Знамения вечности

В первые мгновения кажется, что она ослышалась. Потом — шок. Удивлённый, растерянный, невероятный. Шок. Не радость или счастье, просто её испуганный выдох. Галадриэль буквально потрясена, сжав свои руки прямо перед собой и глядя на Элронда непонятным и туманным взглядом. Тот подходит ещё ближе и касается её предплечья. — Келеборн? — Галадриэль слышит свой голос как в тумане, пока пытается хоть что-то понять, — но… как? Он же… Его не было так долго! — Это невероятно, но он жив. Наши разведчики привезли его в Линдон неделю назад. — Он в порядке? — тревога и тёплое чувство привязанности захлёстывает сердце Галадриэль, когда она наконец-то может хоть что-то понимать. Но очень остро ощущать, как позади неё фигура Саурона напряжена в ледяном молчании и как от него буквально волнами исходит… что-то, — он пострадал? — Сильное истощение. Почти ничего не видит из-за темноты, в которой его держали. Нужно будет очень долго лечить и восстанавливать и его тело, и дух. Но он выживет. Галадриэль… — и тут даже Элронд чуть спотыкается, бросает взгляд на Саурона, но потом всё-таки продолжает, — ты нужна нам. Ты нужна ему. Тишина. — Что Вы ему сказали? — до неё действительно до конца ещё не доходит, что происходит. — Что ты на очень важной разведывательной миссии. Что ты командовала отрядом, но отделилась и ушла в горы. Ты должна знать, что происходит, — друг опять осматривает её с головы до ног, а потом всё-таки решается задать вопрос прямо при нём, — ты в порядке? Ты в безопасности? Саурон подходит ближе и злость от него — буквально осязаемая. — Клянусь, я в полном порядке, — говорит Галадриэль, пожимая ладонь Элронда в ответ, — всё хорошо. Отправляйся домой. Скажи, что я… Что я скоро приеду. Не сегодня и не завтра, но — приеду. Она даёт обещание, которое придётся сдержать. Она стоит и смотрит, как друг кивает, ещё раз её осматривает, а потом взбирается в седло и медленно исчезает из поля зрения. Тишина по-прежнему её оглушает и Галадриэль боится развернуться и посмотреть прямо на Саурона. Он застыл где-то совсем рядом, очень близко, можно почувствовать его кожей и просто — ощущением близости между ними. Она сглатывает, но потом всё-таки очень медленно разворачивается, чтобы встретиться взглядом с тем, кто навсегда теперь останется с ней. Выражение его лица странно задумчивое. Можно было ожидать ярость или бешенство, или злость, или даже — возможно! — грусть, но он задумчив и будто бы изучает и обдумывает полученную информацию. Возможно, часть него немного разочарована, но нет какой-то жестокости или ярости, есть только… что-то… — Я должна… — голос Галадриэль странно неживой, когда она это говорит. Веками она грустила о своём муже, потом — привыкла к его отсутствию и смирилась с вечным одиночеством, которое было ей уготовано, а сейчас, когда пришла такая воистину чудесная новость, Галадриэль не может чувствовать радости. Ничего нет. Есть только шок и странное опустошение, будто бы она встревожена происходящим и не знает, что должна чувствовать. — Должна что? — даже чуть равнодушный ответ, который ей не нравится. Саурон подходит ближе и быстро берёт её за руку, сжимая ладонь в своих ладонях, только голос по-прежнему — чужой, — что, Галадриэль? — Я должна идти, — ответ полушепотом, — я не могу тут остаться. Он мой муж. Они очень долго смотрят друг на друга и почему-то у неё такое чувство, будто бы он… знал, что однажды такое случится. Или может быть, предвидел? Или он всё это устроил? Но теперь Саурон смотрит на неё каким-то отрешённым взглядом, а потом Галадриэль понимает, что происходит. Он смирился с этим. — Если ты уйдёшь, — просто отвечает он и никогда ещё его голос не звучал так сильно человечно и по-настоящему, — это будет навсегда. — Я знаю, — чуть слышный ответ. Безмолвие становится их бессменным спутником на обратном пути в пару часов. Безмолвие, пустота