Катарина

Настал день рождения того ужасного человека, из-за действий которого гибли тысячи людей.  Признаться честно, я ждала его и в тайне надеялась, что увижу Мюллера среди приглашенных офицеров. Я молилась, чтобы тот день стал моим последним в прачечной… Я настолько жаждала встречи с ним, что едва ли не физически страдала от того, как часто снился мне наш поцелуй. Первый и единственный поцелуй, от которого дрожали коленки и путались мысли... Даже несмотря на то, что он бросил меня в прачечной… Настолько была глупа и слепа моя любовь к нему.  За прошедшие недели мы кое-как подготовились к предстоящему концерту. Я лично отобрала двадцать миловидных девушек, которые умели петь и мало-мальски плясать, а фрау Грета одобрила мой выбор. Верочка оказалась хорошо обучена нотной грамоте и музицированию на клавишах, поэтому сразу же села за пианино. Но из-за того, что по указаниям гер Коха я должна была при любых обстоятельствах мелькать на сцене, парочку песен все же играла я.  Девушки, отобранные мною, в большинстве своем оказались украинками, поэтому практически весь их репертуар, в перерывах между стихами, состоял из украинских народных песен. Пару молоденьких девчонок вызвались прочесть стихотворения: одна на русском и на украинском, а вторая помимо русского, захотела прочесть на своем родном белорусском. Под конец мы запланировали спеть «Катюшу», так как за нее проголосовало большинство.    Репетировали мы по ночам вместо дежурств в кухне. Я тихо радовалась, что не виделась с командиром и не слышала его угроз в мой адрес. Честно признаться, я до ужаса боялась его и не знала, что же делать с ним, и его ярым желанием сбежать отсюда, потянув меня за собой на верную смерть.  Наконец, все мы были наряжены в цветастые платки, которые выдала фрау Грета, и специально выданные на выступление женские туфли. Вместо бесформенных сапог не по размеру, туфли показались настоящим раем. По этому случаю нам даже разрешили полноценно помыться и распустить волосы: у кого-то они были срезаны до подбородка, у кого-то до плеч, но у большинства, как и у меня, едва прикрывали лопатки, так как нам насильно срезали толстые и длинные косы.  Зрители, впрочем, как и я, были довольны нашим выступлением до середины программы. После, в общем-то для приглашенных офицеров, помещиков и других неизвестных мне людей, ничего не изменилось, а для меня в буквальном смысле рухнул мир. В тот момент я сидела за инструментом и исполняла мелодию, которую наспех выучила благодаря Верочке, даже толком не зная кто являлся ее автором. Несколько девочек в это время пели на сцене русский романс про любовь, пока я, по обыкновению, мельком рыскала взглядом по залу, пытаясь отыскать до боли знакомое лицо Мюллера. Но ровно на середине выступления, сердце мое пропустило очередной удар, а пальцы предательски зафальшивили, когда я увидела знакомого офицера, который с опозданием прибыл на представление.  Кристоф обошел весь зал и сел прямиком на первый ряд по правую руку от начальника прачечной. Они молча кивнули друг другу, а я ощутила, как пальцы испуганно задрожали и одеревенели, и думала только об одном — довести мелодию до конца во что бы то ни стало. Я с ужасом отвела от него взгляд, глядя в упор на клавиши инструмента. Казалось, он до самого последнего момента сверлил меня хищными глазами. Я ощущала его взгляд всей своей кожей, покрытой неприятными мурашками. Больше я Мюллера в толпе не искала.  Наконец, девчонки закончили петь, и на сцену вышла молодая девочка, чтобы прочесть красивое стихотворение на белорусском языке. Аккомпанировала ей уже Вера, подменив меня за пианино. Я уже мысленно готовилась бежать за кулисы, как вдруг заприметила, что во время аплодисментов Кристоф шепнул что-то Генриху Коху, а после кивнул в мою сторону. Что они делали дальше, я не знаю, потому как сразу же убежала за сцену, пытаясь угомонить дрожащие пальцы.  