Алиса

Алисе сны снятся редко, но эта ночь, в которую она спит тревожно и беспокойно, становится исключением. Она видит со спины мужчину, и высокий рост и строгий костюм сразу наталкивают ее на мысль, что это Константин. Алиса робко замирает на месте, оглядываясь, но вокруг словно все размыто, как порой бывает во сне. «Странно, что он тут», — думается девочке. Она было уже делает шаг к мужчине, как тот опускается на корточки, и спустя несколько мгновений поднимается, оборачиваясь к ней полубоком. Алиса замирает, когда замечает, что на руках Константина девочка. Она обвивает шею мужчины руками, и лица не видно, но уже со спины заметны кудрявые, длинные светлые волосы, забранные в два хвоста. Но больше удивляет не это, а выражение лица мужчины — мягкая улыбка, теплый взгляд. Такое самой Алисе и не снилось, и в жизни не виделось. «Ему же…не нравятся дети», — со смятением думает Алиса, ощущая внутри саднящее чувство, словно резко и глубоко прокололи иголкой подушечку пальца, подарив колкую, неожиданную боль. Девочка на руках поворачивает голову в сторону, укладывая на плечо мужчины — а руки с длинными пальцами поглаживают кучерявую голову. Красивая, она очень красивая- пухлые алые губы бантиком, аккуратный носик, длинные светлые ресницы, обрамляющие темно-синие, большие глаза. Алиса в замешательстве столбенеет, смущенная увиденной картиной и второй героиней этого сна, от которой ощущения отнюдь не теплые. Девочка, сощурив взор, всматривается в нее взглядом совсем не добрым, а затем отворачивает голову так, словно не желает смотреть на что-то мелочное, и не заслуживающее внимание. «А где… где папа?», — мелькает в голове ребенка, и она в тревоге оборачивается. При следующем взгляде на Константина пропажа обнаруживается- она видит рядом с ним Ивана, и незнаковая девочка уже на его руках, по-хозяйски обнимает, уложив маленькие, грациозные ладони на плечи. Это мой папа, не твой! — рвется надрывным голосом, она пытается сделать шаг, но ноги словно примерзают в земле. В ответ синие, почти что черничные глаза смотрят на нее холодно и снисходительно, можно сказать скучающе. С чего ты взяла? Разве я не подхожу лучше? – раздается насмешливым голосом в ее голове, и, хотя прекрасная девочка на руках отца не размыкает губ, Алиса готова поклясться, что эта реплика выходит именно из ее уст. А как же я! — хочется крикнуть Алисе, но горло словно сдавливает холодная и тяжелая рука. Констатинова ладонь ложится на талию отца, и вся троица разворачивается, уходя прочь. Все что она видит напоследок- как в нее всматриваются чужие глаза. Не оставляй меня! — коченеет в горле, разливаясь цепенеющей болью по всему телу, — Папа! Фигуры удаляются, растворяясь в темноте, и никто не оборачивается, никто не слышит ее, никто не возвращается. Алиса просыпается, резко садясь в кровати, тяжело дыша. Руки ощупывают плечи, растирая их, и девочка ощущает, как сильно колотится сердце, а в глазах почти стоят нахлынувшие во сне слезы. «Это…это все неправда, просто дурное сновидение», — выдохнув, думает она, с сомнением косясь на дверь. На часах- почти полночь, но полоска света под порогом говорит о том, что папа не спит. Сглотнув, Алиса колеблется — стоит ли выходить? Быть может, просто надо постараться уснуть обратно? У отца наверняка свои дела, и она помешает. И все же, чувство холодной тревоги внутри сильнее страха показаться неудобной, и спустив ноги с кровати, она осторожно выходит из комнаты, обнаруживая Ивана на кухне. — Не спится, солнышко? — с ласковой улыбкой произносит он, откладывая ноутбук с работой в сторону. Алиса внутренне выдыхает: и хотя отец едва ли когда-то демонстрировал пренебрежение к ее тревогам, ссылаясь на занятость, всякий раз она сомневалась, стоит ли отвлекать его от дел по