привет
Как насчет выпить по бокальчику в трех медведях?можно. во скок?
Давай через час. Я за тобой заеду. Где ты?Журналистка посмотрела на Руневского. Он явно не одобрит эту встречу.
я на работе. я сама доеду
Ок! До встречи! Пьянка с Караморой – перспектива приятная для работы. Можно было выяснить что-то интересное. Но действовать Алине нужно аккуратно. На подкорку записались слова Дианы Олеговны о том, что с ним нужно быть осторожней. — Александр Константинович, я поеду скоро. Тут встреча намечается. До завтра? — с надеждой спросила она. — Да, конечно. Вас подвезти? — Нет, нет. Работайте, не отвлекайтесь. Алина накинула верхнюю одежду и уже дотянулась до дверной ручки. — Алина Сергеевна, давайте без приключений. — Я постараюсь, — улыбнулась она.***
Балабанова уже меньше, чем через час оказалась у знакомого кабака. Журналистка все это время бродила по Белушке. Город становился для нее как наркотик. Само нахождение здесь убивало ее, но при этом приносило радость и эйфорию. Алина зашла в ресторан. Ее встретила та же неприветливая официантка. Она швырнула на стол меню и ушла. Марина вновь была несколько груба с клиенткой. Но Балабанову вряд ли это задело. Она, не открывая меню, подозвала белушкинскую Венеру к столику. Девушка сразу сказала: — Можно бокал красного вина. — Нельзя. Бутылками только. Разливаем пиво, водку и коньяк. Балабанова решила подойти к вопросу стратегически. Пиво она не любила. С водки бы ее быстро унесло на пьяных волнах навстречу приключениям. Коньяк казался самым рациональным решением. — Девушка, вы определились? – с наездом спросила Марина. — Да, стопку коньяка. Официантка забрала меню и ушла восвояси. Было в ее походке что-то от кошки. Ее покачивание бедрами было похоже на грацию пантеры. Ее шевелюра была подобна гриве льва. А коготки были словно, словно кошачьи. В общем она была львицей, тигрицей, победительницей по жизни. Алина задумалась, что если бы она писала книгу о Белушке, то Марина стала бы одной из главных героинь. Было в ней что-то от Кэрри Бредшоу. — Марина, можно вас на минутку, — подозвала ее Алина. Недовольно цокнув, официантка, вновь покачиваясь, словно баржа, подошла к столику. — Чаво надо? — Присядьте, пожалуйста. Официантка закатила глаза. — Марина, я пишу статью про Белушку. Я думаю, что вы очень важны для образа города. Официантка сразу выпрямила спину. Она всем своим видом, показывая: «Да, я важная персона». — Ну да. Я все тутава знаю. А все знают меня. — Меня интересуют любовные истории в Белушке. Марина сразу оживилась еще больше. Видно было, что ее понравилась такая тема. Неподдельный интерес заиграл в ее глазах. — Всем известно, что я была первой девкой на Белушке. Окромя меня была еще Ирка Дусманиха. Да той кердык в девяносто седьмом. Алина решила, что сейчас самый лучший момент вклиниться в ее монолог. — А что с ней случилось? - Дак никто не знает. Все говорят, что ее хахаль то ебнул. Но я знаю, что не он это. Игорек не из тиранов. Он, конечно, парень жесткий, но Ирку любил. Да еще и изнасиловал. Не по понятиям. — А где он сейчас? Марина пожала плечами: — Черт его знает. Съебался он, как только Дусманиху нашли. Да и вообще девчонок столько попортили с его отъезда. Они как с бандой свалили, так литераторы щемить начали. Ну я и спуталась с Лехой. Тогда библиотечных не трогали, но не всем так везло. — А кого-то тронули? — Ой да тьма. Просто заяву ненакатаешь. Спасибо на том, что живехонька осталась. Да и сами телки виноваты. Юбенки по жопу натянут, а потом жалуются, что их изнасиловали. Как Самохина Машка. Она мутила с Акакием. Его в армию забрали. Шла с дискотеки пьяная. Ну на нее кто-то и напал. Уверена, что она сама ему дала. А потом Акакий вернулся да и с другими литераторами отпиздили ее. И правильно. Туда ее шлюху. Говорят родила она. Алину возмущали слова Марины. «Внутренняя мизогиния, виктимблейминг, слатшейминг», — и все это в одном человеке. Но, пересилив свое недовольство, Балабанова продолжила разговор: — А где она сейчас? — Дак съебалась сразу после этого. Говорят в Пермь уехала. У меня ее одноклассники есть. Вот, - протянула она телефон со страничкой