Monday you can hold your head
Понедельник наступил слишком быстро. Хотя вряд ли стоило брать в расчёт поглощённое похмельными муками воскресенье: литры воды, пара таблеток от боли в висках, нудный фильм на фоне, подготовка к занятию у старшеклассников. Надо же, в университетские годы такое количество выпитого Эрвину было бы нипочём. На ум пришла сухая мысль: «Видимо, старею». Бубнёж телевизора вскоре смолк – влекло к тишине. Она должна была благотворно повлиять на отяжелевшую голову. Не повлияла. Клавиши ноутбука не переставали стучать под пальцами, отчего нехило нервировали. Но отказаться от всех звуков вообще значило отказаться от интересной подачи материала урока. Правда, сосредоточиться на ней тоже не получалось. За какие-то жалкие сутки стыд за содеянное сожрал его окончательно, обглодал треснувшие кости, облизнув своим шершавым длиннющим языком каждую. Как? Как он мог так вляпаться? Нахлебался всякой дряни, нарвался на такого же опьяневшего Леви. И воспользовался ситуацией. Воспользовался его нетрезвым состоянием. Позорище! Конечно, постепенно начало приходить понимание, что ни о каком «случайно нарвался» и речи не шло. Засматривался, наметил себе цель и охрабревшим от опрокинутой стопки текилы мозгом обдумал, а потом исполнил желаемое – так правильнее. Да, симпатия уже возникала, и на порядок раньше. Но что мешало поступить по-человечески? Пообщаться, нормально познакомиться! Если не пошлют куда подальше (а в это верилось охотнее, учитывая едкие замечания и ни одного дружелюбного жеста), сходить куда-нибудь! Быть может, Леви любит киномарафоны? Или уютные кафе неподалёку от парка? Прогулки ночью? Хм, он вполне походит на человека, которому нравится с загадочной физиономией слоняться под светом фонарей, мимолётно наблюдая за хлопающими крыльями мотыльками. Утром, смущённый, но уже пришедший в норму физически Эрвин специально пришёл на работу ни свет, ни заря. Воображалось, что будет лучше, если пока не пересекаться с ним после того вечера. Нечто подсказывало, что с чужой, наверняка равнодушной точки зрения, он отныне выглядит пьяным животным. Однако объект его помыслов, очевидно, решил спутать все карты своей трудолюбивостью – уже стоял в пустом коридоре, увлечённо отдирая от шкафчиков замазку и (вроде бы, в абсолютной тишине пронеслось стороннее шиканье: «Какая мерзость») прилипшую жвачку. Эрвин переполошился, резко свернул за угол, предварительно убедившись, что остался незамеченным. Потом, словно матёрый вор, прошмыгнул в класс в надежде засесть там на весь оставшийся рабочий день. Можно выдохнуть. Испытание осталось позади. Однако от наступающих, подстать батальону солдат, мыслей захотелось взвыть. «Как мне теперь в глаза-то ему смотреть?» А ведь уже смотрел. Тогда, хмельной и огалдевший от похоти. Смотрел, как они шальной искрой светятся в полумраке, созерцал, как туман сгущался вокруг радужки, видел, как отбрасывается тень от неровной смоли ресниц, когда Леви прикрывал их, причмокивая, наблюдал, как с них стекают одинокие слезинки под громкое хлюпанье… Ох, это было тем ещё зрелищем. Таким, что от мимолётного воспоминания уши запекло, спина взмокла, а в штанах вот-вот грозило затеснить. Все убеждения лихим водоворотом обернулись, став совершенно противоположными: «Вот бы повторить. Раздеть его догола, распробовать, смаковать до самых кончиков пальцев ног, как редкий деликатес, довольствоваться полностью. Вновь почувствовать юркий язык, обводящий венки, позволить себе насладится тёплой глубиной рта. Искусно орудовать пальцами, заставляя таять под их слаженными движениями и извиваться, как только удастся нащупать заветную точку. А потом взять во всех возможных позах. Без зазрения совести, притираясь теснее некуда под шлепки кожи о кожу, вырывающиеся стоны…». — И о чём я только думаю! — негодующе процедил Эрвин, резко вздёргивая голову вверх. Напряжённые пальцы с силой помассировали переносицу. Так больше не может продолжаться! Но как-то поздновато за голову хвататься, нынче лишь разгребать и остаётся. Когда немного отпустило, он открыл глаза, тотчас вспомнив, что сейчас разгар урока, а у доски топчется ошалевший Йегер, который чуть ли не подпрыгнул от внезапной выходки учителя. — А-гм, Мистер Смит? — Эрен вытаращил свои огромные глазища от подступившего смятения. Ну не могло же случиться так, что он собрал неверные данные для этого доклада! От него зависела оценка за семестр! Вон, и Армин помогал чем мог: нашёл карту сражений, скинул ссылку на сайт со статистическими данными, посоветовал книгу о Всемирной истории. Микаса так вообще отложила просмотр своих мистических фильмов и суетилась, всячески предлагая помощь, наверное, больше всех остальных. — Я сказал что-то не то? Под веками засвербело. Эрвин проморгался, не сразу найдя что ответить ученику. Затем, пусть запоздало, но спохватился: — Нет-нет, всё в порядке, Эрен! Отличный доклад, ты молодец, быстро исправился, — выученный тон, звучащий при похвале, заставил обычно рассеянного ученика довольно заулыбаться. Впрочем, не задремай кое-кто посреди прошлого занятия, никакого дополнительного задания не было бы и в помине. — Думаю, высшая оценка за него по праву твоя. У Эрена уголки губ теперь растянулись до самых ушей: он победно сжал кулаки, счастливо кивнул своему башковитому другу Армину и подмигнул Микасе. Та в момент замлела, налилась, как спелый помидор, что стало заметно даже сквозь плотный слой бледной тоналки. Сколько Эрвин их помнил, эта троица всегда держалась вместе. Вызывало восхищение, учитывая, какими разными они были не только на уроках, но и по жизни в целом. — Вот это да! — ехидно пронеслось по классу с последнего ряда, излюбленного места обитания Жана Кирштейна – здешнего хулигана. Он обожал, вальяжно развалившись