***
Жарко. Косте было жарко, и он только на половине пути понял, что идет таким быстрым шагом, каким не ходил даже обычно. Ноги несли его так, словно не поношенные ботинки стягивали ступни, а золотые таларии красовались на лодыжках. Ему и в голову не пришло, что странное резкое повышение температуры и быстрый шаг связан с тем, что Рада его поцеловала. А потом, совершенно случайно заметив темный силуэт целующихся в свете теплой лампочки первого этажа этажки, Гром засмеялся себе под нос. Он знал Раду еще слишком плохо, но допустил возможность, что она ему… Симпатична? Наверное это было самое подходящее слово. Но главное, Костя не мог понять — почему. Почему внезапно появилась эта симпатия, на фоне чего, ведь между ними не случилось чего-то такого, что обычно сближает мужчину и женщину. Кроме этого нежного поцелуя, который и поцелуем толком не назовешь. Если бы Костя решился вместо Рады, он бы целовал совсем иначе. Однако в этом и заключалась своя прелесть произошедшего. Это не похоже на него, и от этого майор чувствовал ни то страх, ни то тревогу, ни то мандраж. Все это было одним чувством, но с разным подтекстом, и Костя, вопреки выслуге лет в своей профессии, не мог найти разгадку этой тайны. Самый настоящий висяк. Бодрым шагом Костя зашел в парадную дома Прокопенко. Через лестничные пролеты он пронесся пулей, перепрыгивая через одну ступеньку. И только у двери квартиры друга чуть не поскользнулся на гладкой плитке, кое-где потрескавшейся от времени. Грудная клетка вздымалась часто как после марафонского забега, и, улыбаясь непонятно чему, как дурак, Гром постучал в дверь. — Папа пришел! — послышался детский возглас, а следом женский смех и торопливые шаги. Дверь перед Костей открылась почти сразу же, и Гром сощурился от яркого света коридорной люстры. — Уже? А я думал, что ты гораздо позже придешь, — улыбнулся Федя, впуская Костю на порог. — Федь… — мотнул головой Костя, глянув на друга с легкой укоризной. Не в том направлении товарищ думал, ох, не в том… — Папа! — воскликнул Игорь и бросился обнимать отца. За пояс Игорь обнял отца что есть мочи, и тазовые кости сдавило настолько, насколько вообще можно сдавить с детской силой. Но даже это было ощутимо. Отстранившись от холодной куртки, Игорь поднял голову и улыбнулся. Глаза его удивленно округлились, и Гром-старший не сразу осознал смену настроения сына. — Пап, а это у тебя что?.. — мальчишка указал на щеку отца. Костя машинально мазнул пальцами по щеке, задев порез от лезвия бритвы. Взглянув на подушечки пальцев, он в недоумении моргнул. Красный след, но не от крови, хотя первая мысль была, что он задел свежий порез, и тот снова закровил. Но нет, это была не кровь, и стоило перевести взгляд на Прокопенко, Костя замер. — Это, Игорь, след от помады. — довольный, точно кот, проговорил Федор. — От помады… — эхом произнес Игорь и задумчиво глянул на отца. — Это как это? — Ну… — протянул Костя, глядя убийственным взглядом на Прокопенко. — Ну… Иногда на прощание целуют. Вот и остался след. — А-а-а… — кивнул Игорь. — Понятно… Тетя Лена, а ты поцелуешь меня на прощание? С этими словами Игорь метнулся обратно к тете Лене, что держала в руках курточку Игоря. Та с улыбкой ответила, что без этого никуда, и Игорь что-то начал щебетать ей свое детское и глубокомысленное, чего Костя уже не слушал. — Вот и надо было тебе болтать лишнего? — нахмурился Костя. — Сам же заметил, я просто подсказал. — пожал плечами Федя. — По чему я могу сделать вывод, что свидание выдалось удачным. — Да… — тихо ответил Костя. — То есть, чево? Какое свидание, Федь! — Ну ладно, ладно тебе! Я просто пошутил. Это была просто встреча… — …Просто встреча. — Со следом от помады на щеке… — Со следо… Федя! — Гром пихнул товарища в плечо, и тот отшатнулся. — Да ладно тебе, Кость. Ну тоже мне, как маленький! Чего ты противишься. Если нравится, так так и скажи, чего воду мутить. — Федь… — со вздохом проговорил Гром. — Знаешь… Я еще сам не понял. Ты прав, это так по-детски, но… Просто… После Наташи я как-то, ну… — Покрылся пылью, откровенно говоря, как старый комод. — Ну спасибо, дружище! — недовольно пробурчал Гром. — Но в целом, сравнение верное. — Так а я о чем. Костя смерил друга серьезным взглядом. — Я к тому, что… Это не входило в мои планы. Я не о том думал все эти годы. Я думаю о сыне, а если в моей жизни появятся какие-то отношения, вряд ли я ему буду уделять много внимания. — Вот именно, Кость. Подумай о сыне. Не знаю я эту твою даму, но если она хороший человек, то вполне могла бы… Заметить Игорю маму. — Федь, ну не начинай! — Да ты послушай! — Федя оглянулся на Игоря и Лену. — Игорек! Ты тут пока собирайся, а мы с твоим папкой выйдем покурим, лады? — Так точно! — с улыбкой ответил Игорь, запихивая в свой рюкзак все свои вещи. Выйдя на лестничную площадку, Федя побрел вниз по лестнице, доставая пачку сигарет и спички. Костя уже догадывался, о чем пойдет речь, и заведомо настраивался на то, чтобы пресечь этот монолог совести в самый ближайший удобный момент. Шагая медленно по ступенькам, Гром пытался отсрочить этот разговор, но вскоре перед ним заскрипела входная дверь парадной. Выйдя на свежий воздух, Костя вновь столкнулся с тем, что щеки его горят, и ему казалось, что в месте размазанной помады особенно горячо. Федор чиркнул спичкой по