Смертельное влечение

Что..? Что он наделал? Что он делает прямо сейчас? Всё было как в тумане. Голова перестала соображать в считанные секунды, а руки и ноги не слушались владельца тела. Всё, что мог держать под контролем подросток, так это то, что не позволял конечностям слишком сильно трястись. Юноша не помнил, в какой момент сорвался с места в школьном коридоре и выбежал на улицу, даже несмотря на то, что учебный день был не окончен. Он не помнил того, как быстро бежал по улице, совершенно не обращая внимания на холодный ветер, что свистел в ушах и обжигал кожу, оставшуюся без верхней тёплой одежды. Казалось, что даже рубашка, надетая на нём, способна затушить окончательно и перекрыть кислород лёгким, которые уже горели. Кажется, что сознание и понимание происходящего настигнуло Томми в тот момент, когда он оказался внутри больницы и оказался возле палаты. Он не слышал голосов врачей и других людей. Он слышал только сердце, заходящиеся в бешеном темпе. Он заигрался. Очевидно, то, что поначалу должно было быть обыкновенной шуткой в какой-то момент переросло во что-то гораздо большее. Большее для Томми, ведь Уилбур не предавал этому никакого значения. Том не осмеливается давать этому название, ведь просто не хочет слишком много думать о происходящем. Вот только мерзкое ощущение того, что он уже давно разлагается изнутри, вызывает неприятный вкус тошноты на языке. Томми постоянно становился слишком уязвимым рядом с Уилом и в какой-то момент ему стало чертовски страшно от этого факта. И что теперь? Думаешь, что сможешь расслабиться? Теперь, когда избавился от этой проблемы. Тихие голоса, окутывали весь его разум, тихими шепотками и насмешками, полностью поглотив пустующее сознание Тома, приводя его в ужас. Все эти шепотки один за другим вставляли фразы и слова, будто торопились опередить друг друга и присвоить всё внимание юноши себе, тем самым создавая безумный гул, заставляющий поморщиться от вызываемой боли. Этот самый гул в голове не прекращается с того самого момента, как Сапнап рассказал о том, что случилось с Туббо. Том не мог отдышаться после длительного бега и продолжал глотать воздух, будто захлебнётся в любое мгновение. Вот только грудь продолжала безумно болеть так, словно её пронзили сотнями раскалённых игл одновременно. Ему оставалось только обхватить себя руками, не обращая внимания на то, как ногти впивались в кожу предплечий, оставляя на бледной коже алые полумесяцы, что при одном виде вызывали отвращение. Незачем лгать самому себе, что ты не причём. Эти слова так сильно въелись прямо под кожу, что их уже оттуда не вырвать. Они разрушают изнутри и причиняют боль, потому что Том знал, что это правда. Что именно он виновен во всём случившемся. Что именно он был последней каплей. Но слышать это не только своим голосом, а будто из чужих уст, оказалось слишком паршиво. Он смотрит опустошённым взглядом на Туббо, лежащего без сознания на больничной койке, а кажется, будто перед ним даже не его друг. Казалось, что от прошлого подростка осталась лишь оболочка, что невольно побледнела под действием призрака, который захватил чужое тело. От рук шатена вились трубки, что находили свои истоки в капельницах и аппаратах, обеспечивающих ему жизнь. Обе его ноги были загипсованы, что сразу бросилось в глаза подростку, вызывая тем самым боль где-то в груди. Хотя.. если так подумать, то он за последнее время слишком сильно привык к этому ощущению, которое холодило молодую душу до подрагивающих пальцев и тяжело вздымающийся груди. Внезапно его тело окутывает сильнейший страх. Что будет с ним дальше? Как он сможет смотреть на Туббо и делать вид, что все в порядке? Что его сердце не разорвано на мелкие куски? Разве он справится? Черт, он больше ни в чем не был уверен. На не гнущихся ногах, Томми едва осиливает шаг к двери, ведущую в палату. Их разделяет только деревянная дверь, но кажется, что между ними возвелась непреодолимая стена, один вид которой забирает всякую надежду на будущее счастье. Бледная рука, подрагивая, касается маленького стеклянного окошка, которое хочется со всей силы разбить кулаком и создать хотя бы маленькую пробоину в этой стене. Ему больно, и он даже не представляет, что чувствовал Смитт, когда с ним всё это происходило. Он хочет кричать до хрипа, до сорванного голоса, лишь бы его услышали. Но стоило ему открыть рот, как ничего помимо жалкого шёпота, не прозвучало. Словно связки атрофировались. Словно он уже сгнивает. – Туббо.. мне так жаль! - он безумно хочет, чтобы его услышали. Один единственный человек! Хотя, нет. Все, кто оказался замешан в этой безумной игре со смертью, заслуживают услышать, как Саймонс раскаивается за содеянное, дрожащим голосом. Туббо всегда был тем, кто даже в самые тёмные