Личная ответственность

Pov Антона. Москва. Город, в который стремятся за собственными мечтами и надеждами. За своей реализацией. Днём привычная рабочая суета, а ночью волшебство в стразах припудренного кокетства столичных клубов. Молодые мужчины, желающие развлечься в майский вечер, выбрали клуб с неприхотливым названием «Стейси». О том, что там всегда невероятно весело говорят не только отзывы в Яндексе, но и какая-то девка, которая в невменяемом состоянии просто бьющейся рыбой выбрасывается из клуба прямо под ноги посетителям. Это сопровождается возгласами и улюлюканьем зевак, а дама даже не встаёт, пока какой-то мужчина не бросается ей на помощь. Но только вновь прибывшим парням не до распластавшейся красотки - они продолжают движение с намерением попасть вовнутрь «Стейси» без фэйс-контроля. И парню, на чьем пути лежит девушка, не приходит в голову ничего лучше, чем с брезгливой миной просто её перешагнуть. О, этот парень - я. И больше я ничего не помню с того вечера. - Антон! – батюшка стукнул по столу толстой ладонью так, что с полированной поверхности подлетели какие-то документы. – Что у тебя в голове, прости господи, опилки?! Отец мой - священник, имеющий сан и кучу регалий, входил в какой-то там совет при правительстве, и в определённых кругах был человеком весьма влиятельным. А ещё у него было восемь дочерей, причём от четырёх разных женщин. Я – от пятой, но и та не последняя. Нынешняя пассия моего батюшки вообще младше меня на два года. Но это неважно. Важно лишь то, что я – мальчик. Мужчина. Моё преимущество это член. Старшие сёстры – так, хуйня, всего лишь отцовские черновики своего главного творения. Именно так, я - небожитель, сокровище, наследник! Сёстры выйдут замуж, возьмут фамилии мужей и их потомство будет под гербами чужих домов, а я несу в своих яйцах гордую фамилию «Шастун» и продолжу её в своих детях. Все отцовские заводы-пароходы априори мои. Для меня осуществим любой каприз, будь то безлимитные банковские карты, свободное посещение университета, дорогие машины и тому подобное. И всё это благодаря удачному слиянию половых хромосом. - Антон, тебе двадцать два, - гулко сообщил папенька. – Когда ты возьмёшься за ум? В рабочем кабинете пахло дорогим деревом и тяжёлым сладковатым парфюмом, принадлежащим еще одному здесь присутствующему: толстому мужику в сером костюме. Он сидел слева от отца в глубоком кожаном кресле и разглядывал собственные пальцы-сосиски, скрещенные в замок. Моя голова гудит и плывёт над горизонтом. Я просто хочу уже уйти. - Ты никуда не уйдёшь, - отец угадал мои мысли. – На этот раз всё слишком серьёзно. Я оперся локтями на стол и закрыл лицо ладонями. Ну, что я сделал? Превысил скорость? С кем-то подрался в клубе? Сколько мне тут торчать, прежде чем, я смогу лечь спать? - Ты хоть помнишь, как добрался вчера домой? – с досадой спросил батя, явно и так зная ответ. Конечно, я не помню. Я даже не помню, где я вчера был. Точнее, мне не совсем хочется напрягаться, чтобы это вспоминать. - Это Иван Петрович, - отец решил представить мне своего гостя. - Он из… - Органов, - отрезал мужик, продолжая крутить пальцами. - Да, не будем вдаваться, - охотно кивнул отец. – Иван, будьте добры. Мужик на меня даже не смотрел. Наверное, неловко себя чувствовал при виде упоротого заносчивого уёбка, которого снова нужно отмазывать от очередной передряги. - Вчера на дорожные камеры попал автомобиль марки Киа Стингер, который на скорости примерно семьдесят километров в час двигался по Каширскому шоссе… - Семьдесят километров в час, - тут же встреваю я, поражаясь