Я ненавидел его не меньше чем другие, но, приходя на его могилу, я всегда говорю: «Спасибо»
— Я хочу идти с Хинатой-чан, — в который раз повторил Канкуро, по привычке разминая суставы пальцев, как при управлении марионеткой. Гаара в этот раз промолчал, наблюдая за тем, как Юдзиро носится по комнате, не давая Матсури поправить его праздничную юкату, которую мама надела на него с трудом. Гаара уже устал в третий раз объяснять своему брату то, что тот и так прекрасно знает: сопровождающим Хинаты будет Шикамару. А он, как брат для незамужней сестры, должен вести Темари, и, вообще, это всего лишь формальность на время официальной части праздника. Впрочем, Канкуро об этом было прекрасно известно, но, видимо, он продолжал ныть от скуки в ожидании коноховцев и Темари. Праздник должен был начаться через час с выступления казекагэ в присутствии старейшин и послов Листа как одной из дружественно настроенной деревни шиноби. В комнату зашел Баки, облаченный в традиционно белые и просторные одежды Сунагакурэ. — Я все ещё раз проверил: дополнительные посты охраны на стенах. Десяти отрядам приказано патрулировать улицы во время праздника, — доложил старший Сабаку, присаживаясь на диван. — Ты параноик, Гаара! — нахмурился Канкуро. — Люди хотят праздника, а ты им все веселье портишь. — Безопасность не паранойя. С лестницы спустилась Темари, одетая в свое повседневное черное кимоно. — Я тут расфуфырился, как индюк, а она даже юкату поленилась надеть! — пожаловался Канкуро на сестру. Гаара с Баки молча проигнорировали его замечание. — Не вижу смысла наряжаться ради какого-то праздника. Светловолосая девушка помогла Матсури поймать мальчика, поправляя пояс на его праздничной одежде. — Сестренка, так ты никого не закадришь, и мы от тебя еще не скоро избавимся! — А вот и Шикамару-сан с Хинатой-чан, — нарочно громко проговорил Баки, останавливая очередную перебранку старших племянников. Хината зашла, тихо шурша подолом бирюзовой юкаты, расшитой серебряными нитями, которые вырисовывались в цветы. Темные волосы были распущены, только несколько прядей были собраны на затылке, открывая прекрасный вид на горящие щеки девушки. Хината, как всегда, покрылась румянцем под всеобщим вниманием семьи Сабаку. Хотя взгляд на ней задержали только Канкуро и Матсури, которая радостно улыбнулась, довольная тем, что кимоно Темари пришлось ей не только в пору, но и подошло по цветовой гаме. Следом вошел и Шикамару в своей обычной форме шиноби, не забыв надеть и чунинский жилет. — Я же говорю, что они идеальная пара! — громко воскликнул Канкуро, тыкая пальцем то в Шикамару, то в Темари. — Смотрите: оба как на миссию собрались. Я выбираю Хинату-чан, не зря же я это надел! Канкуро встал, картинно одергивая свое коричневое кимоно, и получил заслуженный подзатыльник от сестры. В конечном итоге ему достался Юдзиро, которого пришлось усадить себе на шею, так как мальчик наотрез отказался идти самостоятельно. Племянник увлеченно дергал его за волосы и в предчувствии чего-то необычного не мог сидеть на месте. А Темари довольно улыбалась, идя под руку с Баки.***
Речь Гаары была коротка, но проникновенна. Говорил о стабильности и мире, не нарушаемом более двух лет. Хината стояла по правую руку от правителя Суны рядом с Шикамару, который, казалось, спит с закрытыми глазами, периодически перенося вес с одной ноги на другую. Слева от казекагэ Матсури, Темари и Баки. А под ними расстилалась пёстрая толпа: шиноби и простые жители внимали словам своего совсем молодого правителя. Речь Гаара произносил ровно, не повышая голоса, но точно выдерживая все паузы. Его лицо как всегда не меняло выражения, но это не мешало чувствовать, что он верит в свои собственные слова. Он завораживал Хинату своей силой и властностью, которую сейчас чувствовали и все жители Сунагакурэ. — Они погибли за этот мир, все шиноби объединенной армии, — казекагэ низко склонил голову, а следом за ним и все жители Сунагакурэ. Хината опустила голову и плечи, выжидая минуту молчания в память о погибших. Каждый раз на таких церемониях она вспоминала только двоих, и никто из них не принадлежал клану Хьюга. Она всегда тихо шептала два имени — Чоджи и Шино. Людей, смерть которых была её виной. Иногда ей казалось: все, что впоследствии с ней произошло, всего лишь расплата. Хьюга вздрогнула, когда рука Шикамару опустилась на её плечо, и он чуть подтолкнул девушку вперёд, вставая на полкорпуса впереди казекагэ. Речь Нары была короткой и слишком напоминала Хинате последние наставления Цунадэ о мирном времени, державшемся на объединении Пяти Великих Стран Шиноби. Он говорил лениво и холодно, но не как Гаара, внимательно и вдумчиво, а так, будто слова были просто звуками, не значащими ничего. Но речь шиноби Листа, похоже, не особенно волновала жителей Суны. Казекагэ подал знак к окончанию официальной церемонии и углубился в здание следом за старейшинами, что-то говоривших ему на ходу. Только на мгновение удаляющаяся фигура Гаары стала слишком напряженной, и он остановился, прикасаясь к виску и делая вид, что поправляет непослушные волосы. Но застывшую девушку уже окликнул Канкуро: — Они теперь не скоро Гаару отпустят, Хината-чан. Им не дали и слова на официальной церемонии, а поговорить у этих стариканов — последняя радость в жизни.***
— Ну, наконец-то, можно и поесть. Канкуро подошел к одному из прилавков, на котором были выложены данго, схватив сразу три палочки со сладким лакомством. — А кто платить будет?! — возмутилась молоденькая продавщица в праздничном кимоно. Канкуро похлопал себя по бокам в поисках карманов. Он совсем забыл взять с собой кошелек, так как его и положить было некуда: карманов в праздничном кимоно предусмотрено не было. — Может, так договоримся, красавица? — подмигнул ей Сабаку. — Деньги, быстро! Девушка достала откуда-то кунай, давая понять, что умеет им пользоваться. — Я брат казекагэ! Скажи ей, Темари, — призвал на помощь сестру шиноби. — Не слушайте его, он всем так говорит, чтобы поесть на халяву, — спокойно отозвалась сестра. Бойкая продавщица данго с ловкостью кошки выскочила из-за прилавка, угрожая Канкуро кунаем. — Я заплачу, — проговорил подошедший на помощь Шикамару. — О, Шика, я знал, что ты настоящий друг! — облегченно улыбнулся Сабаку. — Тогда я еще возьму вот те, да и те клубничные. И чай. Нара, вздохнув, оставил у прилавка с данго половину содержимого своего кошелька. Интересно, в смету о расходах пятая позволит внести пункт о прожорливости брата казекагэ? Их небольшая компания заняла один из деревянных столиков со скамейками, выставленных на главной площади Песка специально для праздника. Канкуро довольно сгрузил купленное угощение на стол. Хината с Матсури разливали всем чай, а Темари пыталась справиться с маленьким непоседливым племянником. Шикамару со скучающим видом разглядывал веселящихся людей, мелькающих в праздничных кимоно. — Могла бы и помочь, Темари, — проворчал Сабаку. — Нельзя так бессовестно пользоваться родством с Гаарой, — назидательно ответила девушка. — В родстве с Гаарой быть не выгодно: ни быстрого продвижения по службе тебе, да и зарплата как у рядового джоунина, — горестно вздохнул марионеточник. — Только огребаем по полной. Кстати, а где дядя? — Уже идет к нам и не один, — Матсури помахала рукой, привлекая внимания старшего Сабаку. К их столику приближался Баки в сопровождении двух мужчин, облаченных в темные одежды. Их отточенные движения и ловкость, с которой они лавировали между праздничной толпой, выдавали в них опытных шиноби. — Добрый вечер, Дайчи-сама. — приветствовала вся семья Сабаку с легким поклоном старшего из мужчин, вставая со своих мест. Во взгляде Шикамару даже мелькнула заинтересованность. Хината в присутствии незнакомых ниндзя потупила взгляд, увлеченно разливая зеленый чай по чашкам для вновь прибывших гостей. Впрочем, на неё никто не обратил внимание. — Это Кагуэ Хидеки, мой старший сын. Дайчи указал на парня лет двадцати пяти крепкого телосложения, только что поравнявшегося с ним. Смотря на этого самого Дайчи, можно было с легкостью сказать, на кого будет похож Хидеки к своим пятидесяти годам. Оба были не очень высоки, но за счёт массивных фигур казалось, что они значительно возвышаются над окружающими. — Здравствуйте, Темари-сан, Канкуро-сан, — легким поклоном поприветствовал их шиноби. — Матсури. — Вы знакомы? — спросил Баки слишком веселым для него голосом — выпитое саке давало о себе знать. Шикамару вообще поражал этот человек-оборотень. Баки обычно был молчаливым человеком с холодным изучающим взглядом, но алкоголь превращал его в веселого болтуна и шутника, хотя его чувство юмора и оставляло желать лучшего. — Несколько раз работали вместе. Давно не виделись, Хидеки-сан, — улыбнулась сестра казекагэ. — Как дела? Женился? — хитро прищурился Канкуро. — Нет, — добродушно отозвался Хидеки. — Такой подвиг только после тебя, Канкуро. — Какое совпадение! А Темари тоже не замужем, — заговорщически наклонился Сабаку к Кагуэ, обнимая его по-братски за плечи. — Знаешь, родство с казекагэ — это так выгодно! — Избавляешься от конкурентов, Канкуро? Думаешь, тогда все поклонницы Хидеки-сана обратят на тебя внимание? — не осталась в долгу Темари. — Вы совсем не изменились, Темари-сан! — Кагуэ младший рассмеялся, обнажая крупные белые зубы. — И ты, Канкуро, тоже. Отец с сыном и Баки заняли свое место за столом, принимая чай из рук Матсури и Хинаты. В отличие от своего сына, Кагуэ Дайчи отказался от