времена был рядом. Кто сжимал в своих медвежьих объятиях и только этим развеивал всякие сомнения со страхами. Теперь его рядом нет, потому что Томми самолично оттолкнул его. Он упустил то ценное и одновременно хрупкое, что было между ними на протяжении многих лет. И из-за чего? Из-за того, что он не хотел жить также как раньше и по этому решил выйти на «новый уровень»? Вот только куда это привело? Это желание было настолько сильным, что оно взяло верх над здравым смыслом. Том сам, своими руками и своим показным равнодушием оттолкнул его, опьяненный болью, которая ни на секунду не притуплялась. И чем ты лучше Дрима или Ника, которые назывались главными бедами в твоей жизни? Зрение подростка расфокусировалось, от чего всё внутреннее содержимое палаты потеряла прежние чёткие формы. Всё в глазах начало темнеть, а затем светлеть. Но светлеть не до обычного состояния глаз, а до белизны перед глазами, будто в его глазные яблоки заливали канистру с отбеливателем. Это ощущение продлилось не более нескольких секунд, но даже этого времени хватило, чтобы всё тело пронзило неимоверной волной боли, словно все кости в теле начали ломаться изнутри. Блондин не мог справиться с этим чувством, ведь он был банально напуган и совершенно не знал, что сейчас делать. Он мог только сомкнуть веки, чтобы не видеть болезненно белого света, которое можно было бы сравнить с райским светом. Но Том точно знал, что это не рай. Мучиться приходилось так, будто это ад. Резко отстранившись и ударившись спиной о холодную стену, юноша скатился по ней на пол, чувствуя, как по щеке скатывается слеза боли. Он просто хотел, чтобы это всё закончилось. Ты ведь точно такой же. Спустя пару секунд, боль в теле отступила, как и белизна в глазах, возвращая подростка в привычный ему мир. Он не умер. Смерть не причиняла боли, причиняло её выживание. Он просто продолжал сидеть на полу в пустом коридоре, слушая своё загнанное сердце. Голубые глаза вновь вернулись к окошку в деревянной двери, ожидая под таким углом увидеть своё плачевное состояние. И это было так, перед ним виднелся мальчишка с растрёпанными белокурыми волосами и потерянным лицом, но на него смотрели ярко-зелёные глаза. Ты стал подобным им. Это заставило Саймонса крупно вздрогнуть и подорваться со своего места. Ты стал истинным злом. Отвернувшись от отражения, Томми продолжал опираться о холодную стену, чтобы вновь не грохнуться на пол от резкого подъёма. Он не желал вновь смотреть туда, чтобы не встретиться с.. самым настоящим кошмаром. И как бы не было ужасно признавать, но этот кошмар уже стал его жизнью полностью. Ну что, чувствуешь силу, который добивался? Эти голоса продолжали сдавливать его разум, продолжая причинять боль. Слишком больно. И он от этого уставал. Он хотел сбежать от этого ощущения. Его лёгкие будто сдавливало канатом, хотелось вдохнуть, но ничего не получалось раз за разом. Том отпрянул от стены и на подрагивающих ногах быстрым шагом направился на выход из больницы. Ему был необходим свежий воздух. Пошатываясь, он шёл по коридору на память, ведь перед глазами всё плыло и периодически размывалось, нисколько не облегчая задачу юноше. Как вдруг блондин случайно задел одного из врачей, тут же отходя от него на несколько шагов. Мужчина кажется что-то ему говорил, может задавал вопросы, но все звуки были как под водой. Или же.. это именно он был на самом дне, в то время как до него пытались докричаться с безопасной поверхности, где ничего не угрожает. Том почувствовал, как руки чужие обхватывают его содрогающиеся плечи, а он только и мог, что захватывать ртом воздух, глядя, как всего в метрах десяти находиться выход на свежий воздух. Небольшая часть здравомыслия, которая пыталась оказывать помощь подростку в глубине его головы знала, что ему пытались помочь, что мужчина, как врач, просто делал свою работу. Эта часть его была сильно подавлена его желанием, сбежать, спрятаться, чтобы всё это закончилось. Чтобы боль наконец исчезла. Он хотел чувствовать себя невесомым, свободным от боли, сильным, живым. Чувствовать себя нормальным. Юноша поднял свои голубые глаза на врача, остановившего его. Черты лица были размазаны и всё что мог разглядеть подросток, были холодно-блондинестые волосы, средней длины и светлые глаза. В голове тут же вспыхнуло воспоминание, как из-за него погиб один из одноклассников. Врач что-то говорил ему, а Томми только и мог, что смотреть на беззвучно открывающиеся и закрывающиеся губы, не понимая, что ему говорят. Пока в его голове не раздался голос. Погляди, твой друг при смерти. Саймонс вздрогнул всем телом и рывком оттолкнул от себя врача, глядя на его расплывчатый образ с ужасом в голубых глазах. И спустя мгновение, парень побежал к выходу из больницы и стоило