Я знала, что номер Ирины с чтением стиха на белорусском был предпоследним, а завершала программу песня «Катюша», где я должна была аккомпанировать поющим девушкам. Но в таком состоянии и в присутствии полковника Нойманна, я просто не могла выйти на сцену… — Що це тот опоздавший офицер так пялился на тебя? —  с подозрением спросила Галька за кулисами, увидев мое состояние. — Это ты с ним что ли сюда приехала? — Оно и понятно що пялился… понравилась ему небось, — в привычном язвительном тоне произнесла Наденька, прихорашиваясь у зеркала. — Там вон сколько офицеров пришли, на всех хватит…  — Ой, Надька, рот бы прикрыла свой поганый! — отмахнулась Галка в ответ. — Нашла, о чем думать! — Я приехала не с ним, — наконец отозвалась я, беспомощно обхватив себя руками. — Этот офицер… он ужасный человек… — Ну, ужасный не ужасный, а начальник наш видела, как пляшет перед ним? Боится небось. Видать шишка какая, — сказала Надя, поправив волосы перед зеркалом, словно и не слышала вовсе моих слов.  В воздухе раздались аплодисменты после исполнения Иры, и я затряслась от ужаса, услышав писклявый голос начальника прачечной:  — Катарина, будь добра, выйди к нам! Я испуганно распахнула глаза, поочередно глядя то на Надьку, то на Галку, молчаливо моля о помощи.  — Ну що встала как вкопанная? Ступай, коль зовут тебя, — сказала Галя, подтолкнув меня к сцене.  Я доковыляла на деревянных ногах и вышла с натянутой улыбкой, стараясь не обращать внимания на многочисленные любопытные взгляды. От одного из них было совсем не по себе, и я внутренне съежилась от страха.  — Спой что-нибудь, — в приказном тоне произнес Генрих Кох, вальяжно махнув рукой в мою сторону.  — У нас напоследок запланирована общая песня, — сообщила я, и гордо вздернула подбородок, пытаясь не смотреть на первые ряды.   — Ну так спой ее одна, — раздраженно ответил Генрих, тыкнув в меня рукой. — Гер Нойманну очень хочется услышать твой ужасный русский.  Он засмеялся гнусавым смехом, и остальные мужчины подхватили его. По залу прокатилась волна неуместного мужского смеха, и мне отчаянно захотелось исчезнуть в ту же самую секунду. Кристоф продолжал испепелять меня взглядом. Он не смеялся, как большинство мужчин в зале, но, когда я уловила его кровожадную улыбку, мне стало дурно.  Верочка, сидевшая за инструментом, обеспокоенно оглянулась на меня, и спустя мгновение приступила к исполнению «Катюши».  Я не пела одна уже несколько лет. Хоть и понимала, что выходило у меня довольно неплохо. Когда была чуть помладше, пела на деревенских свадьбах и именинах и частушки, и романсы, и русские-народные. Впрочем, мало в какой деревне найдешь девку, которая не поет за работой… И начала я петь, дождавшись окончания проигрыша. Я смотрела строго перед собой на входную дверь, опасаясь опустить глаза и натолкнуться на внимательный взгляд Кристофа. Чувства мои в тот момент сложно было описать словами. Во мне одновременно бушевали смятение, страх, горечь, отвращение, стыд, и все это вперемешку с раздражением и злостью. Ощущала я тогда себя цирковым уродом, но поделать с этим ничего не могла. Да и смысла перечить или противиться начальнику прачечной не было.  Под конец исполнения глаза неприятно пощипывали от набивавшихся слез. Даже и не заметила, как начала реветь… то ли от обиды, то ли от злости. Да и неважно уже было от чего. Хотелось, чтобы это унижение закончилось как можно быстрее.  Я представляла, что все это происходило не со мной. Что лежала я в бараке на колючей подушке из сена и пыталась заснуть. И никто на меня не смотрел, не слушал, не обсуждал… Пришла в себя только после того, как Верочка закончила исполнение, и в зале раздались несмелые аплодисменты. На лице Генриха расцвела сияющая улыбка, а Кристоф медленно хлопал в ладони, не сводя с меня пристального изучающего взгляда. Он был одет в неизменный парадный черный китель с алой повязкой на левом плече. Кто знал, что скрывалось за его ярко-зелеными глазами в тот момент… что творилось в мыслях. Но я знала одно — он чертовски меня пугал одним только видом.  