Пространство, одетое в китель

Я знаю, он будет убит на случайной дуэли, Я брошусь к окну и разбитые ставни прикрою. Последняя буря, и листья уже облетели, А я продолжаю стоять и смотреть на героя.   Зоя Ященко, “Печорин”.   Осень в Петербурге - тоскливое и удручающее время. Несмотря на близость открытия нового сезона, пышность особняков и красочность экипажей, серая Нева, точащая гранитные набережные, и тяжелое свинцовое небо делали свое дело, нагоняя тоску то ли по звонкому прошедшему лету, то ли по не менее далекому прошлому. Михаил Репнин, молодой адъютант Его Высочества Александра Николаевича, завтракал в гостиной своего петербуржского особняка на Мойке. Его жена, прелестная княгиня, сидела напротив него и смотрела сонными глазами на бодро потягивающего кофе мужа.   -Лиза, мы так и не решили вчера за ужином, остаешься ли ты в городе на зиму или перебираешься в родовое поместье? - намазывая джем на хрустящий хлеб, весело поинтересовался супруг. -Миша, ты прекрасно знаешь, что многое влияет на мое решение. Я не смогу находиться вдалеке от тебя столь долго, да и к тому же в поместье сейчас слишком тоскливо, даже молодой князь Николай Андреевич нисколько не вносит радости в серые стены дома, - тяжело вздохнув, ответила Лиза. Необходимо заметить, что за несколько месяцев, проведенных в горах, Лиза окончательно окрепла и оправилась от страшной потери, постигшей молодую княжескую чету. Скажем более того, супруги всерьез собирались вновь попытать свое счастье и завести ребенка, однако пока не осмеливались переходить от мечтаний к делам - доктора все же советовали повременить. Прошло уже больше месяца с момента возвращения Репниных из Пятигорска, и вот уже две недели в особняке спорили и ругались, решая, как поступить с Лизаветой Петровной и, особенно, с княжной Долгорукой, которая наотрез отказывалась ехать в родовое поместье, ссылаясь на невозможность видеть собственного отца.   Говоря откровенно, Анну можно было понять. Петр Михайлович, недавно обретший внука, не видел ничего кроме маленького мальчугана, рожденного крепостной Татьяной от погибшего сына. Несмотря на то, что в поместье больше не царствовала непредсказуемая и жестокая Мария Алексеевна, атмосфера в доме была по-прежнему гнетущей. Посему было решено вывозить уже подросшую Сонечку в столицу. В этом году ей предстояло впервые показаться на паркетах Петербурга, и княжна Репнина, сестра Михаила, вызвалась ввести юную Соню в высшее общество, несколько презрительно отвергнув робкое предложение Анны о помощи.   Новости о несчастном бароне Корфе, быстро распространившиеся по Петербургу, вызывали жалость к прежнему блистательному бретеру и острую неприязнь к Анне среди всех женщин. Мужчины, однако, не спешили разделить негодование прекрасного пола, втайне радуясь избавлению от столь опасного соперника на сердце и руку красавицы княжны. Однако Анне были безразличны как неприязнь дам, так и участливое внимание кавалеров. После той последней встречи в саду снимаемого Репниными особняка, когда Владимира поглотили густые сумерки, Анна изменилась и уже более не походила ни на скромную воспитанницу покойного барона, ни на молодую живую невесту барона младшего, ни на, тем более, блистательную княжну Долгорукую, прекрасную фею прошедшего сезона.   Анна стала тенью самой себя, тенью любви и нежности, которые так и не смогла подарить своему возлюбленному. Девушка почти перестала выходить, играть на рояле и принимать гостей. Она подолгу запиралась то в оранжерее, то в собственной комнате и порой наотрез отказывалась разговаривать даже с собственной сестрой, всерьез обеспокоенной положением дел. Время от времени Анна пропадала куда-то на пару часов в течение дня, и встревоженные родственники, потерпев сокрушительную неудачу в разговоре с Анной на предмет ее исчезновений, позорно за ней проследили. Михаил до сих пор помнил это приключение, едва не стоившее ему и его жене репутации. Анна, просто, но изыскано одетая, в очередной раз незаметно вышла из дому. Когда девушка ступила на мостовую и, ускорив шаг, направилась в сторону Невского проспекта, Михаил и Лиза незаметно проследовали за ней. Девушка шла прямо, не оглядываясь. Изрядно занервничала она лишь на подходе к одному из особняков, недалеко от Аничкова моста. Тревожно вглядевшись вглубь усадьбы, она поприветствовала слугу, державшего чугунную решетку ворот и проскользнула внутрь.   -Лиза! - громко и удивленно воскликнул Михаил, придерживая жену за локоть, - поверить не могу! Ты же понимаешь, чей это дом? Лизавета Петровна, редко бывавшая в столице до замужества и чаще всего останавливавшаяся в собственном доме, удивленно подняла брови: -Нет, Миша, я понятия не имею, чей это дом. Но выглядит он изысканнее нашего, несмотря на то, что, очевидно, здесь давно не появлялся хозяин, - с некоторым укором добавила она, посмотрев на по-прежнему сияющего от собственной догадки Мишеля. -Ах, Лиза, брось, ничем он не изысканнее! Просто иная архитектура. Наш особняк более старый, построен еще в стиле екатерининского барокко, когда этот - воплощение классицизма. Однако не время спорить, это городской дом рода Корфов! -Корфов? Хочешь сказать, это дом Владимира? -Именно так, дорогая. -Но барона совершенно точно нет в столице, Наследник только вчера вернулся из Грозного и написал нам, что Владимир там, в крепости, вместе со своим полком. -Да, Лиза, Владимир на Кавказе, тем интереснее, что понадобилось Анне в его доме. -Вероятно, дорогой, будет опрометчиво обвинять Анну в тайных свиданиях, которые она назначает в доме своего неудавшегося мужа. Слуги знают Анну, вероятно, она посещает дом в память о собственном детстве, ведь она росла в семье барона и неоднократно останавливалась в особняке во время визитов в Петербург. -Скорее всего ты права, родная, но стоит попытаться заглянуть внутрь и убедиться, что чести твоей славной сестры ничего не угрожает и мне не придется стреляться с каким-нибудь нахалом за честь сестры жены и возлюбленной лучшего друга.   Лакей услужливо пропустил князя с княгиней внутрь - здесь Репнину помогли хорошая память старика и пара звенящих монеток. Лиза отправилась исследовать первый этаж, в то время как Михаил сразу взлетел на второй. Он тоже часто бывал в этом доме, причем в совершенно разных состояниях как души, так и тела. Сразу вспомнилась веселая пирушка в честь столь удачного завершения дуэли с Наследником, а сразу же за ней вспомнились арест и не менее чудесное избавление от солдатских пуль в крепости. На лестнице перед внутренним взглядом князя предстала Анна, играющая с ним в четыре руки на рояле, его влюбленность и ее стыдливый румянец. Это прекрасное воспоминание разрезал железный взгляд лучшего друга, такого же зыбкого, как и юная и еще крепостная Анна. Только теперь Михаилу до конца открывались значение и глубина этого взгляда. Сколько же лет Владимир носит в сердце эту любовь?   Внимание Михаила привлек тихий голос, доносящийся из-за двери в конце коридора. В своей жизни князь много сомневался, но сейчас был совершенно уверен в двух вещах - голос, который он слышал, принадлежал Анне, а комната, из которой голос доносился, его лучшему другу, барону Корфу. Сколько раз он видел, как из-за этой двери показывается смущенная девушка и, на ходу поправляя туалет, смущенно говорит: «доброе утро, князь». Сколько раз он сам доставлял своего друга до кровати, а он, пьяный до безобразия, все пытался рассказать Мише о какой-то прекрасной незнакомке, но потом горько отмахивался и засыпал. «Она ангел, Миша, златокудрый ангел. Ненавижу ее. Как она не видит? Отец… Зачем, зачем все это?» - вспомнился вдруг князь одни из таких не слишком трезвых монологов друга. И только теперь стало ясно Репнину, что так отчаянно хотел сказать ему Корф, которому шампанское вдруг развязало язык и прикрыло глаза. Однако теперь уже не имели значения ни их пирушки, ни слова Владимира. Все карты давно были раскрыты, но не существовало более ни белокурого ангела по имени Анна, ни вспыльчивого красавца по имени Владимир. Остались только убитая горем серая княжна Долгорукая да далекий, весь в пыли горных дорог, сосредоточенный и циничный поручик (хотя нет же, уже ротмистр!) Корф. Мишель незаметно подкрался к приоткрытой двери и тут же испытал острое чувство вины: с одной стороны, воспитание велело ему немедленно уйти и не подслушивать горячий сбивчивый шепот Анны, но волнение же за нее и необходимость знания того, что с ней происходит, велели ему остаться хоть ненадолго и понять, как им быть дальше. Тем временем Анна продолжала говорить, судорожно, сквозь слезы: -Володя, я совсем недавно нашла котенка. Серенького, маленького, дрожащего. Очень похожего на Лучика. Помнишь, тогда, в имении, после танца, я нашла тебя на конюшне, а ты возился с ним? Еще обещал утопить, назвав предварительно Карлом Модестовичем. Ах, Володя, - девушка перешла на беззвучные