тому или иному мелочному поводу. В конце концов, взрослые- очень занятые люди и не любят размениваться на глупости. — Немного, — осторожно протягивает девочка, подходя к Ивану и забираясь к нему на колени. «Сон что ли плохой приснился ей?», — едва заметно нахмурившись, думает юноша, обнимая дочь. Алиса не была большой любительницей телесного контакта, и если и инициировала его сама, это означало тревогу или неспокойствие. Сама девочка тем временем прислоняется к отцовской груди, вслушиваясь в спокойное биение сердца. — Я похожа на ворону, — насупившись, протягивает Алиса, вспоминая пришедший во сне образ маленькой красавицы и невольно вновь сравнивая его с собой, — никто не любит ворон. — С чего ты взяла, милая? — абсолютно искренне смеется Иван, поглаживая дочь по голове, — Мне вот весьма по душе. Вороны умные птицы. Алиса, поджав губы, укладывает голову на плечо отца. С этим спорить не приходится, как и с тем, что, в общем и целом, себя она могла скорее отнести к персонам сообразительным, чем нет. Пока все сходится. — А красивые? — спустя паузу задумчиво уточняет она. — Конечно красивые, — мягко улыбается Иван, целуя темя, — Может, есть хочешь? Или пить? — Да нет, — пожимает плечами Алиса, потирая красные со сна глаза рукой. Спать вроде и хочется, а вроде и нет, и состояние странное, тревожно- усталое, такое, что легко может перейти в капризную огорченность, которую она ловко сокроет под погруженной в себя задумчивостью. — Быть может, почитаем? — но у Ивана есть почти что безотказный козырь в рукаве. — А вот это можно, — коротко улыбнувшись, Алиса поднимает на него взгляд. — Что хочешь? — Давай Андерсона, — решительно возвещает девочка, спрыгивая с родительских колен и направляясь обратно в спальню. Эти истории, несмотря на незатейливость сюжета, ей все еще нравились, и после тревожного сна хотелось чего-то хорошо знакомого и предсказуемого. — Сказки Андерсена часто грустные, — мимоходом замечает Иван, подхватывая с полки книгу, в красивом переплете, но со слегка потрепанными уголками, являющими собой признак особой любви хозяйки. — Зато… в них как-то легче поверить, — пожимает плечами Алиса, — И в то, что русалочка стала пеной, и в судьбу оловянного солдатика… — Но Герда, к примеру, нашла своего Кая, — с улыбкой оппонирует Иван, усаживаясь на край постели. — Да, — на мгновение задумывается Алиса, — Но Снежная Королева осталась одна… Думаю, ей было очень одиноко. Иначе бы она не стала похищать Кая. — Но ведь он не мог любить ее по-настоящему, верно? Так, как Герду. — Быть может, полюбил бы со временем… Не уверена, что он любил Герду так, как она его, — фыркает Алиса, забираясь под одеяло — Я вот не думаю, что стала бы терпеть столько лишений ради какого-то мальчишки. — Ну, быть может, дело в том, что ты не встретила подходящего? — с хитрой улыбкой Иван осторожно щекочет бока девочки, заставляя ту со смехом отбиваться. — А ты Кай или Герда, пап? — спрашивает Алиса, не желая пускать отцовские рассуждения о своих потенциальных симпатиях дальше, и переводя стрелки на него самого. «Вопросы у тебя такие…вроде бы детские, а на самом деле совсем не детские…», — с улыбкой думает Иван. Его Снежная королева, точнее Король, одиноким не остался, а слово «вечность» из льда, все-таки сложилось, но это не та версия сказки, что может стать известна широкой публике. — А как тебе самой кажется? — перенаправляет он вопрос обратно, во многом от того, что ему куда больше интересны размышления дочери, чем свои предполагаемые ответы. — Ты… — Алиса, сощурив глаза всматривается в лицо родителя, — Из этих двух, наверное, все же Герда… — «Она глупенькая конечно, но Кай совсем дурацкий персонаж, ведомый, и ничего сам не делает», — рассуждает она, — Но вообще, думаю, ты из другой сказки. — Вот