хуйне-вопросу. – И всё? - На капоте автомобиля явно прослеживался силуэт человека. Я даже не сразу понимаю, что он говорит. И о ком? Обо мне? Точно?... . - Не придуривайся, Антоша, да простят меня все святые! – покачал головой отец. – Ты сбил какого-то несчастного и прокатил его на капоте! И номер машины на камере виден даже из космоса! - Верно, - сухо сказал Иван. - Машина уходит в сторону Орехово-Борисово, там её отслеживание теряется. Данных о сбитом мужчине у нас нет. Сегодня около пяти утра ваше авто снова было замечено на Каширском шоссе, но уже с превышением скоростного режима. - Бля… - шепчу я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Я кого-то сбил? - И куда-то отвёз, - почти перешел на крик батюшка. – Может, это был не ты? Ты давал кому-нибудь машину? - Отец Павел, разрешите мне договорить? – с нажимом сказал мужик, ведя глазом в мою сторону. – У меня еще столько дел сегодня. - Да, конечно, молчу, - горестно вздохнул папка, кидая на меня разочарованный взгляд. – Извольте повествовать, милейший. - Первое: камера ясно запечатлела лицо Антона. Второе. Личность человека, попавшего на капот в момент выезда с парковки клуба «Стейси», как я уже говорил, не установлена. Вот как раз таки его лицо не видно ни на одной из записей, очень мешает капюшон то ли куртки, то ли толстовки. И третье. На лобовом стекле Киа Стингер, которая стоит у вашего дома, отчетливо видны частичные бурые пятна, внешне напоминающие кровь. И как вы можете догадаться, совокупность этих трёх фактов может привести к хорошему такому тюремному сроку. Вспышки памяти возвращают меня в прошедшую ночь. Я действительно взял Стингер, потому что мне нравится его прикольный оранжевый цвет. Я действительно приехал с пацанами в «Стейси» и даже припарковал тачку, а не бросил её на тротуар, как обычно, на радость работникам эвакуаторов. Но вот дальше всё как в тумане: музыка, полуголые девки, наш курьер с драгоценными свёртками. Мы закидываемся прямо в вип-комнате, через десять минут я ловлю приходы такой знакомой мне эйфории, мне даже кто-то отсасывает под столом, но это не имеет значения. Дальше просто провал. И лишь фрагментами всплывают кусочки памяти. Глухой удар. Чьи-то руки на лобовом. Рассвет над дорогой. По радио Imagine Dragons. - Да, - выдыхаю я и натираю пальцами веки. – Я действительно накидался и кого-то сбил. Но я не помню, куда я его отвёз… Я не хотел никого убивать… - Матерь божья, - откинулся в кресле отец. – Антон! - Так, давайте опустим причитания, - грубит мужик и откидывается в кресле. – Значит, что скажу, Паша. Это уже, наверное, миллионное нарушение ПДД твоим сыном. И если сейчас отвезти его на медицинское освидетельствование, которое выявит наличие наркотических веществ и алкоголя в крови и потянет лет на двенадцать, я всё равно смогу замять это, пусть даже в миллион первый раз. Но с провозом человека на капоте тачки – уж извините. - А я отблагодарю, - встал батюшка, и я замечаю, насколько на этот раз его взгляд заискивающий и молящий. – Я отблагодарю, как следует, дружочек! - Паша, - закатил глаза Иван Петрович. – Ну, ты подумай сам. «Стейси» - элитный ночной клуб. Туда не ходят простые смертные. Твой Антоша, прости за каламбур, подвёз явно сынка какого-нибудь прокурора или депутата, иные касты не посещают такие места в силу банального отсутствия средств на это. И я не собираюсь рисковать собственной башкой, отмазывая одного золотого ребёнка от причастия к возможной гибели другого золотого ребёнка. - Но что же нам делать? – голос отца становится тише, а я просто сгораю от стыда, и не потому что