Пространство, одетое в китель

Нет ничего парадоксальнее женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предубеждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики. Герой нашего времени.   Петр Михайлович покинул дом разъяренным, если не сказать более – руки его тряслись, он нервно вскидывал голову, но каждый раз натыкался на холодный взгляд дочери. - Я останусь здесь до свадьбы, равно как и после нее. Я не вернусь в Ваш дом, - твердо заявляла она на каждый довод отца. - Я не позволю тебе! - И что же Вы сделаете, папенька? - Лишу наследства! – выкрикнул последний свой грозный довод князь. - О, - Владимир прыснул. При всей серьезности ситуации он глядел на развернувшийся в его гостиной бой с едва скрываемыми умилением и смехом, - это многое меняет! Нет уж, Анна, без наследства я тебя не возьму. Ведь именно деньги – это то, за чем я так гнался, когда хотел взять тебя в жены. В то самое время, когда ты была бывшей крепостной.   Петр Михайлович запнулся, осознавая безвыходность своего положения. Нельзя сказать, что он жаждал увидеть Анну в своем доме, девушка так и осталась ему полу-чужой. Видимо, сказался тот факт, что почти сразу после оформления всех документов, если не до этого, девушка уехала в Петербург к сестре и редко навещала отца. По истечении первого бального сезона она отправилась с Репниными на воды, откуда вернулась и вовсе чужой. Она всегда тяготела к этому дому – месту, где она выросла. Так думалось Петру Михайловичу – что любовь к поместью Корфов являлась следствием того, что Анна всю жизнь прожила здесь. И только нынче, глядя на них вдвоем – Владимира и Анну – Долгорукий начинал понимать, что не только детство и светлые воспоминания являлись причиной, по которой девушка так стремилась сюда. Ну и, конечно, поведение Анны радикально отличалось от «дочерней любви» Полины, к которой он привык и которую так жаждал увидеть вновь. Но, в отличие от Пеньковой, Анна не гналась ни за титулом, ни за богатством. Она итак была вхожа в тот круг, куда так рвалась Полина – и Михаил, и Соня, и Лиза радостно встречали девушку и видели в ней ровню. К тому же Анна, вероятно, так и не смогла простить папеньке крушение их с Владимиром союза. Конечно, по большей части виновата была она сама. Но что-то не давало ей покоя при одном только взгляде на старого князя. И вот нынче Долгорукий вынужден был отступить перед этой сильной волевой женщиной, которая так и не стала ему дочерью в полной мере. Весь разговор Владимир хранил ироничное молчание, будто происходящее никак его не касалось. Как только дверь за старым князем захлопнулась, он поднялся и подошел к невесте: - Я не узнавал тебя. Ты говорила с ним едва ли мягче, чем я в тот роковой вечер. - Язык власти – это единственное, что понимает мой отец. Заговори с ним на равных – и он испугается. - И все же это было слишком для тебя. Я не узнаю Вас, мадмуазель. - Сейчас ты снимешь с пальца кольцо и уйдешь? – весело поддела его Анна, так и не понимая всей серьезности ситуации. - Нет. Но все же – я не узнаю тебя. И это меня пугает, - просто ответил Владимир и вышел вон.   ***   Анна задрожала и обхватила колени. По деревянному, почти полностью прогнившему полу гулял сквозняк, поднимая пыль. Девушка с тоской посмотрела в низкое подвальное окошко – вдруг мелькнет чья-то тень и можно будет из последних сил позвать на помощь?   Она не знала, сколько находится здесь – день, два, три? Время текло медленно и бесконечно, словно песня деревенских девушек у реки. Анна также не знала, почему здесь находится, кто ее похититель, зачем ему это? Она все ждала, когда Владимир, имевший удивительное свойство – находить ее везде и всюду – наконец откроет эту дверь с чугунными полосками замка и спасет ее.   Она передумала много дум, разные образы лезли в голову утомленной и испуганной девушки. Владимир представлялся ей то маленьким мальчиком с непослушной черной челкой, то спесивым кадетом, впервые узнавшим о неравенстве и отбросившим от себя недостойную его, навязанную ему сестру. Иногда он приходил ей утомленным дорогой офицером в серой кавказской пыли, хотя откуда ей знать? Девушка была уверена, что никогда не бывала на Кавказе, посему могла лишь догадываться. Где же он, Владимир? Как могла она его оставить, бросить там совсем одного? Анна страдальчески зажмурилась – картина их расставания ясно вставала перед глазами. Но так кричать на Петра Михайловича! Анна знала, что Владимир отстаивал их счастье, но разве эта жестокость, с которой он выговаривал старому князю, разве это не та самая жестокость, которую так боялась Анна? Но все же, все же, все же это не был повод оставлять его! Они справились бы вместе со всем. Как глупа она была, как эгоистична и слепа – и вот, теперь расплачивается. Вдруг тело Анны пронзила странная дрожь, она почувствовала укол боли в груди, несколько уколов. «Прости меня», - впадая в спасительное беспамятство, прошептала девушка, и в наползающем тумане увидела она лицо Владимира, сурово сжатые его губы и устремленные вдаль глаза. Он говорил ей: «нет». - Анна! Анна, Господи, скорее врача! – услышала она над собой знакомый голос. Какие-то руки взяли ее, понесли, кто-то кричал и бегал вокруг. - Владимир? – она нашла в себе силы открыть глаза, но увидела над собой лицо Михаила, враз ставшее мрачным. - Нет, Анна, Владимир здесь нет.   