После завершения концерта приглашенные гости разбрелись кто куда, но в целом остались довольны. Я тоже уже было собралась в постирочный цех для продолжения работы с остальными девчонками, но раздражающий голос владельца прачечной догнал меня у самого выхода.  — Катарина, ко мне в кабинет!  Я сердито вздохнула и сжала челюсть с такой силой, что мышцы лица тут же болезненно заныли. Но почти сразу поспешила за господином Кохом, сохранив дистанцию между нами ровно в три метра.  — Ты славно поработала, — начал он, зайдя в кабинет. А затем вальяжно бросил черный пиджак на стул. — Все хотели поглядеть на русских девок... им понравилось. Да и пели вы неплохо. В общем… я убедился, что тебе можно доверить такого рода мероприятия. В скором времени у нас будет еще парочка таких. Думаю, ты справишься. — Хорошо, — коротко процедила я, глядя в стену.  Я продолжила стоять возле двери, опасаясь сдвинуться с места. Мужчина лукаво улыбнулся, спрятал руки в широкие карманы брюк и медленным шагом обошел меня, смерив до жути неприятным алчным взглядом. Я нервно сглотнула слюну, намертво сжав кулаки. Он остановился позади, и у меня не осталось возможности разглядеть что же он намеревался сделать.   — Еще не надумала начать сотрудничать со мной? Его отвратительный высокий голос раздался в относительной близости от моего уха.  Я боязливо зажмурила глаза, мысленно перебрав немногочисленные варианты того, как буду давать ему отпор.  — Нет, — твердо изрекла.  За спиной раздалась надменная ухмылка. Я ощутила, как он приблизился ко мне на пол шага и медленно погладил мои волосы, отчего я нервно вздрогнула. А после произошло то, чего я никак не ожидала… он с наслаждением вдохнул запах моих волос. Потом еще и еще раз. Я с ужасом распахнула глаза, боясь пошевелиться, и вспомнила, как Галька предупреждала о странных увлечениях начальника. Все то время, что мы виделись с ним, я была в платке, и у него не было ни единого шанса подглядеть за моими волосами. Но в тот день все изменилось, ведь после концерта я так и не успела собрать их и нацепить привычный платок… чем он и воспользовался.  — Что вы делаете?! — дрожащим голосом спросила я, боязливо отпрянув от него на несколько шагов.  Пару секунд, и моя спина уперлась об стену. Я с распахнутыми глазами глядела, как он медленно приближался ко мне. На его устах хозяйничала мерзкая похотливая улыбка, а бледно-серые глаза наспех пробегались по моему телу, изучая и оценивая.  — У тебя такие красивые волосы… — томно произнесли его сухие потрескавшиеся губы. — Очень красивые… От вида подобной картины задрожали губы. Мне отчаянно хотелось взвыть от ощущения собственной беспомощности. Я буквально выбирала между моральной смертью, если он все же получит свое… и физической, если дам ему отпор.  — Я… я сейчас закричу, — попыталась предупредить я, но мой дрожащий испуганный голос вряд ли можно было воспринять всерьез.  Оставаясь на расстоянии трех шагов, он на мгновение остановился, взглянул на меня с неким восхищением и расплылся в похотливой улыбке.  — Как пожелаешь… Мне так даже больше нравится… После этих слов он накинулся на меня с такой скоростью, что я даже не успела вскрикнуть. Его руки бесцеремонно скользнули по моей талии и бедрам, и я в ужасе принялась его отталкивать от себя.  — Пожалуйста… не надо! Прекратите! — Не притворяйся, тебе понравится… — раздался его раздражающий голос где-то на уровне шеи. — Я же знаю, как вы здесь месяцами и годами скучаете по мужской ласке. Не переживай, я буду осторожен… — Нет! Не нужно! Я не… я не… Он продолжал лапать меня, не взирая на мои протесты, и еще сильнее прижимать к стене. Его прикосновения были быстрыми, грубыми, неприятными и вызывали только ярое отвращение и подкатывающую тошноту. Я ощутила слезы, скатывающиеся по щекам и шее, в то время как он кряхтел и томно сопел мне под ухо.  