***
Розалина словно плыла в состоянии туманного сна, неуверенная, было ли то, что она испытывала, реальностью или плодом ее воображения. Она не понимала, настигла ли её смерть или ей это всё просто снится. Все казалось сюрреалистичным и отстраненным, как будто она бесцельно блуждала по лабиринту, не в силах найти выход. В своем ослабленном состоянии она не была ни полностью бодрствующей, ни полностью спящей, находясь в подвешенном состоянии между сознанием и забвением. В своем испуганном и сбитая с толку состоянии Розалина кинулась бежать по темному лабиринту, отчаянно пытаясь выбраться. — Скарамучча! — отчаянно закричала она, ее голос эхом отражался от стен, смешиваясь со звуком ее прерывистого дыхания и слабым биением сердца. Лабиринт, казалось, сомкнулся вокруг нее, удушая и усиливая страх. Она отчаянно цеплялась за надежду, что он услышит ее и придет на помощь, но лабиринт продолжал извиваться, не давая передышки. — Пожалуйста, кто-нибудь, я не хочу умирать! Мне страшно! Розалина вдруг почувствовала, будто некто мягко коснулся ее руки теплым прикосновением. Она повернулась, но никого рядом не было, однако чувствовала себя спокойнее. Казалось, что кто-то или что-то незримо рядом поддерживает и направляет ее через лабиринт. Она не понимала толком, что происходит, но это прикосновение вселяло в нее надежду и немного успокаивало. — Очнись… — мягкий мужской голос раздался со стороны. — Пожалуйста, очнись… Розалина резко проснулась, ее глаза распахнулись, и она отчаянно хватала ртом воздух. Сердце бешено колотилось в груди, а ладошки были скользкими от пота. Когда остатки лабиринта медленно растворились, она очутилась в стерильной больничной палате, где воздух наполнился какофонией звуковых сигналов и запахом антисептика. Медсестра была рядом с ней, мягко приводя ее в сознание, рядом она также заметила Тарталью, что сидел в кресле и держал её за руку. Так вот чье прикосновение она почувствовала сквозь этот кошмар. — Я… Жива? — голос Розалина был слабым и слегка дрожал, ее глаза расширились, и она огляделась по сторонам, как бы пытаясь найти ответ на свой вопрос. — Да… — прошептал Тарталья, пытаясь сдержать эмоции. — И ты в безопасности. Только я не понимаю, Роза, зачем ты это сделала… Лицо её вдруг исказилось болью, кажется, до этого она не совсем осознавала реальность, но из-за вопроса Тартальи внезапно вспомнила, с чего же все началось. — Скарамучча… Бросил меня. Он сказал, что он никогда меня не любил и ему плевать… Я до сих пор не могу в это поверить, я ведь люблю его… — Розалина закрыла лицо руками и всхлипнула. — Он так и сказал? Настолько грубо? — ошеломленно переспросил Тарталья, на что она кивнула. Он почувствовал, как волна гнева захлестнула его. Да, он сам посоветовал Скарамучче расстаться с Розалиной, но он ожидал, что это будет как-то мягче, а он… Как он мог причинить Розалине такую глубокую боль и вот так небрежно бросить ее? Он сжал кулаки, зубы заскрипели от ярости. Но он быстро отогнал эти чувства в сторону, зная, что самое главное сейчас — быть рядом с Розалиной и помочь ей пережить это трудное время. — Не переживай из-за него, слышишь? — уверенно произнес Тарталья, доверительно смотря Розалине в глаза. — Он не стоит того, чтобы ты вот так страдала. Есть люди, которым ты дорога! Ты такая красивая девушка, Скарамучча и мизинца твоего не стоит. Я обещаю, никто больше не причинит тебе боль, особенно Скарамучча. Только живи, Розалина! — Почему ты так сильно волнуешься обо мне? — удивилась она. Чайльд глубоко вздохнул, его сердце бешено заколотилось в груди от вопроса Розалины. Он не мог отрицать, что она ему глубоко небезразлична, но он не мог раскрыть свои истинные чувства. Пока нет. Поэтому он тщательно подбирал слова, нежно улыбаясь ей: — Ну как же… Ты моя хорошая подруга, и я… Я… Ценю тебя, — растерянно пробормотал Чайльд. Он почувствовал, как жар поднимается по его шее и оседает на щеках. — Чайльд… Ты покраснел? — хитро спросила она, уловив его смущение. — Э-э, ну, я… — он заикался, его сердце бешено колотилось, пока он пытался подобрать правильные слова. Его мозг был затуманен, и все, о чем он мог думать, это о том, как прекрасно она выглядела, даже на этой больничной