на стуле, что-то чиркать в тетрадке или прямо на парте, безразлично по отношению к учёбе разглядывать вид за окном, иногда играть по сети с Конни, сидящим от него на расстоянии вытянутой руки. Но больше всего Жану нравилось всячески задираться к одноклассникам: то плевался смятой бумагой из трубочки, то отпускал острые шуточки, за что, конечно же, огребал от учителей, но почти никогда – от учеников. — Надо сегодня устроить праздник, а, Эрен? Все вместе порадуемся, что у тебя хватило мозгов. — Чё? — тот, стоит подметить, тоже был не из робкого десятка, поэтому тотчас нахохлился, как замёрзший воробей. — Отвали, Жан! — Дуракам вроде тебя, видать, тяжеловато правду о себе слушать, — прищурившийся Кирштейн лениво потянулся так, словно выдал что-то само собой разумеющееся. — Печально. — Ну-ка повтори! — Эрен выпрямился натянутой пружиной. Желание подскочить поближе, чтобы врезать этому идиоту, росло (не в классе истории будет сказано) в геометрической прогрессии. — Немедленно прекратите, — вмешался посерьёзневший Эрвин. — Эй, Жан, тебе больше всех надо? — недовольно проворчала повернувшаяся к нему Микаса. Удивительно, но вся хулиганская натура в секунду скисла: он стушевался и неловко отвёл взгляд. Благо, хотя бы замолчал. Накалившуюся обстановку разбавил звонок на перемену. Спас, так сказать, ситуацию от логичной кульминации. Если, конечно, этим двум упрямцам не взбредёт в голову устроить потасовку в коридоре. — Хм, раз такое дело, мне интересно будет послушать доклад и от неподражаемого мистера Кирштейна на следующем уроке, — не без иронии добавил Эрвин сразу после того, как сообщил классу домашнее задание, а ребята уже начали скидывать тетрадки с письменными принадлежностями в рюкзаки. — В смысле? Мистер Смит, да чё опять я?! — взвился, состроив страдальческое лицо, Жан. Класс пробрало на тихие смешки, которые так и вторили: «Сам нарвался, дурак». Конни ободряюще и одновременно издевательски хлопнул друга по плечу. Один только Марко тяжело вздохнул от понимания, что ему непременно придётся помогать незадачливому однокласснику. — Ничего. Просто, как твой учитель, я не могу позволить тебе хранить в себе сто-о-олько знаний без права на выход, — добродушная преподавательская улыбка добила ученика окончательно – он стал похож на насупившего карапуза. — Правда же? — Угу, — буркнул Жан, вслед за тем порывисто (явно демонстрируя недовольство) закинул рюкзак на плечо и направился к выходу наравне со всей гурьбой ломанувшихся туда же сверстников. Вместе с тем поинтересовался: — Чё за тема-то? Эрвин крепко призадумался. Ровно до того, как его будто бы прошибло молнией насквозь всплывшая в голове реплика, звучащая севшим голосом Леви: — Сопляки успеют выучить всю Столетнюю войну, пока ты тут раздуплишься. — Кхм. Столетняя война, — наскоро выпалил он. Жан затравленно цыкнул, но кивнул. Пришлось отвернуться в сторону окна, лишь бы только ненароком не встретиться взглядом с кем-нибудь из покидающих класс ребят. Слепящий луч солнца пригрел успевшую заалеть щёку. Так, спокойно. Нужно сохранять репутацию. Не приведи господь им узнать, что учитель истории половину времени урока предавался непристойным мечтам об уборщике, которого они то и дело шугались. Первая половина дня прошла на автопилоте. Весь спектр пережитых впечатлений то и дело возвращался на подкорку подобно бумерангу. К счастью, профессионализму удавалась затмевать всякое расшалившееся воображение, когда ученики немного младше, чем устроившие сегодняшнее шоу Кирштейн и Йегер, презентовали групповые проекты. Их креативный подход не мог не вызывать наставнического трепета – все подготовились на совесть. Улыбчивые девчонки смастерили макет древнего здания, поведали о тогдашней архитектуре. Зазнайка Флок так и напрашивался продемонстрировать работу своей группы самым первым, помолоть языком по теме и не совсем, непременно вступить в дискуссию с кем-нибудь из слушателей и, конечно же, выслужиться перед учителем. А Марло, явно с намерениями покрасоваться перед Хитч, коей на парту неоднократно подкидывал сложенные записки, умудрился состряпать отменный видеоролик. Эрвин немного успокоился. Вроде бы. Память не покидала ни на секунду, но грезить об удовлетворении низменных прихотей во время работы, когда класс полон детей, уж точно не спешилось. Беседы с ними отвлекали. Помогал и тот факт, что за все эти часы он ни разу не покидал класс на перемене, как делал это в любой другой день: выбирался глотнуть кофе из автомата и успевал переброситься парой слов с маячившим там в ожидании своего американо Майком. Несчастье, но баррикада из закрытой двери не смогла бы уберечь от наступившего ланча. Первым делом путь лежал совсем не в столовую, а в ближайший туалет. Когда Эрвин зарекался не выходить никуда, как-то не учёл другие естественные нужды, возникающие вопреки желанию не напарываться на Леви и одновременным сумбурным фантазиям о жарком сексе. Глупость своего положения сдавливала напряжённые плечи, как многопудовый груз. Крадётся по коридору, как сбежавший из дома малец, подумать только! До заветной комнаты, к своей большой радости, он добрался без происшествий. Впрочем, толпа школьников вряд ли поспособствовала бы тому, чтобы они взаправду столкнулись с Леви почти нос к носу, как в сопливой мелодраме, верно? Когда мочевой пузырь был успешно опустошён, а руки тщательно вымыты, Эрвин толкнул изрисованную невесть кем дверь, вновь оказываясь посреди уже опустевшего коридора – все направились либо отобедать, либо проветрить мозги на улице. И, как назло, тотчас встретился округлившимися глазами с Леви, завозящим в ту самую подсобку тележку с кучей флаконов, которыми они ещё пару дней назад усеяли там весь пол. Больше никаких шуток про глупые обстоятельства