Личная ответственность

- Матильда! Матильда! Мне кажется, я сошёл с ума. Я не только умею видеть людей, которых не существует в пустующих домах, но и слышу голоса. И буквально через минуту до меня доходит, что возможно это кричит дочка Агрипины на сбежавшего бобра. Я забыл, как называются эти крысы. Но если спать настолько хуёво и постоянно хлопать себя по щекам и бокам, пытаясь убить комаров, можно забыть даже своё собственное имя. - Матильда, мать твою за ногу! Я с трудом встал со своей неудобной кровати и подошёл к окну. Моя футболка упала и висела на одном гвозде. В доме напротив на подоконнике дымилась чашка с чаем. Отлично просматривалась полупустая комната с косым потолком, на полу видны были чьи-то тапки. Конечно, призрак деда Игната носил тапки и пил чай. Я открыл дверь и спустился вниз. Не смотря на десять утра, солнце жарило так, будто сейчас полдень в Греции. Но я не в Греции, и хриплые взывания принадлежали не гречанке. Из помещения с крысами вышла дородная молодая женщина с красными щеками и здоровенной рыжей косой до самой задницы. Копия тёти Груши, только моложе. - Доброе утро, - сказал я абсолютно чисто и звонко, как ёбаный школьник. – Я Антон. - Здрасьте, - хихикнула женщина или девушка, я ебал, кто она. – Ко мне можно на «Ты», мне ещё нет пятидесяти. Я не сразу допёр, что нужно смеяться, и хохотнул после минутной загрузки как конченый олигофрен. Она рассматривала меня, словно диковинную зверушку; пялилась, абсолютно не стесняясь, своими широко посаженными карими глазками под тяжелыми рыжими бровями. - Меня Таня зовут. - Очень приятно. Её щеки и шея пошли красными пятнами. - Надолго ты к нам? – спросила она и перекинула канат косы с одного плеча на другое. - Ещё не знаю, - ответил я и краем глаза заметил, как толстая крысиная жопа, лоснящаяся на солнце черным шёлком, медленно ползёт прямо по фасаду соседнего дома. Таня повернула голову в сторону моего взгляда и вскрикнула так, что остальные крысы забегали по своему загону в поисках спасения: - Матильда! Господи, Антон, мать меня убьёт, иди, лови её! - Что?! Но женщина уже тащила меня за руку куда-то к забору. В кустах смородины виднелась натянутая металлическая сетка-рабица, и в ней зияла дыра. От дыры протоптанная дорога вела прямо к огромной черешне. Ясно. Тётя Груша сюда ходит рвать чужие ягоды. - Я не умею ловить этих енотов, - взмолился я, продираясь сквозь ветки кустов. - Это нутрии, - строго сказала Таня и дала мне такого могучего пинка, что я вылетел в чужой огород, за секунду преодолев вековые заросли. - Давай, Антошенька, - орала эта бабища, убежав к вольеру. – Мотя еще там! На стене! Я пролез через бурьян, ободрав себе абсолютно всё: ноги, руки, шею, лоб… Двор действительно оказался абсолютно заброшен, ни единого намёка на живую душу, и парень, которого я видел, наверное, глюк и очередное доказательство, что я – всего лишь наркоман в стадии ломки. Мотя тем временем ползла по своим крысиным делам прямо по полотну виноградных плетей между первым и вторым этажом, но вдруг остановилась и завизжала: оказывается, застряла лапкой в щели. Я нашёл какую-то пробитую ржавую бочку у ворот и подкатил её к стене дома. Господи, надеюсь, я не провалюсь в неё, даже знать не хочу, какое говно там плавает. - Молодец! – ободряюще завопили из-за изгороди. – Хорошо придумал! А теперь подтягивайся! Я и так уже подтянулся, но охуев от крика, дёрнулся всем телом, а бочка ожидаемо покосилась под ногами и упала. Я повис на стене, держась за подоконник, а крыса от Таниного крика перенервничала так, что перешла на вторую космическую, сразу выскочив из западни. Она так быстро взлетела по винограду почти до самой крыши, что ударилась о железную водосточную трубу. С писком сорвалась, и я уж думал, что поймаю её на свой собственный еблет, но она стукнулась о выступающий подоконник и затихла. Мне оставалось лишь дотянуться до окна и схватить её. Я сумел подтянуться ещё выше и влезть на широкий подоконник. Но всё оказалось не так просто, потому что Матильда моментально пришла в себя и сиганула прямо в комнату. В этом полёте я попытался перехватить эту дрянь, но она просто выскользнула из моих рук, и я, как мешок с говном, упал на пол. Ударился плечом, матернулся, осмотрелся. Комната – один в один как моя: с единственной кроватью и полуоткрытым шкафом, только чистая и светлая, без пауков и плесени, и даже пахнет какой-то свежестью. Но моя цель сейчас не исследование чужого жилища, а поимка блядской нутрии, которая забилась под кровать и орала оттуда пронзительным визгом умирающей чайки. - Кс-кс-кс, Мотя, - позвал