Алиса

Алиса, удовлетворенно улыбаясь, сбрасывает с рук сумку, юрко выскальзывает из пальто. Ей удалось вернуться из командировки чуть раньше, на целых два дня, и есть прекрасный зазор между всеми следующими обязательными рабочими мероприятиями. Она решает не предупреждать мужа заранее, желая сделать сюрприз: в последнее время было трудно выкроить время вдвоем, и женщина уже откровенно соскучилась, и от того особенно предвкушала встречу с любимым. Но сидя в такси она еще не знала, что сюрприз ждет ее: родная квартира встречает не размеренной тишиной, или звуком работающего телевизора, или голосом родного человека, ведущего невинную беседу по телефону, а громкими и протяжными женскими стонами, переходящими в откровенные вскрики. «Что ж, Димочка», — мрачно думает Алиса, подхватывая с коридорной тумбочки скульптуру, тяжелого керамического идола, привезенного из свадебного путешествия в Южную Африку, — «Надеюсь, ты просто очень громко смотришь порно». Скинув туфли, женщина глубоко выдыхает и направляется по коридору вглубь квартиры, к супружеской спальне. … — А вы кем этому Отелло в юбке приходитесь? — с добродушной усмешкой интересуется у Ивана мужчина в синей форме, когда он прибывает в отделение полиции. — Отец, — со вздохом произносит голубоглазый блондин, выглядящий погранично молодо, чтобы иметь этот статус для женщины, что, сейчас с перекошенным в злобе лицом сидит в приемнике. — У вас, папенька, тут можно сказать, причинение среднего, а быть может, даже тяжелого вреда здоровью. Настоящее домашнее насилие! — Ну…все же живы, верно? — улыбается Иван улыбкой притягательной и очаровательной, легко располагающей любого из смертных к себе. Час назад ему позвонила дочь, используя право на звонок для того, чтобы связаться с ним, а не с адвокатом, хотя последнее было бы куда логичнее: — Кажется, у меня проблемы. Или не у меня. Приезжай, пожалуйста, а то я точно кого-нибудь убью, — мрачно звучит родной голос в трубке. — Куда? — с недоумением переспрашивает Иван. Так он оказывается в отделении полиции по адресу прописки дочери. И в целом, ей повезло быстро дозвониться: был бы отец в месте, далеком от мира людей, едва ли бы смог так оперативно среагировать. — Думаю, мы с вами можем договориться, верно? — протягивает Иван. — Да чего ж нет… Залог вперед, и ваша ревнивица на свободе до суда, если заявления вообще не заберут, с бытовыми конфликтами такое часто бывает, — пожимает плечами мужчина, ощущая, что странным образом симпатизирует этому незнакомцу, — Сейчас быстро все оформлю, и все. Только ее допросить еще нужно… — А может, не нужно? Потом, через пару дней? — мягким, обволакивающим голосом протягивает он, и его васильковые глаза на мгновение вспыхивают. — Да, можно… — заторможено отвечает полицейский. — Спасибо за понимание, — мужчина мягко улыбается, удовлетворенно похлопывая ладонью по стойке. Алису выдают в его руки уже через несколько минут — злую, взвинченную, с взлохмаченными волосами и в пиджаке, заляпанном кровью. Сдержав досадливый вздох при виде замершего в мрачном оцепенении лица дочери, Иван мягко подхватывает ее, ведя по коридору к выходу. Но на их пути тревожное, опасное препятствие: двое пострадавших, ожидающих, судя по всему, своей очереди высказывать представителям закона свою версию событий. — Да она вообще больная! Пробила ему голову, руку сломала, чуть глаз не выколола! Меня избила! — завидев их, возмущенно и зло произносит русоволосая женщина с пышными губами и грудью — очевидно, любовница Дмитрия, что в отрешенном молчании сидит рядом, — Мы снимем побои и подадим в суд! — Ваше право, — холодно и сухо роняет Иван, твердо держа дочь под локоть. — Ты вообще молчи, — резко шипит Алиса, оборачиваясь на говорящую. Та на мгновение действительно замолкает, и Ивану удается почти довести обвиняемую до двери, как голос подает не вовремя отмерший от оцепенения неверный муж: — Вообще-то, ты тоже в этом виновата… Командировки, конференции, ты почти жила на работе, Алиса… Я тебя месяцами порой не видел. Ты, кажется, колбы свои и исследования любила больше, чем меня… Ох, это ошибка — почти то же самое что