ты меня и раскусила, — улыбается Иван, ощущая как в груди сплетается тугой узел из нежности и печали, — Что ж, кажется «Снежную Королеву» мы с тобой и так вспомнили, тогда что хочешь прочитать? — Быть может, «Диких лебедей»? — задумчиво протягивает Алиса, укладываясь под бок юноши. — Давай, — Иван открывает книгу на нужной странице, — Далеко-далеко, в той стране, куда улетают от нас на зиму ласточки, жил король. У него было одиннадцать сыновей и одна дочка, Эльза… — Знаешь пап, я бы не хотела иметь братьев. Или сестер, — решается произнести девочка, когда последняя страница истории перевернута и она почти уже засыпает, — А то еще вязать им рубашки из крапивы и все такое… — Правда? С ними может быть весьма весело, — не без печальной улыбки отвечает Иван, поправляя разметавшиеся по подушке вороные пряди: «Хотя и проблем тоже могут доставить немало…» В ответ Алиса хмурится, крепче сжимая ладони на одеяле, и юноша без слов понимает невысказанное ей: делиться девочке не хочется. Она засыпает почти сразу, и Иван осторожно выскальзывает из кровати, неслышно выходя из комнаты. С утра Алиса просыпается в спокойном расположении духа, и ночные тревоги рассеиваются, не оставляя тяжелого осадка. «Сны — это просто сны», — рассуждает она, пока чистит зубы и всматривается в собственное отражение, — «И быть может, Константину я и не особо нравлюсь, но папа бы не ушел, оставив меня одну». Сегодня суббота, а это значит день тренировки. Лед ее всегда успокаивает, и после смутной ночи девочка особенно рада разрезать гладкую белоснежную поверхность наточенным лезвием. Так, словно бы пока конек вырисовывает на поверхности следы, одновременно из головы утекают все тревоги. В какой-то момент Алиса разворачивается спиной, делая заход на прыжок, все так же погруженная в свои мысли — и внезапно глаза, почти невидящим взглядом скользящие по трибуне натыкаются на злобный, почти прожигающий насквозь взгляд. Девочка даже лица не успевает разглядеть, теряя скорость и темп замаха, лишаясь равновесия и падая. «Ох…вот черт», — с досадой думает она, морщась от саднящей боли в ладонях, оцарапанных холодным льдом и растекающегося ушиба на коленке. — Алиса, все в порядке? — нахмурившись, к ней подъезжает тренер, — Разгон хороший взяла, и оттолкнулась хорошо, что пошло не так? — Да…- ребенок поворачивает голову к трибуне, обнаруживая там только пустоту, — Ничего, задумалась просто, все в порядке. «Наверное, показалось», — думает она, невольно поеживаясь. На душе остается странный, липкий осадок, с которым не ясно как обойтись: кажется, ничего особенного не произошло. — Тебе лучше посидеть в раздевалке до конца тренировки, — резюмирует тренер, осторожно ощупывая колено, — И вообще, если будет болеть, то сделать рентген. Алиса молча и досадливо кивает, поднимаясь на ноги. По телу разливается тупая боль, ушиб явно сильный. «Ну вот, стоило так долго тренировать прыжок, чтобы так по-глупому все испортить…», — с тоской думает девочка, ковыляя до раздевалки. До конца занятия не так много времени, всего минут пятнадцать, и сегодня ее должен забрать папа, а он всегда приходит пораньше, так что пребывать в одиночестве долго не приходится. — Солнышко, что такое? — вопрошает Иван, нахмуриваясь, застав дочь в раздевалке с разодранным коленом и понурым видом. — Упала неудачно, — с улыбкой отвечает Алиса, — Ничего, такое бывает. Быть может, пару тренировок придется пропустить. Боль она переносила хорошо, так, словно это лишь мелочь. Напарницы по тренировкам часто плакали, жалостливо всхлипывая носами, да и у нее порой слезы наворачивались, но исключительно физиологические, мало имеющие общего с теми, что проистекают из чувства жалости к себе. Так что синяк и ушиб Алису мало тревожили, в отличие от действительной