Хвостиком

Хёнсок, кажется, задыхается. Он любит концерты, на которых можно оторваться на полную, выпустить энергию и побыть собой. Даже несмотря на поверхностный сценарий, в такие дни можно повеселиться от души и напрыгаться вдоволь. Хёнсок обожает выступать перед толпой. Если бы не одно «но» в сегодняшнем вечере, от которого перехватывает дыхание. Он боится не справиться со своими эмоциями и по максимуму избегает столкновений, но не может не приближаться к Пак Джихуну, они постоянно как магниты притягиваются и на многих партиях находятся рядом. Ещё немного, и он точно сойдёт с ума. Хёнсок только чудом успешно заканчивает свою строчку, подмигивая фанатам, но когда хочет присесть на край сцены, чувствует руку на плече, а затем и запах, который узнает из тысячи. Майка липнет к телу Джихуна, полностью просвечивая, мышцы и цвет блестящей кожи можно рассмотреть без труда даже издалека, а Хёнсок буквально в нескольких сантиметрах и, возможно, сейчас завоет волком. Глаза младшего горят, отражая свет прожекторов, клыки оголяются от широкой улыбки, его бы поцеловать прямо в эту секунду, вцепиться зубами в губу за то, что выглядит так неприлично горячо прямо среди тысячи людей, но получается только улыбнуться в ответ и вновь разбежаться, уносясь от Джихуна в другой конец платформы, чтобы спрятать там желание. Хенсоку лишь нужно потерпеть ещё две песни. Концерт заканчивается всего через десять минут на радость старшего. Но даже несмотря на безусловную переполняющую благодарность ко всем, кто на нём присутствовал, это был один из самых тяжёлых морально дней. Потому что… — Пак Джихун, — вытянутая ладонь Хёнсока впечатывается в грудь, пригвождая к стене, под кожей чувствуется влажная от вылитой воды ткань и напряжённые мышцы, — это что за пиздец. — Соки-хён? Они только переступают через порог двуместной гримёрки, когда Джихун оказывается прижат отчего-то заведённым старшим. Он всерьёз не понимает, что успел сделать не так, и мысленно начинает вспоминать весь концерт. — Это, — Хёнсок завороженно наблюдает, как капля стекает по шее, через грудь опускаясь к животу, и быстро облизывается, — незаконно, — он поднимает глаза и, о нет, снова давится воздухом, — да блять. Джихун улавливает посыл. Это отчётливо прослеживается в его чёрных глазах, в которых Хёнсок моментально пропадает. Он и сам временами одевается откровенно, но видеть младшего в подобном виде совершенно невыносимо. Нет, он с таким не справится. В их плотном графике и без того тяжело выловить момент, когда можно без спешки и камер выцепить прикосновения. Хёнсок не менее жадный в этом плане, даже если при всех именно Джихун лезет с объятиями и вечно портит причёску своими неугомонными пальцами. Но Хёнсоку всегда мало его тепла. А сейчас Джихун не просто тёплый, он пиздецки горячий, и просто так это оставить невозможно. — Хён, а что не так? — издевается, стягивая с плеч накинутую джинсовку, оголяя тем самым подтянутые плечи, — давай решим, — и без капли стыда притягивает к себе ещё ближе, подхватывая за бёдра, почти сталкиваясь носами. Сегодня определённо пониженный уровень кислорода, потому что Хёнсоку как-то совсем уж трудно сделать вдох. Ему и не дают даже шанса, резко впечатываясь в губы. Неконтролируемое блаженное мычание разносится по комнате, вынуждая Джихуна почти сразу отстраниться. — Тшш, — палец нежно касается губ Хёнсока, прося быть тише, — за дверью полно людей. Только вот Хёнсок плевать хотел на них всех, он чертовски возбуждён, и если Пак Джихун не сделает с этим сейчас же хоть что-нибудь, может взорваться прямо на месте. Он прикрывает глаза, вцепляясь пальцами в плечо Джихуна, и тихо скулит, перехватывая его руку, чтобы бесстыдно от своего подбородка опустить её медленно по всему торсу вниз до самой ширинки, показывая, насколько ему уже невтерпёж. — Ты в этом виноват, тебе и разбираться, — он шипит, ощущая, как сжимается ответно чужая ладонь. Джихун позволяет себе улыбнуться, пока Хёнсок не смотрит, жмурясь от нахлынувших ощущений. Он действительно не думал, что так подействует, но, кажется, теперь будет делать подобное чаще, только бы видеть настолько распалённого старшего, готового зажать его самолично у стены. — Как скажешь, Хенсоки-хён, — Джихун шепчет, наклоняясь к уху, и медленно ведёт носом по виску, с удовольствием впитывая судорожный выдох. За этим следует звук молнии и поцелуй — Хёнсок ошибочно уверен, что заставит Джихуна одеваться лучше.