подлить ведро бензина в еще полыхающие угли. — Ах я сама виновата, — взрывается женщина, вырывая руку и мрачным коршуном подскакивая к Дмитрию, — Ты, гандон такой, забыл что на деньги от этих исследований мы квартиру купили? И ты еще трахался в ней с этой губошлепкой, прямо в нашей кровати! — на первый взгляд хрупкая женская ладонь с накрашенными бордовым ногтями впечатывается в стену рядом с разбитым лицом, — Да я тебя просто уничтожу, — свободной рукой Алиса подцепляет подбородок мужа, притягивая его лицо к себе, — Я такой развод тебе устрою, сделаю все, что ни одни из наших общих знакомых и друзей тебе и руки не протянул! — голубые глаза сверкают яростным, на грани безумного блеском, — От тебя камня на камне не останется, тогда-то я посмотрю, как ты запоешь! Я все усилия приложу, чтобы уничтожить все, что было тебе дорого, твой хилый бизнес в том числе! — буквально шипит она, — А ты… — Алиса переводит взгляд на соперницу, — На твоем месте я бы не удивлялась тому, что, когда спишь с чужими мужьями можно получить за это по заслугам! Иван наблюдает за разворачивающейся картиной с тупой болью в груди: какой прекрасной может быть любовь вначале, и какой уродливой и жестокой, совсем не сказочной, может быть ее конец. — Солнышко, пойдем, — тихо, но твердо произносит он, касаясь успокаивающим жестом спины дочери. Алиса передергивается, окидывая замершую в натуральном страхе пару и позволяет отцу увести себя. Только на заднем сиденье такси она опускает голову на ивановы колени, позволяя дорожкам слез стекать из своих глаз, а затем уткнувшись в джинсы, прятать звуки всхлипов, чья громкость нарастает с каждой минутой. — Я…я правда…много пропадала, и да, черт, я люблю свою работу… — голос предательски дрожит, — Но я же и его люблю… Любила… Я сама виновата, да, пап? Мало внимания уделяла… Прикрыв глаза, она мгновенно проваливается в воспоминание. Диалог, ведя которой она и не подозревала, что у них что-то не в порядке: — Слушай, если я и в этом месяце уеду, нормально будет? Всего на две недели. Не заскучаешь? — она ласково улыбается, ероша короткие волосы на голове мужа. — Ты совсем дома не бываешь, — вздыхает Дима, касаясь кончиком носа ямки между ключицей и плечом. Она в ответ выдыхает, ощущая легкий укол чувства вины. Но что поделать, если за одним интересным предложением приходит другое? Да и в конце концов, в двадцать первом веке живем, есть телефон, видеосвязь и прочие радости дистанционной коммуникации. Быть может, этого все же недостаточно, чтобы передать человеческое тепло? — Хочешь, поехали со мной? — женщина укладывает руки на лицо собеседника, ощущая на ладонях покалывание от щетины. — Да нет, все нормально. У меня же работа тут, — краешками губ улыбается супруг. — Точно нормально? — переспрашивает Алиса, заглядывая в карие глаза. — Да. И она довольствуется этим ответом, мысленно улетая в предвкушение будущей работы, и быть может, действительно не замечая оттенок тоски в глазах любимого. Для многих со стороны кажется скучным — научные конференции, которые предпочитают случаться в самых разных городах, копошение в лаборатории, проверка гипотез, которая осуществляется шаг за шагом, порой с черепашьей скоростью, ломанье копий с особенно закостенелыми коллегами на темы, непонятные большей части населения. Но ей правда нравилось. Как и нравилось возвращаться домой после отсутствия — Алиса находила в этом особое удовольствие. Имея склонный к интровертности характер и потребность в значительной автономии и личном пространстве, во многом именно благодаря времени не вместе особенно остро ощущала необходимость все-таки вместе быть. В разлуке ее чувства не истончались, а крепли. Но были ли это также верно и для ее супруга? «Ну вот так оно и случается…», — думает Алиса, ощущая, как по щекам катится соленая влага, — «Нормально, нормально, а потом все, ненормально…». Иван, едва заметно поджав губы, гладит дочь по голове и спине, шепча банальные, но теплые и утешающие слова. — Нет, родная, не смей так говорить. Я понимаю, что это очень- очень больно… — Не понимаешь, — сипит Алиса, — ничего ты не понимаешь, тебя любят до