коробку, и по ощущениям этот звук был звуком выстрела. Костя знал, что за этим звуком последует бодрая тяга, а затем Прокопенко снова начнет ему полоскать мозги. — Кость, ты не пойми меня неправильно, я просто… Думаю об Игорьке, я не пытаюсь тебя критиковать. Ты может этого не замечаешь, но замечаю я. Мальчишка меняется, когда приходит к нам. Он от Лены практически не отлипает. Да еще сегодня весь день болтал о тете Раде и о том, какая она хорошая. А я уверен, что врать бы он не стал, и будь на ее месте какая-нибудь противная стерва, Игорь вряд ли бы отзывался о ней так. Показывал нам рисунок, хвастался. — улыбнулся Федор, делая новую тягу. — Просто пойми, мальчишке нужна материнская любовь. Так что ты зря так уворачиваешься от этих разговоров, Кость. Я ж как лучше хочу. Да и ты, если честно, с такими горящими глазами вернулся. Видел бы ты себя со стороны. Гром поджал губы и тоже прикурил. За весь вечер это была его первая сигарета, и никотин на языке казался вязким и странным. Сигарета не успокоила, только стала лишним поводом для раздражения, и Гром ее, почти целую, бросил нервно в урну. — Да знаю я, что ему нужна мама. Думаешь, я не задумывался об этом? Вот только вдруг окажется так, что он ее не примет? Я не хочу, чтобы мой сын чувствовал себя ненужным, пока я шашни кручу. И выбирать между ними тем более… — После того, что я слышал сегодня… Вряд ли твои опасения уместны. — пожал плечами Прокопенко. Повисло молчание, и в предзимнем воздухе чувствовался будто разряд молнии. Костя отвел взгляд, глянув себе под ноги. Чувство легкости после встречи с Радой испарилось, а вместо него пришла тревога и злость на самого себя. Однако Федя поспешил нарушить молчание, и прогнал прочь неловкую паузу. — А приходите к нам в гости. В среду, мы планировали пельмени лепить. Познакомишь с ней. — Не слишком ли? — А что такого? Просто вечер с друзьями. Ничего криминального. Задумавшись, Костя глянул в небо. В надвигающейся ночи было столько сомнений, и их хотелось развеять дуновением отрезвляющего ветерка. Вот только в голове все путалось, и внутренний голос, который Костя порой терпеть не мог, говорил неприятные вещи. Мотнув головой, Костя устремил глаза на друга. — Может быть, ты и прав. Но я не уверен, что это хорошая идея. — Расслабься, Кость. У тебя тяжелая голова, ты сам себе усложняешь жизнь. Вечно уткнешься в работу, и как за шорами больше ничего не видишь. А может пора уже смотреть по сторонам? Игорь растет, ты оглянуться не успеешь, как он станет совсем взрослым и будет поступать куда-нибудь, а того и глядишь, вообще бритым из армии вернется. Кто его знает! Но знаю одно, что детей можно легко упустить. Были в моей жизни примеры. Ты сам вспомни свое детство, легко тебе было без любви родных?.. — Давай не будем об этом… Я понял, о чем ты. И… Дверь парадной снова скрипнула, и из нее выбежал счастливый Игорек. Сдвинув шапку со лба, он отбежал к отцу и дяде Феде, поворачиваясь лицом к дому. Заметив в желтом квадрате окна фигуру тети Лены, Игорь замахал ладонью в ответ на прощание женщины. Развернувшись на пятках на все сто восемьдесят градусов, Игорь взглянул на серьезного отца. Но то ли он не придал значения настроению родителя, то ли слишком был увлечен своим хорошим расположением духа, что просто протянул ему ладонь. — Э… Ладно, Федь, до завтра. Спасибо, что помогли с Игорьком. Федя грустно улыбнулся и смущенно отмахнулся с сигаретой между пальцами. — Ой, ну… Доброй ночи вам! — Спокойной ночи, дядь Федь! Пока! — помахал свободной рукой мальчишка, неуклюже шагая рядом с отцом в сторону выхода из двора. Махнув тоже на прощание, Костя погрузился в свои мысли. Ему совсем не нравилось то, о чем говорил Федя, но больше всего его раздражало то, что он был прав. Вот только признавать свои ошибки у Кости не то, что не получалось, ему не хотелось. Он злился, прокручивая точно на магнитофоне реплики Федора, и с каждым разом звучание его голоса в черепной коробке отдавалось гулким эхом, точно расслаивающийся звук в вышине строющихся домов. Гром не замечал того, как шел домой, не замечал даже, как коротко и тихо угукает, отвечая сыну на его восторженные рассказы о том, как они с тетей Леной играли и как с дядей Федей сражались в шахматных партиях. Вся голова у майора была теперь забита мыслями о Раде, и уже не совсем такими легкими и светлыми, как это было еще минут двадцать назад. Теперь он думал об этом слишком серьезно, и это Костю больше всего удручало. В его непривычной и нехарактерной для Грома симпатии к Раде было что-то волшебное. Эта внезапность с желанием говорить все больше и больше его наполняли какой-то энергией. Но сейчас Костя возвращался в привычное ему состояние раздумий и сомнений. Светлый образ Черновец, который успел сформироваться в сознании Грома, теперь тоже был запятнан его сомнениями и неуверенностью. И это отталкивало. Отталкивали сами мысли, от которых хотелось спрятаться. Рада была чем-то таким же наивным и милым, как все, что касалось Игоря, и Костя хотел сохранить это ощущение как можно дольше. Снова вспыхнуло коротким воспоминанием перед глазами смущенное лицо Рады, когда она отстранилась после поцелуя. Лисий взгляд в сумраке парадной был таким темным и глубоким, что Косте хотелось бы нырнуть в этот омут, чтобы узнать все то, что хранит в себе эта