рыдания, - я так скучаю. Мне так тебя не хватает. Тебя, любого! Даже если того холодного насмешливого барина, приказывающего танцевать позорный танец. Сейчас я люблю тебя даже таким. Я не устаю молить Бога о счастливом твоем возвращении в столицу, ведь когда-то же тебе надоест играть со смертью, несносный мальчишка?! А здесь, здесь я даже не потревожу тебя. Красавца, да еще и боевого офицера, наверняка ждет удачная женитьба на более достойной особе, которая не испугается силы своей любви. Ты был прав, тысячу раз прав, Володенька! Я боялась тебя любить, но ты ошибался - я уже тогда тебя любила так сильно, что силой своей любви способна была сломать и смять любую преграду. Эта сила способна была смять и сломать меня саму. Именно поэтому я и испугалась. Пойми меня, Володя, я всю жизнь была чьей-то, несвободной. Сперва игрушкой Ивана Ивановича, затем - твоей и Мишиной добычей, крепостной, и, наконец, твоей невестой. О, это было самым сладким пленом, но тогда мне на миг показалось, что я так и не узнаю вкуса свободы. Теперь я знаю, знаю, что свобода и жизнь без тебя - ничто. Володя, я…, - голос княжны прервался и зашелся в судорожных рыданиях. Михаил быстро наклонился к щели между створками двери и увидел, как Анна, судорожно вцепившись в халат Владимира, рыдает, стоя на коленях у его кровати. В тот самый миг, когда девушка подняла заплаканные глаза от темно-бордовой ткани, плеча Миши коснулись нежные пальчики. Князь обернулся и увидел в шаге от себя княгиню, которая прижимала другую руку к губам, силясь сдержать подступившие рыдания. Глазами она умоляла его исчезнуть из тихой обители ее убитой горем сестры. Михаил поднялся на ноги и, подхватив свою жену под руку, неслышно покинул тихий особняк.   И вот теперь перед и без того сбитым с толку князем стояла нелегкая задача: он должен был решить судьбу Анны, поскольку ни достопочтенный ее батенька, ни кто либо другой не стремился помочь Михаилу с непростым решением. Первым порывом Репнина после увиденного в особняке было написать несносному другу письмо: Владимир, слава Богу, вновь начал читать корреспонденцию, однако письма Анны по-прежнему возвращались нераспечатанными, хотя бедняжка и не сдавалась и каждую неделю исправно прилагала к письмам на Кавказ свой пропахший духами и бугристый от высохших слез конверт. Однако писать другу Михаил так и не решился, не посмел он вмешаться в дела любовные двух небезразличных ему людей. «Нет уж, в их отношения итак лез всякий, кто был горазд, от Его Высочества до старого осла Долгорукого», - решил князь.   Он все же написал Владимиру осторожное письмо, где интересовался о дальнейших планах друга. Владимир отвечал сухо и расплывчато, что до конца будущей весны возвращаться в столицу не намерен, все еще не видя никаких причин оставлять поприще войны, особенно в условиях, столь тяжких для русских войск на Кавказе. После скромного замечания в ответном письме о том, что барон Корф итак достаточно лет и сил отдал на борьбу с непокорными горцами, Владимир отвечал, что раз до сих пор не удалось Империи покорить несносного Шамиля и его последователей, то недостаточно сил и лет отдал ротмистр Корф на борьбу с врагами. На это заявление боевому офицеру Репнину ответь было нечего.   Вскоре состоялся семейный совет, собранный в усеченном петербуржском составе. На ужине присутствовали князь, княгиня и княжна Репнины, старый князь Оболенский, никогда не бывший безразличным к судьбе «милой Аннушки» и сама княжна Долгорукая, бледная и утомленная. -Итак, Анна, через несколько недель стартует новый сезон. Открывается он балом у графа Шереметьева. Что Вы об этом думаете? - осторожно и издалека начал Миша. Анна безразлично оторвала взгляд от салфетки, покрывавшей ее колени и посмотрела на князя таким пустым взглядом, что тому невольно стало не по себе. -Что я об этом думаю, Михаил Александрович? Ровным счетом ничего, - спокойно ответила девушка и пригубила вино. -Однако Вы собираетесь почтить графа визитом? Приглашения уже присланы и Вам, и, конечно, Наташе. -Я вряд ли пробуду эту зиму в Петербурге, братец, - вдруг неожиданно сказала Наташа, чем привлекла внимание всех сидящих за столом. -Объяснись, милая, - удивленно воскликнул Миша, совершенно не посвященный в планы сестры, за которую нес ответственность, поскольку родители Репниных находились в бессрочном турне по Италии. -О, все просто, mon cher, великая княжна Мария отправляется этой зимой на воды. Ее