койке. Он хотел рассказать ей все, обнажить свое сердце и признаться в своих чувствах, но слова, казалось, застряли у него в горле. — В палате просто немного жарко… — Ну ладно-ладно, верю, — шутливо пролепетала она, улыбнувшись. Тарталья вздохнул с облегчением, когда она, казалось, приняла его оправдание. Он был благодарен, что она не стала настаивать дальше, а вместо этого отшутилась. Он не мог не заметить ее красивую улыбку и то, как тепло светились ее глаза. Он всегда считал ее хорошенькой, но теперь не мог отрицать, что безнадежно влюблен в нее. И все же он скрывал свои истинные чувства, боясь поставить под угрозу их дружбу признанием в любви. — Я не понимаю, что я сделала не так… Почему Скарамучча бросил меня? — снова погрустнела Розалина. — Роз, я уверен, что дело не в тебе. Ты была прекрасной девушкой: я это видел. Видел, как ты старалась для ваших отношений, просто Скарамучча не ценит этого… А насильно мил не будешь. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но не зацикливайся на Скарамучче. Ты обязательно найдешь себе парня, который будет уважать тебя и любить по-настоящему. «Ну же, приглядись, Розалина, чем я не парень для тебя? Я же так стараюсь!» — словно говорит Тарталья в этот момент, но она, конечно же, не понимала того, что таится в глубине его души и лежит на его сердце. — Чайльд, можно тебя попросить? — смущенно сказала Розалина. — Вы же со Скарамуччей хорошо общаетесь. Ты мог бы выяснить, появился ли у него кто-то? Должна быть причина, по которой он меня бросил! У нас же все было хорошо! Скорее всего, он полюбил кого-то другого… — Роз… Ты же понимаешь, что необязательно расставаться по причине находки новой любви? Скорее всего, Скарамучча осознал, что нет смысла дальше тебе давать пустые надежды. Надеюсь, ты осознаешь, что в ваших отношениях было не все гладко? — У нас было все отлично! — огрызнулась она. — Отлично? Ты серьезно? Ты столько раз плакала из-за него! Он тебе изменял! Он тебя ни во что не ставил! Это ты считаешь нормальными отношениями?! — Возможно, я не смогла ему дать достаточного внимания, где-то вспылила, была резкой, слишком вынесла ему мозг. Я думаю, это моя вина... Если бы я была хорошей девушкой, мы бы были вместе. — Роза… — Чайльд, не надо меня отговаривать! — отрезала она. — Просто скажи: ты поговоришь со Скарамуччей? Он вздохнул тяжело. Что ему оставалось делать? Он не понимал, почему Розалина винит во всем себя, хотя дело было совершенно не в ней. И даже не в Скарамучче. Просто изначально их отношения строились на неправильном подходе. Скарамучче нужно было лишь развлечение и секс, а Розалина искала в этих отношениях искренних чувств, воспринимала все всерьез… А теперь… Смотрит на все через розовые очки. — Хорошо-хорошо… Я поговорю, только не нервничай. Тебе сейчас лучше побольше отдыхать.***
Итэр ухмыльнулся, испытывая некоторое удовлетворение в этот момент. Он знал, что Скарамучча переступил через свою гордость, когда он решился на эту просьбу. — Почему ты думаешь, что я просто дам тебе эту информацию бесплатно? Ты думаешь, что можешь просто позвонить мне и потребовать что-то подобное, ничего не предлагая взамен? — его слова прозвучали в ушах Скарамуччи как насмешка. — Что?! Но так речь же идет о репутации Люмин! — Даже не смей упоминать имя моей сестры! — с отвращением выплюнул Итэр. — Ты ей уже причинил достаточно боли, и у меня нет причин верить в то, что это не очередной твой трюк. Кто знает, что у тебя на уме. Я ведь с тобой учился в колледже целых три года, знаю, что ты из себя представляешь. В конце концов, фото уже все видели, репутация Люмин испорчена! То, что ты отомстишь своему папаше, ничего не изменит. И с каких это пор ты начал волноваться о Люмин?! Держись от неё подальше, если не хочешь проблем. — Если я загоню отца в угол, то смогу попросить хакера удалить фотографии! Отец шантажировал хакера! Итэр на мгновение замолчал, обдумывая слова. Мысль о том, что репутация Люмин будет спасена, зажгла огонек надежды в его груди, но он по-прежнему был настроен скептически. — Вот увидишь, завтра этих фото уже не будет! — Хорошо, — наконец сказал Итэр, в его голосе слышались осторожность и неуверенность. — Я выполню твою