странная девушка. Странная она лишь только потому, что была взрослой, но отчего-то с душой ребенка. Да и отрицать того, что их недавнее знакомство тоже вышло странным было как-то… неуместно. Зато уместно было бы сделать для Рады что-то приятное. Свидание. Это звучало слишком. «Слишком» по совершенно разным причинам. Но почему-то какая-то часть Кости, отвечающая за его юность и пылкость чувств, стремилась к тому, чтобы действовать и не стоять на месте. И слово «свидание» из-за этой части Костиной души заставляло его радоваться. Нервничал он из-за прошлого, что оно могло бы стать настоящим, но взбудораженные мысли быстро убегали от тревоги куда-то, где засела крепко идея с букетом. Костя потянулся ключами к двери, перебирая в голове цветочные ларьки, которые он только знает. Возможно завтра после работы он забежит в цветочный и придет к Раде, чтобы вручить ей букет. Только какие цветы она любит? Гром даже не знал и не мог предположить. — Пап, ты чево замер? — Игорь дернул отца за рукав. — А, точно… — Костя толкнул входную дверь и, заходя внутрь, включил лампу в коридоре. — Ты голодный? — Нет! Тетя Лена меня накормила! Представляешь, я так наелся всего, что у меня чуть пупок не развязался. На звонкий смех мальчишки Гром улыбнулся. Дверь закрылась, и все тревоги и переживания остались за пределами квартиры. Здесь, в их холостяцкой обители, «собачьей» будке, таился уют, понятный только Косте и Игорю. И здесь было хорошо и спокойно. — Раз есть не будешь, давай-ка мыться и готовить рюкзак на завтра. — Ыа-а… Я так не хочу в школу. Рухнув через подлокотник, Игорь прижался щекой к потрескавшейся коже дивана. — Хочешь, не хочешь, а надо. Давай вставай, пока я включаю воду, ты собери портфель. А потом я поглажу тебе форму. — Ладно…***
Утром Рита проснулась, совсем забыв о неприятном вчерашнем разговоре с подругой. Они толком и не ссорились, но какая-то неловкость пролегла будто между их кроватями, разделив комнату пополам. Лицо Рады было хмурым и задумчивым, и Калашникова догадывалась, что соседка всю ночь и сейчас думает обо всем на свете сразу. Просто потому, что их короткий разговор поднял наружу, точно затонувший корабль со дна глубокого моря, весьма неприятные темы для размышлений. Сомнения, которые в свою очередь по обыкновению пожирают тебя изнутри. Отчасти Маргарита чувствовала свою вину, она могла попросту не говорить ничего из того, что вчера вечером сорвалось с ее уст. Но свои переживания за подругу засунуть куда-то очень далеко она не смогла. И несмотря на это неприятное чувство вины после ссоры, Рита не думала, что она виновата или не права. Не права она была только в том, что свои опасения высказала в неудачной форме. Из-за этого мелкого недопонимания она волновалась, но знала, что уже через пару дней Рада перестанет обижаться, и всё будет так, как было раньше. Отходчивость подруги Маргариту обнадеживала. Они пожелали друг другу только доброго утра, и, поторопившись, Рада убежала на работу пораньше. Калашникова проводила ее взглядом, застегивая на брюках пуговицу. Ей и самой пора выходить, пусть и времени у нее было с запасом. Очередной ноябрьский день предвещал холод. Во влажном климате и близости города к воде все же были минусы, но к ним привыкаешь, как к недостаткам друга. Петербург тоже был своеобразным товарищем: со своим характером, со своими правилами, но и со своими прелестями. К этому городу быть равнодушным не получалось, и в какую-никакую, но крайность все равно попадаешь. Рита же, подбивая шарф на шее, ежилась от холода, но даже не думала о том, чтобы сетовать на погоду. Возможно вечером она поворчит за столом с Радой, но сейчас ее вполне все устраивало. К тому же, прохлада ноября бодрила. Отчасти от холода хотелось спать, но прохладный ветер, путающийся в торчащих из-за ворота волос, не давал и возможности расслабиться. В метро Рита немного задремала, но не успела даже погрузиться в короткий сон, как женский голос оповестил о прибытии поезда на нужную станцию. Начинался всего второй день практики. Рита думала, что лучше бы их группу отправили практиковаться с началом новой недели, но с другой стороны была рада тому, что после знакомства с отделением и временными коллегами у нее был перерыв. Улеглись тревоги, но наружу вылезли огорчения, сопряженные непосредственно с тем, что скорее всего она снова будет заполнять шаблоны для протоколов. Скукотища смертная. С прибытием в ГУМ Рита тяжело вздохнула. Константина она заметила практически сразу же, он сидел за столом и что-то писал. С одной стороны Калашникова была ему благодарна за то, что он выпроводил Морозова, но с другой боялась. Да, у Рады мог бы появиться наконец-то мужчина, способный ее защитить и подарить счастье, но недоверие, засевшее крупной занозой где-то в сердце еще с детства, тревожило душу. А вдруг он окажется ужасным человеком? И что тогда, он разобьет Раде сердце? Для Риты Рада была что ни на есть сестрой, пусть и не по крови, и вряд ли она легко сможет пережить слезы подруги от несостоявшейся любви. А Рита знала свою подругу, и видела в глазах Черновец странный блеск. Возможно Рада сама еще не понимает, но она уже была на пути к тому, чтобы влюбиться. В представлении Риты так давать волю чувствам не позволительно, ведь так ты становишься уязвимым. Прежде чем кому-то доверить свое