здоровье сильно пошатнулось в последнее время, видимо из-за очередной интрижки Его Высочества, - Натали гневно раздула ноздри и продолжила, - так вот, сперва княжна отправится в родной Гессен, затем в Баден, а после - в Пятигорск. Она хочет проникнуться духом русского Кавказа и ни Императрице, ни уж тем более Его Высочеству не удалось отговорить ее от поездки. Я буду сопровождать Ее Высочество в Бадене и Пятигорске. В ноябре я покидаю столицу. -И когда ты собиралась сказать мне об этом? - больше потрясенно, нежели рассержено, сказал Михаил. -Сегодня, мой дорогой, сегодня. -Ах, Натали, это же просто прекрасно! Могу представить, как опостылел тебе дворец за последние годы, - весело воскликнула Лиза. Она была искренне рада предстоящей поездке подруги, хотя понимала, как тяжело ей будет первое время без рассудительной и опытной Наташи, - жаль только, что ты не сможешь помочь Сонечке во время ее первых выходов. -О, с этим вполне справится Анна, - немного холодно ответила Наташа, кинув на притихшую пуще прежнего княжну долгий взгляд. -Едва ли я смогу помочь Соне, - почти прошептала Анна, не отрывая взгляда от тарелки, - я не планирую возвращаться на паркет в этом сезоне. -Но, Аня. Это решительно невозможно. Ты должна вернуться на паркет, потому как я намерен женить тебя. Я уже согласовал этот вопрос с Петром Михайловичем и получил полный карт-бланш. -Что? - резкий и звонкий голосок, раздавшийся в гостиной, никак не вязался с нынешней угрюмой и едва живой Анной. Этот вскрик напомнил всем присутствующим прежнюю Анну, никакую еще не Долгорукую, а простую девицу Платонову, горячую и страстную. -Аня, пойми, это самое разумное решение в сложившейся ситуации. Владимир не намерен возвращаться в столицу вплоть до окончания сезона, да и вернувшись…, - тут Миша запнулся, поймав на себе осуждающий взгляд жены, - я хотел сказать, что ваша помолвка разорвана, а ты…, - он снова замолчал, поняв, что пытается сказать. -Никогда, - вдруг твердо и решительно сказала Анна, поднимаясь из-за стола, - никогда этому не бывать! Хватит с меня. Всю жизнь все вокруг решали, что лучше для меня. Дядюшка считал, что лучшее для меня - лишиться чести на подмостках императорского театра, - бросив холодный взгляд в сторону вскинувшегося было князя Оболенского, девушка продолжила, - затем Владимир Иванович посчитал, что всем будет лучше увидеть меня полуобнаженной на ковре гостиной. Затем Вы, Михаил Александрович, решили, что для меня будет лучше скрываться от Забалуева и собственной участи беглой крепостной. После Вы с Владимиром долго решали, с кем же из вас мне будет лучше… - довольно! Я вправе решить, что будет лучше для меня самостоятельно! Плевала я на ваши гнусные правила! Владимир был готов наплевать на них, связав себя узами священного брака с безродной девкой, и я, безродная девка, плевать мне на ваши титулы, готова плевать на ваши правила! Я никогда не выйду замуж ни за кого, кроме человека, которого люблю всем сердцем. А если не выйду за него - значит останусь в девках до конца своих дней! И Вы, Михаил Александрович, не вправе мне этого запретить! - с этими словами девушка вскочила из-за стола и ринулась вверх по лестнице.   Какое-то время в гостиной висело тягостное молчание, нарушенное звонким голоском княжны Репниной: -А я в ней ошибалась. Мне казалось, что Анна - пустоголовая кокетка, променявшая любовь нашего друга на восторг столичных ухажеров. Но я ошиблась, слава Богу. Вот что, Миша, - княжна решительно развернулась к брату, - вам с Лизой пора начать думать о себе. К тому же совсем скоро вам придется заботиться и о Сонечке, которой ваша помощь понадобится в разы сильнее, чем действительно самостоятельной Анне. Я возьму ее с собой, в Баден. Мари спрашивала об Анне достаточно часто в последнее время, чтобы я решилась порекомендовать ее в свиту Ее Высочеству. Тем более Государь немного смущен, что с позором выгнал из дворца княжну Долгорукую, так что не должно возникнуть никаких проблем. -Но…, - начал было Миша, но снова был прерван вспыхнувшим взглядом жены. -Миша, отпусти Анну на Кавказ. Ее сердце все равно там, к чему нам оболочка без той светлой души Анны, которую мы так любим? К тому же с принцессой и Наташей Анна будет в безопасности. А местные бретеры не посмеют прикоснуться пальцем к той, кого любит ротмистр Корф. Будь покоен, в Пятигорске все знают обо всем получше нашего. Михаилу осталось только кивнуть, признавая поражение.