причины падения. — Пап, — неуверенно начинает она спустя пазу, — Мне, кажется…показалось кое-что. — Что именно? — Ну ведь это странно, когда видится всякое, верно? Ненормально? — со смятением протягивает Алиса. «Будет думать, что я странная», — с тревогой размышляет она, опуская глаза вниз и сталкиваясь с зеркальным, отполированным лезвием конька, — «Я и так бываю странной». — Солнышко, ну чего ты, — нахмурившись, Иван опускается на корточки, осторожно забирая из детских рук конек и откладывая его на скамейку, — Расскажи. Алиса с сомнением склоняет голову на бок, и все же, мягкая улыбка и теплые ладони, держащие ее руки, растапливают неуверенность и смятение и она решается пересказать отцу приключившиеся с ней пришествие. «Это действительно странно», — с тревогой размышляет Иван, — «С другой стороны, она плохо спала ночью, быть может от усталости? Но она бы не стала рассказывать об этом, если бы это не волновало ее, а значит это в любом случае важно». — А как выглядела эта женщина, ты запомнила? — с лицом, не выдающим внутреннего неспокойствия, уточняет юноша, параллельно ласково поглаживая ушибленное место. — Знаешь, пап, я почти не успела разглядеть… — она чувствует себя неловко, почти жалея что вообще упомянула об этом, — Глаза только такие яркие были, зеленые… Почти что как два горящих изумруда. Иван на мгновение нахмуривается, пронзенный внезапной догадкой, но лицо удерживает, и только мгновенное похолодевшие ладони могли бы выдать его дочери истинные эмоции. — Хм…вот как, — он выпрямляется, — Пойдем, солнышко. … Алиса со вздохом перелистывает страницу книги, прислушиваясь к тишине, повисшей в комнате. Ей чертовски хочется узнать, о чем сейчас отец говорит в соседней комнате с Константином, но едва ли получится. Девочка окидывает взглядом помещение, в котором ее оставили — большая комната, наверное, служащая гостинной. Черный кожаный диван, стеклянный журнальный столик, несколько стеллажей, с предметами носящий скорее характер декоративный, чем практический. Большая картина на стене, представляющая собой сплетение абстрактных пятен. «Интересно, а сколько здесь вообще комнат…», — размышляет она, бросая задумчивый взгляд в сторону двери. — То есть сам ты ее не видел? — уточняет тем временем Бессмертный, поднимая брови, и тем самым вызывая у собеседника злость почти до трясучки рук. — Видела Алиса, и этого достаточно! — Но с чего ты решил, что она видела именно Ягу? — резонно замечает Кощей, — И видела ли кого-то на самом деле? — Ты издеваешься надо мной сейчас?! Кощей в ответ усмехается уголком рта — Иван явно на взводе, тогда как самому Бессмертному кажется, что тот скорее преувеличивает масштаб бедствия. — Это очень разные формулировки- Яга вернулась и Алисе показалось, что она кого-то там увидела, — холодно произносит мужчина. У Ивана в ответ глаз буквально дергается, а в воздухе между ними висит свистящее напряжение. — Детям вообще часто кажется что-то, — продолжает Бессмертный, поджимая губы. Юноше хочется взять со стола декоративную, тяжелую стеклянную вазу и огреть ей супруга по голове. — Ты серьезно не понимаешь, да?! — О, свет мой, я прекрасно понимаю, — в лиловых глазах блестит раздражение, — Если Яга вернулась — твое слабое место вполне может сослужить нам дурную службу. Иван эту реплику ощущает как кончик шпаги у горла — безжалостный и холодный. И хотя Кощей всех этих реплик не озвучивает, он и сам может прокрутить их в своей голове: я тебя предупреждал, что это плохая идея развлечение себе нашел ты, а проблемы решать мне Юноша понимает, что в целом, озвучь это Бессмертный, он был бы во многом прав. — Что ж, даже если так, по крайней мере внимание Яги явно не будет сконцентрировано именно на тебе, уже что-то, — равнодушно пожимает плечами