сердце, этого человека нужно хорошо узнать. Кому попало отдать себя на растерзание слишком глупо. Наверное по этой причине Маргарита не одарила дружелюбным взглядом Грома, а только сухо поздоровалась, как здоровалась со всеми, кого не знала. Сам Константин на миг повернул голову и кивнул в ответ, пробурчав куда-то себе под нос скомканное приветствие. Риту это едва оттолкнуло, но и отрицать того, что она изначально была плохо настроена к мужчине, девушка не стала. Предвзятое отношение в ее понимании в данной ситуации было весьма оправданным. Практически через пять минут пришел на работу Федор Иванович. Он чуть-чуть опоздал, и потому в отделение влетел так, будто много и быстро бежал. Мужчина скинул кепку, снял куртку, и, запыхавшись, поздоровался с Маргаритой. — Доброе утро, Маргарита. — с улыбкой произнес Прокопенко. — Доброе утро, Федор Иванович. — кивнула в ответ Рита. Вот кто производил приятное впечатление, так это Федор. К таким хорошим людям Рита тоже относилась с подозрением, потому что не всякий миловидный человек по-настоящему такой в душе, но от Прокопенко исходила какая-то очень уютная и теплая энергия, и ему хотелось доверять. Он располагал к себе непонятно чем: то ли своей простотой, то ли вежливым тоном, а может и все вместе. Вот если бы Раде повстречался такой мужчина, то Рита вряд ли бы стала сильно волноваться за подругу. В отличие от Грома Прокопенко не произвел на Риту плохое впечатление. Хотелось верить своей интуиции. — Какие сегодня будут поручения? — вежливо спросила Маргарита, глядя на еще всполошенного мужчину. — А-а… Дай подумать, — Федор выставил ладонь, тем самым показывая, что надо подождать. Словно вихрь он куда-то унесся. У Риты было немного времени на то, чтобы разглядывать своего соседа по столу. Константин сидел боком, спиной к Рите, и потому практически не было заметно его лица, когда он наклонялся к бумагам и старательно что-то вписывал в них. Маргарита вглядывалась в его профиль, будто могла прочесть в чертах лица майора что-то, что помогло бы его подловить и уличить в какой-нибудь подлости. Это бы утешило ее эго, подтвердило, что Калашникова права и не зря пошла работать в такую сферу. Хотелось оказаться у истоков истины, и в этом болезненном желании она перегибала палку. Самостоятельно она этого не замечала, предаваясь жадному чувству раскрыть величайшую тайну. — Вот. Эти показания надо переписать на чистовую. Голос Прокопенко заставил Риту едва вздрогнуть и перестать пялиться на Грома. Она опомнилась, моргнула быстро несколько раз и наконец-то заметила целую стопку пожелтевшей бумаги, исписанной корявым почерком. Калашникова с огорчением вздохнула, ее ждало очередное погружение в бумажную волокиту, и несмотря на то, что это был всего лишь второй день ее практики, она уже ненавидела этот каторжный месяц. Хотелось поехать куда-нибудь на вызов и наблюдать за работой оперативников на земле, а ей приходилось просиживать брюки за столом, которые Рита, между прочим, специально надела. Надеялась, что с утра пораньше начнется какой-нибудь кипиш и ее возьмут на настоящее дело. Жаль только, что чуда не случилось. Выдавать свое огорчение Калашникова не стала, только натянуто улыбнулась и кивнула, придвинув к себе поближе стопку бумаги. — Костян, ты опять рано пришел на работу? — Прокопенко пихнул коллегу в плечо. — Да… Игорька в школу провожал. — ответил, так и не повернувшись, майор. — Точно, он же вчера говорил, что сегодня в школу… Кстати, хвастался, что лучше стал таблицу умножения знать. Не твоя ли дама поспособствовала? Ответ на вопрос Федор знал заранее, просто ему нравилось бодрить друга подобными фразочками. Рита сразу поняла, что речь идет о ее подруге, и пальцы на пластмассе ручки сильнее сжались. — Она не моя, — недовольно ответил Гром, одарив друга осуждающим взглядом на мгновение. — И да, она для этого и приходила. — Ради этого… А мне так не показалось. — хмыкнул Федор. — Слушай, Федь, не начинай. Я не хочу с тобой это обсуждать. Было достаточно вчерашнего. — Ладно, понял я. — То-то же… — Но понял ли ты? — Федя! — воскликнул раздраженно Гром, но Федор поднял руки и, взяв свободный стул, сел рядом с Ритой заниматься очередными бумагами. В кипе картонных папок они просидели практически не разгибаясь до самого обеда. Мужчины несколько раз выходили покурить, с возвращением в отдел приносили с собой шлейф холодного воздуха с запахом сигаретного дыма, от которого Рита морщилась и старалась принюхиваться к надушенной цветочными духами рубашке. Через большие окна ближе к обеду стал проникать тусклый солнечный свет. Хотя назвать его таковым было тяжело, скорее общий свет, рассеивающийся равномерно через пелену свинцовых облаков, просачивался в управление, одаривая скудным подобием лучей рабочие места сотрудников милиции. С наступлением обеда Федор Иванович снова сделал Рите бутерброды и чай. Такая забота от Прокопенко была приятна, хотя и сильно смущала. Рита жевала хлеб с колбасой и запивала его сладким чаем, глядя по сторонам от скуки. И эта скука могла бы продлиться еще дольше, если бы в отделение не пришел третий, чье имя Рита не запомнила еще в пятницу. — Привет, Юр, — пожал руку коллеге Прокопенко, стряхнув с усов крошки от хлеба. — П-привет, Федь, — едва заметно заикаясь, но при этом торопливо ответил