угощения. — Ваш отец, вступив на пост казекагэ, в тот же год отменил все праздники. Он не считал нужным тратить деньги деревни на бессмысленные развлечения. Дайчи презрительно развел массивными руками, казалось, охватывая все вокруг: и празднично украшенную площадь, и ярко разодетую толпу, теснящуюся у прилавков с едой и развлечениями. — Это были вынужденные меры: до и после Третьей войны шиноби Суны находились в упадке. Нара отметил, как Темари, сидевшая возле него, неосознанно сильнее прижала к себе Юдзи, воспринимая слова Кагуэ как прямое оскорбление, брошенное в сторону её младшего брата. — Не хватало людей и, как следствие, средств для существования деревни, тогда почти все наши заказчики обращались к Конохе и Иве, даже дайме Ветра пришлось нанимать свободных шиноби для своей защиты. Теперь мы не только справляемся со всеми заказами, но и нашими постоянными клиентами стали почти все соседние страны: Рек, Птиц, Дождя. Сейчас у нас много совместных миссий с Листом в стране Огня. Куноичи, потеряв зрительный контакт со своим собеседником, посмотрела на скучающего Шикамару и немного взволнованную Хинату. Дайчи проследил за взглядом Сабаку, скользнул по лицу недовольного чунина Листа и задержался на секунду, оценивая краснеющую Хьюгу. От чего Темари позволила себе самодовольную улыбку: она тоже в свое время не смогла с первого взгляда оценить потенциал Шикамару. Все-таки внешность играет слишком большое значение в этом мире, даже Кагуэ Дайчи отметил красоту Хьюги: её юката подчеркивала ладную фигуру девушки. Но шиноби не позволил себе задержать взгляд на Хинате более, чем позволяли рамки приличия. — Слишком смело для девушки, Темари-сан. Ваш отец поддерживал другую политику, — спокойно проговорил старший Кагуэ. — Мой отец проиграл Конохе целых три раза: в третьей войне шиноби, при нападении на Лист и умер от рук нукенина этой же деревни! Темари старалась не повышать голоса, но все вырвалось помимо её воли. — Темари, успокойся, — проговорил довольно строго Баки. — Четвертый казекагэ смог восстановить Суну в довольно сложный период ее упадка, а сейчас совсем другое время. — Гаара! — радостно воскликнул Канкуро. Разговоры о прошлом портили ему настрое и аппетит. Какой вообще смысл обсуждать политику его отца? Он уже мёртв, слава всем богам, давно мёртв. Пятый казекагэ шёл через празднующих людей, сопровождаемый уважительными взглядами мужчин и женщин, восторженными взглядами молодежи и, несмотря на то, что Сабаку был давно женат, девицы понаглее еще бросали на него влюблённые взгляды. Впрочем, он всегда оставался холоден к подобным знакам внимания. Гаара и до войны смог добиться уважения и любви среди жителей Сунагакурэ, а выигранная война, где молодой казекагэ выступил как отличный стратег, оратор и шиноби, прибавила ему еще больше популярности. Да и после самой Четвертой войны смог довольно быстро вывести Песок на один уровень с Камнем и обогнать по экономическим показателям Коноху. — Дайчи-сама, Хидеки-сан, — вежливо приветствовал их Гаара. Гааре прекрасно было известно, что пост казекагэ достался ему по двум причинам. Первая: он был сыном четвертого правителя Суны. Вторая: невообразимые для обычного ниндзя способности, которые делали его почти неуязвимым. А огромные запасы чакры Шукаку давали возможность долго и масштабно использовать свои техники. Но, облачившись в одеяния казекагэ, Сабаку понял, что силы недостаточно для поддержки и восстановления Песка, необходимы ум и тонкое знание психологии людей. Умом он, слава Ками-сама, не был обделён, а вот что касается внутреннего мира других людей, с эти возникло множество сложностей. И первое, чему ему пришлось научиться, было проще простого — вежливость. Он относился с должным и равным уважением и к старейшинам, и к ученикам в Академии Ниндзя. Он всегда старался запоминать лица и имена своих подчиненных. И это действительно помогало располагать к себе людей. Природное спокойствие и внутренняя сила тоже давали свои преимущества. Еще казекагэ заметил, что чем меньше ты говоришь, тем ценнее воспринимают твои слова. Их запоминают, к ним прислушиваются. Он отдавал приказы на поле боя и перед серьезными миссиями, но в повседневном общении старался именно просить, но ни в коем случае не умолять или приказывать. Понять все эти нехитрые вещи было просто, и они не только работали, но и не противоречили внутренней сущности самого Гаары. Поэтому скептически настроенный Дайчи в присутствии казекагэ прекратил разговор с Темари, готовый перейти в открытый конфликт, и предпочёл покинуть компанию семьи Сабаку и их гостей.***
Праздник продолжался уже под веселые голоса жителей Суны. Заиграла музыка, приглашая своим манящим ритмом раствориться в волнах её мелодии. Над деревянной площадкой для танцев зажгли бумажные фонари. Несколько весёлых молодых людей поспешили пригласить понравившихся девушек. Матсури неуверенно подала руку Гааре, приглашая на танец. — Я не умею, — возразил казекагэ. — Давай, Гаара, — улыбнулся Баки, выпивая еще одну пиалу рисовой водки. — Показывай пример для молодежи. — Да, раз уж женился, будь любезен: танцуй со своей женой, — подначивал Канкуро, подмигивая и Хидеки и указывая тому на Темари. — Каору-сан, Наоми-чан! Матсури приветливо замахала брату и сестре Сато, заметив их среди толпы. Те подошли к шумной компании. Наоми, одетая в новую желтую юкату с вышитой символикой песка, улыбнулась семье Сабаку. Каору оставался в своем черном траурном кимоно. — Красивая юката, Наоми-чан, — улыбнулась Матсури, рассматривая юную девушку. — Шикамару-сенсей, пожалуйста, — Наоми, опустив голову, протягивала учителю свою ладонь, чуть подрагивающую от волнения. — Давайте, Шикамару-сан, — Баки похлопал коноховца по плечу. — Праздник же! — Поддержи слова о мире и сотрудничестве, о которых ты вещал сегодня на весь Песок, Шикамару, — подначивала Темари, смотря с ехидной улыбкой на Шикамару, недовольно пробормотавшего что-то о женщинах и проблемах, связанных с ними. — Нара Шикамару — покоритель женских сердец! Расскажи я об этом Кибе, он бы меня на смех поднял, — рассмеялся Канкуро, провожая взглядом обе парочки. — Правда, Хината-чан? Хьюга потупила взгляд, совсем не понимая, почему Шикамару не мог нравиться девушкам. Он, по мнению Хинаты, был очень добрый и умный. Гаара с Шикамару шли на танцевальную площадку с непроницаемыми лицами за Наоми с Матсури. — Как думаете, кто из них хуже танцует — Гаара или Шика? — спросил Канкуро, сквозь смех наблюдая, как Нара с его братом нелепо топчутся по площадке, неуверенно придерживая девушек за талии. — Ради такого зрелища готов каждый день в кимоно рядиться! — Он не обидит её, Каору-сан, — тихо сказала Хината Сато, который не сводил с сестры ревнивого взгляда. — Шикамару-кун очень хороший человек. Каору покосился на Хьюгу, которую и не заметил, хотя та стояла рядом с ним, так как та за весь вечер не сказала ни слова, а только в смущении теребила рукав своей юкаты, переводя взгляд с одного говорящего на другого. — Так это Нара Шикамару? Тот самый шиноби Листа, разработавший стратегии укрытия у гор Тогарэ и в долине Мерцающих озер? — заинтересовался Хидеки, внимательно всматриваясь в толпу, вылавливая фигуру коноховца, мелькающую среди танцующих пар. — Ему, говорят, на время войны было всего то ли девятнадцать, то ли двадцать лет. — Шестнадцать, — поправила его Темари. — Шикамару тогда было шестнадцать лет. Хидеки обходил свой отряд, расположившийся на огромных валунах, разбросанных у подножья гор. Группа только что прибывших медиков лечила раненых и раздавала похлебку, разогретую на разведенных кострах. Наследник клана Кагуэ с облегчением вздохнул, наконец-то, пересчитав своих людей, отданных под его командование — часть Шиноби объединенной армии. В основном подчиненные у него были шиноби из Суны и Кумо, не считая двоих коноховцев. За последнюю неделю война как будто обходила их стороной. Кагуэ даже иногда казалось, что враг под их натиском наконец-то ослаб. Нападки белых Зецу становились все малочисленнее. Но это была иллюзия, так как он прекрасно знал, что, пока они отбивались от противников, их целенаправленно отодвинули от основных сил альянса, а значит и от основных боевых действий. Он решил, что даст своим людям еще четыре часа на то, чтобы они смогли отдохнуть и дождаться возвращения разведчиков. До него доходили слухи о том, что на шиноби объединенной армии стали нападать люди, воскрешенные с помощью техники Эдо Тенсей, о которых он раньше слышал только из сказок своей матери. Но слухи были тревожно правдивы. Кто же этот самый глава Акацуки, давящий на самые больные точки, заставляя сражаться людей с их собственными умершими родными и друзьями? При мыслях об этом Хидеки хотелось идти громить соседние скалы, но выказывать хоть какое-то беспокойство и недовольство перед вверенными ему людьми ему не позволяла честь шиноби Сунагакурэ. Его отец всегда показывать полную уверенность и невозмутимость, даже если все шло из ряд вон плохо. Выпусти из себя страх или трусость — и можешь тотчас же прощаться с жизнью. Посланник от основного штаба прибыл около часа дня, блестя на солнце протектором объединенной армии, но Хидеки сразу узнал в нем шиноби Суны и своего давнего приятеля. Кагуэ не мог поверить — в документе, подписанном самим главнокомандующим объединенной армии, Пятым Казекаге, приказано уничтожить ближайшие ущелье гор Тогарэ. — Мидзуяки, ты в курсе, что в послании? — спросил командир. — Приказано