встреч. Ведь именно так и получилось. Грёбаная мелодрама. Воздух загустел на манер тягучей карамели. Тот обратил внимание на Смита с неуловимой эмоцией: замер с нечитаемым выражением лица, хмурая морщинка между бровей разгладилась, шея вытянулась, из-под ворота формы показалось пару засосов, у зрачка (померещилось?) зажглись отблески луны той субботы. Голова Эрвина вмиг опустилась. Взгляд стыдливо метнулся к полу. Да Леви сто процентов проснулся после того сборища и подумал о том, какая же он, Смит, скотина! Ведь всё их скудное «общение», состоящее из «Куда прёшься?» и ответного «Извините, не заметил» до осеннего бала указывало на то, что Леви он был неинтересен. А тут на тебе – нарисовался секс в кладовке. И что, что Леви был не против? И что, что сам проявлял инициативу? Поди напился, вот и выкинул подобное. Какой с охмелевших может быть спрос? Никакого. «Никакого, кроме спроса с меня, мог ведь остановить, отправить его домой, чтобы проспался!» — поправил себя Эрвин. И плевать, что он тоже был в ту пору не в самом трезвом состоянии (а если быть точнее – кошмарно пьян), плевать, что сам хотел Леви ничуть не меньше. Н-да уж, здесь бы с собой сначала разобраться: как же так случилось, что с этим делать и каким образом угораздило до дома добрести, если это, нежданно, не заслуга Майка? Смит резко развернулся в сторону, мгновенно начиная отмерять шаги прочь. В голове назойливой мухой зажужжали тысячи проклятий. Может, совесть грызла бы не так сильно, не будь у него обострённого чувства ответственности за всё подвластное и неподвластное. Оно преследовало с малых лет, вечно вставляло палки в колёса. Вот и сейчас царапало мозги, как пенопластом по стеклу. Или послышалось сквозь всеобщий гомон и ребяческий смех, или за спиной кто-то с грохотом хлопнул дверью. Голова разболелась пуще прежнего. Вот поэтому он никогда не покупал лотерейные билеты: чуял, что фортуна его не жалует! Столовая встретила привычным галдежом, да таким, точно под ухом работал старый машинный двигатель. Надо же было куда-то податься. Теперь-то можно расслабиться, а вместе с тем и вдоволь наесться. Прихватив на раздаче овощное рагу, сэндвич, сок и румяное яблоко, Эрвин с довольным видом взялся за поднос. Взгляд заметался по помещению в поисках стола, наверняка занятого ждущими его коллегами. Вон, у окна – заметившая стоящего поодаль друга Ханджи помахала рукой для привлечения внимания. Настроение улучшилось при наблюдении за этой забавной жестикуляцией. Ровно до момента, когда боковое зрение, будь оно неладно, уловило появившегося в дверях Леви. Теперь его облик изменился – с невероятно кислой, источающей раздражение физиономией он пялился в упор. От настолько пристального взгляда Эрвин вновь не придумал ничего лучше, чем резво направиться к ожидающим друзьям. — Всем привет, — пытаясь казаться непринуждённым, бросил он. — Привет выжившим с бодуна! — посмеялась Ханджи, стоило Смиту приземлиться на деревянную скамью. Её косматая причёска и помятые шмотки вернулись, будто и не бывало того великолепного субботнего наряда. — Ты как? — Да по-любому уже отошёл, — ответил вместо него Майк, протянув другу ладонь для приветствия. Рукопожатие состоялось. — Чего дёрганый такой? Как будто привидение увидел. Эрвин украдкой проследил, как это «привидение» грозной походкой преодолел расстояние до раздачи, взгромоздил на поднос тарелку с обедом и, нервно сдув спавшую на лицо чёлку, молнией донёсся до дальнего пустующего стола. Сел, ссутулившийся и раздосадованный, чтобы с четверть минуты не моргая гипнотизировать еду. Поджал губы. Вдруг зыркнул в ответ – негодования на точёном лице прибавилось настолько, что и без того острые черты заострились ещё сильнее. В завершении демонстративно приковал всё своё внимание к подносу, дабы расправиться с представленным на нём ассортиментом. Эрвину стало не по себе крепче прежнего – теперь его, похоже, на дух не переносят. — Порядок? — поинтересовался обеспокоенный Моблит, когда тоже обменялся со Смитом приветственным жестом. Повисшее через всю столовую напряжение треснуло по подобию натянутой нити. Лучше сосредоточиться на приятельском разговоре. — Да, — враньё. С грустью вновь подумалось о том, как всё могло сложиться иначе. А теперь Леви, вероятно, хочет извинений, вот и злится. Надо бы собраться с мыслями, поговорить с ним. Но… Но не сейчас. Позже. Отведённые на приём пищи полчаса отличились не только отменным, что для школьной столовой было нехарактерно, рагу, но и бурным рассказом друга. Выяснилось, что Эрен таки сцепился с Жаном на уроке физкультуры. — Ничего серьёзного, просто потолкались, — прокомментировал Майк. — Зенки выпучили и полетели. Никого вокруг не видят, не слышат. Оба упёртые, как бараны! Кстати, наказание за проступок было более жестоким, чем сам проступок – в качестве «почётной награды» им назначили дополнительные учебные часы. Участвовать в обсуждениях Эрвину довелось лишь косвенно, редкими «да» или «угу» – он то и дело поворачивался к дальнему столику с одним-единственным сидящим там. Но тот больше и бровью не вёл, угрюмо поглощая еду. — Дорогой, ты слишком строг, — послышался мягкий голос Нанабы. Кончики её пальцев скользнули по крепкой руке мужа, пока она не сжала небольшой ладонью его предплечье. Это сработало – он сразу поумерил свой пыл. — Мы же сами говорили, у подростков гормоны плещутся. Перебесятся. — И то верно, — поддержала подругу Ханджи прежде, чем умыкнуть у Моблита овсяное печенье. Тот только тепло улыбнулся в ответ, зачарованно наблюдая, с каким аппетитом она принялась его грызть и как на стол россыпью полетели крошки. — Ладно-ладно, — сдался утративший чёрствость от нежных прикосновений Майк. — Чёрт с этой мелюзгой. Приунывший Смит, глядя на развернувшуюся перед