Когда он с силой сорвал рукав моего платья, я нервно вскрикнула, и в дверном проеме уловила так вовремя подоспевшего Кристофа. Офицер поначалу недоуменно вскинул бровь, а затем его губы расплылись в привычной хитрой усмешке, словно он догадался какую выгоду можно было извлечь из увиденного. Генрих не услышал его приход, поэтому его нелепые попытки задрать мое длинное и тяжелое синее платье продолжились.  — Так вот чем вы тут занимаетесь, пока я вас везде ищу, гер Кох, — раздался насмешливый голос офицера Нойманна со свойственной ему властью и опаской.  Мужчина тут же испуганно отпрянул от меня с таким видом, будто это я накинулась на него пару минут назад.  — П-прошу прощения, гер… гер Нойманн, — растерянно изрек Генрих, наспех заправив рубашку в брюки. — Прошу прощения, что заставил вас ждать. Я беспомощно обмякла на стене, тяжело дыша.  — У вас что, временная амнезия? —  спросил Кристоф.  Он медленным шагом вступил в просторы кабинета, с интересом разглядывая скупую обстановку.  — П-простите… я не… Не понимаю вас, — ответил мужчина, изумленно похлопав ресницами.  Полковник подошел к аквариуму и наклонился, чтобы рассмотреть двух проплывающих мимо черных рыбок. А после постучал костяшкой указательного пальца по стеклу, привлекая их внимание. Я же в это время стояла в нескольких сантиметрах от аквариума, дрожа от страха.  — Ну, как же не понимаете… — Кристоф хищно улыбнулся, внимательно разглядев рыбку, подплывшую к нему. — Только что на моих глазах вы пытались вступить в связь с остарбайтером, совершенно позабыв, какое наказание для немца за этим последует. — Но, гер Нойманн, я же… я… — Вон пошел, — хладно отчеканил офицер. Он достал позолоченный портсигар из кителя и с безразличным видом зажег сигарету.  — Ч-что? — недоуменно отозвался Генрих, часто-часто моргая. Его голос в тот момент звучал выше обыкновенного на пару тонов, что не могло не действовать на нервы.  — Ты еще и оглох? — раздраженно процедил Кристоф, выдохнув табачный дым. Он все еще продолжал наблюдать за рыбками по ту сторону стекла, совсем не обращая внимания на испуганного владельца прачечной.  Пару секунд, и от Генриха Коха и след простыл. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, словно то был кабинет полковника, а не его собственный.  Я попыталась приподнять порванный рукав платья. Но от этого порвала его еще сильнее, представ перед офицером с оголенным плечом. Впрочем, он вообще не обращал на меня никакого внимания на протяжении нескольких минут. Так и продолжил молчаливо стоять возле аквариума, с увлечением наблюдая за его обитателями.  Вокруг царила тишина. Я прерывала ее лишь шмыганьем носа, благодаря полученному в этих стенах хроническому насморку. Пальцы мои почти перестали дрожать после того мерзкого инцидента с Генрихом, но я все же не могла расслабиться, находясь в одном помещении с Кристофом.  — Странные создания эти рыбы… — вдруг раздался его тихий голос, а зеленые глаза продолжили неотрывно следить за обитателями аквариума. — Вроде бы живут себе в своем маленьком мирке, не трогают никого. Никто не знает, что творится в их мыслях. Они просто плавают туда-сюда, даже не догадываясь, что находятся в ловушке… Что их дом — какая-то стеклянная клетка, которую можно вмиг разрушить. Да и их самих можно запросто убить, просто высунув из воды. Но нет же… потом припрется какой-то мужик и будет недоволен, что его любимую рыбку прихлопнули. Я сжала губы в плотную линию и гордо вздернула подбородок, сделав вид, что меня совершенно не волновал странный монолог офицера. У меня не было ни сил, ни желания анализировать его слова, да и вообще слушать, что он говорил.  — Как думаешь, гер Кох сильно расстроится, если с его рыбками что-то случится? — произнес он тихим низким голосом, в котором не было ни капли привычной насмешки.  