Крест-накрест

С самого начала учебы в Академии МВД Юлиана ощущала себя как в «дне сурка»: почти каждый день у нее был полон различных занятий, она должна была носить одну и ту же форму, возвращалась домой одинаково поздно. Однушка на Ленинградке не встречала ее радостными фанфарами и иногда, возвращаясь туда, Юлиана ощущала, как сжималось у нее в груди сердце. Папа последний раз был у нее в конце августа, когда помогал заселиться. Мама наведывалась чаще, без устали проверяя, чем питалась ее дочь. — Юль, я отца заставлю перевезти тебя обратно к нам, раз ты питаешься всякой гадостью! — без этой сакральной фразы не обходился ни один визит Людмилы к дочери. Юлиана знала, что чувства матери — не пустое место, ведь она и впрямь частенько грешила всякими полуфабрикатами или даже фастфудом. А какой еще был выход, когда пять дней в неделю Холмогорова возвращалась домой уже по темноте и была перегружена новыми знаниями настолько, что сил хватало максимум на уже готовые котлеты из ближайшего супермаркета? — Раз так, то тогда тебе точно не стоит жить отдельно. — отвечала на эти доводы мама. Как правило, эти разговоры всегда заканчивались мамиными передачками в виде банок с супом, о котором Юлиана иногда забывала и он, спустя время, отправлялся в мусорку из-за явной негодности к употреблению. Космос Юрьевич же относился к этому спокойнее и главным для него было лишь отсутствие пьянок в квартире дочери. Юлиана сразу заметила у Академии желтый спорткар Пчелкина. В последнее время Паша частенько наведывался к ней, прикрываясь той же заботой об одинокой подруге детства. Доводы об опасностях, которые непременно поджидают именно Холмогорову на каждом шагу, звучали смешно, но она делала вид, что верила. Иногда она задавала себе вопрос: зачем она это делала, если не могла ответить на истинные чувства Павла? Просто хотелось добавить комфорта в одинокую жизнь или не хотела обидеть? Последнее было настоящей чушью, которую Юлиана отметала тут же, поскольку считала себя девушкой уверенной и понимала, что она обязана отшить его и хотела верить в то, что он ее поймет. Ведь Пчелкин помнил, как она убивалась по Мише и что именно его смерть определила ее жизненный путь. Но каждый раз видя желтый спорткар, Холмогорова переставала думать об их странных взаимоотношениях и спокойно садилась к нему, общаясь на те или иные темы. — Подвезти, Фемида? — дверь со стороны водителя открылась и из нее вылез Паша. Юлиана на это рассмеялась. — Специально в Интернете нашел и выучил? — ответила Холмогорова, нарочито громко стуча каблуками и при этом направляясь именно в сторону метро. — Ну так это греческая богиня правосудия, разве нет? — самоуверенность Павла мгновенно испарилась и теперь он выглядел растерянным. Юлиана сегодня хотела доехать до дома на метро. После занятий по уголовному праву ей предстояло о многом подумать, а в обществе Пчелкина думать не получалось. — Греческая, греческая… — устало вздохнула девушка, краем глаза видя, как машина плавно поравнялась с ней и продолжала также двигаться. Окна были открыты и она могла лицезреть явно горящего от нетерпения друга детства. Насколько Юлиана знала, Паша появился у своего отца очень интересным путем. Опуская подробности о разгульной жизни Виктора Павловича, можно было сказать только то, что мать Паши, пробыв некоторое время в содержанках у Пчелкина-старшего и не дождавшись предложения, просто подкинула ребенка ему со всеми вещами и испарилась в воздухе. Виктор долго не горевал и период Пашиного детства и юности ознаменовался парадом мачех, которых, естественно, ничего, кроме постели с отцом мальчика не связывало. Стоило ли говорить, что при подобном образе жизни мальчишка стал уподобляться отцу и с самого начала пубертата, во время которого он поспешил начать половую жизнь, морочил голову одноклассницам, а позже и однокурсницам. В старших классах он увлекся игрой на гитаре и до сих пор занимался этим, причем очень серьёзно. И немедленно решил использовать это для поднятия и без того зашкаливающей харизмы в глазах противоположного пола. Сейчас он учился на факультете журналистики, который избрал только потому, что умел красиво говорить и вообще считал себя очень общительным