умопомрачения, меня так ни один мужчина не любил и не полюбит никогда… — в надломанном голосе сквозит отчаяние. Он коротко выдыхает, обнимая всхлипывающее и вздрагивающие тело. Нельзя сказать что он не пытался: проходясь по улицам там и тут, иной раз забегая к дочери на работу, Иван всматривался в мужские лица, пытаясь почувствовать, может счастье его дочери где-то на горизонте? Но ничего лучше того, что и так у нее было, не попадалось. — А еще, ты видел ее грудь? — с раненой обидой в голосе произносит женщина, в глубине души имевшая определенный комплекс в этой области, — Так я и знала, что он врет мне, что ему нравится маленькая… — Алиса, боже, размер груди в женщине вообще не главное, — Иван не удерживается от возмущенного смешка, отдающегося досадливым покалыванием: тратишь годы на убеждение дочери в том, что все в ней так, как нужно, все красиво, и все равно не достигаешь успеха. И по его опыту, все эти мелкие детали не имели никакого значения, и мало влияла на чувства, но если любовь проходила, едва ли оставленный на ее руинах возлюбленный мог удержаться от того, чтобы с лупой не выискивать тысячу и одну причину того, почему так могло сложиться. — Да больно ты понимаешь в женщинах, — огрызается Алиса, и одновременно сжимая колени отца в объятии, — Я…я не хочу ехать туда, — всхлипывает она, — я просто не смогу… — Конечно, солнышко, — печально улыбается мужчина, — Я вызвал такси до дома. До нашего дома. Она разворачивает лицо к собеседнику, благодарно улыбаясь дрожащими губами. Квартира, в которой женщина выросла во многом пустует- Иван почти полностью вернулся в навь, к большому удовлетворению Бессмертного, и лишь ночевал в ней время от времени, когда навещал Алису. Он отправляет дочь в душ, а затем укладывает в постель. — Я тебя разочаровала, да, папа? — тихо произносит женщина, сворачиваясь клубочком и укутываясь в одеяло, — Повела себя как дикое животное какое-то, разве это ты в меня вкладывал? — Ох, Алиса, — Иван не удерживается от искреннего смеха, укутывая холодные от стресса ноги дочери в плед, — С моим-то опытом, ты думаешь меня можно поразить дракой в состоянии аффекта? Алиса хмыкает в ответ, и улыбка наконец освещает ее лицо. — Спи, солнышко, — и ширится, когда отец касается ее лба мягким, призванным утешить поцелуем. «Как хорошо, что какой бы высокой дылдой с ответственной работой я ни была, с ним всегда можно ощутить себя маленькой девочкой…», — с благодарностью думает женщина, закрывая глаза и позволяя себе погрузиться в глубокий сон. Утро встречает ее терпким послевкусием горечи в душе и ароматом кофе с кухни. Она с грустью смотрит на свое опухшее лицо в зеркале в ванной, с тоской подмечая несколько морщинок в уголках глаз. А любовница Димы — на пять лет ее моложе, судя по всему, таких еще не имеет. Алиса досадливо морщится, ощущая как в груди смешивается жалобная, жалящая тоска с колющей злобой. Сочетание не из приятных, и с этим тягостным ощущением она выходит на кухню завтракать. — Решил не портить твою жизнь своей скверной кулинарией и просто заказал блинчики, — с едва заметной улыбкой произносит Иван, завидев на пороге дочь укутанную его халат, что по росту ей мал. — Шоколадные? — уточняет Алиса, потирая еще заспанные глаза запястьем. — Конечно. Она благодарно улыбается, принимаясь за еду. — Слушай…я могу пожить тут пока? — протягивает женщина, переходя уже к четвертому блинчику: и пусть природа, по ее мнению, многими благами красоты ее обделила, зато подарила чудесный метаболизм, позволяющий не толстеть вопреки почти любому количеству принятых углеводов. — Конечно, солнышко. Это, в итоге, тебе квартира, — Иван отпивает из своей кружки кофе, с нежностью всматриваясь в отягощенное думами лицо дочери, — Только с зеркалом в шкафу поосторожнее. — А то из него вылезет когтистое чудовище? — хмыкает Алиса, поднимая глаза на родителя. — Попрошу, чтобы не вылазило, — улыбается Иван, — Тебе нужна еще какая-то помощь? Какая угодно. — Да нет уж, ты и так много сделал, — вздыхает Алиса, — Не маленькая девочка, разберусь. Адвокат, суд, все дела…неприятно, но вполне ясно что делать. Иван замечает, как в