Марии Самохиной. Журналистка быстро сфотографировала экран телефона официантки. Разговор пора было заканчивать. Алина уже хотела произнести дежурное «спасибо большое за содействие. Обязательно упомяну вас в статье». Но Марина успела заговорить раньше: — Ты мне свой контактик оставь. Я фотку для статьи скину. А то выберут черти что, а мне еще замуж выходить. Балабанова натянуто улыбнулась. Она уже должна была привыкнуть к низменному желанию местных засветиться, но принимать это журналистка отказывалась. Ее нутру противоречило стремление прославиться на чужом горе. Но работать приходилось с этим. Краем глаза она заметила Каразина. В его руках была красная роза в целлофане. Да, безвкусно, но мило. Официантка тоже заметила тренера. Она быстро ретировалась и уже вернулась с меню. — Здравствуй, Петруша, — промурлыкала она. Ее интонация отличалась от того голоса, которым она говорила с Руневским. Тогда она пыталась соблазнить приезжего. Сейчас она пыталась скрыть свое презрение за мурлыканием. — Мне водки. И бефстроганов, Мариш. Официантка скрылась за дверьми кухни. Карамора наконец-то подарил Алине розу. — Ты так говорила про цветы, что я решил сделать это, - и протянул розу. - Так мило с твоей стороны, — сказала Балабанова и чихнула. Ее глаза наполнились мелкими слезинками. А в носу стало влажно. Для Караморы эти признаки не остались незамеченными. Он подумал, что розочка растрогала девушку. Но на самом деле все было гораздо прозаичнее. Каразин хотел показаться джентльменом. Он галантно достал бумажный носовой платок, который купил по дороге ради эпичности момента. — Платок? – спросил он нарочито низким голосом. — Нет, спасибо. Аллергия – зараза. Домой приду выпью антигистаминные. Если ты позволишь, роза у тебя полежит. Каразин заметно поник. Не такой реакции он ожидал. Повисла неловкая пауза. Алина тоже почувствовала какое-то напряжение. Чтобы разрядить обстановку, она спросила: — Как ты, Петя? — Знаешь, все отлично. Работаем. С пацанами на первенство региона собираемся. Балабанова натянула улыбку. Она не понимала, что она вообще здесь делает, зачем она здесь. Все казалось какой-то бессмысленной тратой времени. Но Рубикон был пройден. Отступать поздно, да и некуда. — Здорово, — без энтузиазма произнесла она. Балабанова смотрела в сторону бара, ожидая появления Марины. Ситуация была патовая. Официантка все никак не хотела выносить заказ. — Какое у вас в Белушке обслуживание, — Алина сделала паузу. Она подбирала слово. Ее плюс минус устраивал сервис. Девушка хотела разбавить тишину. — Долгое. — Да, это Маринка просто капуша. Недолюбливает меня жесть. Балабанова покачала головой. По натуре она не очень любила сплетничать, но профессия обязывала. Будь сейчас она на работе, то обязательно спросила почему. Но она не была на работе, и ей было до пизды что, как и почему. На горизонте появилась спасительница журналистки. Алина не была уверена, что официантка поймет ее сигналы о помощи, но в душе надеялась. Зря москвичка недооценила провинциальную львицу. Марина сочувственно подмигнула ей. И заговорила с Караморой: — Давно тебя не было, Петруша. Где пропадаешь? Караморе явно не понравился ее наезд. Но показывать он этого не стал. Тренер все еще старался отчаянно впечатлить. — Работа. В отличие от некоторых не стаканы таскаю. По лицу официантки стало ясно, что она восприняла эту фразу как личное оскорбление. Девушка выпрямила спину и сказала: — Ну да. Ты-то тягаешь штанги и трупы. Тут даже Алина оживилась. Эта фраза была, словно гром среди ясного неба. Карамора заметно помрачнел. От его излишней уверенности и следа не осталось. Было видно, что он сдерживался из последних сил. Его агрессия стало новым элементом в составе воздуха, на ряду с кислородом и азотом. — Марина, тебя ждут на кухне, — сквозь зубы протянул он. Официантка поставила их заказы на стол и удалилась. Балабанова поняла, что развивать тему не стоит. В противном случае «потягали» бы ее. — Сука, надо было трахнуть ее тогда. Может подобрее бы была, — заключил Каразин. Алина не понимала: куда идет разговор. Однако никакого выхода кроме как слушать не было. Девушка