Если пропустить тренировку, можно заболеть

Радужные оболочки Арсения темнеют на глазах. Этот фокус Антон уже видел, этим Антона уже не напугаешь. — Покажи, — голосом, не терпящим возражений, потребовал учитель. — Нет, — на этот раз Антон не намерен сдаваться так просто. — Антооооон, — попытался применить фирменный прием Арсений. — Что «Антон»? — укоризненно уточнил Шастун. — Вы полминуты назад сказали, что не будете трогать меня выше коленей. Ваши слова? Арсений устало потер переносицу. — Заяц, твое упрямство сейчас неуместно, — немного раздраженно уведомил он. — Арсений Сергеевич, это не упрямство, — возмутился пациент. — Это ситуация, которая проявит вас либо как бесцеремонного врача, которому плевать на чувства и страхи пациента, и которого интересует только болячка как задача, которую нужно решить, либо, как вы сами представились, физрука с функцией травмотолога, который не нарушает чужих личных границ, и которого не стоит опасаться. — Антош, — у Шастуна от такого обращения сжалось сердце. — Зайка моя, тебе же больно, а я могу помочь. У меня есть заживляющая мазь, я могу сделать компресс, могу облегчить страдания. Может, попробуешь мне довериться? — Арсений Сергеевич… — предупреждающе цедит Шастун. — Антош, — перебивает гневную тираду Антона Арсений. — Да, я помню, что сказал тебе, что не собираюсь трогать тебя выше коленей. И я не отказываюсь от своих слов. Но могу я хотя бы взглянуть? Оценить масштаб трагедии, так сказать. Я буду держать руки за спиной, обещаю. Парень смотрит в погрустневшие глаза Арсения и сдается. Снова эти обезоруживающие льды Арктики. Шастун делает мысленную пометку начать носить темные очки в присутствии физрука, чтобы спасаться от его гипнотических чар. Антон обреченно вздыхает и переворачивается на живот. Арсений подходит ближе. Шастун расстегивает пуговицу и молнию джинсов и, приспустив их, ложится неподвижно. Арсений молчит. Антон молчит тоже. Его нервирует эта ситуация. Наконец Арсений подает голос: — Антош, а можешь трусы тоже приспустить? У тебя довольно обширный синяк, границы которого скрывает ткань боксеров. Антон нервно вздыхает. Сгорел сарай — гори и хата. Шастун спускает боксеры вслед за джинсами. Арсений молча изучает пострадавший участок тела ученика. Его бы потрогать, надавить, оценить. Но нельзя предавать доверие юного пациента. — Заяц, я сейчас тебе дам заживляющую мазь. Она довольно быстро впитывается. Две минутки подождешь — и будешь свободен. Ты хочешь сам намазать мазь под моим руководством? Или все же доверишь мне это сделать? Антон вновь вздыхает и решается: — Давайте вы. Арсений кивает самому себе, отмечая, что Антон становится податливым и послушным, если с ним действовать лаской. Строгость же наоборот вызывает у Антона порой иррациональное желание спорить и сопротивляться. Арсений решает впредь действовать исключительно ласковыми уговорами, и ни в коем случае не пугать юношу наказанием в виде 20 отжиманий. Разным людям — разный подход. Капризным выпендрежникам — строгость, трясущимся бояшкам — ласка. Арсений выдавливает мазь на руки и осторожно круговыми движениями наносит по всей площади довольно обширного синяка. Пару раз пальцы Арсения оказываются непозволительно близко к ложбинке между ягодиц мальчика. В такие моменты Антон шумно выдыхает и изо всех сил напрягает мышцы. Арсений усмехается, но ничего не говорит, зато быстро отводит пальцы на внешнюю сторону бедра. Когда Арсений заканчивает процедуру, он просит Антона неподвижно полежать еще минутки две, чтобы дать мази впитаться. — Ну, вот и все, а ты боялся, стесняшка. Антон, сопя носом в кушетку, приподнимает бедра, натягивает трусы и джинсы на их законное место, после чего встает. Арсений отмечает, что цвет лица Антона сейчас сопоставим с цветом бордовых штор в тренерской, на которые падают яркие лучи рассвета. — Антош, ну чего ты такой красный? Давление поднялось что ли? Измерить? — улыбается Арсений. — Нет. — бурчит Антон. — Страшно было? — Арсению действительно интересно. Непостижима для него природа ятрофобии. — Стыдно, — нехотя признается Антон. — Зайка, ну что в этом стыдного? Ты представляешь, сколько задниц я перевидал за свою карьеру? — пытается урезонить Арсений. — Не знаю. Можно я уже пойду? — Антон не хочет объяснять врачу, что дело не в том, сколько и чего тот видел, а в том, что и кому Антон показывал. — Ну давай, иди. И, Антош, очень советую тебе изменить отношение к этому. Врач — просто врач, у нас нет цели сделать больно, напугать или смутить. Мы лечим и помогаем. — Угу. — промычал Антон и выскочил из тренерской.