ему отворить дверь, как верёвка вокруг лёгких ослабила своё давление. Блондинестые волосы взъерошились от дуновения ветра, а щёки начало обжигать от холодных порывов. Наконец Том мог глубоко вобрать в себя воздух и медленно выдохнуть, чувствуя хоть какое-то облегчение. На улице уже наступали сумерки, что означало его длительное пребывание в этом месте. Медленно парень подошёл к ступенькам, опускаясь на них, при этом поджимая ноги к туловищу и утыкаясь лбом в свои колени. Он до безумия устал. Эту усталость можно было сравнить с ощущением, когда мышцы настолько напряжены, что уже не могут двигаться. Они только очень сильно болят и зудят. И даже в ушах из-за этой усталости неприятно звенит. Том прекрасно понимал, что висит на волоске, терпеливо ожидая, когда он оборвется. Делая один кропотливый шаг за другим, Томми медленно, но верно, каким-то чудом добрался до своего района, прекрасно ощущая холодный осенний ветер на коже. Наконец он увидел свой дом, в окнах которого горели лампы, и где-то мелькали фигуры родителей. Подходя всё ближе к входной двери, он аккуратно прислонился плечом к стене рядом с входом в поисках опоры, которая бы не рухнула под ним. С третьего раза найдя ручку, подросток дёрнул за неё и отварил дверь. Светлые брови невольно нахмурились, когда он переступил порог, оглядываясь по сторонам. Он был совершенно пуст. Заброшен. Полностью оставленный, он хотел, чтобы внутри него не было всех этих голосов и образов, чтобы он был один в своём сознании. Большая часть его уже была разбита, а миллионы мыслей, что когда-то аккуратно были развешаны по стенам, сплетёнными гирляндами, сейчас были разбросаны на полу. Гирлянды же лежали спутавшись, пока большинство ламп были разбиты, а те, что были лишь треснуты, едва заметно мерцали, скапливая на себе пыль. Кажется, что никто из родителей даже не обратил внимание на его отсутствие. Никто не считал нужным его искать. Он пытался врать себе, создавая образ того, кем он никогда не являлся. Но в реальности, ему уже давно было известно, что он остался позади, в то время как мир, его знакомые и семья двигались дальше. Он буквально заставил всех отказаться от него. Вокруг него на стенах висели семейные фотографии и захламлённые полки с вещами, которые как никогда раньше, показывали его внутренний образ. Так чертовски одиноко. Он уже испытывал такую сильную боль. Физическую и эмоциональную. Так что же могло быть ещё больнее? – Томми? Слабый шёпот голоса, звучал так, будто он эхом раздавался вокруг юноши. Будто не было какого-то способа определить точного направления, откуда этот голос доносился. Томми боролся со всем, что давило на него в эту секунду, пытаясь вернуться наконец в реальность. Делая один шаг за другим, блондин шёл по коридору, выходя в гостиную, при этом опираясь за стену в качестве опоры. Он оглядывал всё вокруг, пытаясь найти хоть что-то, доказывающее, что голоса не будут звучать вновь. Он искал хоть какие-то признаки, что ему ничего не угрожает. Что всё закончилось. Он ждал хоть каких-нибудь звуков в этом доме, чтобы наконец выйти из этого кошмара. Он ждал звук шагов. – Томми! На этот раз голос прозвучал куда отчётливее, но по-прежнему отдавалось искажённым эхом, которое мешало определить, откуда он исходит. Ему хотелось повалиться без сил, но он продолжал стаять. Тело уже умоляло об отдыхе с каждой секундой, а разум продолжал твердить, что никаких живых звуков он не услышит, и пора бы уже сдаться. Но он продолжал. Продолжал оглядываться, в попытке сфокусироваться и услышать что-то живое, пусть даже и на чистом адреналине и упрямстве, присущему ему. Ему просто нужно было, чтобы его окликнули его ещё раз, просто чтобы он убедился, что выход ещё есть. – Томми! Голос раздался до безумия громко, и казалось, что от этого оклика у подростка сердце наконец забилось, подобно живому. Блондин тут же почувствовал, как его туловище заключили в объятия и его глаза невольно закрылись от долгожданных ощущений тепла. Саймонс чувствовал, как его крепко сжимают, при этом нежно поглаживая его по спине, будто любое резкое движение причинит ему боль. Спустя несколько секунд, он услышал и работающий телевизор в одной из комнат и торопливые шаги, которые судя по всему принадлежали отцу. Он услышал неразборчивое лепетание матери, что продолжала обнимать сына и наконец юноша решился открыть глаза. Блондин несколько раз моргнул и увидел, как его мать немного отстранилась от него и взволнованно смотрела на него. Её глаза были слегка покрасневшими, а на щеках ещё виднелись не высохшие солёные дорожки от слёз. Он наконец мог чётко разглядеть лицо перед собой, не пытаясь додумать образ и не боятся. А верёвка, охватывающая лёгкие, наконец спала, приземляясь на пол, и оказываясь под ногами.