Кощей. — Ты… — Иван делает глубокий вдох-выдох, сдерживая рвущееся эмоции, умноженные внутренней тревогой, — Ничего хорошего, я вполне могу защитить себя, а Алиса… — Ничего не случится с твоей Алисой, — ровным тоном произносит Бессмертный, — У Яги сил сейчас едва ли больше, чем у самой захудалой ведьмы. Если это вообще была она. — Почему ты так уверен в этом? — юноша начинает нервными шагами мерить комнату. — Потому что, если бы была - грозным взглядом бы не обошлось. Успокойся, твоя паника не имеет никаких оснований. Василиса быстро разберется с этим, она ждала этой встречи веками. — А если у Василисы не получится?! И почему мы узнаем о ее возвращении только сейчас? Ты не думал о том, что быть может, она ждала лишь возможности отомстить тебе? — О, не думаю, ты же вовремя обеспечил ее новым слабым местом, — зло усмехается Бессмертный, — Она не станет рисковать. — Я не слабым местом ее обеспечивал, я лишь хотел компенсировать то, что ты отобрал у нее! — вспыливает Иван, поднимая тон голоса. … — Мне донесли, что ты подобрал какую-то девчонку, — с недовольством начинает Кощей — Зачем она нам? Иван действительно только что вернулся с пограничья, в котором вспыхнул конфликт, который был слишком мал, чтобы Князь Тьмы собственной персоной удостоил его своим вниманием, но достаточно значим, чтобы Кощей захотел получить взгляд со стороны от того, кому доверяет и кто точно не являет заинтересованным лицом. — Да. Но это не нам. Это Василисе, — ровным тоном с нотой безмятежности отвечает Иван, прекрасно ожидавший это объяснение. — Василисе? — подняв бровь с недоумением переспрашивает Бессмертный. — Ага. У нее же нет фамильяра, верно? — Она не берет себе фамильяров. — Ну, значит возьмет, — протягивает Иван, окинув супруга многозначительным взглядом, — Убеди ее. Юноша весьма халатно относился к возможности освоить способности своего ведьмовского рода, но кое какие все же развил, и в них входил навык приглядывать людям и нелюдям подходящую пару или наоборот, одним внимательным и вкрадчивым взором определять, что ничего путного не выйдет. И полукровка, частью оборотень, частью человек, к тому же, потерявшая в пылу конфликта всех близких, оказалась более чем подходящим вариантом для нынешней Темной Матери. — То есть тебе взбрело в голову, что Василисе нужен фамильяр, а я еще должен придумать способ всучить ее ей? — фыркает Кощей. — Да. Или найди любой иной повод, — поджимает губы юноша, — Но на меня не ссылайся. «Иначе она сразу все раскусит, и под страхом самой ужасной пытки не подпустит ее к себе», — размышляет Иван, — «Но прошло уже много времени…быть может даже слишком, ей надо попробовать двигаться дальше». Верховная в отшельничестве себе позволить жить не может — ни по статусу, ни по обязанностям. Но Василиса держала всех на почтительном расстоянии, не позволяя себе заводить ни подруг, ни влюбленностей, и ее большой и широкий терем, заведенный спустя годы вместо избы, сквозил холодом и пустотой. — А с какой это стати? — А разве у нас перед ней нет должка, а? — тихо произносит юноша. Взгляд васильковых глаз глубокий, потяжелевший — вслух они никогда этого не обсуждали, но оба все прекрасно понимали. Кощей — о том, что его супруг так или иначе догадывается, чьими же руками не стало Моревны. Иван — о том, что начни он припирать Бессмертного к стенке с чтением моралей, ничем хорошим бы это не кончилось. Князь Тьмы сощуривает глаза и окидывает собеседника взглядом пристальным и глубоким, но тот его выдерживает. Так в руки Василисы попадает курносое, не могущее усидеть на месте юное создание, призванное залечить раны былой потери — и, к слову говоря, тогда Верховная этому подарку едва ли обрадовалась. — Какая разница какой мотив, если результат одинаковый, — пожимает плечами