ним семейную (и почти семейную) идиллию, только вымученно вздохнул. Он-то спьяну разводить на «потрахаться» горазд, ничего более. Оттеняющая тоской небесная синь глаз в очередной раз невольно взмылась, чтобы увидеть одиноко сидящего Леви. Но наткнулась на пустой стол. Ушёл. — Куда ты сегодня всё время глазеешь? — прикончив остатки сока, Майк удивлённо приподнял брови, а вслед за тем тоже развернулся, но не застал ничего примечательного. — Да так, — Эрвин шумно сглотнул. Нет-нет, так не годится! Постоянно прятаться только из-за боязни услышать правду – о том, что Леви не хотел всего этого на самом деле, было эгоистично. Нужно срочно поговорить с ним, чтобы избавиться от мук совести. Он вскочил с места, наскоро выпаливая: — Я пойду, у меня важное дело. — На балу ты так же сказал, — эти слова Майка, сдобренные хихиканьем Нанабы, заставили пульс участиться. Ну конечно, они ведь не были в курсе, куда именно он тогда ушёл. Пустой поднос остался на столе, потому как Моблит, перед этим заговорщически переглянувшись с Ханджи, любезно согласился донести его до мусорного контейнера. Беззаботно болтающие друзья остались позади. Эрвин пулей вылетел прочь за двери. Основной поток учащихся ещё не успел хлынуть вслед за ним – оставшиеся пятнадцать минут располагали спокойно закончить трапезу. Маршрут возник в голове молниеносно: Леви наверняка поплёлся туда же, где они виделись сегодня и… не только. Ему ведь нужна тележка для последующей уборки, верно? Ноги несли быстрее проносящихся мыслей. Пока у ближайшей коридорной развилки его внезапно не схватили за рукав и не потянули за угол. Лопатки неприятно шаркнули о чей-то шкафчик. Эрвин ненароком зажмурился от внезапного удара спиной. А когда веки разлепились, увидел перед собой, несмотря на ослеплённость злобой, красивое лицо. — Какого хрена? — отпустив смятую ткань учительской рубашки, прошипел Леви. Тонкие губы задрожали от подступающей досады. — Почему ты меня избегаешь?***
Monday you can fall apart
Леви весь остаток выходных ходил, как будто вот-вот над землёй вспорхнёт. Головная боль совершенно не мучала (да и с чего бы, от пары-то выпитых на балу стаканов пунша?), в отличие от ноющей челюсти. Но такую малость можно было стерпеть после свершившегося. До сих пор не верилось ни в сказанное, ни в сделанное. Если это были грёзы, то он предпочёл бы остаться в них насовсем. Воскресный вечер закончился непреднамеренным визитом в кафе. Пришлось надеть свитер с воротником до подбородка, чтобы скрыть несколько засосов на шее. Вкусовые рецепторы были заняты пробой нового сорта чая, а сам напрочь очарованный Леви – просмотром страницы в социальных сетях. Гордый профиль: орлиный нос, густые брови, волевой подбородок, мягкая, снисходительная улыбка. И это на случайных кадрах! От пары-тройки постов с какой-то исторической конференции складывалось совершенно иное впечатление: строгий пиджак по фигуре и сдержанное выражение лица почти заставили пустить слюну. Впрочем, не грех, на такие-то фотки. Подумалось: «Как с обложки, мать его, модельного журнала». А эти лучистые, внеземные глаза? Просто кощунственно быть таким красивым! Заснуть получилось не сразу. Даже после самоудовлетворения в ванной. Память сразу же прокручивала обжигающие до дрожи прикосновения, шумные вздохи, скольжение языка по шее, хватания за волосы, просьбы продолжать, запах, вкус… Влажные фантазии длиной почти в год оправдались – член у Эрвина оказался столь же восхитительным, как и он сам. Пиликанье будильника ранним утром больше не мнилось противным. Веки, вопреки собственной тяжести, вмиг распахнулись, чёрные ресницы взметнулись вверх. Серые глаза упёрлись в потолок. От предвкушения захотелось заспанно улыбнуться. Сегодня понедельник, а значит, можно наконец увидеться с ним. Из-под одеяла удалось выползти на удивление быстро, несмотря на обрушенную прохладу, от которой тело обдало мурашками. Пара нехитрых действий, и скомканная постель приведена в порядок, поверх наброшен плед. Комната стала выглядеть куда опрятнее, вопреки тому, что и так сверкала чистотой – профдеформация, наверное. Радостное умиротворение затмевало до того сильно, что хмуриться сегодня совершенно не хотелось. Леви не без энтузиазма взгромоздил чайник на плиту, в тостер засунул пару ломтей хлеба и, прежде чем отправиться принять душ да почистить зубы, щёлкнул на кнопку старенького музыкального центра. Заиграл сборник, который он составлял с особой чуткостью. Прохладная вода вкупе с остатками привкуса зубной пасты придали бодрости, пусть энергии уже было хоть отбавляй. Сквозь приоткрытую дверь послышалась одна из песен Лед Зеппелин. Знакомый мотив помог настроению поползти вверх ещё стремительнее. Уж что-что, а за формирование музыкального вкуса дяде нужно было отдать должное: он всегда включал в машине нечто подобное, либо будоражащее детскую душу, либо, наоборот, успокаивающее незамысловатой мелодией. Полотенце не без помощи цепких пальцев сделало оборот вокруг бёдер, когда раздался гнусавый свист кипящего чайника. Беззаботно шлёпая босыми ногами по полу, Леви вышел из ванной, чтобы снять его с плиты, а тосты щедро намазать джемом. Сегодня пробуждение произошло особенно рано, значит, можно неторопливо позавтракать. — All of my love, all of my love, — тихо повторял он в такт припеву, в параллель заваривая себе душистый чай из небольшой (коробочек так это… пятнадцать?) коллекции. Удивительно, ведь пение обычно было для него ненавистным занятием – смысл гундосить, если на аудиозаписи звучание в сто раз лучше? Но сейчас при каждом протянутом слове перед ним возникал конкретный человеческий образ. Причина включенного на полную сердца и отключенных мозгов. Леви ощущал себя глупым подростком, представляя ещё один подпевающий