. Давить не хотелось, хотелось лишь помочь — вразумить мальчишку, чтобы он не наделал глупостей, как тот парень, который несколько месяцев назад умер на его хирургическом столе. А значит, рассудил Арсений, нужно сделать выбор в пользу благоразумия и убедиться в честности мальчика. То есть надавить. — Сними толстовку, — включив строгость, попросил он. — Что? — не поверил своим ушам Антон. — Ты слышал, — не поддался Арсений. — Я хочу посмотреть на ключицы и плечи. Антон мог бы возмутиться, но сил на яркие эмоции не осталось. День был полон переживаний. Хотелось покончить с этим как можно скорее. Он встал и снял с себя худи, не выражая никаких чувств. Арсений подошел ближе и внимательно осмотрел тело мальчишки. Не найдя видимых повреждений, Арсений разрешил тому одеться. Ему было неловко, что он выразил такое явное недоверие словам Антона и заставил его раздеться, прекрасно зная, что он стесняется раздеваться в присутствии других людей, особенно врачей. Но фарш назад не повернуть. В то же время он отметил про себя худобу мальчика, о чем и решил спросить. — Ты ешь вообще? — Ем. Часто, много и вкусно, — не скрывая раздражения, ответил Антон. — Я эктоморф, Арсений Сергеевич, как и вы. Что бы я ни съел, я не потолстею. — Я понял, — кивнул физрук. Еще несколько секунд молчания. — Расскажешь, откуда у тебя шрамы на запястьях? — все-таки решил добиться правды физрук, прекрасно понимая, что пока у них такой откровенный разговор, лучше выяснить все сразу. Он искренне переживал за мальчика, хоть и скрывал свой интерес за нарочитой строгостью. Антон вздохнул. Не хотелось ворошить эту тему. С другой стороны, вчера Арсений Сергеевич довольно открыто поделился с ним подробностями своей жизни. Антон решил отделаться максимально общими формулировками. — Несчастная первая любовь. — Несчастная любовь? — ответ Антона почему-то неприятно удивил Арсения. Если не сказать возмутил. — Настолько несчастная, что ты решил покончить с собой? — физрук покачал головой, ситуация казалась сюрреалистичной. — Ну, на самом деле, любовь была счастливой. Во всяком случае, с моей стороны. У нас все было даже слишком хорошо. Мне все время казалось, что так хорошо не бывает, — поделился Антон. — А потом в один день моя любовь пропала с радаров. Я весь извелся. — Он горько сглотнул. — Не хочу описывать свое состояние в тот момент. А потом моя любовь написала, что теперь со своей семьей живет во Владивостоке, а мне желает только счастья. Так я понял, что любил только я. Ну и вот. Ванная комната, ржавое лезвие, крик мамы, скорая, больница, реабилитация, психолог. Бывает. — он наигранно непринужденно пожал плечами, демонстрируя, что ему плевать на все это. Арсений молчал, его невозможно грустные глаза сейчас скопили в себе всю скорбь этого мира. Несмотря на нарочито безразличный вид мальчишки, он понимал, как тому было плохо. И как неприятно сейчас вспоминать это. Арсений и сам был в такой ситуации. Его тоже бросили, как ненужный мусор. У них с Антоном много общего. Антон молчал тоже. Тянулись минуты. Если бы Шастун курил, он бы сейчас скурил не меньше пачки. Он никогда не делился этим ни с кем, предпочитая справляться самостоятельно. И шрамы на руках отлично доказывают, что справляться он умеет, да. Несмотря на то, что физрук был с ним таким строгим, Антон почувствовал симпатию к нему. Кажется, это первый человек во вселенной, который спросил его, как он себя чувствует. Который понял его. Который заставил его рассказать, поделиться вслух, выразить чувства. Они спрашивают «что такое темная материя?» и «где темная материя?», но никто не спрашивает: «как ты, темная материя?». Вот и с Антоном так же. А Арсений спросил. И пусть он навязчив, но зато ему не все равно. Физрук нарушил тишину первым. — Мне жаль. Жестокая девушка, — грустно сказал он. — Парень, — вздохнул Антон, решившись быть честным до конца. — Что? — брови Арсения взметнулись вверх. — Жестокий парень, — пояснил Антон, уже морально готовясь к осуждению. В тренерской вновь повисла неловкая пауза. — Тебе нравятся парни? — Арсений покраснел. Стоп. Что? Арсений покраснел? И взгляд голубых глаз потеплел? Что? Что происходит? — Да-а-а, — неуверенно протянул Антон. — А что? — он внимательно следил за изменением эмоций на лице учителя. — Я… — Арсений сглотнул и несколько раз тяжело выдохнул. — Я в какой-то степени рад. Что? Рад? ШТА? — Почему? — невольно спросил Антон. Арсений тряхнул головой, сбрасывая наваждение и возвращаясь к образу строгого учителя. — Не бери в голову. Антон. Я понимаю, что эмоциональное потрясение, которое ты пережил, было чересчур сильным для твоего юного организма. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Но ты должен понимать, что самоубийство — не выход. Лучше плакать, разговаривать с близкими, обращаться за помощью в конце концов. Ты так молод, в твоей жизни будет еще много любви. Я вижу, какими глазами на тебя смотрят девочки в школе. Я и сам… В общем, Антон, пообещай мне, что ты больше никогда не попытаешься прекратить свои душевные страдания таким образом. Такая резкая перемена от понимающего человека до строгого учителя, так невовремя решившего прочитать моральное наставление, вызвала острое неприятие Антоном. Он ведь ему доверился, открылся, и ему даже показалось, что он нашел понимание в глазах физрука, а тот лишь затянул душную лекцию. Антон почувствовал злость. Резко захотелось ляпнуть что-нибудь такое, чтобы Арсению это тоже не понравилось. — Арсений Сергеевич, вы не представляете, как больно мне тогда было. И эти порезы, я скажу честно, помогли унять эту боль! — возмущенно выпалил он. Снова повисла пауза. — Антон. Мне не нравится, как ты говоришь об этом, — предупреждающе оповестил физрук. — Арсений Сергеевич, говорю, как есть, — надулся Антон. Голубые радужки потемнели. Он злился. Антону стало страшно и одновременно с этим иррационально радостно от того, что он смог побудить эту злость. Какой же Антон все-таки псих, а. — Заяц. Каждую неделю, вместе с пятками, будешь показывать мне запястья и торс, — с металлом в голосе отрезал врач. — Арсений Сергеевич! — попытался протестовать Антон. — Я все сказал! — подавил протест физрук. Антон опустил голову и засопел. Радость от того, что удалось вывести на эмоции этого чурбана, оказалась недолгой. — Кстати о пятках. Ты начал лечение? — еще строже спросил врач. — Угу, — сопя, промычал Антон. — Что «угу»? Я же просил сказать мне, когда начнешь, — злился физрук. — Простите, — неискренне извинился Антон. — Все. В понедельник первый осмотр, — отрезал физрук и открыл дверь тренерской, приглашая мальчика на выход. — Свободен. Антон вышел из тренерской, размышляя о том, как он влип. Как же унизительно будет каждый понедельник приходить сюда и раздеваться. Язык его — враг его. Угораздило же его тогда сказать про боль в пятках. Угораздило же проспать и забыть надеть браслеты! И зачем он разозлил Арсения? Плохой Антон. Плохой. Плохой. Плохой. Если день начинается не с чашки черного сладкого чая с лимоном, этот день будет очень неудачным. Сегодняшний день — очередное тому подтверждение.