натужно улыбнулась. Сделала глубокий вдох-выдох и залпом выпила стакан коньяка. «Да начнется шоу!», — сказал внутренний голос. Но шоу не началось. Карамора без конца говорил о себе, тренировках. Алина решила принять правила игры. Она слышала его определенно, но раз в 50 предложений девушка постепенно опустошала стаканы с янтарной жидкостью. Не стоит думать, что сам Петр был увлечен своей болтовней. Параллельно он разглядывал ее. Мужчина мельком оглядел ее глаза, после увлекся пухлыми губами. Но и они не стали объектом его всецелого внимания. Тренера больше интересовала грудь девушки. В мыслях он рисовал картины, которые бы засмущали даже самых искушённых порносексуалов. Алина к тому времени уже знатно захмелела. Она даже не замечала сальных взглядов. Даже не в трезвом сознании она думала о работе. Близился срок сдачи дедлайна. Она уже подумывала, что сдать в новый отчет. Расследование не продвигалось. Хуже оно стояло на месте. Последнее чего хотела журналистка, чтобы статья стала тупым перечислением убитых с предысторией. Концепция никак не собиралась. Это был и портрет города-общества, и русская хтонь, и все еще история поиска маньяка. Балабанова редко писала в стол. Чаще всего она выпускала работу сразу после написания. Почему-то она психологически не могла не отдавать текст редактору сразу. Фрейд бы сказал, что это что-то из детства. Юнг бы искал предпосылки во взрослом возрасте. Однако ответа на эту загадку нет ни там, ни там. Его вообще нет. Журналистка уже хотела заканчивать всю эту посиделку. Но Карамора оказался удивительно чувственным парнем и сделал это за нее: — Мариш, счет неси. Официантка быстро рассчитала их. Каразин и Балабанова направились к выходу, как внезапно девушку окликнула Марина. Алина развернулась и зашагала к ней. Каразин хотел уже проследовать за ней, но девушка мило заплетающимся языком сказала: — Зашину маведи. То есть машину заведи пока,— и улыбнулась. Карамора послушно пошел исполнять приказ. Он был окрылен мыслями о том, что ему сегодня перепадет. — Что, Марина? – вопрошала Балабанова. — Не ездий с ним никуда. Пация скаталась, и где она теперь. Все дуй домой, — шептала обеспокоенная официантка. У Алины закружилась голова или от информации, рухнувшей на нее, или от количества выпитого. От чего-то из этого. Она на вялых ногах вышла на улицу. Весь мир кружился вокруг нее. Балабанова села в машину и, несмотря на холод, открыла окно. Автомобиль медленно тронулся. Они ехали по городку. Белушкинский воздух заполнял легкие девушки, очищая организм от алкоголя. Девушка смотрела на небо. Она видела звезды в разных концах света. Но здесь они были особенные. Эти маленькие сияющие точки не делали небо светлее. Наоборот, на их фоне черный купол выглядел еще мрачнее. Если бы звезд не было, то это была пустая бездушная угольная мгла. Точки на небе хоть и были многочисленны, но казалось, что их все еще мало. Алина начала думать, что сам небосвод поглощает их, растворяя в себе, разрушая их, создавая еще большую темноту. Также как город рушит ее душу. Прежняя Алина Балабанова не крутила бы роман от скуки. Она бы не напивалась вечерами. Она бы писала. Девушка стала замечать, как теряет себя. Она каждой частичкой кожи стала себе противна. Алина вспомнила, как мчалась на место события, как она хотела быть полезной. Сейчас большую часть времени она была погружена в тоску по комфорту и дому. Ей осточертела эта Белушка, эти люди, эта работа. Раньше она с огнем в глазах шла даже офис, лишь бы рассказать читателям, что она раскопала нового. Она определенно теряла себя. Да что говорить о ней. Она даже не знала, куда она ехала. Эта мысль ее напрягла. Во-первых, тот ужасный выкрутас Руневского с псевдо-похищением. Да, это было непрофессионально и нарушало ее личные границы, но урок был все еще свеж в ее памяти. Во-вторых, Карамора уже пытался воспользоваться ее подвешенным состоянием. Не то, чтобы она была против. Скорее она была за. Но с точки зрения морали, это был не джентельменский поступок. И в-третьих, по городу шастал маньяк. — А куда мы едем? — спросила Алина. — Ко мне, — без смущения ответил Каразин. — Я