голос, бархатистый, звучный, чуть томный… Вот бы взаправду насладиться им поскорее. И не только им – всем Эрвином целиком. — All of my love to you now… После утренней трапезы Леви наскоро напялил трусы, натянул джинсы, влез в поглаженную с вечера футболку. Уже на ходу ловко сгрёб связку ключей, предварительно нацепив ботинки и накинув тёмную куртку. По карманам распихал телефон с наушниками. А к ним кинул и мятные леденцы, так, на всякий случай. Вдруг найдётся время поворковать с Эрвином, пока никто не видит. Щелчок закрывшейся за ним двери стал реальной точкой отчёта нового дня. По дороге солнце не раздражающе светило, а ласково пригревало. Особенно тёплое утро выдалось для практически конца октября. Да и люди не бесили, как это было обычно. Но разгадка скорее крылась в том, что Леви вообще не обращал на них особого внимания – был слишком поглощён представлением сегодняшних событий. В здание школы, как и ожидалось, он вошёл слишком рано. Городок их был далёк от звания «большого» (в отличии от того, что он в прошедшую субботу с нескрываемым восторгом обнаружил в штанах у Смита), поэтому пешая прогулка под музыку пронеслась чересчур быстро. Раздевалка пустовала. Не было ни души, что стало приятным дополнением к ежедневному переодеванию из обычных вещей в рабочую униформу. Ботинки вскоре сменили лёгкие кеды, джинсы – блекло-голубые брюки. Напоследок застегнув воротник форменной рубашки не как обычно, а на все пуговицы до последней (метки, отставленные Эрвином, ещё не сошли с тонкой кожи), Леви направился к хранилищу теперь не только уборочного инвентаря, но и одной интимной тайны. Там всё осталось на своих местах. Он хотел навести порядок ещё в вечер Х, но внезапно поплывший мозгами, наполовину отрубившийся Смит стал задачей позначительнее. Опрокинутая тележка покоилась в углу, упаковки с очистителями россыпью разбрелись подле неё, швабра растянулась вдоль по стыку стены с полом, со стеллажа свалилось несколько тряпок. При любых других обстоятельствах такой откровенный хаос заставил бы нервно задёргать глазом. Но нет – вызвал лишь плотоядную ухмылку. Совсем как та, что так и не появилась на лице, когда он жадно брал член Эрвина в рот до ощущения полностью занятой глотки и прекращения поступления в организм кислорода. А потом снова и снова. Леви и сам поразился, что смог заглотнуть довольно глубоко – габариты-то, чтоб его, солидные. Подстать обладателю, так сказать. Собирая весь инвентарь обратно в поднятую тележку, он поймал себя на том, как облизнулся от череды всплывших в мыслях картинок. Самое главное – они были никаким не сном, а самой настоящей реальностью. Сей факт вознёс до седьмого неба и не спешил опускать обратно. Теперь всё будет иначе. Поэтому можно со спокойствием браться за утреннюю уборку. Первым объектом стал центральный коридор. — Какая мерзость, — шикнул Леви, когда наткнулся на прилепленную к шкафчику жвачку. Возникло желание заставить мелкого пакостника, оставившего за собой эдакое свинство, соскребать её зубами. Впрочем, подобные «подарочки» были единственным изъяном в его деле. Остальное вполне устраивало – наводить чистоту и не отсвечивать. Тем более, именно эта работа стала счастливым билетом в новом городе после переезда годом ранее, вроде как началом другой жизни. Ещё несколько лет назад было невозможно представить себе уютную съемную квартирку с удобной кроватью в неплохом районе города, спокойные будни на пусть не самой высокооплачиваемой, зато стабильной работе и свободу засматриваться на умопомрачительного историка – раньше он прозябал близ Уитмен-Парка, в самом центре преступной клоаки. Хорошо, что оттуда удалось свалить одновременно с оставившим «дела» Кенни – дядя нашёл свою судьбу совершенно случайно и укатил с шупленьким, но невероятно добрым Ури попытать счастье в домике у озера Мичиган. Звали с собой – Леви отказался. Ему нужно было найти свой путь, даже если графа о нарушениях закона в резюме была безвозвратно подпорчена. И вот он здесь, подальше от прошлого. На нём не тюремная роба, а униформа уборщика. Да и в голове больше не стоял вопрос, получится ли прожить следующий день. Что-то не туда понесло, взгрустнулось. Это всё из-за чёртовой жвачки. Дурное быстро схлынуло, едва в воображении вновь возник образ лучезарно улыбающегося Эрвина. Как свет солнца после грозы. Шикарный, образованный мужик. И, похоже, теперь весь в распоряжении Леви. По крайней мере, хотелось так думать. Работа и ожидание смешались воедино. Часы шли, а энтузиазм успел поубавиться. Упование на встречу со Смитом у кофейного автомата на перемене не оправдалось. Звонок скрежетал по ушам, оповещая о сменяющих друг друга уроках. Дети орали, топтались по свежепомытому полу и опять стали бесить. Благо, быстро усмирялись или вовсе сваливали прочь, стоило приблизиться к ним в привычно-угрожающем виде. Всегда прокатывало. Дошло до того, что он переделал все дела и стоял, оперевшись о стену у раздевалок. Воспоминания о сказанных позавчера словах были ещё свежи. Будоража восприятие, осели прозрачной, точно слюда, плёнкой под барабанной перепонкой и звучали всякий раз, когда невольно думалось о повернувшем жизнь в иное, ещё одно правильное русло полуночном диалоге. Что ж, это было неплохой компенсацией за последующую необходимость тащить нелёгкую тушу Смита сначала до такси, а потом до его дома. И ведь не предвиделось, что его так развезёт под конец. Неурядица таки заставила залечь в черепной коробке одну опасливую мысль, но Леви старался всячески её отметать: его предмет воздыхания просто взболтнул лишнего под градусом, а потом всё вылилось в порыв страсти. Нет-нет, исключено! Эрвин был полностью вменяем во время беседы в коридоре, говорил чётко, складно, а смотрел… Не было подходящих сравнений, чтобы