мужчина. — Здравствуй, Юрец, — отозвался Костя, наконец-то положив ручку. — Привет, Костя, — поздоровался Юра. — Приятного а-аппетита. Светлый взгляд скользнул с товарищей на Риту, и Калашникова немного напряглась, заметив на лице мужчины легкую улыбку. — Добрый день, м-миледи. — ухмыльнулся Смирнов. — Здравствуйте. — вежливо отвечала Рита, вытирая губы салфеткой. — Ну зачем так о-официально? Можно просто Юра, и можно просто «п-привет». — Угум… Я буду иметь в виду. — натянуто улыбнулась Рита. — Как вам вообще тут? Не надоел Прокопыч? Смирнов кивком указал на товарища. — Нормально. — пожала плечами Рита. — И все? И больше ничего не скажете? — Да что ты пристал к девчонке? — вмешался Федор. — Просто интересуюсь! Она, в конце концов, временно наша коллега. М-могу я побеседовать с коллегой? — Это больше похоже не на интерес, а на нестандартные методы допроса. — усмехнулся за соседним столом Гром. Рита к своему удивлению заметила улыбку на гладко выбритом лице Константина, и ей это показалось таким странным явлением, будто его лицо было создано вовсе не для радости. — А что такого? Может и так. Практика о-она для того и практика, чтобы учиться. Так ведь? — Да, — кивнула Рита. Юрий ее немного напрягал, но Калашникова на мгновение подумала, что лучше бы шефство над ней взял именно Смирнов. Он мыслил так же, как и она, и это могло способствовать интересному прохождению этой чертовой практики. Мечтать не вредно, вредно не мечтать, как говорят люди, и Маргарита могла только надеяться, что не просидит целый месяц за чужим столом в ворохе бумаг. — Ну вот, она солидарна. А ты ее чему учишь? Как штамповать протоколы? — Иди ты, Юра, — фыркнул Федор и, взяв свою кружку с блюдцем, удалился в сторону уборной. — Не обращайте внимание, — подмигнул Смирнов. — Он у нас слегка скучный. — Что ж ты не сказал это в его присутствии? — хмыкнул Константин, отхлебнув из своей кружки. — Э-это не имеет значения. — деловито поправил длинные волосы мужчина. Их странный диалог закончился сразу же, как подошел к столу Грома лейтенант. — Там поступил звонок, судя по описанию — случай ваш. Оглянувшись на Смирнова и подошедшего Федора с чистой посудой, Костя кивнул лейтенанту. — Спасибо, Коль, давай адрес. И, не задерживаясь более, Гром встал из-за стола, схватил свою куртку и последовал за лейтенантом. Прокопенко метнулся за ним, а Рита, глядя в спину своего временного начальства, тяжело вздохнула. Но стоило Смирнову повернуться к ней, и Калашникова снова напряглась. — Хочешь на вызов? — просто спросил он. — Да. — твердо ответила Маргарита. — Тогда пошли. Покатаешься заодно на служебной машине. — с улыбкой заверил девушку Смирнов. Где-то внутри забилось сердце так часто, что Рите казалось, будто оно не стоит на месте, а перемещается с каждым ударом по всей грудной клетке. Ее мечта попасть на настоящее дело осуществится, а не прошло и двух дней, как она вышла на практику. Смирнов вызывал странное волнение, но за эту авантюру Калашникова была ему очень благодарна. Прокопенко и Грома уже не было, но около машины стоял Смирнов, куря с расслабленным видом. Рита поспешила сесть в машину, когда Юра перед ней открыл дверь. И все-таки он какой-то странный, почему он так себя ведет? Манера общения? Или он преследует свои какие-то цели? Маргарита могла только гадать и теряться среди этих догадок, но все равно, как актриса, дружелюбно улыбалась и старалась быть вежливой. — Напомни, как вас зовут. Это сочетание «вы» и «ты» в репликах Смирнова напрягало еще больше, но Рита старалась манере обращения не придавать такого большого значения, чтобы не нагнетать и не давать себе еще повода для волнения. — Маргарита Калашникова. — отчеканила девушка, бросив беглый взгляд на Юрия, сидевшего на сидении рядом. — Калашникова… Говорящая фамилия. — усмехнулся мужчина. — Пожалуйста, можно только без шуток по поводу фамилии? — Да ладно, я и не собирался шутить. П-просто так сказал… — Спасибо… — кашлянув, сказала Рита и отвернулась к окну. — Тебе сколько лет то? — Двадцать два. — А чего к нам пришла? Что забыла такая красивая девушка в нашем болоте? — улыбнулся Юра. — Интересно. — сухо отвечала Рита. — Это допрос? — Нет, просто и-интересуюсь. Как-то комментировать такое поведение Смирнова Рита не стала. Она на самом деле вообще не хотела разговаривать с Юрой и только из вежливости отвечала коротко на его вопросы. Отчасти она все равно ему благодарна, однако навязчивое поведение пугало. По итогу, Юра пытался завести разговор на отвлеченные темы по поводу погоды, постоянно ерзал, а Рита категорически старалась выдержать стойко оборону и практически не отвечала Юрию. Ближе к концу поездки Юра замолчал. Очередной труп девушки находился через улицу от той, где жили Гром и Прокопенко. На последнем лица не было, когда он представил себе, насколько близко от их дома оказался убийца. Федя не оставлял своих догадок по поводу маньяка, и очередное тело только подтверждало его страшные предположения о происходящем. Почерк абсолютно тот же, труп был свежим, всего несколько дней. Молодая девушка была задушена и с перерезанным горлом. Но мало того, что убийца лишил бедняжку жизни, так еще и изнасиловал. Глядя на тело, Прокопенко нервно прикурил, стряхнув спичку ровно тогда, когда она почти догорела до кончиков пальцев, с силой сжимающих ее. — Ну что