дублировать информацию, Хидеки, — Парень утвердительно кивнул. — Есть сведения, что в пещере, вход в которую выходит прямо в ущелье, размещается база белых Зецу. — По этому ущелью движется объединенный отряд Камня и Листа, возглавляемый чунином Конохи… — Нара Шикамару, — подсказал Мидзуяки. — Если мы завалим часть ущелья, могут пострадать измученные шиноби не только от обвалов гор, но и просто оказаться в ловушке вместе с армией противника. Эти существа не знают ни усталости, ни жалости. Ты сам знаешь, что тут два варианта — либо ты их, либо они тебя. Им не выжить. Казекаге просто подписал им смертный приговор, — Кагуэ внимательно всматривался в конец документа с печатью и подписью главнокомандующего, все еще надеясь, что это какая-то ошибка. — Мы дождемся отряда Омои и отправимся им навстречу. — Не пари горячку, Хидеки. Во-первых, отряд Омои уже перенаправлен в другую сторону, во-вторых, Зецу просто вчерашний день. Акацуки воскресили целую деревню Кровавого Тумана в придачу с несколькими поколениями знаменитой семерки мечников. Они зажали отряд Канкуро и твоего отца вот здесь, — Мидзуяки быстро ткнул пальцем в карту. — Команду Омои и Хатаке Какаши направили туда, требуется и наша поддержка. А еще тут и в этой области воскресили целые поколения селений шиноби. Отправляться надо немедленно. Это приказ. Кагуэ все прекрасно понимал, жертв на миссии иногда не избежать, и приходится кем-то жертвовать во имя общей цели. А это война, здесь на алтарь победы приносятся не один-два человека, а сотни во имя жизни тысячи. Жестокая математика. Но что действительно стоят жизни шиноби Камня и Листа, когда столько ниндзя Суны в опасности: члены его клана, знакомые и друзья? Видя сомнения на лице друга, Мидзуяки добавил: — Матсури перевели в отряд Канкуро. Ты понимаешь, на что я намекаю? — Она влюблена в казекагэ. — Все девочки Суны от четырнадцати до восемнадцати влюблены в казекагэ, Хидеки. Пройдет. Вот только все это закончится. — Сейчас не время строить планы на будущее, Мидзуяки. Кагуэ перевел взгляд на своих людей, чунин Кумо что-то рассказывал другим под одобрительные смешки слушателей. — Меня мысли о будущем только и поддерживают. Думаешь, приятно вглядываться в трупы шиноби и с мерзкой радостью отмечать, что это не твои родные и друзья? Это уже становится невыносимо, когда человек, с которым ты минуту назад многозначительно переглянулся, готовясь к новой атаке врага, уже через миг лежит мертвый. А наши враги? Акацуки? Нет! Наши враги — обезумевшие метаморфы и живые трупы! Недавно я столкнулся со своим собственным отцом… Ни за что не расскажу об этом матери и брату. Хидеки ничего не ответил, как и не сказал, что он больше всего ненавидит распределять задания внутри отряда, изначально зная, что перед одними ставит куда более опасные задачи, чем перед другими. Он все это скрывал, стараясь отдавать приказы, не видя ни пола, ни возраста, ни принадлежности к своим знакомым, ни к деревне своих подчиненных, а видеть их способности, запас чакры и состояние здоровья. И, как это ни странно, только под конец войны избавиться от подобных мыслей и сомнений, когда просто сил и времени думать о чем-то кроме текущей задачи, не останется. И это будет вернее всего. — Будьте готовы, выходим через десять минут! — негромко отданный приказ джоунина Суны засуетившиеся ниндзя разносили по всему лагерю. — Изумо и Котетсу! Хидеки в тот день нарушил сразу два своих принципа: ослушался приказа вышестоящего и послал на смерть двух вверенных ему людей. Он не мог направить свой отряд на помощь Наре, но и не предупредить его не мог. Двое весёлых чунинов Конохи, которые поддерживали своими шутками и рассказами весь отряд Хидеки, скрылись в ущелье. В кармане одного из двух вечных заседателей ворот Конохи была записка-предупреждение, правда, одного им Кагуэ не сказал…***
— Все готово? — спросил Кагуэ. — Тогда давайте! Хидеки до сих пор помнит тот оглушающий грохот, закладывающий уши, который ознаменовал обрушение ущелья гор Тогарэ. И, как ему тогда, казалось, прозвучал колокольным похоронным звоном для более чем сотни шиноби. Только после он узнает, что Изумо и Котетсу действительно погибнут, но уже в последней битве, и вместе с ними и Мидзуяки, который вместе с чунинами Листа окажется под обстрелом масштабной техники Учихи Мадары. А благодаря далеко не рядовому уму Нара Шикамару тот выведет почти невредимым свой отряд из ущелья Тогарэ. И если тогда Кагуэ мог списать всё на своё предупреждение, то в долине Мерцающих озер неизвестный чунин Листа не только предугадает тактику противника, но и ловко все повернет против него, спасая тысячу жизней и выигрывая время для Узумаки Наруто. — Яхо его очень хвалит. Говорит, что у него не было учителя лучше. — Кагуэ внимательно рассматривал чунина, о котором слышал много, а лично ни разу не видел, а может и видел, но просто не приметил. — А по нему и не скажешь, что… — Если тебе кажется, что Шика та ещё ленивая задница, то ты совершенно прав, — бесцеремонно перебил Хидеки Канкуро, увлеченно считая, сколько раз Шикамару с Гаарой наступили на ноги своим партнёршам. — Из Шикамару действительно получился хороший учитель, — вступилась за Нару Темари. — Ну, во всяком лучше, чем танцор, — марионеточник уже вскочил со своего места, картинно аплодируя идущим назад парочкам. — Гаара, ты выиграл: десять наступаний на ноги Матсури против двенадцати Шикамару. Пока Канкуро изливался в своей любви к танцам, демонстративно хлопая в ладоши, Юдзиро, сидя все это время на коленях у Темари, стянул с тарелки дяди последнюю палочку с данго. — Так, где моё данго?! — возмутился Канкуро, чем вызвал хитрое хихиканье Юдзи. — Опять ты, маленькое чудовище! Это было последнее клубничное данго! Мальчик сразу запихал все три шарика в рот, закрывая его ладошками и старательно пережевывая. — Юдзи-чан просто мстит за папу. — Темари поцеловала племянника в светловолосую макушку. — Канкуро, принеси лучше салфеток. — Мендоксе, — проговорил Шикамару, плюхаясь на скамейку рядом с Темари. А Юдзиро, не долго думая, потянул рукав футболки чунина Листа и вытер им липкие ручки и лицо. Хината отметила, что мальчик как-то сам по себе разрядил атмосферу. Шикамару недовольно что-то пробубнил, покосившись на Юдзиро. Тот же сделал вид, что он не имеет к инциденту никакого отношения. Матсури, Темари, Наоми и Хидеки искренне рассмеялись. Каору вздохнул, как будто с его груди упал тяжелый груз, и тоже улыбнулся, глядя на радостную сестру. А глаза Гаары стали такими тёплыми, но, заметив внимание Хьюги, он чуть ей кивнул и отвернулся, смотря куда-то сквозь празднующую толпу.***
Говорят, что люди могут привыкнуть к чему угодно, свыкнуться с любым положением вещей, даже если и не согласны с ним. И Шикамару привык видеть Темари почти каждый день, если та не пропадала на непродолжительных миссиях. Он привыкал к ней снова, как когда-то, когда в его мир ворвалась бойкая куноичи Суны и постепенно заняла там свое собственное место, не спрашивая разрешения, так и теперь шиноби привыкал видеть ее в кругу семьи. Вообще-то было сносно, и к новому окружению чунин привык, Канкуро вообще считал его «за своего». Юки с Матсури были приветливы и доброжелательны и с ним, и с Хинатой. Юдзиро улыбался ему при встрече, стеснительно прячась за няню или одного из родственников. Гаара с Баки холодно вежливы, хотя последний симпатизировал ему, правда причины Нара не знал. Вот только ученики были довольно проблематичными ребятами, особенно маленькая Наоми со своими признаниями. Но опыт ему не повредит, так как в будущем он должен будет стать учителем для маленького Асуры, сына Асумы и Куренай. Шикамару курил, прислонившись к стене в узком неосвещенном переулке, в светлом проходе которого мелькали люди, слышались веселые голоса и смех. Он наслаждался покоем и вялой текучестью собственных мыслей. — Что он о себе возомнил! — Темари бесцеремонно ворвалась в личное пространство Шикамару. — Гаару сравнивать с ним! Кагуэ что, забыл, благодаря кому был создан Альянс? Кто поднял деревню после предательства Орочимару?! Кто стоял против Учихи Мадары?! Да еще это замечание про женщин! На что он намекает? Что у меня мозгов не хватает? — Так скажи об этом самому Дайчи, — вздохнул устало Шикамару, смотря из-под опущенных ресниц на раскрасневшуюся от гнева девушку. Темари никогда не спрашивала его разрешения или мнения перед тем, чтобы что-то сказать или сделать. Она просто приходила, делала и говорила что хотела. Вообще-то, это его вполне устраивало, если только она не бросалась язвительными замечаниями в его сторону. Выговорившись, Темари становилась тихой и покладистой, и с ней даже можно было вести нормальные беседы, не приправленные вспышками гнева куноичи. — Клан Кагуэ один из самых влиятельных в Суне и стоит у истоков его основания. Дайчи — его глава с тех пор, как его отец снял с себя полномочия и вступил в совет старейшин в деревни. Открытый конфликт с ними — и Гаара обзаведется новыми неприятностями со стариками. — Тогда просто смирись, — пожал плечами Шикамару. — Что?! Сдаться, как ты?! — Смириться, Темари, — надавил на первое слово чунин, выбрасывая в песок докуренную сигарету. — Смирится, что мы не можем изменить некоторое положение вещей, людей и тем более их отношение к тебе. — Ты никогда не изменишься, Шикамару! — возмутилась девушка. Она ненавидела, когда этот чунин оказывался прав. Бессмысленно жаловаться на Кагуэ Дайчи, да тем более она редко