васильковых глазах вновь появляется мрачная, глубокая тень. — Слушай, позволю себе не удержаться от отцовского наставления, — с улыбкой продолжает он, — Может казаться, что месть притупит твою боль, но это не совсем так. Ты когда-то любила этого человека, а он любил тебя, и пусть это чувство жило не так долго, как хотелось… Сжигать все в пепелище не совсем справедливо хотя бы из уважения к лучшему, что было между вами, а ведь оно было. — Это он сжег все в пепелище, — насупливается Алиса, — Вот Кощ… Константин бы наверняка поддержал меня. — Ох, он бы тебе и кучу идей бы подал… — вздыхает Иван, садясь за стол напротив дочери, — В мести он знает толк, но и в том, как она может выжигать душу — тоже. Алиса не удерживается от того, чтобы закатить глаза. — В любом случае, я тоже поддержу тебя, — улыбается кончиками губ юноша, накрывая своей ладонью руку женщины, — Ты моя дочь и я всегда на твоей стороне, просто не руби с плеча, хорошо? — Постараюсь, — вздыхает Алиса, опуская голову на локти и прикрывая глаза. — И он, безусловно, мерзавец, — добавляет спустя паузу Иван, ощущая и внутри себя злостно- раздраженное перекатывание, одновременно смешанное с досадой от того, что брак дочери пошел по наихудшему сценарию из возможных. «Если его чувства ушли, он должен был набраться смелости сообщить об этом напрямую, а не вовлекаться в интрижку на стороне», — думает юноша, нахмуриваясь, — «Хотя, в этом случае гнева у нее было бы не меньше… Но все могли бы попробовать сохранить достоинство». — Спасибо, — хмыкает Алиса, окидывая отца благодарным взглядом исподлобья, — А ты изменял ему? — любопытствует она, со вздохом опуская голову на локти, — Когда вечность с кем-то, любой осточертеет, а иным и семи лет хватает, как оказалось… — Боюсь, случись подобное, мы бы с тобой этой беседы не вели, — Иван издает странный звук, нечто сходное между фырком и смешком. — Еще одно подтверждение того, что любовь — она только в сказках, — поджимает губы женщина, — И что, он тебе тоже? Но это глупый вопрос наверное… Хотя ту самую фразу она бросила во многом в пылу злости, и дабы насолить собеседнику, в целом, ее мнение не изменилось. Не то что бы это легко измеримая, особенно сторонним глазом вещь, но Алисе всегда казалось, что Бессмертный действительно любит сильнее, и представить кого-то иного помимо своего отца рядом с этой неоднозначной фигурой казалось почти невозможным. — Предпочитаю думать, что и он тоже нет, — мягко протягивает Иван, но женщина, погруженная в собственные размышления, этой реплики не замечает, как и того, что отец в задумчивости на несколько мгновений переводит взгляд в окно. Разумеется, он пересказывает все ее злоключения Кощею, и хотя тот удерживаться от прямого словесного «я же говорил», в лиловых глазах плещется: Что ж, все случилось так, как я и думал, люди ужасно предсказуемые. — Знаешь, иногда мне чудится, что она действительно именно твоя дочь, — со вздохом произносит Иван, подходя к Бессмертному и опускаясь на его колени, — Особенно когда гнев ее захлестывает, такая ярость в глазах… — Не знаю, что мне кажется в этом более забавным, свет мой… — хмыкает Кощей, — Что ты можешь предположить, что я мог бы возлечь с женщиной, да еще и оставить после этого бастарда… Или что, имей я бы такой грешок за душой, не замел бы все следы так, чтобы ты никогда об этом не узнал. — Ну… — протягивает юноша, обвивая холодную шею руками, — Я бы был чертовски, безумно зол, но разве дети виновны в грехах родителей? — Боже, даже не начинай, Вань, — Бессмертный оскаливается, — Если сейчас скажешь, что смог бы полюбить такое создание, меня совсем перекосит. — А вот если бы я в свою очередь… — пытается начать Иван спустя паузу. — Ох, ты не хочешь знать, что бы я сделал, — резко прерывает Кощей, запуская когти в кудрявую копну, и оттянув шею, проходится языком по теплой коже, — От мучительной смерти тебя бы спасло только наличие Иглы, — хмыкает он интонацией, скорее переводящей эту скользкую тему в шутку. «Знать, что где-то есть существо, каждый день жизни которого свидетельствует твое предательство меня… Судьба подобного ребенка была бы незавидна», — тем