скажешь? Тебе мало одинаковых трупов? — нервно затараторил Прокопенко, приблизившись к лицу Грома. — Тише, Федь, не паникуй… — Не паникуй?! Кость, это совсем рядом. Тут идти минут тридцать до дома. Лена этой дорогой на почту ходит. Что мне думать? Я не хочу однажды выехать на вызов и обнаружить, что мою жену… Договаривать он не стал, резко сделал шаг назад и сделал тягу, выдыхая дым вместе с паром дыхания. Он сильно нервничал, и глядя на обеспокоенное лицо в профиль, Костя тяжело вздохнул. У них еще мало улик, но Федя был прав. Из того, что видел Гром, внутренняя чуйка все увереннее говорила ему о том, что скорее всего в городе действительно орудует маньяк. Все меньше походило все это на случайные совпадения, и все больше Костя читал в местах убийств схожие черты. Он будто накладывал части схемы, нанесенные на кальку, друг на друга, получая картинку больше, но оттого все более непонятную. — Я все собрал, надеюсь, что экспертиза что-нибудь покажет. Не глядя, Костя кивнул. Ему хотелось бы верить, что собранные материалы смогут дать хоть что-то, но надежда была столь крохотной, что становилось паршиво на душе. Ему все больше казалось, что они натыкаются на иголки в стоге сена, и непонятно только одно, какому портному они принадлежат. С какой лупой надо прошерстить город, чтобы найти убийцу? Адреса совершенно разные, судя по расстоянию это вообще не связанные места. И либо Федя прав, и маньяк просто перемещается по городу, либо он ошибается, и все это случайные жертвы с похожим методом убийств. Только слишком уж похоже все, даже по характеру нанесения порезов и тому, как лежали все трупы. — Ну что, что-нибудь выяснили? На голос Юры Костя с Федей обернулись моментально. Гром было хотел хоть что-нибудь сказать подошедшему Смирнову, но застыл, заметив Маргариту, глядевшую на жертву испуганным взглядом. — А она что тут делает?! — возмутился Гром. От вида убитой девушки Рите стало не по себе. Она прикрыла ладонью рот, но стоило Константину возмутиться, и она, отняв ладонь от лица, сжала губы в тонкую полоску, стараясь храбриться. Страх липнул ко всему телу, просачиваясь глубоко внутрь и достигая сердца, но Калашникова старалась себя убедить, что вовсе ей не страшно, и если уж она и собирается связать свою жизнь с подобными случаями, надо привыкнуть ко всему. Сталь закаляется не без усилий, и чтобы стать специалистом в своей сфере, надо пройти не только огонь и воду, но и медные трубы, а вместе с ними и трупы. — А-а-а что такого? — удивился Юра. — Или наша работа только из бумажек состоит? — Юра, она второй день на практике, ты совсем головой тронулся? — Федя вцепился в лацканы плаща Смирнова. — Федь, Федь, остынь! — Гром схватил друга за запястье. Отпустив Смирнова, Федя, злой и без того из-за всей ситуации, недовольно фыркнул и, взяв мягко Маргариту под локоть, отвел к своему мотоциклу. — Напугалась? — спокойно он спросил. Рита не знала что ответить. Скажет правду, и что о ней тогда подумают? К женщинам в их профессии и без того относятся с каким-то снисхождением, так если еще и признается, что испугалась, то вряд ли Риту вообще снова куда-то возьмут. Да и самой как-то стыдно, надо взять себя в руки и не распускать сопли. — Н-нет… Просто удивилась. — отмахнулась Калашникова и глубоко вздохнула. Прокопенко нагнулся к коляске мотоцикла, откуда достал полторашку без этикетки и протянул ее Рите. — На вот, это просто вода. С благодарностью Рита приняла бутылку и, открыв ее не с первого раза, сделала два больших глотка. Возможно она действительно не была готова к такому в первый свой выезд, но плакать и жаловаться она не собиралась. — Может, на сегодня с тебя хватит? Поедешь лучше домой. — Но день только начался. Практика же… — Рита растерянно смотрела на Прокопенко. — Ничего страшного. С появлением нового трупа у меня сегодня вряд ли будет время давать тебе какие-то поручения. Так что лучше бы тебе домой поехать. Рита как-то безрадостно глянула на Федора Ивановича и нервно потерла шею, оттянув ворот. — М-м… Я не знаю… — Я провожу. Все-таки я-я виноват. — вклинился Смирнов. Взгляд скользнул от асфальта к лицу Юры, и Рита поджала губы. Она сразу чувствовала столько всего от ситуации и поведения Смирнова, что отчасти не могла здраво соображать. Неуверенно кивнув, Рита отдала бутылку с водой Прокопенко. — Идем в сторону метро. В этот раз нас никто не подбросит. Реагировать как-то на реплики Юры у Калашниковой не получалось. Перед глазами стояла картина с трупом девушки, и отделаться от этого вида она никак не могла. Казалось, что собственную шею обжигает холодом лезвия. Машинально Рита потянулась к шее, успокоив кожу теплым прикосновением дрожащей руки. Ей хотелось бы сейчас оказаться в родном доме, рядом с родными, чтобы почувствовать себя в безопасности. Лекции и семинары в университете это одно, и совсем другое, когда приходится сталкиваться с реальностью. По правде говоря, все себя обманывают, когда говорят, что готовы к суровой реальности, но стоит случиться чему-то с человеком в первый раз, и оказывается, что никто не готов к тяжелым последствиям этого мира. У Риты постепенно рушились розовые очки о действительности. Ей было достаточно увидеть каплю из того моря, с которым приходится сталкиваться людям из милиции каждый день. А чего только нет среди тех папок, на