и равнодушие ко всему окружающему миру. В ней будто что-то начало умирать. --------------------------------------------------------------------------------------------------- Галадриэль долго сидит на полу у своей кровати, обхватив руками колени и глядя перед собой в огонь камина, тепло от которого должно согревать её тело, но не может согреть душу. Она пытается воскресить в своей памяти что-то… хорошее, но не получается. Она знает, что эльфийские браки заключаются однажды и навсегда, что она и Келеборн, вернувшийся каким-то чудом, теперь всегда будут связаны друг с другом вновь и разрушить эту брачную Связь не сможет даже Саурон. У Галадриэль действительно нет выбора, она должна уйти обратно, и… Был ли у неё когда-то выбор? Что было бы, останься она тут дальше? Власть или правление никогда не привлекали её, она не желала таких вещей и всячески избегала их, это было лучшим и мудрым выбором. Но он… Саурон… Власть — это он сам и есть, это его истинная сущность и он всегда будет иметь эту Власть и Силу, он всегда будет стремиться поработить Средиземье и править им, он всегда будет заниматься своими планами и Галадриэль не готова быть на его стороне всю эту вечность. Когда он заходит этим вечером, то тоже молчит. В его позе также сквозит какое-то равнодушие и даже мир, Саурон скидывает с себя плащ и садится рядом, касаясь её плеча своим телом, но не обнимая. Галадриэль снова и снова чувствует поразительное опустошение от всей ситуации, от эмоций, от какого-то ледяного чувства, будто часть неё — живая, энергичная и жаждущая чего-то неизведанного — навсегда умирает. Они вновь очень долго молчат. — Когда ты уйдёшь? — его голос бесцветен и это заставляет её сердце начинать странно сжиматься и ныть в груди. — Я не знаю, — честный ответ, — мне надо… собраться с духом. Я не знаю. Я не понимаю ничего. Я всегда думала, что он умер. Каждое мгновение тишины между ними словно вонзает в неё ледяные иглы, прямо в сердце. Откуда эти странные чувства и будто бы нервная дрожь? Будто бы она уйдёт — и что-то сделает неправильно для своей души или сердца? — Твой муж — самый везучий эльф, — бесцветный голос начинает потихоньку ломаться. — Ты позволишь мне уйти? — странный вопрос и Галадриэль почти не контролирует свои порывы. Она поворачивает голову, чтобы смотреть на него через своё плечо и видеть глаза Саурона, вновь почти чёрные. — Я не буду удерживать тебя, если ты об этом. Если ты захочешь уйти, то вольна это сделать. Но перемирие будет окончено. — Я знаю, — кажется, её голос такой же бесцветный и ломкий. Проходит некоторое время, прежде чем он всё-таки немного срывается: — Ты что, ещё даже раздумываешь, уйти или нет? — насмешка сквозит в его голосе, и теперь у неё на глазах — слёзы. Эти слёзы — они от всего одновременно: от опустошения, от боли, от растерянности и непонятной тоски, от какого-то внутреннего надлома, что случился сегодня в её душе. И этот надлом уже никогда не исправить, не починить и не залатать никем и ничем. Она сглатывает и думает сначала не отвечать. Только Саурон протягивает руку и притягивает её к себе, обнимая и прижимая к своей груди. Что-то в нём тоже ломается в этот момент, они оба — сломаны и исцеление больше никогда не будет доступным. Его руки обнимают её крепко, а потом слишком успокаивающе поглаживают по спине. — Я раздумывала, — кроткий ответ и Галадриэль утыкается лицом в его грудь, — но ты сам знаешь, ничего не может быть в нашем случае. Ты никогда не откажешься от Власти и своих планов о Средиземье, а я никогда не смогу уйти от Света и встать рядом с тобой. Мы обречены. Мы. Наверное, она впервые сказала — мы. Они, которых никогда не будет. — Хорошо, — ответ Саурона очень тихий, но он сразу же продолжает, — если ты уйдёшь — держись подальше от всего этого. Я серьёзно, Галадриэль. Будь в стороне от этой войны и от моей армии в