На этот раз мужчина направил такой же изучающий взгляд и в мою сторону. Его глаза с интересом смотрели на меня сквозь толстое стекло аквариума, а на губах его образовалась хищная полуулыбка. Все, что я могла сделать в тот момент — оцепенеть от страха и произнести робко:   — Мне плевать на него… а вот рыбок жалко. Они не виноваты, что у них такой хозяин. Мужчина кивнул медленно и задумчиво, вновь устремив взгляд на проплывающих и ни о чем не подозревавших рыб. А затем выпрямился, заглянул мне в лицо и удовлетворенно улыбнулся.  — Каково это — променять дамские платья на порванные лохмотья? — он сделал драматическую паузу и с наслаждением выдохнул сигаретный дым. — Или в твоем случае, сначала были порванные лохмотья, а потом появились дамские платья? Тогда для тебя ничего не изменилось, Катарина... Он произнес мое имя по-издевательски медленно, разделив его на слоги, словно смакуя вино. Я мысленно поежилась, но виду старалась не подавать.  — Чего вы хотите от меня? — спросила напрямую, чтобы избежать его напрягающих вопросов и длинных монологов.  Кристоф усмехнулся куда-то в сторону, сделал очередную глубокую затяжку и вновь устремил на меня пристальный немигающий взгляд.  — Решила перейти сразу к делу… Мы даже не поговорим о твоем чудесном спасении от этого кретина? — Хотите услышать от меня «спасибо»? — удивилась я, пытаясь прикрыть оголенное плечо ладонью. — Не думаю, что вы пришли за этим. — Но я мог зайти позже, когда все бы уже свершилось, — Нойманн попытался улыбнуться искренне, но каждый уголок его острой улыбки искрил ложью. — Неужели ты думаешь, что я стал бы терпеть, пока немец закончит это зверское кровосмешение? Не насилие, а кровосмешение… — Вы никогда не делаете что-то просто так, — тихо ответила я, все еще вжимаясь в стену.  — Ну, хорошо, тут ты права… — он рассмеялся каким-то сухим беспричинным смехом. — Мюллер поднатаскал, да? Что ж, ты не безнадежна. Признаться честно, я был удивлен, когда увидел тебя здесь. Думал, ни один человек в здравом уме не придет сюда добровольно.  При упоминании Алекса, сердце мое застучало пуще прежнего.  — Я всего лишь хотела спасти сестру, — призналась я, глядя на него исподлобья.  И спрятаться от тебя… — Ну и как успехи? Спасла? — с издевательской усмешкой спросил офицер, а я крепче стиснула зубы. — Если честно, ты застала меня врасплох. Я искал тебя везде, но только не в подобных местах. И тут… о, чудо… меня приглашают на какое-то дешевое представление во второсортной прачечной. А я еще идти не хотел, даже опоздал намеренно… — А потом заставили меня петь одну на весь зал… — добавила я.  — Я должен был убедиться, что это именно ты, — признался он, сделав глубокую затяжку. — Тот идиот назвал тебя Катариной, ты спела на русском… твое знакомое лицо, хоть и лишенное того прежнего блеска — паззл в моей голове в тот момент сошелся. И я уже почти поверил в существование удачи.  — Что вам от меня нужно? — смелее повторила я, продолжив глядеть на него в упор. А у самой сердце одурманенно металось в груди, словно испуганная птица.  — Сейчас — ничего, — Нойманн беззаботно пожал плечами, окинув скучающим взглядом простенько обставленный кабинет. — А вот чуть позже… — его изучающий взгляд остановился на моем теле. Мгновение он словно оценивал подойду я или нет для чего-то, известного лишь ему одному. — Постарайся за это время не встревать в неприятности и не получать наказаний. Твое лицо мне потребуется целым и невредимым. Его неоднозначный ответ смутил и одновременно напугал до дрожащих коленок.  С этими словами Кристоф вышел из кабинета, с раздражением натолкнувшись на подслушивающего все это время владельца прачечной: — Только пальцем ее тронь… — Ч-что вы, гер Нойманн… Я… я не смею! — забормотал мужчина, едва ли не кланяясь полковнику в ноги.  В тот момент Генрих Кох стал для меня вдвойне омерзителен.  Но после того, как я выскользнула в коридор и побежала прочь из кабинета начальника, мои мысли были заняты лишь словами Кристофа. Я мысленно начинала отсчет и гадала, когда же «понадоблюсь» ему, и какого характера будет эта нужда.  Я не знала, чего опасаться больше: неизвестности или того факта, что в тот день он не забрал меня в Гестапо…