я её очень ласково, не решаясь протягивать туда руки. Ярко оранжевые огромные зубы никакого доверия мне не внушали, но и времени умолять её вылезти у меня не было. Я окинул взглядом комнату еще раз. На спинке стула висела та самая уебанская белая рубашка в мелкую чёрную клетку. Конечно, я её взял. Конечно, я накинул её на крысу и запеленал как какого-нибудь орущего, дёргающегося младенца. И в этот момент в комнату вошёл парень, неся в руках поднос с едой. И мы как-то одновременно замерли, стоя друг напротив друга в полной тишине. Даже Матильда перестала визжать, лишь трещали цикады за окном и где-то далеко прокричал петух. Весь подранный, взлохмаченный, в грязных шортах и со свёртком на вытянутых руках, из которого уморительно торчала маленькая голова нутрии, я выглядел как самый настоящий долбоёб. Парень просто немо открывал и закрывал рот, явно охуев от моего визита. Я почему-то решил, что лучшая защита это нападение, и нагло спросил: - Проблемы?! Чисто теоретически он мог бы сейчас втащить мне, а пойманную Матильду засунуть мне в жопу. И чисто теоретически он был бы прав. Но он лишь усмехнулся и участливо спросил: - Помочь? Бля. У него оказался приятный чистый голос с такой доброй интонацией, что я почувствовал себя зарвавшимся школьником перед степенным взрослым учителем. Хотя по виду не намного он был-то и старше. Это взгрело меня ещё больше. - Себе помоги, сельпан, - решил я его ещё и оскорбить. «Сельпан» даже не обиделся и прошёл мимо меня к подоконнику и поставил на него поднос. Аромат яичницы заставил мой желудок тихонечко заплакать, напоминая, что я ничего не ел уже два дня. Парень посмотрел вниз в окно, потом на меня и сказал: - Я даже не буду спрашивать, что ты делаешь здесь с этим хомяком. Могу просто предложить вывести тебя через двери. - Я могу предложить тебе пойти на хуй! – я посчитал, что он всё же должен до конца понять моё отношение к нему. – Живёшь тут и не знаешь, что это не хомяк, а нутрия. Да! Да, я запомнил, как они называются, так-то!! - Да что ж ты всё о хуях? – удивился парень и приблизился ко мне. – Неужели так хочется? - Колхозу не пристало шутить на гейские темы, - снисходительно сказал я, ощущая, как крыса расслабилась и потяжелела. Я, не обращая внимания, прижал её к груди и начал автоматически качать как ребёнка. Глаз же своих я не сводил только с этого парня, гадая, что он может сейчас выкинуть за проникновение в его жилище. - А я, может, хочу шутить на гейские темы, - он протянул руку и погладил уснувшую Матильду по маленькой макушке. – Так мило ты её укачал, не разбуди. - Так ты пидор, получается? – спросил я всё ещё в попытке унизить того, к кому ввалился домой. - А хоть бы и так, то что? – пристальный взгляд его был абсолютно беззлобным, и я проигрывал по всем фронтам. Он никак не вёлся на провокации, и я решил пойти на следующий, гениальный, по моему мнению, блеф. - А вдруг я тоже пидор? Удивительно. Его не перекосило, не стошнило, не вывернуло, он не пошёл вызывать полицию. - Прекрасное совпадение, - только и сказал он тихо. – Раздевайся тогда, раз пришёл. Я вылупил глаза. - Антон!! – заорала со двора Таня. – Ты шо там? Провалился? - Антон, значит, - улыбнулся парень, и я заметил, какие классные у него зубы. И вообще он красавчик, чего там говорить. Немногим меньше меня ростом, с правильными чертами лица, а ресницы пушистые, словно накрашены. Но, впрочем, пошёл он на хуй. - А ты, видимо, дед Игнат, - съязвил я. – Ладно. Веди меня на выход. - Спасибо, что разрешил, - засмеялся он: ну, блять, до чего же он няша! Я б сам себе уже втащил. – Пойдём за мной, хорошо? Я спустился за ним по боковой витиеватой лестнице и на последних ступеньках он придержал меня под локоть, как девочку. Я сделал вид, что не заметил этого, и пошёл в огород. - Так выход в другой стороне, - опешил этот странный. – Калитка же там… - У тебя в заборе дыра размером с Андромеду, - сообщил я, удивляясь, что он не знает, что творится в его доме. – И вообще. Хоть бы траву эту убрал, как ты тут ходишь, блин? - Я приехал три дня назад, - сказал он и вдруг провёл мне пальцами по щеке. – Жук. Но не волнуйся. Я обязательно выкошу весь бурьян, чтоб мои соседи не царапались об него при посещении. - Так-то лучше, - благосклонно кивнул я и пошёл по знакомому пути, так и баюкая спящую крысу. Таня, дежурящая у вольера, завидев меня, радостно всплеснула руками и приняла Матильду, которая, в свою очередь, проснулась и снова стала орать и биться в истерике. Мы поместили нутрию обратно к своим сородичам, закрыв дверь на огромную щеколду. - Ты такой молодец! – восхищенно