будущем. Я могу быть жесток и безжалостен. Мои планы не изменились. Уйди в сторону и спаси себя. Горькое чувство радости от какой-то его заботы пронзает всю её сущность. Галадриэль сглатывает, а потом понимает, что плачет. Плачет открыто, не стесняясь слёз, которые бегут по щекам, но быстро впитываются в его рубашку и исчезают там. Саурон подтягивает её к себе ближе и держит, словно немного убаюкивая и успокаивая. Галадриэль только может чувствовать, что никогда не чувствовала себя — за всю свою огромную и долгую жизнь — так приятно и по-настоящему тепло. Она так долго искала Саурона, чтобы отомстить ему, чтобы уничтожить, но вот теперь нашла — и не очень желает уходить. И когда они потом снова смотрят друг на друга, он вытирает её слёзы сосредоточенными движениями, а его глаза горят от какой-то бури невысказанных чувств. Галадриэль первая тянется за поцелуем и точно знает — эта ночь будет совсем другой. Она впервые желает поглотить его без остатка. Они так и делают. И в следующую ночь тоже. И в следующую. И в следующую. Они остаются вместе ещё пять дней. Пять дней, во время которых он почти не покидает этот замок, и они проводят максимально долгое количество времени только вдвоём. Пять дней, когда они отказываются разговаривать о решающем дне и о том, что она должна скоро покинуть это место. Пять дней, во время которых они занимаются… не просто безликим сношением, а чем-то вроде… любви? Привязанности? Занимаются уговорами о том, что будто бы могут впрок и на будущее надышаться друг другом и запомнить, запечатлеть, закрыть в своих душах навсегда. Галадриэль понимает, что она должна уйти и что так всегда должно было случиться. Но она не хочет покидать Халбранда, или Саурона — но в его более человечной и привычной, вменяемой форме. Она ощущает близость с ним, теплоту и что-то, что навсегда теперь останется с ней. Пройдут тысячи лет, но она никогда больше не сможет вытравить его и память об этом времени из своего разума и сердца. Они обнимают друг друга в рассветах и сплетаются в жарких объятиях на закатах. Она сидит в его кузнице и даже ничего не говорит больше о Кольцах, когда он занимается своими делами, поглядывая в её сторону и постоянно о чём-то спрашивая. А потом Саурон-кузнец подходит к ней ближе, позволяет стащить с него передник и снять рукавицы, чтобы они забылись в ласках друг друга прямо в этом самом месте. Они гуляют вокруг замка и в основном молчат, держась за руки, какая-то непонятная влюблённая и обычная пара. Только вот они — точно не влюблённая пара, они — самое необычное, что вообще могло случиться в принципе в этой истории. Но однажды утром она просто смотрит на него тяжёлым взглядом и Саурон осознаёт всё без слов. Кивает, садится рядом и мягко целует в плечо, потом обнимает ещё на одно краткое мгновение, чтобы отстраниться и быстро вылезти из постели. Что толку пытаться провести вместе как можно большее количество времени — в их варианте это не поможет. Им всегда будет мало друг друга, было мало и сейчас — мало. Они молчат. Хотя, её руки дрожат в то утро, когда Галадриэль одевается и собирается. Останавливается и окидывает взглядом помещение, где жила больше месяца и где теперь всё остаётся… словно родным. Саурон стоит в дверном проёме и выражение его лица — то самое бесцветное и словно пустое. Он не уговаривает её остаться и Галадриэль этому рада в глубине души: если бы это началось, чувство вины и боли раздирало бы её сердце ещё сильнее. Они оба причиняют сами себе большую жестокость, чтобы спасти другого от терзаний позже. И в ней действительно что-то умирает. Когда они бредут по длинной дорожке — прочь из замка, и мягкие неторопливые шаги отдаются пустой безысходностью в сердце. Галадриэль кажется, что происходящее — как в тумане какого-то сна, из которого ей нужно проснуться. Она идёт медленно, а потом чувствует, как его ладонь берёт