с ним сталкивается. С ним обычно имеет дело Гаара и, по словам Баки, неплохо справляется с рвением главы клана вернуть некоторый порядок, существовавший при их отце. Но на самом деле Нара Шикамару изменился. Изменился в едва уловимых мелочах, которые с трудом можно было заметить тому же Канкуро. Шикамару больше не улыбался, подмигивая правым глазом, чуть склоняя голову. В его глазах иногда застывали боль и какая-то усталость, когда он думал, что его никто не видит. Он больше не называл ее «проблематичной женщиной». Даже его леность была какая-то ненастоящая, как стереотип, приклеенный к нему, от которого он не спешил избавляться. И сегодня она до конца осознала эти изменения во время его безэмоциональной речи, которая отличалась от той проникновенной, что прозвучала в головах всех шиноби объединенной армии благодаря техникам клана Яманака. И как Кагуэ Хидеки смотрел на Шикамару — с уважением и интересом, и действительно: он больше не тот Шикамару, с которым она провела столько времени в Конохе, не тот, кого она считала своим ленивым другом, бессмысленно растрачивающим свой потенциал. Они справились со всеми формальностями еще до обеда. Шикамару облегченно выдохнул, собираясь вместо тренировки со своей командой отправиться на свою любимую крышу, а потом спокойно сделать вид, что был очень занят работой экзаменатора. Они с Темари уже собирались выйти, когда все его планы разрушил строгий голос Пятой: — Шикамару, проводи Темари-сан до гостиницы и убедись, что она прекрасно устроилась. И экскурсию, что ли, проведи, — добавила Цунадэ, посчитав, что оставлять одну без присмотра посланницу из Песка лучше не стоит. Путь до гостиницы, как назло, проходил по основным улицам Листа, поэтому вероятность встречи кого-то из знакомых возрастала, а значит можно столкнуться с кем-то из команды, и тогда прощай отдых. Шли молча, сохраняя минимальное расстояние, чтобы не задеть друг друга. Шикамару, по привычке засунув руки в карманы, старался не отставать от стремительной походки куноичи Суны. Сейчас все мысли Темари были заняты не предстоящим экзаменом, а новым положением своего брата, и ее раздражало, что приходилось периодически покидать Суну, постоянно разрываясь между своей командой, обязанностями посла и беспокойством о Гааре, только два месяца назад вступившего в должность Казекаге. Оклик Сакуры был неожиданным. — Эй, Шикамару! Темари-сан! Смотрите, кто вернулся! — куноичи Листа приветливо махала рукой, указывая на высокого светловолосого паренька рядом с собой. — Ну, надо же, Наруто! Темари успела отметить неподдельную улыбку на лице своего сопровождающего, и стремительный, слишком порывистый для Шикамару, шаг к своим друзьям. — Только вернулся? — Не-а, еще вчера! Узумаки, видимо, претило просто стоять во время диалога, и он, закинув руки за голову, махал ими, как крыльями. — Ну, что, ты уже не такой идиот? Поумнел? — незлобно поинтересовался Нара. — Ага, как же! — воскликнула Сакура. — Ни фига он не изменился! — Сакура-чан! Наруто сразу сник, но как только Харуно перевела взгляд на Темари, сразу зашептал Шикамару. Конечно, это был шепот Узумаки, и его слышали не только стоящие рядом куноичи, но и проходящие мимо люди: — У вас тоже свидание? — Да нет. К Шикамару вернулась его привычка медленно проговаривать каждое произнесенное слово, а на лицо — скука. Темари не то чтобы разозлили слова Узумаки, но ей они не понравились. Что за глупости несет этот парень? — Не смеши, стала бы я встречаться с таким… — немного ехидная улыбка тронула ее губы. — Скоро экзамен на чунина. Вот и приходится носиться между селениями для переговоров. — А меня в экзаменаторы запихали, — неосознанно поддержал ее Шикамару. — Так что выполняю очередной приказ — встречаю вестников из селения Песка, — то, что вестник из Суны был всего один, а именно Темари, чунин деликатно умолчал. Далее разговор зашел об общих знакомых: кто и какие звания получил за прошедшие два с лишним года, пока Узумаки где-то бродил с одним из саннинов Листа. После произнесения имени Гаары Наруто еще более оживился и завалил Темари вопросами о Гааре, даже не дослушивая до конца ответы. В конце концов ситуацию спас Нара, сославшись на дела, и повел куноичи Суны в сторону гостиницы. И, как и велела Цунадэ, довел ее до самой двери гостиничного номера. — Что будешь делать? — Отдыхать от настырности и болтливости ваших шиноби. — Значит, экскурсия отменяется, — как будто сам себе сказал Шикамару, не выражая ни разочарования, ни радости. — Ну, тогда до завтра. Девушка зашла в комнату, прикрыв за собой дверь, и с грустью оглядела светлый и слишком просторный для одного человека номер. Куноичи бросила ключи на столик и перевела взгляд на часы, стрелки которых показывали только два часа дня. Что же делать до завтрашнего утра в четырех стенах? Сабаку не хотела оставаться одной, съедаемая собственными мыслями и беспокойством, да еще и заняться было нечем. В последнее время ее волновал только Гаара. Решение старейшин сделать его пятым казекагэ было неожиданным. Но вскоре выяснилось, что они посчитали, что ее братом будет легко управлять, но их постигло разочарование. Он вежливо выслушивал все предложения, но решение принимал сам, наиболее верное по его мнению. И девушке казалось, что они уже хотели снять ее брата с должности, но, как ни странно, Гаара быстро сыскал поддержку более молодого населения Сунагакурэ. Но все равно за тяжелыми дверями зала совета он оставался один с бушующим демонов внутри него против скептически настроенных старейшин Песка. Особенно пока Темари была здесь, а Баки с Канкуро были на миссии. Неизвестность и бессилие раздражали Сабаку. Девушка неожиданно поняла, что не хочет оставаться в компании собственных мыслей и волнений, и предпочла бы общество молчаливого и ненавязчивого Шикамару. Куноичи, быстро схватив с тумбочки ключ от номера и захлопнув дверь, через несколько секунд уже догнала Нару, который задержался у стойки регистрации гостиницы, что-то выясняя у служащего. — Шикамару! Я согласна. — На что? — вылетел естественный вопрос помимо воли самого парня. — Замуж за тебя! Да не смотри ты на меня так! — Темари даже улыбнулась, заметив секундное недоумение на лице Нары. — Экскурсия, вспоминаешь? — Проблематичная женщина, нельзя было просто сказать, — вздохнул чунин. Шикамару повел Темари по малолюдным и узким улочкам Конохи, все время сворачивая с одного переулка в другой. — И зачем мы так петляем, Шикамару? — недовольно спросила девушка, когда они в очередной раз прошли мимо железных ящиков с мусором, у которых рылись голодные кошки. — Ты ведь не хочешь, чтобы еще кто-то кроме Наруто посчитал это свиданьем? — ответил Шикамару, как всегда даже не посмотрев в ее сторону. — Мне все равно, что он думает, — отозвалась куноичи, хмуря светлые брови. — Тебе хорошо, Темари. Отправишься через два дня в Суну. Мне вот потом колкости от Ино выслушивать. А уж она с Наруто на пару растреплют об этом всем, — вздохнул Шикамару. — А это так… — Проблематично, — закончила за него девушка. — Не думала, что плаксу волнуют чьи-то досужие сплетни, — уже ехидно добавила она. — Просто не хочу лишних неприятностей. Отношения между нашими селениями только начали налаживаться. Пятая от меня мокрого места не оставит, если я все испорчу. Темари хотела уже уколоть его вопросом, что не Гаару ли боится Шикамару, но чунин неожиданно схватил ее за руку, и они в несколько прыжков оказались на какой-то крыше. — Это и есть местная достопримечательность? Крыша? — удивилась девушка, осматривая крышу одного из заброшенных домов. — Темари, вы нашу деревню пытались захватить, не верю, что не облазили каждую улочку. Ну, чем тут можно тебя заинтересовать? Отсюда видно лики предыдущих Хокаге, недавно вот и лик Пятой достроили. Между прочим, уникальный памятник, он еще ни разу не был изрисован Узумаки Наруто. — Парень показал рукой на каменное лицо Сенджу. — Располагайся, — чунин уселся на доску, кем-то заботливо оставленной на этой крыше. — Смотрю, развлекать девушек ты умеешь, — с нескрываемым сарказмом заметила Сабаку, присаживаясь рядом с чунином. — Неужели Наруто всерьез думает, что вообще можно пойти на свидание c таким…? — Темари, ты не договорила, с каким «таким»? — спросил Шикамару, ложась прямо на крышу, закидывая руки за голову. Казалось, слова девушки его не задели — на лице застыло все то же скучающее выражение. Но если быть честным, то он привык к ее колкостям, и они его почти не задевали. — Ленивым плаксой и женоненавистником. И ведешь себя так, будто тебя вообще все устраивает в твоей жизни и ничего не волнует. — Не оригинально, — отозвался Нара. — Я и так все это про себя знаю. Темари не нашлась что на это ответить, так как больше отрицательных черт его ленивой натуры назвать не смогла. Вообще-то, у Шикамару была масса положительных качеств, которые сразу пришли в голову куноичи Песка. Как бы он ни жаловался на очередное порученное ему задание, Сабаку видела, что он старается исполнить его наилучшим образом, правда, при этом истратив наименьшее количество сил и времени, действуя по пути наименьшего сопротивления, но порой находил решение, которые не видели окружающие. На миссиях он готов был прикрыть спины товарищей, нередко выбирая слишком рискованное для себя положение, защищая других, продумывал каждый шаг и мог подобрать нужное слово, чтобы успокоить более эмоциональных напарников. А еще Темари знала, что он упорно тренируется после той провальной