которых напечатано одно и тоже. «Дело №…». И как правило номера у дел большие. Одному богу известно, какая грязь творится в мире в действительности. — Маргарита! — воскликнул голос Юры. Риту внезапно потянуло куда-то вправо, и она, запутавшись в своих ногах, оказалась слегка прижатой к Смирнову. Он сжимал осторожно ее плечо, глядя куда-то в сторону. Рита опомнилась от своих мыслей, проследила за взглядом мужчины. Она заметила только напоследок свет красных фар уносящегося автомобиля. — Ты что же, с-совсем не смотришь по сторонам? — с укоризной произнес Смирнов. В растерянности Калашникова не знала, что сказать. Она всегда осторожна, но тут действительно не смотрела по сторонам, а просто шла рядом с майором. Осознав, что она прижата к мужчине, Рита резко отстранилась и поджала губы. — Прошу прощения, задумалась. И не говоря ни слова больше, Рита шагнула в сторону станции метро, толкая тяжелые двери. Это была нужная ветка, и Рита, спускаясь по эскалатору, думала о том, что не хочет, чтобы Смирнов провожал ее до самого дома. Не хватало, чтобы он знал ее настоящий адрес. Так что когда Юра спросил, куда точно нужно Рите, Калашникова назвала улицу и дом соседние. От них до нужной этажки пройти всего пять минут, но этого хватит, чтобы запутать Смирнова. Они ехали в молчании, и наверное это больше всего терзало Юру. Он постоянно ерзал, сминал пальцами кончик пояса от плаща и смотрел по сторонам, цепляясь взглядом за пассажиров вагона. Это Риту раздражало, и она считала остановки до нужной станции. К счастью, ждать долго не пришлось, и вскоре они вдвоем вышли на свежий воздух. Рита собрала в кучу всю свою убедительность, подходя к дому по ложному адресу. Улыбнувшись у парадной какого-то дома, Рита кивнула. — Спасибо, что проводили, но дальше я сама. — И даже чаем не угостите? Стало дискомфортно, и Рита отвела взгляд в сторону, не зная, что сказать. — Ам… — Я пошутил, — отмахнулся Юра. — Рад был нашему знакомству. — Да… И я тоже. — кивнула Калашникова, заходя в парадную. — До завтра. — До свидания. Зайдя внутрь, Рита прижалась к двери ухом и прислушалась. Асфальт под ботинками Смирнова тихо зашуршал, и вскоре эхом раздались удаляющиеся шаги мужчины. Несколько минут для достоверности Рита выждала, а затем тихо открыла дверь и осмотрела двор. Никого не было, и потому она, словно преступник, выбежала из подъезда и отправилась прочь из чужого двора. Сократив путь через переулок, Рита вышла прямо к арке своей этажки. Она с облегчением вздохнула, когда вошла во двор и оказалась в своей родной парадной. Поднявшись на этаж, Рита дрожащими руками открыла дверь и торопливо засеменила в комнату. Здесь было тепло, но одиноко без Рады. Сейчас бы Калашникова хотела все рассказать подруге, поделиться своими переживаниями, но день только разгорался, и Черновец она увидит только поздним вечером. Тратить время в пустую Маргарита не хотела, и потому, раздевшись и сходив в душ, она решила приготовить что-нибудь вкусное.***
Который по счету опрос жителей дома рядом с местом преступления не дал никаких результатов. Костя злился, что они целый день потратили на бессмысленный допрос тех, кто ничего не слышал и никого не видел. Никаких улик, кроме остатков спермы на бедрах девушки, у них не было, но даже это не означало, что убийцу удастся скоро поймать. За что хвататься и куда копать Гром не понимал, не было даже тонкой ниточки, за которую можно было бы ухватиться и потянуть. А нить Ариадны ему сейчас бы пригодилась. В разговоре с Федей Гром все-таки решился рискнуть на такую смелую мысль, как маньяк. Об этом предстояло оповестить Хмурову. Отчасти не хотелось, но с другой стороны, если их с Прокопенко домыслы верны, то необходимо обязательно сообщить в Москву. Ожидать от Хмуровой можно было чего угодно, но стоя в кабинете начальницы и рассказывая все то, что у них с Прокопенко оказалось на руках, Костя удивился быстрому решению Елены Александровны. — Я позвоню в Москву. Готовьтесь к тому, что к нам скорее всего пошлют кого-то из своих. Раз уж у вас нарисовался маньяк и нет никаких улик на него. В грозном голосе Хмуровой читались недовольство и осуждение, но Костя и без того чувствовал вину за то, что так и не смог ничего нарыть на убийцу. — А сейчас свободны. Придумали мне геморрой… Перед тем, как выйти из кабинета, Костя заметил, как Елена Александровна прикуривает сигару. В пропахшим вонючим парфюмом кабинете уже не замечался запах табака, но стоило выйти из отделения, как вкус свежего воздуха ощущался весьма контрастно с ароматом в кабинете. На пару с Прокопенко Костя вышел из управления. Наступил вечер, на Петербург опустилась темная вуаль, нарушаемая сотнями огней от фонарей. Лицо осветил огонек от зажигалки, и Гром сильно затянулся. — Да… Дело обещает быть трудным. — Это еще мягко сказано. — буркнул Костя. — Ну да… Ладно, Кость, мне еще Лену с работы забрать надо. — Понял, давай, — Гром пожал товарищу другу. — Передавай привет. — Ага! — махнул на бегу Федор, и спустя минуту его фигура на мотоцикле скрылась из виду. Костя задумчиво выпустил дым в высь и тяжело вздохнул. На самом деле он очень понимал паранойю Феди, просто не показывал ее так явно. Особенно после последнего трупа. Это не так далеко от их района, и Костю это заставляло волноваться больше, чем обычно. За Игоря в основном. Жертвы