бы с удовольствием поехал бы к тебе, но думаю, Баба Дося была бы против. — Петь, слушай. Давай не сегодня. Она не успела договорить, как машина резко затормозила. Алина заметно напряглась. Все это было несколько жутко. — Доберешься сама, — раздраженно сказал Карамора. Даже такая грубость для Балабановой была подарком. «Пешком, но живая», — подумала она. Алина взяла сумочку и вышла из авто. Каразин же демонстративно надавил на газ, но через пару метров также показательно остановился. Балабанова сразу представила сцену, как он выходит из машины с ружьем в руках и расстреливает ее. Такое киношное клише. Однако все оказалось гораздо проще. Он взял и вышвырнул розу. — Ну хоть не граната. И Балабанов после всей сцены пошла в свое полупьяное путешествие по Белушке. Она понятия не имела куда идти. Телефон был разряжен. Девушка приняла решение идти по дороге обратно к «трем медведям», а после уже что-то думать. Это было обычная проселочная улица. Маленькие домишки-избушки. Кусты по обочине. Дорожный песок изредка попадал внутрь кроссовок. Становилось заметно прохладнее. Алина чувствовала, как замерзала. Но делать нечего она ушла по улице вперед. А мрак сгущался, и холод крепчал. Балабановой было и так не по себе. Ее подсознание подсказало ей обернуться. Она увидела, как по дороге за ней следовал человек. Он был высокий и худощавый. На нем была куртка с капюшоном. В такой тьме лица было не видно. Балабанова решила ускориться: ей не хотелось, чтобы какой-то мутный тип догнал ее ночью посреди пустой улицы в ебенях. Страх подсказал ей ускориться еще и обернуться вновь. Мужчина ускорился вслед за ней. Алина понимала надо бежать. Казалось, что алкоголь обострил все ее чувства, но сил бежать не придал. Она начала удирать, но медленно. По малочисленным фонарям девушка видела, что тень незнакомца все приближалась. Балабановой казалось, что ее преследует не человек, а сама смерть. Она из последних сил сделала рывок, пытаясь увеличить дистанцию. И вот-вот она бы оторвалась от него, но предательский шнурок развязался, и девушка рухнула на землю. Журналистка начала ползти. С усилием она боролась с болью и страхом. Сдаться равно умереть, терпеть значит жить. Но все ее усилия оказались тщетными. Он догнал ее. — Алина, — произнес он. Это был до боли знакомый голос. Она слышала его недавно. Буквально вчер. Незнакомец весьма учтиво снял капюшон. В эту секунду Балабанова произнесла невыразимую гамму эмоций. — Твою мать, я так испугалась. Нельзя так делать. Я, блять, думала, что сдохну на этой улице. Наташа, больше никогда так не делай. Столыпина засмеялась. — Прости. Я не маньяк, если что. А ты чего здесь забыло. Я-то здесь живу. Алина хмыкнула. — Долгая история отвратительного свидания. Еще и телефон сел. Лицо школьницы напряглось. Она что-то задумывала. Какая-то идея созрела в ее голове. Она достала телефон из кармана, набрала чей-то номер и с изяществом приложила аппарат к уху. — Алло. Да я уже подхожу. Слушай, тут Алина Балабанова в передрягу попала. Да, да, которая журналистка. Откуда знаю? В школе познакомились. Она может к нам зайти? Спасибо, пап. С той же элегантностью она положила смартфон обратно в карман. — Все пойдем к нам. Побуду твоим рыцарем спасу тебя. — Мне бы только телефон зарядить. Наташа стала в миг серьезной и сказала: — Не обсуждается, пойдем. Алина медленно влачилась за школьницей. Наташа шла учтиво медленно, чтобы калека не отставала. Вскоре они оказались у небольшого кирпичного дома. Балабанова помедлила перед входом. Ей стало совсем неловко из-за ситуации, в которой она оказалась. Столыпина заметила, что ее знакомая заметно стушевалась. Девочка мягко улыбнулась и произнесла: — Не переживай. Все будет хорошо. От этих простых слов стало неожиданно легко на душе. Алина почувствовала, как теплота разливалась по ее телу, унося страхи и боль куда-то далеко. Она сделала шаг. И это был шаг не в бездну, а к ясному небу. Внутри дом Столыпиных Алину удивил. Хотя в Белушке она посетила мало обиталищ местных, но все они были какими-то слишком и чересчур. Дусмановский дом кичился своим богатством. Дианы Олеговны был слишком