описать как он смотрел. Одно зналось точно: сердце от этого щемило неимоверно, щёки жгло и мечталось, чтобы мгновение не заканчивались. Не могло же это быть лишь пьяной фривольностью, правда? Когда очередной звонок ударил по темечку, Леви не вытерпел – невзначай подобрался к двери кабинета истории, намереваясь взглянуть в маленькое окошко. От любования губы подёрнулись вверх. Эрвин сидел за своим столом, выглядел очень задумчивым. Привычно неотразим. «Он просто занят, а я тут трагедию развожу, как последний паникёр», — мысленно отвешенный себе подзатыльник отрезвил. — Ты в курсе, что выглядишь как маньячила? — внезапный голос справа заставил вздрогнуть и обернуться. — Ха-ха, расслабься, это я. — Хер ли так пугаешь, очкастая? — с упрёком, но беззлобно выдал Леви. С Ханджи, как ни странно, они смогли найти общий язык довольно быстро после его появления в этих стенах. Несмотря на её болтовню без умолку, обожаемый хипстерский стиль и оставление за собой кучи грязи в кабинете химии. Зато она была открытой, остроумной до чёртиков и жизнерадостной. Короче, обладала всеми качествами, которых у самого Леви не доставало. Вот и подружились. С её парнем Моблитом тоже удалось поладить: он был более спокойным, дружелюбным, а также неимоверно талантливым в рисовании. — Караулишь своего Криса Эванса? — хихикнула Ханджи. Карие глаза по-озорному сверкнули. — Чего? — Леви растерялся, но напускной ровный тон остался на месте. — Нет, я... Я вообще ухожу. Просто дверь протирал. — Ну-ну, — сказать, что подруга любила подтрунивать почём зря – не сказать ничего. Он ей и слова о своих видах на Эрвина ни разу не сказал, но, похоже, ей без того всё было ясно. — Конечно-конечно, Леви, я так и подумала. Когда выхожу на перемене хапнуть водички или сижу в полуметре от Эрвина на ланче, то совсе-е-ем не вижу, как ты на него таращишься. — Да ну тебя нахер, — после взмаха ладонью, означающего красноречивую версию «отвали», тот закатил глаза, без промедлений начиная отмерять шаги прочь. — Ты куда? Настолько насмотрелся, что аж невтерпёж закрыться в кабинке туалета? — смех Ханджи ударил в спину. Ну всё, теперь её с подобными шуточками не заткнёшь. Спасибо, что ума хватало не травить их при ком-то ещё. — Не забудь потом смыть «деток» с рук! — Вот ведь чучело говорливое, — пробухтел Леви себе под нос. Не оборачиваясь, показал ей средний палец и скрылся за поворотом. До самой раздевалки, где он весьма безответственно бросил тележку, мучало смущение. Умеет же очкастая вогнать в краску! Идея вымыть стенд со спортивными кубками показалась отличным способом поймать прежнее умиротворение. Всё-таки уборка действительно успокаивала, словно вместе с очищением поверхностей раздумья переставали валиться мешаниной, а сиюминутно разбредались по воображаемым нишам. В голове прояснилось. Леви пришёл к внушающей позитив перспективе: они пересекутся с Эрвином во время ланча. Может, пообедают вместе. Либо, например, прогуляются: было бы интересно послушать как проходит его день, чем удивляют сопляки или сколько воды с аспирином потребовалось, чтобы прийти в себя после попойки. Долгожданный звонок прогремел весьма скоро. Получилось уложиться почти минута в минуту – стенд сиял кристальной чистотой. Сдёрнув с запястий резиновые перчатки, он что есть прыти помчался поставить тележку в подсобку. Не переться же с ней в столовую! Когда пластиковая махина на колёсиках уже въезжала в свою обитель, Леви почуял на себе чей-то взгляд. Крутанул голову вбок и вдруг обмер. Пульс участился. Эрвин собственной персоной стоял в нескольких метрах от него. Возвышался своей высоченной фигурой в отменно обтягивающих бёдра брюках и излюбленном жилете. Такой весь строгий, а оттого ещё более сексуальный. Ну, раз уж он здесь, можно отправиться в столовую вместе… Погодите, что с ним? «Чего стряслось? Почему он такой растерянный?» Все потайные страхи взвили на поверхность, как песок во время бури в пустыне. Хуже всего, смотрел Эрвин не долго – отвёл взгляд и направился куда подальше, оставив Леви замершим на месте в полном смятении. Это было хуже тупого удара под дых. Внутри с хрустом надломилось. Кажется, это была надежда. Да в чём дело? Он сделал что-то не так?! Непонимание смешалось с быстро растущей злостью. Кажется, прямо сейчас самая ужасная из всех возможных догадок подтвердилась: перепихон по пьяни. Но как же так? Стелил-то как складно! Выстроенный в голове идеальный мир начал рушиться. Для сукиного сына Эрвина Смита это ничего не значило. И всё сказанное – пустой звук. Внезапно подошедший к их немногочисленной компашке, состоящей из кухонных работников Фарлана и Изабель (Леви по-доброму называл их «поварята») стал слишком уж приятным сюрпризом. Сверкающий своими ровными зубами, приветливый и более разговорчивый, чем обычно, Эрвин влился в общий разговор. Прогонять восвояси его никто не собирался, да и Леви бы не позволил: от выразительной харизмы в животе ныло, от низких смешков в рту пересыхало, а его выбившуюся прядь светлых волос так и подмывало игриво покрутить пальцами. Нужно было отлучиться всего на секунду, долить себе немного пунша. Ребята остались беседовать. Занятый наполнением стакана, Леви рефлекторно дёрнулся, едва у уха прозвучал голос Эрвина: — Здесь слишком шумно, — он старался говорить погромче в попытках перекричать громкую музыку из колонок. — Мы можем выйти? Ещё спрашивал! Устоишь тут перед таким предложением, если последние полчаса только и думалось о том, как бы остаться наедине! Естественно, Леви без раздумий кивнул и подался следом в сторону выхода. В коридоре было куда свежее, меньше воняло пойлом, биты уже не стучали по перепонкам. Понимание нынешнего положения ещё не пришло, но чужая ладонь, бережно сжавшая собственную, застала