маньяка пусть и девушки, но где гарантии, что ему вдруг не захочется переключиться на кого-нибудь еще, кто слабее него. Костя еще не видел убийцу, но уже испытывал к нему ненависть и злость. И как только таких Земля носит… Докурив, Гром направился в сторону дома. Еще утром он прокручивал в голове вчерашнюю идею с букетом цветов, и от своей затеи отказываться не хотел. Не так далеко от их двора стоял цветочный ларек, и если Грому не изменяла память, то тот еще работал. Погода удивляла резким понижением температуры, и колени сильно мерзли. Костя вжал голову в плечи в надежде, что так будет теплее, но помогало на слабую троечку. К его счастью, ларек действительно еще работал, и в небольшом окне горел свет. Над головой зазвенел колокольчик, когда Костя вошел внутрь. К удивлению помимо него внутри оказался еще посетитель, и стоило мужчине повернуться, в худом усатом лице майор узнал местного участкового. — Антон! — воскликнул Костя. — Константин! Давно тебя не видел. — с улыбкой ответил мужчина, пожав протянутую руку. — И то верно, давно мы не пересекались. — В каком-то смысле это даже хорошо, — невесело сообщил участковый, сжав в руке букет, завернутый в газету. — Согласен… — тихо сказал Костя и посмотрел на букет. — Для Людочки? — Ага… — Повод, или просто так? — хмыкнул Гром. — Просто так… — пожал плечами Антон и смущенно улыбнулся. — Ясно… Ну ладно, не буду тебя задерживать. Передавай Люде привет. — Обязательно! А вы с Игорьком в гости как-нибудь заходите. Будем рады. Попрощавшись со старым знакомым, Костя облегченно выдохнул. Климова он знает давно, как и его жену, Людмилу. Хороший он мужик, жаль только, что всего лишь участковый. — Мужчина, вам цветы? — уставшая продавщица манерно скривила губы, жуя жвачку. Задумавшись, Костя поднял взгляд и встретился с глазами женщины, ярко накрашенными синими тенями. Кашлянув, Гром растерянно посмотрел по сторонам и кивнул. — Да, мне бы букет. — Какой? — со вздохом спросила женщина. — Я не знаю, какие она цветы любит… — честно признался Костя. — Мужчина, определитесь уже. Не задерживайте. Кого Костя задерживал, он не знал, до закрытия ларька еще было около часа, а кроме него внутри больше никого не было. Из скудного ассортимента цветов и ориентируясь на цену, Гром смог себе позволить только пять алых гвоздик. — В газету завернуть, чтоб не замерзли? — вяло спросила женщина. — Да, будьте так добры. — Гром начал искать по карманам деньги. Расплатившись, он вышел обратно на холод и с недоверием посмотрел на газету, которая каким-то чудом должна была спасти бедные гвоздики. Нет, Костя конечно знал, что бумага хорошо сохраняет тепло, но в силу тонкой газетенки верил мало. Поэтому не стал дожидаться, пока под серой бумагой начнут темнеть лепестки, быстро зашагал в сторону, где жила Рада. Всю дорогу Костя пытался придумать, что сказать, но ничего нормального в голову так и не пришло. «Это для тебя», «увидел цветы и подумал о тебе», «надеялся тебя порадовать» — все это звучало так странно и неправильно, что Гром начинал злиться. Уже дойдя до парадной и поднявшись на нужный этаж, Костя смирился с тем, что ему попросту нечего сказать. Глядя на разнообразие дверных звонков, майор ткнул в первый попавшийся, и спустя минуту ему открыл дверь мужчина. — Ты кто такой? — сурово спросил незнакомец. — Мне нужна Рада. Рада Черновец. — Вот этот звонок. — хмуро ответил мужик и быстро скрылся в своей комнате. Костя удивленно вздернул брови, однако нажал на выгнутую белую кнопку, напоминавшую ему таблетку. Где-то в квартире зазвенел звонок. Послышались за приоткрытой дверью шаги и дверь снова открылась. — Вы?.. — удивленно произнесла Маргарита. — Здравствуйте, Маргарита. Как вы после утреннего инцидента? — неловко кашлянул Костя. — Нормально… Вы к Раде? — А… Да. Калашникова серьезно обвела Костю взглядом. — Подождите, я ее позову. Вновь перед носом прикрылась дверь, и майор глубоко вздохнул. Он начинал нервничать от того, что его встреча с Черновец откладывается. Может зря это он придумал с цветами и не стоило приходить? Чего он вообще повелся на какие-то вразумительные речи Прокопенко, жил себе и не заморачивался бы, как делал это раньше. Но стоило Раде появиться перед ним, Костя откинул все свои сомнения. — Здравствуй. — взволновано произнесла Рада. — Здравствуй. Повисло молчание, и Костя прилип взглядом к лицу девушки. Она смотрела на него с легким непониманием, а сжимающие локоть пальцы выдавали ее волнение. — Ты… — Я… Это тебе. Газета захрустела, оказавшись перед самым лицом Рады. Она часто заморгала, глядя на странный кулек перед собой. Костя мотнул головой и нахмурил брови, поспешив избавить несчастные гвоздики от газеты. Удивленно глядя на алые шапочки цветов, Рада взглянула на Костю и не смогла сдержать улыбки. Губы ее задрожали, уголки рта поползли вверх, а круглые щеки в миг стали алыми. — Мне?.. — шепотом спросила Рада, осторожно принимая гвоздики. — Тебе. — ответил Гром и не заметил, как теплые пальцы легли поверх его сжатой в кулак ладони с темно-зелеными стебельками цветов. Кому-то из них нужно было что-то сказать, но никто не решался. Оба боялись, что могут испортить момент. И куда девать себя не знал ни Костя, ни Рада. — Может… Чай? Ты наверняка замерз. — Нет, вовсе нет. — У тебя холодные пальцы. — Да? А я и не заметил…