Кощей с видом во многом отсутствующим и равнодушным. — Ты хоть раз можешь не воспринимать других и их чувства как пешки, которыми ты играешь? — шипит юноша, замирая и резко оборачиваясь на супруга. — Нет, — равноценно раздраженно бросает мужчина, делая шаг к Ивану и становясь напротив: «Особенно когда ты помимо себя вывел на доску фигуру, о которой я вынужден буду думать», — Ты знал, на какие риски шел, когда задумывал это. И я предупреждал тебя. — В эти риски не входило внезапное возвращение Яги, — «Черт, почему ты…просто не можешь понять? Или не хочешь?!», — думает юноша, всматриваясь в холодные лиловые глаза. — Еще одно подтверждение того, что ты едва ли думаешь хотя бы на три шага вперед. «А вот мне стоило бы подумать», — морщится Бессмертный. Повисает пауза, в которой воздух меж говорящими накаляется. — Хорошо, — сверкнув топазовыми глазами тихо произносит юноша — это тон его злости, — Я не собираюсь утруждать тебя…этим вопросом, как и было оговорено. Мы лишь переночуем здесь — если ты, конечно, позволишь, и для тебя это не составит чрезмерное неудобство, пока ставят защиту на мою квартиру. — Этот дом в твоем распоряжении, — так же холодно роняет Кощей, — Василиса уже в курсе, и это дело едва ли стоит таких эмоций. Если это действительно была Яга повторюсь, что она не представляет большой угрозы, у нее едва ли есть ее былая магия. А если Алисе показалось, что тоже исключать нельзя, то ты лишь погружаешься в волнение попусту. Иван криво улыбается в ответ. — Забавно, что тебя никак не волнует никакой другой аспект данного вопроса, — роняет Кощей через плечо. — Ты сам говоришь, что это не принесет нам никаких проблем, разве нет так? — огрызается юноша, — Слушай, если нужна моя помощь в чем-то… — Твоя помощь не нужна, — отрезает Кощей. — Я понимаю, что ты злишься, потому что… — Иван собирает последние крохи самоконтроля, пытаясь вывести разговор в иное русло. — С чего ты взял, что я злюсь? — равнодушно произносит Кощей, — Повторюсь еще раз, все это не стоит столь подробных обсуждений. Я не позволю Яге пытаться манипулировать собой используя…косвенные рычаги давления. «Отлично. Ты не злишься, да, конечно», — мелькает с раздражением в голове юноши, — «Сформулировал то как, косвенные рычаги давления…» — Хорошо, — их взгляды встречаются, и в повисшей тишине отчетливо сталкивается взаимное раздражение. Коротко и во многом сухо кивнув Ивану, Кощей выскальзывает в коридор. «Алиса внимательна, и все же, она просто ребенок, ей могло показаться. Но если Яга действительно вернулась… То, что она не побоялась заявить о себе…нехороший знак. Разумнее было ударить исподтишка. Она не глупа, и не сделала бы этого, не будучи уверенной в своих силах», — Бессмертный хмурится, постукивая ногтями по стене, — «Нужно убедиться в том, что она все еще заточена. А если нет — у меня будут весьма большие вопросы к Василисе». Бессмертный проходит по коридору вглубь квартиры, в одну из самых отдаленных комнат, что по плану дизайнера предполагалась как гардеробная, но использовалась для немного иных целей. — Разве тебе разрешали заходить сюда? — сухо бросает он, стоя на пороге и всматриваясь в фигуру незваной туда гостьи. «И вот потянуло ее именно в эту комнату», — с недовольством думает Кощей, окидывая ребенка строгим взглядом сверху вниз. — П…простите, — Алиса резко оборачивается, смущенно потупив взгляд. Все таки, на экскурсию по этой большой квартире ее никто не приглашал, и она лишь прошлась по коридору, стесняясь заходить в закрытые двери, но не удержалась от искушения заглянуть в приоткрытую. — Иди к отцу. «Пустое помещение…в котором только зеркало, зачем оно нужно?», — думает девочка, и ей хочется обернуться, посмотреть на Константина и его отражение, но она не делает этого, послушно