прогудела Таня. – Уж думала, не справишься! Надо прорехи в заборе заделать, а то так и шмыгают через них! Мамка ведь бы за енту Матильду так бы отмандила, шо я пятый угол бы искала! Какой же ты здоровский-то, Антошка! Я кстати блинов напекла, пойдём – чаем тебя поить буду! Я явно нравился Тане. И я пошёл за ней, поторапливая, потому что мне очень хотелось есть, и еще очень не хотелось в глубине души, чтоб этот голубоглазый придурок услышал из-за забора наш разговор и надумал там себе чего лишнего. Это, в конце-концов, не его дело. Вся еда у Агрипины готовилась и употреблялась в отдельном маленьком домике под названием «Летняя кухня». Я вошёл за Таней, она сразу усадила меня за стол, накрытый липкой скатертью. - А где ты сама живёшь? – спросил я лишь бы спросить. В моей голове была только единственная мысль, что надо как-то переиграть то идиотское впечатление, которое я произвёл на своего соседа. - Я живу в конце улицы, рядом со школой, - Таня поставила передо мной кружку с чаем и пальцем выловила оттуда маленькую мошку. – Смотрю за лежачим дедом. Он скоро помрет, да и к лучшему это, прости господь мою душу грешную! Я признаюсь тебе, Тошка, - устала уже пролежни его мыть. Я почувствовал в горле тошнотворный комок. Пожалуй, чай – не лучший выбор, да и чего пить его по такой жаре? - Да ты пей, не стесняйся! - она села напротив. – Тош, а Тош? А девушка у тебя есть? Я решил, что моя выдуманная девушка станет прекрасным иммунитетом при попытке Татьяны меня закадрить. - Ну, типа. - А какая она? – жадно спросила Таня. – Как выглядит? - Ну, такая, - я попытался воспроизвести в своей голове какую-нибудь симпатичную внешность. – Высокая. Глаза такие светлые, голубые. Волосы каштановые. Пойдёт. - М, - заметно погрустнела девушка и съела в один подход целый блин, начиненный фаршем. – Любишь её? - Как бы да, - пожал я плечами. – А где твой парень? Ни за что не поверю, что у такой милой принцессы нет жениха. Конечно, я нассал ей в уши. Таня – не милая принцесса. Более того, она похожа на Пуджа, и сложно представить, сколько за неё можно получить опыта. Но не мог же я ей сказать: «Таня, ты грубая, жирная баба, которой по виду не двадцать пять, а сто сорок, а еще от тебя воняет потом и ссаниной». Это не по-христиански, особенно по отношению к человеку, который готов для меня делать блинчики. Таня покраснела от моего комплимента и смотрела на меня глупыми влюбленными глазами. - Какие тут женихи, - вздохнула она, поглаживая косу. – Одни уже женаты. А вторые – наркоманы. Третьи – всё вместе. И те - только дразнят меня… - В каком смысле «наркоманы»? – невинно поинтересовался я, сразу возбуждаясь при мысли чего-нибудь покурить, потому что сижу на стрессе уже какой день подряд. - Так у Сафожкина прямо во дворе конопля! Он её, не стесняясь, продаёт, даже малолеткам! Лично видела, каждую скрутку по пятьсот отдаёт, будто у него там на сто лет вперед заготовлено! - По пятьсот долларов? – округлил я глаза. Они тут охуели что ли? Это даже для Москвы дорого. - Рублей, каких долларов. - А где его можно найти? - Да они на школьном стадионе каждый вечер собираются. Висят на турниках… Стой-ка, - она грозно сдвинула брови. – Курить собрался, Антон? Я сдержался, чтоб не послать её к хуям, потому что, не её собачье дело знать, собрался ли я курить. Но Таня – персонаж непредсказуемый. Что, если она проломит мне череп своим огромным кулаком, если сильно обидится? - Знаешь, - я послал ей томный взгляд и слабую улыбку. – Мне сейчас очень трудно, малышка. А травка – всего лишь безобидная приправа к моей печальной жизни. Она поджала губы, явно вычленив из этого высера такое желанное слово «малышка». - Блин, как же тебе идёт зелёное, - я продолжил наводить тень на плетень. – Так подчёркивает твои классные рыжие волосы… Ты специально так оделась, да? Она сияла как медный таз. - Ладно, - я встал, отодвинув тарелку. – Спасибо за блинчики. Они были божественные. Это – единственное, где я не соврал. - Хорошо, - громко сказала Таня. – Я вечером домой пойду. Возьму тебя с собой. Покажу Сафожкина, так и быть. Но только один раз! А ты тогда сходишь со мной на танцы в эту субботу. Бля, а может, в пизду эту травку? - Я хочу, чтоб девчата обзавидовались, - мечтательно вздохнула Таня. – Они умрут, когда тебя увидят! Только что тебе это даст, крутится у меня на языке. Но я так хочу ощутить снова те прежние чувства, и это ожидание заставляет меня пойти почти на всё, что угодно. - С удовольствием, малышка, - улыбнулся я ей. – И спасибо за еду. Она расцвела как майская роза и встала мыть посуду Боже, как мало ей надо.