***

Антон возвращается в кабинет математики в раздумьях о произошедшем. Действительно ли у него проблема с восприятием? Или все же оказаться с голой жопой в кабинете уролога-андролога (aka физрука) — в принципе сомнительное удовольствие для любого человека? В кабинете по-прежнему только трое одноклассников и Сергей Борисович. Антона гложет интерес, как бы в его ситуации чувствовал себя не-ятрофоб. Он подсаживается к Ире Кузнецовой, с которой они довольно дружны и часто общаются вне школы. — Ир, — шепнул Антон. — М? — вскинула брови девочка. Антон помялся. — А вот как бы ты отнеслась, если бы узнала, что твой учитель — врач? Причем не просто врач, а врач, к которому очень страшно и стыдно обращаться? — Хм, ты имеешь в виду, гинеколог? Проктолог? — уточнила Ира, задумавшись. — Ну, пусть будет гинеколог, — определился Антон. — Нууу, наверное, я бы засыпала его вопросами, — пожала плечами Ира. — Вопросами? Что? — Антону действительно непонятно, как можно задавать вопросы, а не бежать до Канадской границы от такого учителя. — Ну да. Вопросами о моем здоровье. Просто у меня есть много вопросов к гинекологу, а также некоторые жалобы, которые у меня никогда не получалось озвучить, потому что на каждом приеме присутствует моя мама и отказывается выходить, как бы ее ни выгоняли. Поэтому на приеме я всегда вру, что со мной все хорошо, и ничего не беспокоит. Мама довольна. — Это… ужасно, — искренне сочувствует Антон. — Да, наверное, — пожимает плечами Ира, — но я привыкла. Жду совершеннолетия. Антон отводит глаза в сторону и натыкается на пристальный взгляд Сергея Борисовича. У Шастуна не остается сомнений, что он слышал каждое слово и всерьез обеспокоен услышанным. Звенит звонок. Ребята собрали пожитки и выдвинулись в сторону литературы, которая у них стоит вторым уроком. — Ира, задержись, пожалуйста, — раздается голос Сергея Борисовича. Антон понимает, о чем хочет поговорить классный с его подругой. Он чувствует вину, что поднял эту тему и в некотором смысле подставил Иру под удар своим вопросом. Он мнется и не хочет оставлять Иру наедине с учителем. — Антош, ты иди, я отпущу Иру через несколько минут, — улыбается мальчику Сергей Борисович. — И дверь кабинета прикрой, пожалуйста, когда будешь выходить. Антон сглатывает и кивает. Он выходит из кабинета и закрывает за собой дверь. Прости, Ира. Ира поднимает на Сергея Борисовича вопросительный взгляд. Классный руководитель прочистил горло. — Ир. Я стал невольным свидетелем вашего с Антоном разговора. Это правда? — Что «правда»? — отводит глаза Ира, прекрасно понимая, что имеет в виду Матвиенко. — Что у тебя есть вопросы к женскому доктору, а также, самое важное, жалобы относительно твоего здоровья, которые ты хотела бы озвучить, но не хотела бы, чтобы их слышала мама? — терпеливо уточняет Матвиенко. — Ну… да, правда, — смущенно сопя, признается Ира. — Ир. Ты должна знать, что имеешь право на конфиденциальный прием. Если тебе неловко в присутствии мамы, врач обязан попросить ее выйти, — Матвиенко говорит очевидные вещи, но эти слова почему-то злят Иру. — Сергей Борисович, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Маму невозможно «попросить выйти», она считает, что должна знать абсолютно все о моем здоровье. Ее уговаривают выйти, ругают, выгоняют, но ничего не помогает, и я сдаюсь. На каждом приеме у любого врача присутствует она, — слегка повысив голос, раздраженно объясняет Кузнецова. — Ир, давай я поговорю с ней и объясню, в чем она не права? — Матвиенко искренне желает помочь девочке. — Сергей Борисович, не надо, умоляю. Еще не хватало вам с ней поругаться. Мне до 18-летия осталось ждать всего пару месяцев, после чего я стану сама ответственной за свое здоровье. Матвиенко помолчал несколько мгновений. Стратегия ожидания применима ко многим вещам, но только не к вопросам здоровья. Сергей Борисович как врач это прекрасно понимает. Осталось донести эту простую мысль до Иры. — Так, Ир. Я тебя понял, — кивнул он, желая показать, что он на ее стороне. — Но проблема в том, что эти несколько месяцев могут стать решающими в развитии патологий. Не хочу тебя пугать, но некоторые болезни могут обрести хроническую форму и за более короткий срок. — Я понимаю, — опустила голову Ира, всем своим видом говоря, что выбора у нее нет. Еще несколько секунд молчания. Матвиенко обдумывал варианты помощи девочке. Наверное, если у нее есть вопросы, он мог бы дать ей на них ответ. Может, ее жалобы и не