операции по возвращению Учихи. При этом он не ждал похвалы или одобрения, его это все не волновало. Его волновали его товарищи, их жизни. Шиноби, ставящий жизни товарищей превыше исполнения миссии. Темари могла бы назвать его за это слабаком, ведь еще отец с Баки-сенсеем говорил ей, что выполнение миссии превыше всего для шиноби. Но он был похож на слабака и законченного лентяя только с первого взгляда. Как только дело касалось чего-то серьезного, он менялся, с лица исчезала скука и недовольство, и его глаза смотрели жестко и оценивающе. Темари привыкла к нему и свыклась с его характером, хотя порой он выводил ее из себя своим ленивым безразличием к окружающей действительности. Своими вечными вздохами и «проблематичными» делами. К слову, для него все дела были проблематичными. Но он умел и удивлять. Как-то он взял на себя ее ошибку. Темари тогда по банальной рассеянности забыла решить один вопрос, и Шикамару сказал Цунадэ, что это была его задача. Выслушав от Пятой много нелицеприятного в свой адрес и получив какую-то дополнительную низко квалифицированную работу по прополке каких-то сорняков, он после ни разу не напомнил ей об этом инциденте. А Темари была настолько поражена его поступком, что не смогла сказать и слова протеста, особенно в присутствии разъяренной Хокаге. А потом ей было стыдно заговорить с ним об этом первой. Стыдно, что тогда растерялась и позволила защищать себя, так как дочь Четвертого Казекаге искренне верила, что в защитниках не нуждается. Но тот случай засел в ее голове, заставляя в очередной раз по-другому взглянуть на этого ленивого парня. Так Шикамару постепенно становился для нее другом как-то сам собой, не навязываясь, не вызывая ее на откровенные и душещипательные беседы. А так просто всеми своими поступками показывая, что ему можно доверять, что готов был прикрыть ее спину и в сражении, и перед начальством. Он дарил ей легкие улыбки при встрече, провожал и встречал у ворот деревни Листа. Он слушал ее жалобы на ее подчиненных и братьев. Он молча принимал все ее колкости, бормоча свое «проблематично» и «женщина». Она уже готова была принять Шикамару как друга, но сейчас она почему-то из-за случайно брошенных слов этого светловолосого недоразумения взглянула на напарника по-другому. Она подумала, что Шикамару еще и парень. Он, несомненно, не был красив. Обычный, даже слишком обычный, она видела намного красивее, например, тот же Учиха Саске. Зато она не встречала никого обладающего такой невероятной способностью за секунды просчитывать на несколько ходов вперед. Он был по-своему заботлив и внимателен, но в тоже время мог втихую свалить на нее часть своих обязанностей, ссылаясь на то, что у нее выйдет лучше, но все это только о бумажной и организационной волоките, на миссиях он брал всю ответственность на себя. И, пожалуй, она не встречала никого, кто так же трепетно относился к вверенной ему команде. Если бы ее вдруг спросили: «Нравится ли тебе Нара Шикамару?», Темари бы не задумываясь ответила: «Нет». Хотя это и было бы не до конца правдой. Но встречаться с кем-то вроде неизвестно чунина из Листа, без особых амбиций и перспектив, к тому же почти три года моложе нее? Нет. Это унизительно для гордой дочери Казекаге, на нее совсем недвусмысленно смотрели бы более взрослые и сильные шиноби Сунагакурэ. Ну, в самом деле, даже если исключить тот факт, что они из разных селений, неужели она может себя представить с этим мистером «Проблематично»? Темари невольно улыбнулась, представив, как Шикамару засыпает в ожидании свидания, положив голову прямо на букете цветов, как он часто делал, засыпая на работе, спрятавшись за стопками каких-то бумаг. Хотя скорее он свидание просто проспит, и ждать его будет сама несчастная избранница. Интересно, а его самого интересуют девушки? — Шикамару, ты… Темари посмотрела на Нара, но тот уже крепко спал, повернув голову в ее сторону. По расслабленной позе острый глаз куноичи определил, что тот не притворяется. Лицо парня, которое лишь недавно коснулась первая щетина, было еще немного детским. Воистину детская беспечность — уснуть рядом с куноичи другой деревни прямо на крыше какого-то заброшенного дома. Сабаку тут же не вовремя на ум пришла фраза, сказанная им давно Баки-сенсеем: «Шиноби может спокойно спать только рядом с тем, кому может доверить свою жизнь». Тогда она подумала, что спать спокойно может только под присмотром Баки и Канкуро. Потом она полностью стала доверять и Гааре. Но сейчас, скептически хмуря брови, она не знала, что после проведет две безмятежные ночи в объятьях самого Шикамару и будет чувствовать не только полную безопасность, но и безмятежное и хрупкое, как цветок, счастье. Это было несправедливо, сваливать на него свои проблемы и недовольства, когда уже предала его доверие и просто однажды отмахнулась от него, как от надоедливой мухи. А он только пару раз напомнил о своих чувствах, в остальном вел себя как прежде, что, в принципе, Темари устраивало. Докурив, Нара повернулся к ней спиной, готовый покинуть неосвещенный переулок, и что-то заставило ее сделать то, что ей давалось с трудом. — Прости, Шикамару, — почти прошептала девушка, переступая через себя, но парень услышал и обернулся. — Что? Что ты сказала? — Курение влияет еще и на слух! — по привычке съязвила Сабаку. — Я сказала: прости, — последнее слово она снова прошептала. — Темари, скажи, почему? — Шикамару в мгновение оказался около нее, смотря прямо в глаза. — Что же я не так сделал? — Я все уже тогда сказала, Шикамару, — Куноичи уже жалела, что начала этот разговор. Она рассчитывала на то, что чунин только кивнет и, засунув руки в карманы, отправится по своим делам. — Дело не в тебе. — По твоим словам выходило, что дело как раз во мне. «Прекрати вести себя так, будто между нами что-то есть!»; «Ты не понял, Нара, все то, что произошло в том доме — ошибка!»; «Это было просто приятное времяпрепровождение, пока я была вынуждена гоняться за Учихой вместе с вашей компанией»; «Оставь меня со своими чувствами! Неужели жизнь ничему тебя не учит? Эмоции и чувства не для ниндзя!», — Шикамару слово в слово повторил ее фразы, сказанные более двух лет назад. — Темари, скажи правду. — Это и была правда! Где-то раздался первый залп праздничного фейерверка, освещая ночное небо Сунагакурэ. Шикамару вздрогнул то ли от ее слов, то ли от неожиданности. — Скажи, пока еще можно что-то исправить, потом будет поздно, — устало говорил Шикамару, охватывая ладонями ее лицо и гипнотизируя ее своими внимательными темными глазами. Раздался второй залп фейерверка. Когда-то она хотела стереть это безразличие и скуку с его лица, свойственное его натуре, а теперь ее пугал этот просящий взгляд. Девушке стало не по себе: тело покрылось мурашками, а сердце пропустило пару ударов, она чувствовала едва уловимое чувство страха, закрадывающееся куда-то внутрь, и не могла понять его причину. Чтобы избавиться от неприятных ощущений, она отстранилась от шиноби, намереваясь уйти. Раздался третий залп фейерверка, и Шикамару схватил ее запястья, останавливая. — Отпусти меня, Нара. Куноичи обернулась, но это был уже привычный Шикамару, без просьбы в голосе и без боли в глазах. — Что-то не так, Темари, — настороженно проговорил чунин. — Слышишь? Раздался четвертый залп.***
В воздух со свистом взлетели несколько ярких огней, раскрываясь разноцветными цветками и искрами, затухая в темноте неба. Следующий залп жители Песка встретили восхищенными и радостными криками. И снова несколько зеленных и фиолетовых огней осветили ночное небо Сунагакурэ. Огни ярко отражались в темных глазах стоящей рядом Матсури. Юдзиро широко распахнул свои карие глаза и открыл ротик, впервые видя цветных огненных змей. Гаара пересадил сына на шею, чтобы ему не мешали люди, стоящие вокруг. Все не отрывали взгляда от неба и встречали новые искры фейерверка единым восторгом, что возвращало Гаару в день победы: единение душ и чувств. Казекаге, будучи в детстве, как ему казалось, оторванным от всего мира, полагал, что люди должны чувствовать единство, они должны не только ощущать свою личность, но и знать, что они являются частью чего-то целого, нерушимого и светлого. Они не должны забывать, что мир один для всех. Третий залп фейерверка был оглушительно громким, как будто был запущен вообще в нескольких кварталах. Гаара понял все слишком медленно, а еще несколько секунд ему потребовалось, чтобы определить направление, куда он без раздумий кинулся. — Канкуро, за мной. Матсури беги домой с Юдзи. Нет, идите лучше в подвал резиденции. Дядя Баки, оставайтесь на месте, проследите, чтобы никто не пострадал, — отдал приказ Казекаге. — Каору, прикажи остановить фейерверк. Несколько джоунинов уже собирали вокруг свои команды, пытаясь успокоить взволнованную толпу. Казекаге отдал приказы первым сориентировавшимся на празднике шиноби, окружившим его, и те быстро разбежались в разных направлениях. Десяти людям и Канкуро было велено следовать за ним, а остальных он оставил на Баки. Раздались еще несколько взрывов. Сомнений не оставалось теперь ни у кого. Гаара больше не думал, а действовал на автомате. Песок доставил своего хозяина к цели быстрее своих подчиненных. Взрывались склады с оружием: несколько охранников, успевших выскользнуть из здания, что-то кричали, не зная, что делать. Из окон второго этажа валил столб черного дыма через мелькающие огни пламени. Горели деревянные перекладины и свитки. Вообще-то, локальные