педантичным. У Карповичей очень бедным. Дом Столыпиных был обычным. Но при всей его тривиальности очень уютным и комфортным. Нежные бежевые обои. Слегка поскрипывающий деревянный пол. Балабанова сняла обувь, как в коридоре появился лысый мужчина. — Здравствуйте, Алина Сергеевна. — Здравствуйте, Петр Аркадьевич. Извините, пожалуйста, за вторжение, — сказала раскрасневшаяся журналистка. Глава администрации широко улыбнулся, от этого его усы подскочили в верх, что сделало его образ еще добродушнее. — Ну что вы. Мы гостям рады. Пройдемте на кухню. Девушка последовала за ним. Кухня представляла собой небольшое, но очень светлое помещение. Большой круглый стол, деревянный гарнитур, мягкий ковер, голубые шторы. Особенно журналистке запали в душу стены. Вернее не сами стены, а фотографии на них. В рамках были изображены все члены семьи. Петр Аркадьевич с дочерьми на море. Маленькая Наташа, держащая младенца. Две девочки на санках летят с горы. Милая женщина с букетом в руках. Вся семья выглядел безумно счастливой. Алина села за стол, на котором стояли три чашки чая. Рядом с ней села Наташа, а пустующий стул занял Петр Аркадьевич. — Петр Аркадьевич, спасибо большое за гостеприимство. Я телефон подзаряжу и поеду… Ее прервал теплый, практически отеческий голос. — Алина Сергеевна, и думать перестаньте. Останетесь у нас на ночь. Куда вы в такую темень пойдете? — Но… — Не обсуждается. Вам уже постелили в комнате Наташи. Попейте чаю и ложитесь спать. Судя по всему, у вас был тяжелый вечер. — Спасибо, — сказала Балабанова и улыбнулась. Глава администрации допил свою кружку и удалился на покой. Вскоре девушки отправились в комнату.***
Наташа дала Алине футболку и отправила спать на свою кровать, а сама собиралась лечь на раскладушку. Но Балабановой удалось отстоять возможность спать на скрипучем нечто. Свет был выключен. Лишь небольшие часы на стене мерно отбивали ритм. — Наташа, спишь? – донесся тихий шепот. — Нет. Девушки приподнялись с кровати. Алина замялась. Она сомневалась, что школьница знала что-то про личную жизнь Караморы, но попытка того стоила. — Ты знаешь какую-то Пацию? Наташа призадумалась. Имя казалось ей знакомым. В момент к ней пришло прозрение. — Бывшая Караморы. Он тут тренер… — Да, я знакома с ним. А что случилось с Пацией? — Она умерла, — мрачно заключила Столыпина. — Мутная это история. Я не знаю ее. Спроси у него. — После сегодняшнего это вряд ли. В глазах школьницы забегали огоньки. Она внезапно оживилась. А после помрачнела. — Это он тебя на дороге оставил? Алина тяжело выдохнула. Ей не хватало Феликса, которому можно было рассказать все на свете и не жалеть. Он был там, где-то далеко. Вдруг она почувствовала, что может поделится переживаниями с Наташей. Балабанова подумала, что девушка ее не осудит. Журналистка вкратце обрисовала вечер. Во время ее монолога девочка закатывала глаза, цокала и вздыхала, осуждая поведение Караморы. А после подытожила: — Он – мудак. Он тебя не достоин. Даже не парься. Это он плохо поступил. — Да, наверное так и сделаю. Вдруг тон Наташи сменился на романтично мечтательный. — Я бы на твоем месте пригляделась бы к следователю. Он такой… такой… - она замолчала. — Ну в общем, хороший. Алина по-сестрински улыбнулась: — Кто-то влюбился… — Да… Жаль я не взрослая, как ты. Но ты должна к нему приглядеться. Вы бы были красивой парой. Балабанову смутили эти слова. Она кинула во временную соседку подушку и сказала: — Все спи, давай. Наташа же в ответ бросила снаряд обратно, высунула язык и отвернулась. Через пару минут уже было слышно ее мирное посапывание. Алина же не могла уснуть: в голове она прокручивала слова Наташи. Ей казалось, что какое-либо взаимодействие с Руневским вне работы невозможным. Они - партнеры и слегка недолюбливают друг друга. Небольше. Хотя предательский, тонкий внутренний голосок шептал: «Присмотрись». Балабанова закрыла глаза, но вместо мглы она видела образ мужчины в пальто. Его аристократический профиль не выходил из головы. Она так ярко представляла его уставшие карие глаза. И сама того не заметив, журналистка ответила подсознанию: «Я уже пригляделась».