испытываю чувство вины, а от того, что банально не могу вспомнить, в какой момент я допустил наезд на человека, и почему я не остановил машину. Неужели под веществами я настолько стал себя не контролировать? - Рассказываю, - отрывисто произнёс Иван Петрович и встал из-за огромного дубового стола. – Отмывайте тачку и загоняйте в гараж. А Антона везите в какую-нибудь глушь. Ну, или заграницу. Прячьте парня, пока мы не установим, кого же он двадцать шестого мая в половину четвертого утра любезно покатал по шоссе. - А как же его учёба?! - А как же его свобода? – в тон спросил Иван Петрович, начиная злиться. – И потом. На носу лето. Какая учёба? Или ты считаешь, мы будем годами искать потерпевшего? - Но… - Пашка, я больше, чем уверен, что скоро мы найдём его. Прояви терпение. И уж, блять, как-то поговори с сыном, чтоб не садился за руль в очередном алкотрипе, ладно? - Я понял, - отец опустил подбородок, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Спасибо, Иван. - На всё воля божья, - хмыкнул этот здоровяк и, подхватывая небольшой кожаный портфель, направился на выход. – Не провожай, дорогой. На связи. Мы остались вдвоем с отцом, и он, услышав звук отъезжающей от нашего дома тачки, тут же позвонил по внутреннему телефону горничной. - Линь, несите чай и пригласите сюда Марию. Я перестал думать о лютом сушняке, головной боли и учащенном сердцебиении, это всё давно отошло на второй план. - Можно я пойду немного посплю? – сейчас я действительно считаю, что должен отпроситься, а не уйти по своему обыкновению, даже не попрощавшись. - Сидеть, - на меня обрушивается неприятный, приказной тон. – Мы еще не закончили! Через пару минут горничная принесла поднос с чаем на одну персону. От аромата лесных ягод страшно выворачивает, но и блевать особо не чем. Мой желудок пуст. - Звал меня, Паш? – в кабинет вплыла отцовская пассия, чуть не сбив молодую вьетнамку в розовой униформе, даже не удивившуюся такой невоспитанности. - Садись. Есть разговор, - отец устало указал на стул, и Маша села прямо напротив меня, морща свой маленький лобик. Я равнодушно разглядываю её аккуратные дутые сиськи в вырезе белой футболки. Маша даже немного выпрямляется, демонстрируя свои формы, но невинный взгляд её всецело сконцентрирован на отце. Вот шлюха. - Солнышко, - отец ласково накрыл ладонью её наманикюренную лапку. – Помнишь, когда мы были на юге Франции, ты рассказывала, что у твоей бабушки есть похожая вилла где-то на берегу Черноморского побережья? - Это не совсем побережье, - пискнула девушка, и стыдливый румянец проступил даже сквозь утренний макияж. – И не совсем вилла. - К чему ты клонишь? – у меня леденеют руки. – Я не поеду ни на какое побережье! - Солнышко, - отец проигнорировал мой протестующий возглас. – Это ничего. Пусть это будет даже самая аскетичная хижина, я готов принять любые условия. Мне важно согласие твоих благолепных родственников взять под своё крыло этого оступившегося агнца. - Он говорит, чтоб ты упросила свою бабку взять меня к себе жить, - расшифровываю я это подзависшей Маше. – А ты напиздела, и никакого дома там не существует. Да? Она пнула меня под столом. - Я сейчас же позвоню тёте Груше. Там прекрасные условия. Мне не нравится её тон. А ещё удовлетворенный взгляд отца. - Прекрасно. Иди, солнышко, звони. Девушка посылает отцу лучезарную улыбку, а мне достаётся крысиный оскал. - Завтра утром тебя повезёт наш водитель Артём. Иван сказал, что ни в коем случае нельзя светиться, проходя по базам авиаперевозчиков и тем более железнодорожных вокзалов… На машине конечно тяжело, но ты сам в этом