мелкие возгорания были не самым редким явлением для Суны. Но в этот раз было понятно, что очагов возгорания было несколько. — Казекаге-сама, еще один взрыв во внутреннем складе, — прокричал какой-то шиноби Суны. — Мы не успеваем тушить, — проинформировал подошедший чунин, выпачканный в сажи. — Прикажите всем покинуть помещения! — прокричал Казекаге, чтобы прорваться сквозь шум суеты и криков. Гаара уже останавливал и не такие взрывы и пожары. Песчаные стены взмыли вверх, создавая над зданием купол. Еще несколько мгновений — и песок навсегда перекроет огню живительный кислород. Кровь в висках стучала, застилая пеленой глаза. Казекаге действовал по инерции, заканчивая дзюцу по памяти, хранившей очертания складов и их основных помещений. — Не надо! Нет! — прозвучало где-то совсем близко от него, хотя он уже и не мог сообразить, кому предназначалось это отчаянное «нет», зато он прекрасно понимал, кому принадлежит этот голос. — Не надо, — уже прошептала Хината, наблюдая, как Гаара медленно оседает на землю, теряя власть не только над песком, но и над собственным телом. — Хината, осмотри все оборонительные пункты, стены и главный вход в деревню, — приказал чунин Листа напарнице, подошедший к ней. Хьюга слишком медленно перевела взгляд с Гаары, над которым уже склонилась Темари, на серьезного Шикамару. Чунин не суетился, напротив, он был предельно спокоен и собран, только с лица исчезла скука и его глаза приобрели решительность. И этот взгляд был ей хорошо знаком. Увеличив радиус действия бьякугана, девушка осматривала посты на стене и вход. — Я не вижу никаких сражений. — Все на месте? — спросил Шикамару. — Ворота: пятнадцать человек. Десять на посту. Пять отдыхают, — Хината с легкостью называла количество человек во всех караулах, с облегчением отмечая их спокойное течение чакры по живым телам. Эта картина ее всегда успокаивала: неспешное течение чакры по каналам, красноречиво говорившее о ее полных запасах и о безопасности ее обладателя. Полностью лишившиеся чакры шиноби наводили на нее ужас во время войны. Ведь ниндзя без чакры на поле боя все равно что живой труп. Хьюга продолжала проверять все оставшиеся посты, рассматривая высоченные горы, что со всех сторон окружали Суну таким плотным кольцом, что если и можно было проникнуть в скрытое селение почти незамеченным, то только по воздуху. Главный вход представлял собой узкую расщелину, внутри которой могли пройти рядом только двое мужчин, почти касаясь плечами стен и друг друга. На самих стенах достаточно широких, чтобы расположить целые крепостные сооружения, постоянно дежурили шиноби. И это все посреди целых равнин из песков, уходящих за горизонты. Неудивительно, что по улицам Суны никогда не бродили полчища врагов: чаще все они погибали еще у стен Великих Песков. Почти идеальная защита. Почти как зрение бьякугана с единственным слепым пятном. — Ничего, — Хината наконец-то закончила осмотр. — Больше ни одного масштабного сражения, ни одного взрыва или пожара я не обнаружила, — девушка потерла уставшие глаза. — Хината-сан, найдите Каору! Темари произнесла это в приказном тоне, застегивая ремни, державшие тыкву с песком у себя за спиной. — Все свободные шиноби, собранные в группы по пять человек, пусть прочесывают улицы! — продолжала отдавать приказы куноичи. — Канкуро, бери Гаару и вместе с Хьюгой отправляйтесь навстречу Каору. — Никто не назначал тебя главной! — возмутился Канкуро. — Никто и не работает мозгами, — проговорила Темари, воспользовавшись техникой хенге, и теперь смотрела на брата глазами Казекаге. — Быстро, Канкуро. — Я нашла Каору-сана! — четко и необычайно громко для себя произнесла Хината. Канкуро с легкостью поднял худощавое тело брата, и они с Хьюгой быстро запрыгнули на ближайшую крышу. — Нара-сан, — обратилась Темари к Шикамару, стараясь как можно правдоподобней играть роль брата. Чунин Листа отрицательно покачал головой, указывая на трех учеников, стоящих за его спиной. Серьезный Яхо, хмурый Торимару, косящийся на Кагуэ, и решительная Наоми. Девочка обрезала кунаем подол праздничной юкаты по колено. Шикамару подошел к генинам, не скрывая своей улыбки. Теперь он понимал чувства Асумы по отношению к их команде. Это удивительное чувство: видеть, как растут дети, становясь смелее, сильнее и решительнее. Нара отдал приказ ученикам следовать за ним проверять северный район Сунагакурэ. — Хидеки-сан, оставайтесь охранять пострадавшие склады, чтобы никто ничего не трогал до приказа Казекаге, — обратилась Темари к прибывшему Кагуэ. А сама Сабаку в образе брата с двумя джоунинами обошли почти все посты и главные улицы, скрывая истинное состояние Пятого Казекаге и разгоняя панику. Темари настолько вымоталась физически и морально за эту ночь, что сохранять холодную маску на лице не составляло никакого труда.***
Необтесанный каменный потолок всегда привлекал Гаару. Бывший когда-то каменной пещерой, а ныне — зал совета Сунагакурэ почти не тронут руками строителей. Каменный свод серой тучей нависал над присутствующими со своими естественными неровностями и иногда мелкими серыми камнями сыпался на мебель и пол помещения. В целях безопасности в зале были установлены десять колонн, пять из них представляли из себя неестественно вытянутые фигуры предыдущих Казекаге. Интересно, строители считали себя провидцами и думали, что больше десяти правителей Сунагакурэ не переживет? Гаара больше всего ненавидел свое изображение, слишком схожее с каменным лицом его отца. Почему-то из всех троих детей Четвертого наиболее на него похож был сам Гаара: те же тонкие черты лица, глаза, огненно-рыжие волосы, худощавое телосложение. Все это Гаара видел и на старых фотографиях, но скульпторы при создании лица Гаары, казалось, просто скопировали изображение его отца и сделали его чуть моложе, убрав пару каменных морщин. А один из главных страхов Пятого Казекаге, когда он вступал на должность, занимаемую его отцом почти двадцать лет, было стать похожим на него. Жестоким и беспринципным, тщеславным и не считающимся ни с чьим мнением. Круглый стол постепенно занимали старейшины. Последним зашел Баки, отдавая распоряжения охранникам и закрывая печатью каменные двери. Старший Сабаку легким кивком поприветствовал племянника. — Как ваше здоровье, Казекаге-сама? — почти участливо поинтересовался один из старейшин, сидяший по правую руку от Гаары. Молодой Казекаге, даже не поворачивая головы, знал, что все взгляды присутствующих обращены к нему. Они хотели слышать его ответ, но при этом прекрасно знали, что за последний месяц он дважды оказывался на больничной койке, не имея никаких внешних физический повреждений. Каору упорно писал в диагнозе: «Слабость от переутомления». Но даже Канкуро перестал в это верить. — Спасибо, мне уже намного лучше, — вежливо отозвался Сабаку. Ему нужно было еще время. Каору утверждал, что если все пройдет нормально и Гаара меньше будет пользоваться чакрой, то, может, протянет еще года два. Но Сато честно признался вчера, что он бы лучше положил руку в сосуд со скорпионами, чем жил бы больше семи месяцев от отпущенного срока. Боли будут чаще, будут ртутью изнутри выжигать вены, будут сжимать в тисках голову, будет бесконечным шум в ушах без малейшей тишины хотя бы изредка. Но спасительная чакра была истрачена на предотвращение пожара и остановку других взрывных печатей, не успевших активироваться. Он не жалел об этом: защита селения — первостепенная задача любого кагэ. Но время утекало сквозь пальцы, как будто кто-то специально и целенаправленно вгонял его в могилу, не давая закончить все свои дела. У него были планы по полному восстановлению Суны, которые успешно осуществлялись, превращая Песок в процветающую деревню ниндзя. У него были свои правила по ведению мирной политики с другими странами, поэтому он настоял созывать совет Пяти Кагэ каждый полгода. А еще он до сих пор не убедил всех этих скептически настроенных людей, что сотрудничество приведет к процветанию Песка. Он должен быть уверен, что оставит сильную деревню, не только укрепленную и сплоченную изнутри, но и ведущую мирную политику с другими селениями. Но в Совете было довольно много консерваторов, пожилых людей, которые не видели, как шиноби Объединенной Армии сражались плечом к плечу, прикрывая друг друга. Как вся толпа яростно кричала о победе, об общей победе во имя сохранения мира. Так как Мир действительно у них один на всех. На протяжении всего собрания с него требовали ответы на вопросы, на которые он не мог дать четкие ответы, а своими подозрениями не спешил делиться. Два взрыва в Песке на протяжении всего двух недель, и если первый инцидент удалось как-то замять мистической чакрой Кокуо, то тут имела место какая-то диверсия: кто-то терроризирует Песок, добиваясь непонятно чего неизвестно от кого. Если в первый раз пострадали люди, то в этот раз только здания склада и часть вооружения: в основном, боевые свитки и деревянные изделия вместе с запасом древесины. Дерево и бумаги — эти материалы в Суне были несомненно дорогими из-за поставок из других стран, но это никак не походило на серьезную попытку уменьшить военный потенциал деревни, а скорее напугать. В конце собрания вместо принятия конкретных решений по ликвидации последствий старейшины обвиняли в случившемся всех подряд: от банальной бестолковости и не соблюдения мер безопасности охраны склада до шиноби Камня, основных противников Суны на протяжения всего времени существования селения. — Если