человеком. А также пытался осадой добить неприступную крепость в виде ее, Юлианы Космосовны Холмогоровой. Юлиана отличалась от остальных девушек в его жизни тем, что была знакома с Пашей с самого детства, а еще знала себе цену и в девушки не набивалась. Изначально Пчелкин, завидя, как повзрослела подруга детства, просто решил попробовать за ней поухаживать. Так сказать, проверить, падет ли она перед его чарами и в который раз удостовериться, что он и впрямь неотразим. Но Юлиана хоть и улыбалась, хоть и была веселой, но дарила это все Мише, перед которым буквально растекалась лужицей. И привыкшего к легкой добыче Пашу это сводило с ума. — Чем тебя этот автомойщик привлек? — однажды спросил он Юлиану, когда вновь увидел ее с Мишей. — Ни кожи, ни рожи, ни бабок… — Зато человек, а не мудак с папочкиными деньгами! Помнится тогда она сильно разозлилась и даже замахнулась на Пчелкина, но он успел перехватить ее руку. После этого она долго не разговаривала с ним, а сам Пчелкин корил себя за несдержанность, думая, что вернуть былое расположение Холмогоровой уже невозможно. Пришлось надавить на свою гордость и пойти просить прощения. Со временем Юлиана оттаяла и все вернулось на круги своя, но теперь Павел очень осторожничал в отношениях с девушкой и лишний раз, хоть и хотел, но не давил на нее. — Неужели совсем не страшно по темноте переться? — спросил он, внимательно разглядывая гордый профиль Юлианы и мысленно благодаря руководство Академии МВД за то, что регламентировал собранные волосы для девушек. На учебу Юлиана собирала волосы в строгий пучок на затылке и вкупе с идеально отглаженной и наглухо застегнутой формой создавала невероятно сексуальный — лично для Паши — образ. — Ну а чего бояться, я ж мент! — легкомысленно отозвалась Холмогорова, болтая в руках сумкой с учебниками. — Ну всякие есть отморозки, которых и это не останавливает. — продолжал парировать Павел. — Слушай, тебе что, прям охота трястись в метро, а потом идти до дома? Я тебя прям до квартиры провожу. Юлиана остановилась и парень резко затормозил. Позади послышались возмущенные гудки и вскоре их стала обгонять вереница машин. Пчелкин прижался к тротуару. — Слушай, тут вообще-то не место, чтобы резко тормозить! — в свою очередь возмутился Пчелкин. — Я поеду с тобой, только если всю дорогу ты будешь ехать молча. Андэрстэнд? — со всей серьезностью заявила Юлиана, положив руку на ручку дверцы. Пчелкин согласно кивнул и она, наконец, села и закрыла дверь. Спорткар взревел и с тонким скрипом понесся по дороге. Юлиана, уже привыкшая к стилю вождению Пчелкина, спокойно пристегнулась и отвела взгляд в окно, задумчиво смотря на мелькающую синеву за ним, разбавленную ярко-желтыми кляксами уличных фонарей, разноцветными точками вывесок и горящих окон в домах. Ехать им было недолго — отец специально нашел квартиру прямо возле Академии. Когда спорткар затормозил у дома Холмогоровой, она спокойно отстегнулась и щелкнула ручкой дверцы, открывая ее. — И все? — удивленно вскинул брови Пчелкин. — А где благодарность там, просто «до свидания, Пашенька, я боготворю твой стиль вождения, подвези меня еще разок»? Юлиана недовольно поджала губы и повернулась к нему лицом. — До свидания, Пашенька, я ненавижу твой стиль вождения, не подвози меня больше никогда, окей? — она надула губы и попыталась говорить тонким голоском, присущим стереотипным гламурным дивам, на которых, по ее мнению, были рассчитаны подкаты Паши. — Извини, я сегодня не в настроении… Павел молчал — понимал, почему она просила его молчать. И осознание того факта, что Юлиана прилежно училась ради давно мертвого парня, только ради того, чтобы отыскать его убийцу, бесила Пчелкина еще больше, чем просто живой Миша год назад. И, видимо, сегодня она узнала какую-то информацию, которую необходимо было обмозговать, а тут он со своими заигрываниями… — Позвони, как в квартире будешь. Пожалуйста. — кинул ей вслед Пчелкин и, получив положительный ответ, молниеносно покинул двор. Юлиана и впрямь позвонила уже через пару минут. Он не стал разговаривать с ней долго и первым отключился. Холмогорова, услышав характерные звуки из мобильника, медленно положила его на стиральную машинку и принялась