покидая комнату. Бессмертный провожает Алису взглядом, дожидается, пока шаги в коридоре стихают, и бросает взгляд на свое отражение. «Тогда я поддался мимолетной слабости, желанию увидеть его искреннюю радость… Был бы я более тверд, он бы не решился на это, и всех этих проблем бы не возникло. Если с девчонкой что-то случится, он поедом сожрет себя, нельзя этого допустить», — с раздражением думает Бессмертный, проводя по поверхности зеркала рукой. Отражение покрывается рябью, и шагнув в него, Кощей пересекает границу яви и нави. Алиса же тем временем находит отца в глубокой, тревожной задумчивости. — Все в порядке? — робко интересуется ребенок, переступая порог кухни. «Вот черт, да, ты прав, черт возьми, я не думаю наперед, но почему ты просто не можешь… С другой стороны, он и не обещал быть рядом со мной в этом всем», — с печалью думает Иван, оборачиваясь на дочь и даря ей теплую улыбку, — «Он видит в ней лишь временное неприятное обстоятельство, и конечно, его раздражают все сопутствующие проблемы». — Да, все хорошо. Ты голодна? — с максимально безмятежным видом отвечает Иван, оборачиваясь к дочери лицом. — Немного, — Алиса улыбается самыми кончиками тонких губ, и это мгновенно отзывается в сердце ее отца образом той улыбки, которая иногда появляется на лице Бессмертного, — Вы с Константином…поссорились? — девочка подходит к барной стойке и немного неловким движением забирается на высокий стул — стола как такового в этой на удивление пустой кухне нет. — Нет, с чего ты взяла? — безмятежно произносит Иван, ощущая внутренний дискомфорт- лицемерие и притворство не его сильные стороны, даже во благо, и тревога, змеей залегшая на груди, позиции не улучшает. — Он выглядел не очень довольным, — осторожно произносит Алиса, вглядываясь в глянцевую поверхность темно-синей столешницы, в которой видно ее отражение. «Наверное, это из-за меня…», — с грустью думает девочка, — «И что-то явно случилось, мы никогда не приходили сюда раньше… Не нужно мне было ничего ему рассказывать, так и знала». — Разве что самую малость… Так, что тут у нас? — Иван распахивает дверцу холодильника, обнаруживая там пустоту, разбавленную несколькими бутылками вина и одиноко лежащим кусочком французского сыра, — Кажется, лучше заказать что-то, как насчет пиццы? — захлопну дверь, он оборачивается к девочке, стремясь сохранить максимально безмятежное выражение лица, — И можем посмотреть фильм или мультик, если хочешь. «Конечно, еды здесь нет… Кощей, вот почему ты уже в который раз просто не скажешь, что чувствуешь на самом деле? Что ты ненавидишь ощущать уязвимость, и что тебя до чертиков бесит переживать от того, что переживаю я… Я же понимаю эту цепочку: Алиса — это мое слабое место, я- твое, и вот оно все сходится в одно…», — с грустью, переплетающейся с грызущей тревогой думает Иван. — Пицца — это неплохо, — улыбается Алиса, склонив голову и всматриваясь в лицо отца. Несмотря на улыбку на его лице, девочке кажется, что мыслями сейчас он далеко-далеко, — Но у меня целый воз домашней работы. Хотя от прогулки я бы не отказалась, тут, в центре, наверное много интересного, правда? — И какую хочешь? А насчет домашней работы, математику могу сделать за тебя, — Иван ловко подмигивает ей, вызывая ответный короткий смешок. «Может, я действительно зря развел панику? И вообще, мало уделял ему внимания в последнее время? Черт, ну все равно же, ревновать к ребенку так глупо…», — юноша устраивается рядом с ребенком на стул, поглаживая черные, гладкие волосы. — Да любую, главное без ананасов, — коротко фыркает Алиса, зная любовь отца к этому сочетанию, которое у нее вызывало весьма отрицательные чувства, — А разве сделать за меня это — не нечестно? — Конечно, без ананасов — улыбается в ответ Иван, — А что до