что-то со мной случится, я передаю полные полномочия Сабаку, но Баки, — четко произнес Пятый, заканчивая собрание, переросшее в бессмысленные баталии. Гаара внутренне почувствовал недовольство присутствующих. Баки не любили, считая его приспешником Четвертого Казекаге, главным виновником его же смерти и виновным в проигрыше Листу — во время правления отца Гаары важные вопросы решались лично Казекаге в запертом кабинете вместе с Баки. Им всем было невдомек, что Четвертый вызывал Баки не спрашивать его советов, а отдавать приказ, который принимал он сам. А потом Баки с легкостью перешел на сторону его сына. Первое время даже считалось, что мальчишка просто марионетка в руках «серого кардинала» Сунагакурэ. А Гаара больше никому свой пост оставить не мог. Канкуро был слишком беспечным и совсем не владел искусством дипломатии. Темари никто бы не стал воспринимать всерьез. Только с начала правления Четвертого Казекаге в Песке куноичи стали воспринимать наравне с ниндзя-мужчинами, до этого только отдельные кланы на свое усмотрение обучали своих дочерей боевым искусствам. Что касается других, им только позволяли быть ирьенинами, или же в них развивали запас и контроль чакры, чтобы родить достойных шиноби. Вряд ли Четвертый Казекаге боролся за права женщин, скорее это была вынужденная мера, чтобы быстрее восстановить мощь деревни. Старейшины покинули зал совета крайне недовольными, шурша белыми одеждами.***
— Ты хотя бы мне скажешь правду, Гаара? Баки стоял спиной к племяннику, водя пальцами по отполированной каменной поверхности статуи предыдущего казекагэ. — Или мне обо всем самому догадаться? — Я могу доверить этот пост только тебе. Канкуро слишком беспечен и упрям: из него никудышный дипломат. Темари не примут в Суне только потому, что она женщина, а её эмоциональность тоже не сыграет в её пользу. Еще Сато Каору, но он просто слишком слаб для шиноби. — То есть, догадаться? Вокруг тебя постоянно крутится Каору, — медленно излагал свои мысли старший Сабаку. — Обмороки и головные боли, как во времена Шукаку. А если учесть, что демоническая чакра уже освещала ночную Суну… Это как-то связано с хвостатыми демонами и тобой. Прибавить к этому твою одержимость в работе. Что мы получаем, Гаара? Что должно произойти? С миром? С Суной? С тобой? Дядя внимательно следил за не меняющимся лицом племянника, он уже все понял, просто он хотел, чтобы Гаара сам все сказал. Хотя они и не были кровными родственниками, Баки хорошо знал Гаару. Отец Четвертого казекагэ женился на матери Баки, когда ему исполнилось шесть лет, а его названому брату четыре, и дал ему свою фамилию, хотя это скорее было его прозвище — «песчаный», так как родителей у отца четвертого казекагэ не было. Говорили, что он однажды, будучи еще юношей, был подобран в пустыне умирающим самим третьим казекагэ. Но сам отчим никогда не распространялся на тему своего прошлого. Он хорошо относился к матери Баки — к некрасивой толстой женщине, которая зарабатывала на жизнь, торгуя сухофруктами и орехами на местном рынке. Пасынка он обучал искусству ниндзя наравне с собственным сыном, а к девяти годам отдал обоих на обучения в додзё одного из кланов. Со своим названым братом они всегда находились в состоянии холодного нейтралитета. Жизнью друг друга не интересовались и вообще после смерти обоих родителей разъехались по разным домам. Но его брат никогда не забывал своего родственника. Он не забыл пригласить его ни на свою свадьбу, ни инаугурацию, ни на празднества по случаю рождения своих детей. Баки стал крестным для Канкуро, хотя между ним и братом за все годы не произошло ни одного нормального диалога или обычной ссоры. Баки быстро шел вверх по служебной лестнице, благодаря не только «родству» с казекагэ, но и своим личным качествам: он был отличным тактиком и сильным шиноби. Он умел отключать эмоции и не был особенно к кому-то привязан, спустя годы он думал, что они с братом были очень даже похожи. Долг и работу ставили превыше всего, но Баки порой казалось странным его отношения к жене и детям. Четвертый казекагэ позвал Баки в свой кабинет ближе к ночи. — Карура снова беременна, — правитель Суны сообщил это сухо, не отрываясь от какого-то документа и не взглянув на своего подчиненного. — Поздравляю, казекагэ-сама, — холодно отозвался брат, хотя был и удивлен: что-то он не мог припомнить того, чтобы Сабаку когда-то делился с ним своими семейными делами. — Джинчурики Шукаку при смерти, я хочу, чтобы в них запечатали демона уже завтра. — Карура и ребенок могут этого не пережить. — Если это мой ребенок, он это переживет, если нет, у меня еще есть Канкуро, — спокойно произнес казекагэ. Баки не знал, что ответить: не то чтобы он был привязан к Каруре какими-либо чувствами, но она ему нравилась. Она была приветлива и мила с ним и считала его частью своей семьи, приглашая его и своего брата Яшимару на все семейные праздники. Жертвовать не рожденным ребенком не было слишком жестоким по мнению Баки. Он повидал и не такое, но подвергать риску свою здоровую и любящую жену было по меньшей мере неразумным, как и посылать на верную смерть своих же самых преданных шиноби. Все это просто никак не укладывалась в голове джоунина. Даже если Карура ему не нужна, маленьким детям нужна мать. А Карура, насколько мог судить Баки, была прекрасной матерью. Но вместо всего этого он произнес: — Я все подготовлю, казекагэ-сама. Карура пережила запечатывание, но не вынесла родов. И на шесть долгих лет он был почти забыт своим братом. Только через три года после смерти жены Раса дал ему место в совете, постоянно нагружал работой, потому что по непонятным Баки причинам доверял своему названому брату. А единственным семейным мероприятием за этот период стали похороны Яшимару. Казекагэ, он и двое шиноби, занимавшихся непосредственно могилой и телом погибшего родственника. — Его убил Гаара, — безразлично смотря на погребение, сообщил казекагэ. — Он убил уже тридцать наших шиноби и пятерых мирных жителей. Совершенно не может контролировать демона. Баки это знал, а еще он знал, что Раса специально подсылает к нему убийц, чтобы проверить, насколько он силен. — Яшимару оказался слабаком. Теперь Гаару я поручаю тебе, да и Канкуро с Темари пора начать обучение. Так он стал их учителем. Приказы он не обсуждал, и вот у него на попечении оказались малолетний маньяк и двое детей, недоверчиво взирающих на своего нового сенсея. Гаара стоял в стороне от брата с сестрой. Темари и Канкуро стояли рядом, хотя при этом они ни разу не посмотрели друг на друга. Вместо этого они взирали куда-то за спину новоиспеченного сенсея. Баки тоже повернул голову, проследив за взглядами детей. Четвертый казекагэ стремительно приближался к ним, уверенно ступая по песку, рассыпанному по площадке тренировочного полигона. — Отец. Канкуро с Темари склонились в приветственном поклоне, но сам казекагэ никак не отреагировал ни на проявленную вежливость старших детей, ни на злобный взгляд младшего. Вместо этого он поднял за подбородок Канкуро, внимательно рассматривая его лицо, как будто видел впервые. А потом резко выхватил кунай и схватил мальчика за плечо. В страхе старший сын отшатнулся от него. Канкуро с Темари с испугом смотрели на оружие, блеснувшее на солнце быстрой молнией. Раса, резко срезая рукава кофты Канкуро, нарочно ранил острием кожу ребенка. — Напряги мышцы рук, Канкуро, — приказал отец. Канкуро, сжимая руки в кулаки, встал в боевую стойку, пытаясь скопировать настоящего шиноби, но выглядел при этом как мальчишка, собиравшийся вступить в нелепую драку из-за насмешек сверстников. От напряжения кровь из точно нанесенных царапин закапала сильнее, окрашивая белую кофту яркими пятнами. — Нападай, — холодно бросил казекагэ. Баки показалось, что мальчик этого и ждал — он рванул на отца и сам не заметил, как оказался лежащим на спине, видя синие круги под глазами от болезненного столкновения позвоночника и головы с утоптанным песком полигона. Канкуро попытался встать, но смог только сесть, прижимая голову к согнутым коленям. А отец тем временем уже смотрел на единственную дочь, на которую не пожелал взглянуть, когда та родилась, так как желал от жены сына. Теперь он держал девочку за подбородок, заставляя поворачивать голову то влево, то вправо. Темари смотрела на отца огромными раскосыми глазами, пытаясь унять страх и готовясь к тому, что отец поступит с ней как с братом. Но отец только схватил ее за руки, рассматривая тонкие запястья, которыми наградила природа не только девочку и Гаару, но и самого казекагэ. А вот у Канкуро крепкая, крупная и массивная костная система — досталась от деда. Он отпустил руки дочери. Баки заметил, как в ту же секунду Гаара, до этого стоящий в стороне, сделал несколько шагов в сторону своих родственников. Песок едва заметной змейкой вился за ним по земле, нападение было достаточно быстрым, но не для таких опытных ниндзя, как старшие Сабаку. Казекагэ успел за несколько миллисекунд дать знак Баки оставаться на месте и воспользовался мощным дзюцу, основанном на стихии воды. Жидкость превратила песок в темную грязь. Будущий Казекаге и не думал сдаваться, заряжая чакрой новые сухие песчинки. Его отец, лишь рассмеявшись, создал водяную ловушку вокруг сына и силой опрокинул его на землю, в последней момент развеяв технику воды. Может, от острых кунаев песок, независимо от самого Гаары, и защищал мальчика, но он никак не смог совладать с сильным ударом слабого тела