жалобы вовсе, а просто непонимание, как функционирует ее организм? Он не узнает, пока не спросит. — Ир. Ты можешь озвучить жалобы и задать свои вопросы мне, — предложил он. — Что? Нет! — возмущенно округлила глаза Кузнецова. — Ир, — Матвиенко глубоко вдохнул и решил признаться. — Я женский доктор. — Что? — с недоверчивым смешком отозвалась Кузнецова. — Вы учитель химии! — Это сейчас я учитель химии, а до этого несколько лет работал на износ акушером-гинекологом, — сознался Матвиенко, с каплей горечи вспоминая работу в роддоме, постоянную боль и крики рожениц, ночные дежурства и совершенно изматывающий график. — Офигеть, — только и выдавила из себя Ира. — Да. Поэтому ты можешь в любой момент обратиться ко мне с любым вопросом, касающимся твоего женского здоровья. Я постараюсь помочь, проконсультировать или куда-то направить. — Я обычно консультируюсь с гуглом, — насупилась девочка. — Это опасная практика, — покачал головой учитель. — Почему? — Ну, попробуй как-нибудь загуглить любые незначительные симптомы. Например, кашель. Ты точно знаешь, что простыла, например, под дождем. Твоя мама тебе скажет, что это простуда, любой врач тебе скажет, что это ОРЗ, все друзья тебе скажут, что это простуда. А гугл тебе выдаст список возможных заболеваний, начиная от простуды и заканчивая раком жопы. — Сергей Борисович! — укоризненно усмехнулась Ира. Слышать такие выражения от учителя было очень непривычно. Но ей понравилось. — Прости, — тут же исправился классный руководитель. — Но ты поняла. Ты гуглишь незначительный симптом, гугл обязательно предлагает рак как возможную причину этого симптома. Ты начинаешь себя накручивать, переживать, бояться. А надо всего лишь заварить чай с лимоном, завернуться в плед, взять с собой кота и какое-то время поваляться в кровати. — Ну да, есть такое, — понимающе вздохнула Ира. — На мои симптомы гугл выдает воспаление, кисту, апоплексию, эндометриоз и рак яичника, — призналась она, с опаской ожидая дальнейших комментариев Матвиенко. Классный руководитель вмиг становится серьезным. — Ир, скажи честно, где у тебя болит? — заботливо попросил он. Девушка мнется пару мгновений. — Вот тут, — Ира приподнимает блузку и чуть опускает юбку, надавливая на участок кожи. — Вот тут, под косточкой? — уточняет Матвиенко, в голове начиная перебирать возможные причины боли. — Да. — Давно болит? — Конкретно сейчас не болит. Но периодически ноет, — смущенно отвечает Ира. Говорить о таком с классным руководителем очень стыдно. Особенно с учетом того, что он мужчина. — Как часто? — продолжает сбор анамнеза учитель, не замечая смущения девочки. — Примерно раз в месяц. — Когда болело в последний раз? — Неделю назад. — Как давно были месячные? — невозмутимо уточняет классный, не понимая, что он перешел черту. — Сергей Борисович! — возмущается Ира, давая понять, что на настолько личные вопросы она отвечать не намерена. Матвиенко понял, что зашел слишком далеко в своих вопросах, но без этой информации он вряд ли сможет помочь девочке. — Ир, это естественный процесс, — вздохнув, попросил быть откровенной учитель. — В этом нет ничего стыдного. И мне как врачу важно знать ответ на мой вопрос. Только как врачу, — он вскинул руки в капитулирующем жесте, как бы показывая, что он безоружен. — Три недели назад, — горько призналась девочка. — Следующая менструация через неделю? — подсказывает учитель-врач. — Да. — Ир, судя по всему, у тебя боли во время овуляции. Это нормально. Боль ведь длится примерно сутки? — … Да… — тихо согласилась она. — Кажется, все в пределах нормы, — осторожно сказал классный, внимательно следя за реакциями девочки. — Но все же, если переживаешь, сходи на УЗИ. Больше никаких болей нет? Ира стояла красная, как рак. — Н-нет. Ответ звучит неуверенно. Матвиенко нахмурился. У него появилось стойкое ощущение, что Ира недоговаривает и скрывает какие-то симптомы, чтобы он от нее поскорее отстал. Но такая скрытность может выйти ей боком. — И во время месячных? — осторожно уточнил он. — Сергей Борисович, пожалуйста, хватит, — взмолилась Ира. На ее глазах были готовы выступить слезы, и Матвиенко решает прекратить допрос. — Хорошо. Но ты просто знай, что в любой момент можешь подойти поговорить и задать все интересующие тебя вопросы. — Да… Спасибо… Спасибо вам большое, Сергей Борисович. — Не за что, беги давай на литературу. — Ага. Ира выскочила из класса и почувствовала, как встречный поток воздуха обдувает ее раскрасневшееся лицо.