Я рядом

Возможно ли продолжать верить, когда всяческая надежда на мало-мальски полноценную жизнь утрачена ко всем чертям? Еще каких-то пару дней назад она жила, любила, строила планы, мечтала о том, что они с Хэнком вот-вот станут родителями… Жила в счастливом неведении. Продолжала бы жить так и дальше, если бы не. В тускло освещенном туалете ночного бара все случилось за секунду, Корделия уже и не помнит подробностей. Резкая, разрывающая лицо боль — и темнота. Полная темнота. Вот и все. Корделия перестала видеть — и прозрела. Такие хлесткие и такие явные видения похождений Хэнка на стороне не могли быть лишь плодом ее воображения. Слишком уж явственно. Хэнк обнимал рыжеволосую молодую девушку, целовал ее, они оба смеялись… Острой болью саднят сейчас эти воспоминания душу Корделии. Хэнк пытался как-то оправдаться, убедить Делию в своей невиновности — но был ли хоть малейший смысл ему верить? Корделия приняла болезненное, но единственно верное решение продолжать свою жизнь (если можно назвать это жизнью) без него. Это больно — когда любимый человек предает. Еще больнее осознать, что ты обманывалась долгие годы. Как прежде, не будет уже никогда. Непременным аксессуаром Делии, с которым она теперь не расстается, становятся черные очки, прикрывающие ее жуткие ожоги на глазах. Фиона, как и всегда, винит во всем дочь, винит в неосторожности, в том, что та изначально поверила Хэнку, от которого всегда за версту разило враньем… Можно подумать, Корделии станет легче от вечных материнских нотаций. Становится еще более тошно. Ничего не хочется. Ни-че-го. Хочется просто исчезнуть. Чтобы со зрением угасло и сознание. Разве такая жизнь, когда ты теперь обуза для всех — это жизнь? Ее Академия, ее девочки, дело ее жизни — вот что не дает сломаться окончательно. Ученицы бесконечно поддерживают Корделию, давшую в свое время каждой из них крышу над головой и защиту от внешнего мира, ученицы становятся ее глазами и руками. Ни одна не ведет себя так, словно Корделия Гуд для них — обуза. Даже Мэдисон, несмотря на ее вечное ворчание и подколы, тоже помогает наставнице, чем может. И пускай Делии не суждено стать матерью, но ее ученицы — это и есть ее семья. *** Этой ночью ливень стучит в окно особенно сильно, отчего Корделия не может заснуть почти до утра. Услышав шум внизу в гостиной, она накидывает халат и медленно, опираясь на трость, спускается. — К нам в Академию пришла девушка, — слышит она взволнованный голос Зои. — Она в опасности! Можно ей у нас остаться? — Я — Мисти, — звучит рядом мелодичный девичий голос. Корделия осторожно подходит ближе, берет гостью за руку, и тотчас же в голове всплывают яркие, пугающие образы сожжения на костре и последующего воскрешения. — Ты — Мисти Дэй, — мягко произносит Делия. — Я много слышала о тебе. Оставайся. Ничего не бойся, теперь ты под моей защитой! — Могу я узнать ваше имя? — с волнением в голосе спрашивает девушка. — Я — Корделия Фокс, директриса этой Академии. Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Оставшись наедине с собой в отведенной ей комнате, Мисти все никак не может выбросить из головы это до боли странное знакомство с незрячей женщиной, предоставившей ей кров и защиту, и словно до сих пор ощущает прикосновение ее руки. А эта Корделия Фокс красива, очень красива! Словно даже не из этого мира… Отчего же она потеряла зрение, как же так получилось? Мисти не дает покоя теснящее грудь чувство искренней жалости и вместе с тем — глубокого интереса. И все же, несмотря на обуревающие ее чувства, порядком уставшая за эту беспокойную ночь, Мисти ложится и довольно быстро засыпает безмятежным сном. Во сне она видит родные болота, на которые ей уже вряд ли когда-нибудь придется вернуться.