честности… Думаю, иногда прогуляться по вечернему городу чуть важнее, чем сделать математику. — Но совсем иногда, верно? — лукаво блестит глазами Алиса. — Именно, — юноша едва ощутимо треплет ее гладкие темные волосы, и подняв взор наверх, девочка внимательно и вкрадчиво всматривается, в, казалось бы, безмятежное лицо родителя. — Пап… — Да, солнышко? — Это нечестно, когда у меня что-то случается, ты всегда просишь рассказать и обсудить, а сейчас сам молчишь, — немного насупившись, тихо произносит Алиса, медленно проводя по глянцевой поверхности пальцем. Иван переводит взгляд на девочку, ощущая, как внутри все сдавливается. Сейчас он куда лучше понимает свою мать и то, как тяжело ограждать детей от того, что составляет истинный лик часто жестокого и сурового мира. «Я не хочу, чтобы она боялась чего-то и переживала», — думает юноша, приобнимая ребенка и целуя в темя. — Есть небольшие сложности, но тебе не стоит о них переживать. Я разберусь со всем. Не хочу, чтобы ты думала об этом, — он ласково проводит по щеке, — И я люблю тебя, солнышко, не забывай об этом никогда. Алиса смущенно улыбается, отводя глаза в сторону. Ей всегда было немного неловко, когда отец говорил эти слова, и немного горько-обидно от того, что так трудно самой сказать ответные, хотя Иван их и не ждал как нечто обязательное. Она выражала это иначе: осторожно и во многом незаметно для юноши укладывая проверенные им тетради в стопку (он имел рассеянную привычку разбрасывать их по всему столу), мужественно и с улыбкой пробуя очередную попытку сделать на завтрак внятную кашу, посвящая рисунки, а однажды, осторожно и робко, даже не догадываясь, как в этот момент пронзает сердце родителя, решаясь таки произнести: думаю, мне очень повезло, что ты стал моим папой — У Константина красивая квартира, — в задумчивости протягивает Алиса, переводя тему и оглядывая обстановку вокруг. Свет мой, это элегантный хайт-тек, а ты все тяготеешь к банальному дереву и скучным оттенкам, - снисходительно усмехался Кощей, когда он высказывал ноту критики здешней обстановке. Иван лишь улыбается в ответ, думая, как парадоксальным образом она схожа с его супругом не только внешне, но и во вкусах. Ему эти темные оттенки, гладкие металлические и стеклянные поверхности действительно едва ли были по душе. Ночью Алисе снова снится сон. Какая-то совсем незнакомая комната, большая, но кажущаяся темной. Только ночник горит где-то в углу. «Что это за место?..», — с тревогой думает ребенок, оглядываясь вокруг. На стенах висят картины, пейзажи, и быть может при свете дня их можно было бы счесть миролюбиво- успокаивающими, но в этом сумраке они отзываются зловещим холодом. Сбоку — рояль, и звучит тихая, плавная мелодия. Клавиши нажимаются, но пуфик перед инструментом пуст. На крышке — ваза с засохшими цветами. Алиса медленно скользит взглядом по комнате, наконец натыкаясь на женщину, стоящую к ней спиной. Музыка резко замолкает, и теперь стены обрамляются лишь ее тяжелым дыханием. Тревога паучьими лапами сковывает сердце. Незнакомка высока и стройна, а по прямой, словно струна, спине гладким водопадом ниспадают черные волосы. Алиса прищуривается, опуская взгляд ниже, по плечам, и вот-вот уйдет им дальше, к ладоням женщины, ногам, полу, и тому, что на нем. — Тебе не обязательно быть здесь, родная, — мягкий голос зовет ее, теплые руки накрывают глаза. Лица говорящего Алиса не видит, но с облегчением выдыхает, понимая, кто ее оберегает. Страх рассеивается, как и видение. Она обвивает руками шею, прижимаясь плотнее, проваливаясь в спокойный и глубокий сон во сне, стирающий все тревоги. В большой и пустой квартире Иван обнимает спящую дочь, целуя в лоб, поглаживая по спине и тихим шепотом на языке, что люди уже забыли, развеивает кошмар.