её за руку и крепко сжимает, и этот маленький личный жест ударяет сильнее, чем все их совместно проведённые ночи вместе, чем все поцелуи и близость. Жест, когда он крепко держит её за руку и словно не даёт упасть. Может быть, она чувствует к нему что-то очень сильное и запретное. Они доходят до лошади, уже готовой к длительной поездке. Он с ней не поедет, но путь будет полностью безопасным, в этом можно не сомневаться. Галадриэль не в силах повернуться к Саурону лицом, но всё-таки говорит: — Я так сильно мечтала тебя найти все эти столетия… А теперь грущу из-за того, что ухожу, — это было впервые, когда она прямо сказала, что не хочет уходить. Ей хочется оставить ему что-то от себя, ей хочется, чтобы он знал — она привязалась к нему по-настоящему и что действительно чувствует себя сейчас очень тяжело и горько, хоть и делает правильный выбор. Это — её благодарность для него. Для их времени и их общей истории. — Я рад, что настолько тебя впечатлил, — знакомая усмешка чуть разряжает обстановку. Они наконец-то смотрят прямо друг на друга и Галадриэль подаётся вперёд, целуя его мягко и сладко. Саурон отвечает и это — поцелуй нежности и прощания, который они оба будут помнить всегда. — Пойдём в Нуменор, — вдруг вырывается у Галадриэль какое-то тяжёлое признание и осознание этой правды обрушивается в разум, на какое-то чудовищное мгновение заставляя поверить в то, что она действительно этого желает, а он действительно может согласиться, — давай уедем вместе? Халбранд? Бросим всё и исчезнем? Ты бы хотел этого? Саурон молчит, словно он действительно поражён этими словами или размышляет над данной идеей, или просто пытается что-то обдумать. Берёт её руки в свои руки и тихо отвечает: — Я хотел этого давно, но в итоге мы оказались здесь и сейчас, Галадриэль. Если бы я остался в Нуменоре в то время, ты бы оттуда всё равно уехала. И всё равно мы были бы разделены навсегда. — Ты никогда не откажешься от власти, — грусть терзает её душу, но это истинная правда, которую оба всегда знали. — И ты никогда не откажешься от своего выбора, — понимание в его голосе наконец-то полное и безраздельное. — Я буду думать о Нуменоре, — просто говорит Галадриэль дрожащим голосом, — когда буду тебя вспоминать. О Нуменоре и кузнице, где ты занимался своим любимым делом. — А ты давала уроки тем солдатам и летала на площади, завораживая всех вокруг. — Хорошее было время, — Саурон тянет её к себе и обнимает, крепко сжимая в своих руках, — не попадай больше в переделки, Галадриэль из Нолдор. Будь в безопасности. Я серьёзно. Уйди от этой войны. Иррациональная тишина этого мгновения вечности завораживает душу Галадриэль. То, как это самое невесомое и мягкое мгновение посреди вечности окутывает их тела, стоящие в объятиях, будто бы связывая навсегда тончайшими нитями Света и Связи. Мгновение вечности, которое навсегда врезается в их души и заставляет те запечатлеть друг друга навсегда. Мгновение вечности, когда часть души Галадриэль действительно исчезает и покидает её, уходит какая-то сила и желание воевать, а остаётся только желание спокойствия и покоя. Мгновение вечности, когда часть неё навсегда остаётся здесь. Та часть, которая действительно хотела принять его предложение на том плоту и взять его за руку, чтобы больше никогда не отпускать. Мгновения вечности, когда часть него всегда будет жить в её сердце. Мгновение вечности, которое запомнится на всю эту самую вечность ярко и пронзительно. Они соприкасаются лбами и замирают на долгие минуты, снова вдыхая это дыхание — одно на двоих. — Прощай, эльф, — просто говорит он. — Прощай, Халбранд, — старое имя срывается с её губ, как и одинокая слеза по щеке. Когда она уходит от него, это против воли, против желаний и против её мечтаний. (Возможно, она забирает с собой не только часть его оставшейся души, но и то, о чём пока совсем не подозревает).