врасплох. Лёгким жестом его повлекли за собой, пока потрясённый Леви старался не дышать, чтобы не спугнуть момент. Они отошли на достаточное расстояние, в восточное крыло здания, чтобы уж точно никто не побеспокоил. Эрвин остановился. Голубые глаза сегодня мерцали как-то по-особенному ярко: обычно они блестят так либо у сумасбродом, либо у заядлых авантюристов. От него разило выпивкой, но чисто внешне выглядел абсолютно адекватным. — Тебе очень идёт костюм, — неожиданно выдал Эрвин. Интонация была такой, будто он всю дорогу сюда только и ждал когда сможет это сказать. — Что?.. — всё-таки вырвалось. «Да соберись уже, бля! Он щас подумает, что тебе нужен слуховой аппарат, а не комплименты!» — внутренний голос вещал на полную катушку. — Правда! Не могу налюбоваться, — решительность Смита чуть не заставила собственную челюсть отвиснуть. Слишком много удивительных вещей он сделал и сказал сегодня. Это сон, что ли? — Послушай, может это странно, но я хотел бы сказать… Ноги подкосило. Если это именно то, что показалось… — …Ты самый неоднозначный человек, каких мне довелось встречать в этой школе, а может и вообще, — Леви ошарашено разверзнул глаза. Разошедшийся Эрвин продолжал: — Чёрт, не в смысле, что… Я имею в виду, ты похож на сложную головоломку: говоришь сквозь зубы, не горишь желанием лишний раз даже глянуть в чью-то сторону, — в пламенной речи засквозило восхищение говорящего и гулкий стук сердца слушающего, который сейчас корил себя за оставшуюся с юности привычку колко вести себя во время разговоров. — Но от этого тебя хочется разгадывать ещё сильнее. Ты, наверное, и меня считаешь просто придурком, не достойным твоего внимания, но тем не менее… — Нет! — тут же выпалил вернувший дар речи Леви. Внутренний призыв собрать себя в кучу сработал. Никакого больше стояния на месте с дурацким выражением лица. Никакого замешательства. Время действовать. Руки потянулись, приникли к подрумяненным танцами да жарой в праздничном зале щекам. — С чего бы? Я так не считаю и никогда не считал. Под прикосновениями прохладных ладоней Эрвин наклонил голову, чуть ссутулился – желание приласкаться пересиливало. — Ты мне очень нравишься, Леви, — на одном дыхании выпалил он. Эти слова не должны были слишком подкупать, но подкупили больше некуда. Крышу потихоньку сносило. — Я не знаю как это объяснить, просто ты такой… — Слишком много болтаешь, — Леви и так уже услышал достаточно, чтобы всё понять. Поэтому сжал лицо под своими пальцами сильнее и потянул Эрвина на себя. Их губы соединились в первом поцелуе с грубоватой порывистостью одного и трогающей душу нежностью второго. Эти качества перемешались стремительно, сплелись вместе со скользнувшими друг к другу в рот языками. Вот уж действительно – вместо тысячи слов. От бессилия бросило в холодный пот. Судьба просто решила поиздеваться! Заставила погрузиться в возникшие чувства, порадоваться их взаимности, а потом забрать обретённое с ядовитой насмешкой: «Ха-ха, неужели поверил, олух?!». Затошнило от своей тупой наивности. На скулах заиграли желваки. Зубы за искривлёнными губами заскрежетали друг о друга. Находясь в запале, Леви хлопнул дверью до того сильно, что едва не посыпалась извёстка. Идея скрыться от посторонних глаз и поубиваться о любовном провале лихо прошла. Нет уж, он не считал себя какой-то трусливой крысой, чтобы щемиться по углам! Наивным идиотом – да, неудачником – возможно, но никак не трусом. Поэтому, вконец разгорячённым кипящей от смеси негативных эмоций кровью, рванул в столовую. Подкрепиться бы не мешало, да и поглядеть, спокойно ли обедается этому лживому говнюку, тоже. В столовой, по ежедневной стабильности, стоял страшный гомон. Вот только на посторонние звуки стало всё равно сразу же, как взбешённые глаза напоролись на Смита. А тот предсказуемо сделал вид, что не заметил его появления. Ноющая теснота под рёбрами поползла дальше. В тени злости зародилась настоящая ярость. Поднос с первым попавшимся из меню ударился о поверхность стола в углу, за границей оживлённости. Одиночество вроде вещь привычная, но сейчас резанула охотничьим ножом и почти выдрала селезёнку. Он ведь просто хотел быть рядом с Эрвином. А что получил?.. Взор, обращённый мимо отвратительнейшего на вид салата, завис в воздухе. Словно сквозь столешницу возможно было разглядеть свои сжимающиеся в кулаки руки. Поцелуи стали хаотичнее – зажигалка чувств чиркнула, выпуская пламя внезапной страсти. Губы Эрвина были такими маняще мягкими, в отличие от своих, вечно обветренных или искусанных. Язык же – до того проворным и горячим, что каждое его скольжение мутнило рассудок. Он вообще, по скромному мнению Леви, был идеален от светлой макушки до пят. Вскоре добавились сильные здоровенные руки, стискивающие поперёк спины. Очень кстати, ведь риск рухнуть от шокированности происходящим был крайне велик. Прикосновения к пояснице пустили разряды дрожи по телу, и Леви охотно сдался объятиям. Даже с учётом, что стоять так было не только забавно, но и весьма неудобно – Эрвин редкостная оглобля по сравнению с ним. То, что сделал Смит потом, раздразнило окончательно: медленно отстранился, дабы трепетно коснуться влажными от слюны губами уголка приоткрытого рта. Кожу обдало его дыханием, когда он двинулся дальше. Поцеловал щёку, висок и угол челюсти, добравшись до которого, томно пробормотал: — Знал бы ты, как я хочу тебя прямо здесь и сейчас. Это было запрещённым приёмом. Голова у Леви перестала работать совсем. Самообладание растеклось воском догоревшей свечи, стремительно застыло в иной форме – желании потакать стремлению к близости. — Тогда пошли, — он уверенно потащил Эрвина в сторону знакомой двери. Там уж точно не будет лишних свидетелей. По дороге успелось разменяться на ещё несколько