просьбу. Но тебе лучше сдержать свое обещание, Скарамучча. Репутация моей сестры — это не шутка, я не позволю, чтобы ей снова причиняли боль. Если эти фотографии не исчезнут к завтрашнему дню, я заставлю тебя пожалеть об этом. Жди, отправлю на почту. Вскоре на почту Скарамучче действительно пришло сообщение. Он тут же открыл его. Запись была сделана в неизвестном здании в комнате с завышенными окнами. В кресле сидел высокий мужчина средних лет, который показался Скарамучче знакомым, кажется, его он видел в ленте новостей, и к фотографии была приписана нерадостная весть: «Известный бизнесмен Хальфдан был кем-то убит в собственном кабинете. Врачи вывели отравление ядом, так же в организме было обнаружено вино. Выяснилось, что господин Хальфдан занимался нелегальными делами и состоял в мафиозной организации. Записи с камер видеонаблюдения были стерты, убийца скрылся с места преступления». И, словно в подтверждение слов из новостей, на видео дверь в кабинет открылась, и в комнату вошел отец. Звук был плохой, и не было слышно, о чем они разговаривали. Но после отец предложил выпить вина, которое принес с собой. Господин Хальфдан был так увлечён беседой, что совсем не заметил, что отец Скарамуччи лишь имитирует питье винного напитка, а на самом деле, его губы даже не коснулись, видимо, отравленной жидкости. Через некоторое время, после того, как отец покинул кабинет, Хальфдан упал без чувств. Осознание вины его отца в этом убийстве обрушилось на него, как тонна кирпичей, и его разум лихорадочно соображал, пытаясь осознать масштабы этого преступления. Видео шло еще двадцать минут, но ничего более не происходило, поэтому Скарамучча перемотал, и ближе под конец записи увидел, как в комнату входит высокий шатен с длинными волосами, завязанными в хвост. Он подозрительно огляделся по сторонам и приблизился к камере видеонаблюдения, которую тут же вывел из строя. Сообщник? Если он вывел камеру из строя, то как она оказалась у Итэра? Итэр и этот странный мужчина как-то связаны? Любопытство взяло вверх, и Скарамучча решил отправить Итэру сообщению.Скарамучча
А что за мужчина в конце, который вывел камеру из строя?
Итэр Это не твое дело. Не суй нос, куда не просят. Ты должен быть благодарен этому мужчине за то, что у тебя теперь есть такая ценная запись. Всё, завтра жду удаления фото Люмин.***
Скарамучча стоял перед закрытой дверью в комнату отца с доказательствами в руках и смесью страха и решимости в глазах. Он глубоко вздохнул и собрал все свое мужество, прежде чем постучать костяшками пальцев в дверь из красного дерева. — Входи, — небрежно бросил в ответ родитель. Скарамучча шагнул в комнату, стараясь не обращать внимания на окружавший его разврат, как всегда царивший здесь. Он почувствовал укол отвращения при виде небрежно сброшенных кружевных трусиков и опьяняющего запаха похоти и алкоголя. Воздух казался гуще, отягощенный тяжестью порочности его отца и темных тайн, которые скрывались под поверхностью. — Нужно поговорить… И без твоих шлюх, — Скарамучча покосился на девушку, обнимающую отца. — Это очень срочно и важно. Отец неохотно вырвался из объятий женщины, явно раздраженный тем, что его прервали. Он отвел Скарамуччу в отдельную комнату и закрыл за ними дверь. Выражение его лица стало серьезным, когда он повернулся к сыну. — В чем дело? — требовательным тоном спросил он. — Говори быстро. У меня есть дела поважнее, чем слушать твое нытье. — Прекрати шантажировать моих друзей. Какого хрена ты приказал Дотторе взломать Люмин?! Выражение лица отца омрачилось. Он сердито посмотрел на сына, его глаза наполнились гневом и возмущением. — О чем, черт возьми, ты говоришь? — почти выплюнул он, в его голосе прозвучали опасные нотки. — Как ты смеешь обвинять меня в таких вещах? Ты думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как вмешиваться в жизни твоих маленьких друзей? За кого, черт возьми, ты меня принимаешь? — Ты позвонил Дотторе и сказал, что выгонишь его из подвала, если он не взломает Люмин. А ты еще в тот раз выражал свое недовольство общения с ней! Чем она тебе помешала?! Отец сжал кулаки, его лицо покраснело от гнева. Он был в ярости от того, что его разоблачили, и не желал признавать свой