Она очнулась в незнакомом доме. Комната была мрачной и холодной, хотя в углу горел камин. Девушка не понимала, где находится, только слабость, навалившаяся на нее при попытке подняться с постели, напомнила о последних днях, проведенных в подвале. Дверь скрипнула, и вошел Михаил. - Миша! - Лежите, Анна, доктор не велел Вам подниматься. - Где я? - Вы в нашем особняке, в Петербурге. Мы позаботимся о Вас. Наташа прибыла сюда из Зимнего, чтобы ухаживать и помогать. Лиза написала, что выезжает сегодня. - Миша! Где Владимир? Почему он не приедет вместе с Лизой? – в голосе девушки начинала звучать паника. - Анна, - Михаил сглотнул, словно сдерживаясь, - давайте поговорим об этом после, когда Вы оправитесь. - Нет! Вы скрываете что-то! Ответьте мне, Михаил! Репнин повернулся к ней, и в полумраке спальни девушка увидела боль и ярость, отразившиеся на всегда добром лице князя. - Владимир расстрелян по обвинению в убийстве князя Андрея Долгорукого. Если бы Вы его не оставили, этого бы не случилось. Всему виной Вы, Вы, Вы…!   - Аня! Анечка! Аня! – услышала девушка сквозь собственный крик. Она распахнула глаза и начала озираться. Приглушенный свет свечей озарил ее спальную в Двугорском, почти потухший камин и Владимира, сжимающего ее в объятиях и с тревогой глядящего на ее лицо. Девушка судорожно дышала, весь ее лоб покрыла испарина. - Ты кричала, - просто ответил мужчина. На его плечи был накинут халат, пижамные штаны говорили о том, что крики Анны выдернули его из постели. - Мне приснился дурной сон, - пробормотала девушка, отстраняясь. - Что за сон? – не отставал мужчина. - Дурной сон! Ты, я… Тебя расстреляли за убийство Андрея, ты умер, - Анна вновь забилась в рыданиях. - О, дорогая, разве тебе впервые снится, как я умер? - Нет, - удивленно посмотрела на Корфа девушка, - откуда ты знаешь? - Я был на Кавказе, и ты знала об этом. Представляю, какие мысли лезли тебе в голову перед сном. А потом ты видела их отражения в сновидениях. - Но в тех снах я не винила себя за твою погибель так сильно. Я будто снова оказалась той, которой была спустя пару дней после нашего разрыва. И я поняла себя тогда. И тебя сегодня. Видеть любимого человека жестоким и грубым – это страшно и больно, кому бы эта жестокость не была адресована и по праву ли. Прости, я не должна была сегодня так говорить с Петром Михайловичем. И ты не должен был тогда. Но и я не должна была оставлять тебя из-за этого, как ты не оставил меня сегодня. Все так сложно, - почти безнадежно тихо закончила Анна. - Родная моя, все правильно. Мы пройдем через все вместе. И я не оставлю тебя. Но не будь больше такой жестокой – тебе не идет, - Владимир улыбнулся и приблизился к лицу девушки.   Только сейчас Анна заметила, что под халат Корф не успел накинуть рубашку, наверное, очень торопился. В приглушенном свете свечей, который всегда оставляет простор для фантазии, угадывалось сильное мужское тело. Вдруг Анна увидела грубый шрам, пересекавший грудь от середины до бока. След от ранения. Девушка не удержалась и протянула руку, проводя пальцем по шершавой коже. Владимир остановил ее на середине шрама, тяжело глядя ей в глаза. Дыхание его стало прерывистым, взгляд полыхал. Он понятия не имел, какую реакцию вызовет одно только ее прикосновение к обнаженной его коже.   - Анна, - хрипло предупредил он, собрав остатки самообладания. Если она сейчас не остановится, сдержаться уже не получится. Однако Анна и не думала униматься. Робко и стыдливо закусив губу, она приблизила свое лицо к его и попросила, едва дыша: - Поцелуй меня. Владимир повиновался. Их поцелуй длился вечность и секунду. Барон очнулся от звука раздираемой ткани и понял, что держит кружево ее пеньюара в своей руке. Он в ужасе отпрянул от девушки, но она последовала за ним и прошептала на самой грани слуха: - Не уходи. Позволь мне поверить, что это правда. Нам обоим. И Владимир послушался, как всегда оставался послушен каждому ее желанию, едва слетавшему с нежных губ.   Он осыпал ее тело поцелуями, останавливаясь на самых трепетных местах. Анна стонала и сжималась под ним, но ни разу не попыталась оттолкнуть, хотя он был весьма смел, исследуя все уголки желанного тела. Она была податлива и скромна, вместе с тем будучи страстной и своенравной. Она легко принимала правила его игры, то опрокидывая его на спину и принимаясь покрывать его торс поцелуями, то сбегая от его ласки и кутаясь в простыню.   Неизвестно, к чему привела бы эта игра, поочередно подогреваемая ими обоими, но в дверь вдруг постучали. Голос лакея пробасил: - Барышня! Не могу барина найти! Там молодой князь Репнин, что-то срочное! Владимир отпрянул от Анны, глубоко вдохнул и задержал дыхание. В который раз Миша, сам того не зная, спасает их от бесчестия! Княжна уже завернулась в простыню и отвечала лакею чуть хриплым голосом: - Гриша! Поди еще поищи барина, я спускаюсь! - Аня, я… - Молчи. Я сама этого хотела. И пошла бы до самого конца. - Но я не хочу так! Обесчестить… - Нельзя обесчестить девушку, дарящую любовь, - хмыкнула Анна и продолжила, - но если для тебя это так важно, я буду запирать дверь в спальную до свадьбы. А теперь пойдем скорее – Мише нужна помощь!