глубоких, порывистых поцелуев, поэтому до пункта назначения они добрались по наитию – были слишком заняты друг другом. — Сюда, — пылко вздохнув, Леви отстранился у входа в одно из своих владений и принялся шарить по карманам. — У тебя сейчас есть ключи от кладовой?.. — удивился раскрасневшийся под воздействием внутреннего жара Эрвин. Мысль о чудной привычке Леви таскать при себе рабочие принадлежности в нерабочее время ещё больше подстегнула. — Тупые у тебя вопросы, дурень, — последовала короткая усмешка. Подрагивающий от предвосхищения, тот толкнул найденный ключ в замочную скважину. Решено. Они сделают это прямо сейчас. — Конечно у меня есть ключи от кладовой… После прокрученного в голове сюжета, ставшего ныне просто обманным воспоминанием, забурлила обида. Все фибры восприятия просигнализировали об очередном взгляде, обращённом на него. «Самодовольный ублюдок, будто не заметно, как ты исподтишка пялишься!» — взбешённый взор Леви метнулся громовым раскатом в сторону Эрвина в ответ. Хотелось поиспепелять его подольше, прожечь в башке огромную дыру, но он буквально заставил себя склонить голову, не обращать внимания – многовато ему чести! Леви чувствовал себя как на ладони, а оттого ещё унизительнее. Каждого щебечущего сопляка мечталось заткнуть. При одной мысли о наблюдателе за учительским столом, начинало трясти от раздражения. Не в силах больше оставаться здесь, он поднялся со скамьи и ринулся к выходу. За дверями расстелился коридор. Подумалось уйти подальше. Куда-нибудь, где никак нельзя наткнуться на чёртового Эрвина. Но разве это возможно? Они в одном здании работают вообще-то! И, как бы печально не звучало, частенько лицезреют друг друга. Раньше это было в радость. Не то что сейчас. Один вопрос звучал набатом, разрывал разболевшуюся голову, а наравне с ней и душу: почему? Ответить на него никак не удавалось. Внезапно потребовалось остановиться. Обуяло невесть откуда явившейся наглостью. Вот именно! Раз уж ответа на вопрос у него нет, пусть Смит сам расскажет! Ждать долго не пришлось: виновник торжества нёсся мимо уже через каких-то жалких пару минут. Взвинченный и потерянный, Эрвин, похоже, не успел понять, как ударился о дверцу шкафчика – настолько внезапно Леви дёрнул его за рукав рубашки. Пусть не жалуется, ещё легко отделался. — Какого хрена? — по телу разлилась ядовитая горечь. Стискивающие ткань пальцы медленно разжались, рука опустилась. — Почему ты меня избегаешь? До Эрвина, наверное, наконец дошло, что стоять истуканом – дело неблагородное, поэтому принялся, как и ожидалось, выдавливать корявые оправдания: — Нет, Леви, я не… — Не пизди! Весь день шарахаешься от меня, как от прокажённого! — перебил свирепеющий голос. Взбрело на ум – неплохо бы врезать по близстоящему шкафчику, чтобы там осталась вмятина. Но никакой порчи имущества! Потом с руководством не рассчитаешься. — Хорошо-хорошо, ты прав, — надо же, неужто Смит и без подобных крайностей считал его намерения? — Так и было, но… Но я подумал, что лучше всё обсудить. — Долговато ты думал, — огрызнулся Леви. Слабенькие искорки веры в положительный исход событий, вопреки здравому смыслу, не гасли. — Вроде учитель, а соображаешь как тугодум. После похмелья заторможенность мучает? — Вот об этом я и хотел поговорить. — ох, надо же, он соизволил! Несчастье, но изменившееся выражение лица сдуло все остатки надежд – повеяло сожалением. — То, что произошло… Мне правда очень… — Только не говори, что тебе жаль! — Леви резко перебил говорящего, хоть бы не слышать этого противного словосочетания. «Мне очень жаль». Какая же отвратительная фраза: не просто обесценивает прошлое, но и делает явный акцент – вернись человек обратно, ни за что не повторил бы совершённое. Грудь будто бы пронзило тесаком, когда осознание кольнуло своей беспощадностью. — Какая же ты скотина. Можешь смело звать себя сраным треплом! После всего сказанного, после всей лапши, которую ты навешал мне на уши, после того, как я тебе поверил!.. — Что я сказал тебе..? — смятение Эрвина возросло настолько, что он пропустил мимо ушей оскорбления. Словно обрушилось неожиданное обстоятельство, которого он ну никак не предвидел. — А, так ты даже не запомнил поток своего пиздежа? — от негодования воздуха стало не хватать. Видимо, обида вцепилась в горло и начала душить воистину. — Боже, ну ты и… — Прости, если я тогда сморозил что-то не то, — искрящие голубые глаза нынче не вызывали трепета. Объятые виной, они пророчили только усиление раздражения. — И за то, что было после… — Ха, это ты про то, когда мы чуть не трахнулись, да? Про то, что я отсосал тебе в подсобке? — раздались едкие, но осознанные риторические вопросы. Необходимо внести ясность. Да заодно поставить сукиного сына в неловкое положение. Надоели непонятные шифры, запарили избегания. Вырвался невесёлый смешок от неверия в эту катастрофу. Леви уже смирился с малоприятным исходом диалога, но, чёрт возьми, Эрвин сожалел и об этой части вечера тоже! — Знаешь что? Проехали! Считай это бонусом за то, чтобы ты больше не приближался ко мне. Действия опережали мыслительные процессы. Он сорвался с места, желая поскорее покинуть коридорный закуток. Силы себя исчерпали. Нужно побыть одному. — Леви, погоди же, послушай!.. — отошедший от ступора Эрвин сделал несколько шагов вслед. Но, увидев угрожающий краткий жест рукой, недвусмысленно говорящий «не смей идти за мной», остановился. — Да отъебись ты, забудь моё имя! — гневно вскрикнул Леви и сию секунду отвернулся, лишь бы больше не смотреть на сожалеющие глаза, в которые однажды «посчастливилось» бесповоротно влюбиться. Каждый новый шаг растил расстояние между ними. На сей раз он мог поклясться, что услышал, как внутри нечто разбилось вдребезги. Кажется, это было сердце.