виноват, сынок. И ещё. Ехать почти два дня. Поэтому собери вещи, - отец погладил пальцами витиеватый узор на фарфоровой чашке. – И верни мне все карточки. У тебя их четыре. Сказать, что я охуел – ничего не сказать. - Без проблем, можешь не возвращать, - не дожидаясь протеста, произнес отец. - Я всё равно заблокирую счета. - Но… как я буду жить? – я не слышу свой собственный голос. - Антон, я тебя предупреждал, - вздохнул батюшка. – Ты постоянно ставишь меня в неловкое положение! Я сам виноват, что дозволял тебе многое! Но если в моих силах ещё спасти тебя, то я пойду на это. - Так, а … - у меня реально пошла голова кругом. – За что мне там жить? В смысле, на какие деньги? - Я дам тебе минимальную сумму. Также переведу некоторые средства самой хозяйке. Не забудь сменное бельё и зубную щётку. Это важно. - Но почему не Испания или Италия? – я сижу, вцепившись в подлокотники, и отчаянно не понимаю, за что со мной так поступает сейчас мой родной отец. – У тебя друзья в Египте… В конце-концов, я могу пожить у мамы! - Мама сейчас на Бора-Бора. - И что? - Антон! - отец вдруг швырнул коллекционную чашку на пол, и от неё в разные стороны белыми птичками разлетелись осколки. – Ты мой ребёнок. Мой единственный сын! Ты не знаешь цены деньгам, не понимаешь, как я волнуюсь, как боюсь лишиться тебя! Тебе наплевать на свою жизнь, на семью! Но мне нет… И, может быть, Иван прав. Легкая встряска, выход из зоны комфорта действительно помогут тебе переосмыслить свои жизненные принципы, приобрести новые постулаты, взглянуть на самого себя со стороны… - Да блять! – я окончательно потерял самообладание. – Это так ты меня любишь?! Блокируешь счета, а теперь отправляешь в какую-то жопу мира?! Ебать, спасибо, на хуй! - И ключи от машины! – прокричал мне вслед отец, когда я, отбросив стул в сторону, прошагал к дверям. – Нет, от всех машин! Всё отдай Артёму! Сука, сука, сука! Меня тошнит над раковиной. Пустые рвотные позывы не дают ничего, кроме страшного раздражения. Почему именно я, именно я сбил кого-то?! Что этот долбоёб вообще делал в три утра на улице и как он мог оказаться на моём пути?! Почему из-за какого козла мне грозит тюрьма и лето в ебучем шалаше?! С чего это мой отец, который чуть ли не целовал меня в зад, вдруг решил заняться моим воспитанием?! Я опускаю голову над раковиной под струю холодной воды. Мне льёт за шиворот, заливает спину, пока, наконец, лихорадка немного не отпускает. Как теперь хочется жрать, господи. А ещё курить и чем-нибудь закинуться, утрамбовав это всё хорошим виски. - Простите, - слышится за дверью знакомый корявый акцент. – Антоан? Антоан? С вами всё хоросо? - Да, - я накинул на плечи полотенце и открыл дверь. На меня блестящими чёрными глазками пялилась Линь. Чтобы рассмотреть мои зрачки, ей изрядно пришлось задрать голову. Она очень маленького роста, а я под два метра. Конечно, для Линь я великан. - Что? – спрашиваю я, пытаясь отлепить от себя мокрую футболку. – Папенька отправил последить за мной? Думает, что я решил вскрыть себе вены, или закинулся снюсом прямо здесь? - Вы оченно… оченно красивый! – вдруг выдала Линь. - Извините! - Понятное дело, - я даже не удивлён, ведь это прописная истина. – Сделай, пожалуйста, пожрать? - Позьрать, - послушно повторила девушка. – Сисяс, только передам хозяину, сто с вами всё хоросо! Хорошо, блять. Я смотрел на её фигуру, удаляющуюся по длинному коридору, украшенному хрустальными люстрами и вазонами пёстрых цветов. За окнами отцветает весна, а я взял сам себя в заложники, и теперь моя жизнь летит в пизду. И это в мои неполные двадцать три.