распускать волосы. Форма на завтрашний день уже была вывешена, электрочайник шумел на кухне, а горячая вода ошпаривала ее тело, хотя Юлиане было на это абсолютно наплевать, поскольку это было ее идеальной температурой. Очередной день учебы в Академии МВД, очередной шаг к раскрытию давнего преступления, ставшего «эффектом бабочки» для нее, а все равно никакого морального удовлетворения нет. В очередной раз она пролистывала в галерее телефона фотографии дела об убийстве Миши, всматривалась в детали и не видела ничего нового. «Конечно, я ведь каждый день это просматриваю и каждый день не вижу ничего нового!» — мысленно поругала саму себя Холмогорова. Как и всегда, она долго всматривалась в фото крыши с разных ракурсов, пытаясь найти что-то, чего не находила ранее. И снова провал. Юлиана отложила телефон на крышку унитаза и прикрыла глаза, вспоминая ту крышу. Миша жил в Люблино, в самом обычном многоквартирном доме. И на той крыше Юлиана бывала вместе с ним. Тогда свидания на крыше, под розовеющим небом казались ей очень романтичными, а вкупе с бутылочкой пива и шоколадкой это превращалось в настоящее свидание мечты Холмогоровой. Сейчас эти воспоминания заставляли внутренние органы сделать кульбит, а на глаза мгновенно наворачивались слезы. Юлиана шмыгнула носом, поправила собранные на макушке волосы и сползла вниз, погружаясь в горячую воду по самый подбородок. В такие моменты она сразу начинала чувствовать себя больной: в носу собиралась вода, голова начинала кружиться и в целом состояние заметно ухудшалось. Несправедливость этой жизни и наплевательское отношение полицейских, которые вели дело Миши подталкивали Юлиану к пучине отчаяния. За что убили молодого, доброго, порядочного парня? Холмогорова не могла понять, кому он мог перейти дорогу. И это делало ей еще хуже. После принятия ванны девушка налила себе на кухне чаю и села у телевизора в гостиной. На экране шла сопливая мелодрама и Юлиана старалась расслабиться, даже телефон подальше отложила. Абстрагироваться от дел получалось не очень хорошо, все равно ощущалось что-то странное, похожее на плохое предчувствие. В конечном счете, Холмогорова выключила телевизор и решила пойти спать, поскольку она продолжала чувствовать себя неприкаянной и комок нервов все еще давал о себе знать, но тут ее телефон разлился веселой трелью. На экране высветилось имя Саши Филатовой, отчего Юлиана удивленно хмыкнула. — Привет. — сказала она в трубку, явно ожидая каких-то объяснений. — Привет, слушай, я могу тебя попросить прикрыть меня? — этот вопрос Филатова буквально протрещала скороговоркой. — В каком смысле «прикрыть»? Ты куда-то собираешься на ночь глядя? — Ой, не будь заботливой мамочкой, Юль, тебе не идет. — обиженно ответила ей Саша. — Просто у Вани родители уехали, он говорит, что на всю ночь… — Принял-понял-обработал, если что, ты ночуешь у меня. Только вы там хоть предохраняйтесь! — крикнула в трубку девушка, пытаясь успеть донести главную мысль. — И «Дюрекс» не берите в супермаркете, ладно? — Мы им и не пользуемся, угомонись. — рассмеялась на другом конце Филатова. — Спасибо, Юльча, я тебя обожаю! В трубке послышался звук отключения и Холмогорова расстроенно вздохнула. Отношения Белова и Филатовой она не одобряла, хоть и была поставлена в известность тут же, как только все и случилось. Она просто не понимала, как у них могло быть что-то общее, когда Сашка — обычная десятиклассница, романтичная, с душой нараспашку, а Ваня — уже разменявший третий десяток парень, который видел жизнь совсем по-другому. По мнению Юлианы, они подходили друг другу также, как автомат Калашникова балерине Большого театра. Изначально она пыталась донести до младшей подруги мысль, что эти отношения не принесут ей ничего, кроме разочарования и преждевременного взросления, однако та была по уши влюблена в Белова и слышать ничего не хотела. Тогда Юлиана провела ту же беседу с Ваней и, увидев, как его глаза горели точно также, как и глаза Саши, решила пока просто понаблюдать за тем, во что это выльется, хотя и продолжала относиться к этому с некоторым недоверием. — Только не залети от него, идиотка. — прошептала Юлиана, смотря на имя Саши в истории звонков на телефоне.