не менее мелькает в голове Бессмертного. На самом деле, в какой-то момент он размышлял о таком сценарии, но благо, его супругу хватило ума не поставить их в столь неудобное положение. — А вообще, мне даже жаль, что я не видел этого яростного всплеска… — хмыкает мужчина, — Конечно, кровь не вода, и если бы не компенсация твоим воспитанием, из Алисы вышла бы такая же элегантная психопатка, как из ее матушки. — Не говори так, — Иван открывает глаза, с хмурой тяжестью вглядываясь в глаза супругу, — И, кстати, не думал, что ты этим поинтересовался… — Конечно поинтересовался, — усмехается Кощей, — когда пригляделся к ней после того случая в школе. Думаю, она от того так и тянулась ко мне всегда, тьма к тьме… Разумеется, и Иван, не без помощи ведьмовских и не только сил узнал, как Алиса попала в детдом. История совсем некрасивая, можно сказать, жуткая: интеллигентная семья, мать пианистка, отец — вполне себе успешный до поры до времен бизнесмен. Большая сталинская квартира, оставшаяся в наследство от предыдущих поколений семьи по женской линии, перспективы хорошего образования и воспитания для единственного и долгожданного ребенка в семье. Только вот у отца дела пошли неладно, он влез в долги, которые скрывал от холодной и требовательной супруги, и в попытке спасти ситуацию закладывал одно имущество за другим. И когда тайное становится явным, и женщина узнает, что им предстоит и выехать из семейного гнезда, и дачи и машины у них уже нет, и фамильные драгоценности, кажется, тоже придется продать… Гнев ее захлестывает, и опускает только когда она стоит над окровавленным телом мужа с ножом в руках. Тихий голос окликает ее сзади — маленькая, двух с половиной лет дочь стоит в дверях гостиной, не понимая, что происходит. Родители во что-то играют? Мать подходит к ней, гладит по щеке окровавленной рукой, мягко улыбаясь и целуя в лоб, а затем скрывается в ванной. На следующий день Алису, плачущую и забившуюся в угол своей комнаты, найдет приходящая несколько раз в неделю домработница. Так же она обнаруживает два трупа — мужчину с семью ножевыми ранениями в гостиной и женщину с перерезанными венами в ванной. Родственников по материнской линии у Алисы нет, а те что по отцовской отказываются брать под крыло отродье этой сумасшедшей. Так девочка оказывается в детдоме, спустя время забывая об этой страшной ночи и приобретая замкнутость характера и весомую долю безэмоциональности, сдобренную не самым лучшим с точки зрения ментальной устойчивости генетическим набором. — Ты расскажешь ей кстати? — интересуется Кощей, поглаживая кудрявую голову, что Иван уложил на его плечо. — Если она спросит, конечно… Все-таки уже взрослая, — с алых губ слетает тяжелый вздох, — Какая бы ни была, но это ее история. Но, на удивление, она никогда не спрашивала об этом… «Быть может, в свое время хватило интересных подробностей про приемную семью», — мелькает в ивановой голове с оттенком тревожной печали. …Разумеется, случается развод — к великому сожалению Алисы, по букве закона приходится делить имущество пополам и она, скрипя зубами сожалеет, что не последовала совету Константина и не заключила семь лет назад брачный договор. — Фамилию менять будете или оставите? — деловито интересуется сотрудница МФЦ, когда она приходит туда, чтобы разобраться с документами. — Конечно менять, — фыркает Алиса, цепко выхватывая бланк заявления. Оставаться Рязанцевой после столь фееричного раскола лодки любви она не собирается. Ручка на мгновение замирает над бумагой. Первое, пришедшее на ум, конечно же, вернуть девичью, отцовскую- Серова. Вообще, красивое сочетание было: Серова Алиса Ивановна. По тонким, накрашенным алой помадой губам женщины юркой змейкой пробегает усмешка, ибо ей в голову приходит идея еще лучше. Кое-кому может не понравиться, но не то чтобы ей есть дело, и кроме того, и учитывая ее область научных интересов, подписываться под статьями будет особенно забавно. Женщина быстро заполняет бланк, протягивая его сотруднице. Спустя две недели она получает паспорт, в котором как раз обновленная фотография, и ее новое имя — Алиса Ивановна Бессмертная.