проступок. — Твой Дотторе уже бредит от излишнего пребывания в компьютере! — парировал он. — А что насчет Люмин... Она будет оказывать на тебя плохое влияние! Я же хочу для тебя все самое лучшее, потому что ты мой сын. — С каких это пор ты вдруг вмешиваешься в мою жизнь?! Ты решил стать для меня хорошим папочкой? — Скарамучча усмехнулся. — Не выйдет, тебе всегда было наплевать на меня! Так что прекрати вмешиваться в мою жизнь, или будет хуже! — Следи за своим языком, сопляк, — глаза отца вспыхнули гневом, его голос повысился до угрожающего тона, его руки сжались в кулаки. — Ты не имеешь права разговаривать в таком тоне. Ты никто и звать тебя никак. Я дал тебе все, и вот как ты мне отплатил? Не испытывай судьбу, мальчик. Я твой отец, и ты будешь делать то, что я скажу. — Неужели? — усмехнулся Скарамучча, доставая телефон с видеодоказательством из кармана. — Может, увидев это, ты по-другому заговоришь? Отец взял в руки телефон и запустил видео. Глаза его расширились, лицо последнего, а сердце пропустило удар. Откуда у этого сопляка такие видео, если даже он не смог достать этот компромат нигде?! — Ты все еще хочешь вмешиваться в мою жизнь и указывать, с кем мне общаться, а с кем нет? Все еще хочешь шантажировать моих друзей? — Да ты хоть знаешь, кого я убил?! Это было на благо нашего бизнеса! Этот Хальфдан все время вставлял мне палки в колеса, предлагал партнерство, выгодное только ему. Ублюдок. Ты прав, мне глубоко наплевать, с кем ты общаешься, хоть с бомжами. Но Люмин… Агрх… Сколько же проблем от тебя, Скарамучча! Если это видео попадет каким-то образом к Люмин или ее семье, то всему нашему бизнесу придет конец, понимаешь?! — Это еще почему? — удивился Скарамучча. — У Хальфдана было два родных брата. Один из них — Дайнслейф. А Дайнслейф — это дядя Люмин, который ее сейчас опекает! И он до сих пор не закрыл дело об убийстве. Он верит, что найдет и посадит виновника смерти своего брата. Ты же понимаешь, в какую опасность ты ставишь нашу семью, пока эти записи у тебя на руках?! «Но ведь это видео скинул мне Итэр… Чего он тогда ждет? Почему до сих пор не сказал Дайнслейфу о том, что он знает, кто убийца?» — рассуждал Скарамучча. — Отдай мне телефон, я сотру это чёртово видео. Так будет лучше, сынок, — необычайно ласково пролепетал отец. — Нет! — твёрдо ответил Скарамучча. — Будет у меня, чтобы ты больше не смел делать того, что мне не понравится! К Люмин оно никак не попадет, можешь не переживать! Я надеюсь, ты меня услышал. Не трогай Дотторе и Люмин! Иначе мне станет глубоко наплевать на твой бизнес. Скарамучча уверенно развернулся на пятках, чтобы гордо уйти победителем, но вдруг… Неожиданный сильный удар, и он отлетел к стене, вскрикнув от боли, ударившись о стену. Он почувствовал головокружение и дезориентацию, перед глазами у него все поплыло, а голова пульсировала от боли. Зрение затуманилось, и Скарамучча плохо соображал, что произошло. Его отец стоял над ним, тяжело дыша и свирепо глядя на сына сверху вниз. Выражение его лица было наполнено яростью и отчаянием. Голова Скарамуччи раскалывалась от острой боли, а на разум вдруг обрушился поток непонятных образов, будто бы воспоминаний. С каждым изображением приходила новая пронзительная боль, как будто в мозг вонзали кинжал. Он схватился за голову, его лицо исказилось в агонии. Воспоминания были разрозненными и хаотичными, как кусочки головоломки, которые отказывались складываться вместе. Скарамучча увидел очертания женщины, чем-то похожей на него самого, но черты ее лица были расплывчатыми, как в далеком сне, который он не мог до конца вспомнить. Он пытался разобраться во всем этом, но боль в голове не давала сосредоточиться. Боль и смятение, бушевавшие в его голове, внезапно обрели смысл. В этот момент он вспомнил ее — женщину с длинными заплетенными в косу волосами и сине-фиолетовыми глазами точно такого же цвета, как у него. Его глаза наполнились слезами, когда волна узнавания и ошеломляющих чувств захлестнула его. Воспоминания, которые так долго ускользали от него, внезапно нахлынули снова, и вместе с ними пришло глубокое чувство тоски и печали. — Мама… — прошептал он прерывающимся от волнения голосом. — Я помню… Я помню тебя…