об плотно утоптанный песок. — Гаара, — прошептала Темари, нервно передернув плечами, так как младший брат не подавал признаков жизни. А потом, проигнорировав запрет отца, подбежала к красноволосому мальчику. Сестра наклонилась к брату, прислушиваясь к его дыханию. Баки молча наблюдал за развернувшемся представлением. А казекагэ, казалось, уже полностью потерял интерес к своим отпрыскам, обращаясь к брату. Баки было прекрасно известно, что его брат терпеть не мог слабости во всех их проявлениях. Был ли это естественный страх перед опасностью или же болезненная привязанность людей к друг к другу. — У Канкуро есть задатки: крепкая костная система и намеки на хорошую реакцию. Совершенно на меня и Каруру не похож. Весь в деда: большой нос и маленькие темные глаза, надеюсь, он не ослепнет к сорока годам, как отец. Темари слишком худа, и ей уже девять, — довольно громко вещал казекагэ, так, что его дети тоже могли прекрасно слышать каждое его слово. — Не станет за два года генином — выйдет замуж в четырнадцать. Девочка вздрогнула при этих словах, умоляюще переводя взгляд с отца на дядю, а Канкуро с трудом поднялся на ноги и с силой сжал ладони в кулаки. Казекагэ развернулся спиной к своей семье, намереваясь покинуть полигон. — А как же Гаара? — догнал его вопрос Баки. — А что с ним не ясно? — удивился казекагэ. — Выживет — станет сильнейшим ниндзя Песка, а нет… Тут и говорить нечего, — и его фигура исчезла в искаженном от жары воздухе. Очнувшись, Гаара оттолкнул от себя сестру, которая, впрочем, не обиделась, а просто отошла от него к Канкуро, вытирая белым платком кровь с еще не затянувшихся ран брата. При этом Канкуро что-то тихо говорил Темари, видимо, пытаясь её подбодрить. Дети существовали в своем собственном мире, не обращая внимания на нового сенсея. Сообщение Баки, что он, кроме всего прочего, их дядя и крестный Канкуро, не вызвало в их взглядах перемены и энтузиазма, исключая Гаару — тот даже соизволил взглянуть на Баки. И ему показалось, что младший племянник оценивает, как бы побыстрее избавиться от очередного родственника.***
Обучение Баки начал с элементарного тайдзюцу и умения обращаться с холодным оружием. Если Гаара не проявлял особого рвения, с младенчества владея куда более сильным ниндзюцу и почти идеальной системой самозащиты, то Темари готова была тренироваться до изнеможения, чтобы в одиннадцать сдать экзамен на генина, который обычно сдавали в тринадцать при обучении с семи лет. А его маленькой племяннице впервые пришлось взять в руки кунай в только в девять. Но, несмотря на упорный труд, Канкуро с легкостью побеждал её во всех поединках: и в спаррингах по тайдзюцу, и в метании сюрикенов. Он, как и сказал Раса, был достаточно крепок физически, от природы хорошо развитая мышечная ткань благодаря тренировкам крепла и росла довольно быстро на зависть его сверстникам. — Это просто нечестно! — взвыла десятилетняя девочка, вновь оказавшись прижатой к земле более высоким и тяжелым братом. — Он же мужчина! — Сабаку, но Темари, — впервые повысил на неё голос Баки. — В бою никто не сделает для тебя поблажек потому, что ты женщина. Раз хочешь быть шиноби, стань сильнее рядового мужчины. Хватит ныть, сто отжиманий, Темари! Темари это запомнит на всю жизнь, и в будущем дочь казекагэ поймет, что её сенсей был абсолютно прав, сказав ей эти слова, и не раз испытает это на собственной шкуре. Кому какое дело, кого надо убить, чтобы выжить самому? Но один ленивый шиноби сделает исключение, подарив незаслуженную победу. И тогда Сабаку поймет еще одну простую истину, что из любого правила есть исключения. За четыре месяца до одиннадцатого дня рождения племянницы Баки поймет, что его ученица не потянет. Ей не хватит силы, чтобы пройти финальный этап — спарринг с другими экзаменуемыми, а Баки знал, что хотя все соперники определяются жеребьевкой, казекагэ лично выберет самого талантливого для своей дочери. Нужна сила, которой неоткуда взяться у довольно худенькой и маленькой девочки. Нужно оружие мощное, которым можно управлять с помощью стихии Темари, у которой несмотря на худобу был довольно большой запас чакры. Как-то сидя в баре после какой-то провальной миссии, Баки увидел в руках у женщины в довольно откровенном наряде бумажные веера, которая управлялась с ними так же легко, как будто они были продолжением ее рук. В тот же вечер Баки, от которого за метр разило саке, ввалился в мастерскую Канкуро с теми самыми бумажными веерами, прося того сделать такие же, но с железной ручкой и тонкими пластами из металла. Канкуро обрабатывать металл не умел, но смог изготовить чертежи, по которым знакомый кузнец сумел сделать готовые изделия. Уже через неделю у Темари появилось новое оружие. Девочка с легкостью научилась раскрывать оба веера с одного взмаха, быстро освоила, как, пропуская через металл свою чакру, можно управлять движением воздуха, нанося режущие ранения. Но Баки ждало новое разочарование: атаки были довольно слабыми, и от ран, которые могли нанести веера Темари на расстоянии, враг скорее больше разозлится на неприятные мелкие царапины, чем это сможет его обездвижить. Тайдзюцу же племянницы по-прежнему оставляло желать лучшего: нет, успехи, разумеется, были, и, скорее всего, ей просто еще надо пару-тройку лет, но на деле у нее было всего пару-тройку месяцев. Сабаку теперь перестал спать по ночам, съедаемый беспокойством за свою юную ученицу. Ему было жаль столько потраченных Темари сил. Но в глубине души он понял то, что, как он раньше думал, не для такого, как он. Сабаку, но Баки привязался к этим детям. Но больше всего поражало джоунина, что они отвечали ему взаимностью. Канкуро с Темари встречали его улыбками, они просили у него совета и доверительно показывали все свои раны. Жизнь Баки прошла в тренировках и сражениях, разбавляемая посещением сомнительных заведений с дешевой выпивкой и продажными женщинами. Впрочем, так делали многие из его окружения, но постепенно и они обзавелись семьями: кто-то по наставлению клана, кто-то по собственной воле. А Баки, вспоминая избитую до смерти мать своим родным отцом, пребывающем почти всегда в мертвецки пьяном состоянии, не стремился этого делать. Да и не влюблялся он никогда. А дети неожиданно давали то, что люди называли семьей: теперь он, уходя на миссию, четко знал, за кого будет убивать и за что умрет, сражаясь из последних сил. Баки вскочил с кровати и через десять минут уже барабанил в дверь знакомого кузнеца. А уже к часу следующего дня держал в руках совсем новое оружие: веер ростом с его племянницу из сплава самых легких и прочных металлов, которые только можно достать в стране Ветра. Темари не удалось с первого раза оторвать оружие от земли. Но она упорно брала его в руки каждый день, пока мышцы не начинало сводить судорогой, а пальцы не отказывались слушать. Канкуро приспособил крепление для веера, чтобы сестра могла носить его за спиной. После трёх мучительных месяцев тренировок Темари смогла сделать только один-единственный взмах веером, пропуская через него чакру стихии ветра, и этим взмахом был побежден ее противник в спарринге на звание генина. Баки лично вручал ей протектор со знаком Песка. И был горд и счастлив как никогда в жизни. С Канкуро было куда проще: как-то на одной из тренировок он вместо того, чтобы отбить атаку Гаары, призвал с помощью чакры пару стоящих манекенов и прикрылся ими, что было разумней, чем отбивать режущий песок брата. В тот же вечер Баки отвел его к одному из ниндзя-марионеточников, а через год, впервые воспользовавшись своим положением, выкрал из архива Песка запрещенные чертежи Акасуна, но Сасори. С Канкуро Баки было проще всего, хотя на миссиях из-за безрассудства и самоуверенности этого мальчишки потрепал своих нервов больше, чем с Гаарой с Темари. Будущий мастер марионеток был покладист, весел, иногда излишне болтлив и прямолинеен, и Баки сам, к собственному разочарованию, осознал, что любит его куда больше других племянников. Несмотря на успехи своих брата и сестры, Гаара по-прежнему стоял особняком и предпочитал одиночество. О чём думал маленький джинчурики, бодрствуя иногда по три, а то и пять суток подряд, Баки не знал, но именно в те периоды бессонницы все сложнее и сложнее было сдерживать монстра, живущего в мальчике. Гаара ненавидел людей, мир да и, кажется, самого себя, хотя и упорно это скрывал. Но однажды, сидя в одном из архивов Песка, Баки услышал диалог. — Да ты чего, Оми, все возишься с этими бумагами? На отдых-то не пора? — спрашивал джоунин лет сорока, обращаясь к сгорбленному над документами старику. — Если я перестану читать, то точно свихнусь от всех старых ран. Эти строчки позволяют забыть о тяготах моего тела. Старый Оми с нежностью провел пальцами по пожелтевшим страницам лежащей перед ним книги. — Оми-сама, добрый день, — вежливо поздоровался Баки, вмешиваясь в чужой диалог. — Чего желает один из сыновей Песчаного? — улыбнулся старик. — Книги, чтобы забыть про боль. — Книги не должны давать забыть, книги должны обогащать молодой разум, заставлять думать и учить принимать верные решения. — Это даже лучше, — покорно отозвался Баки. Вечером на столе у Гаары лежали несколько томиков по истории, большие географические карты и две книги мифов и легенд страны Ветра. Через две недели Баки найдет у своих дверей несколько из тех книг. Пролистав одну из них, он с улыбкой обнаружит, что там даже неровным детским почерком выведены какие-то пометки. И с партией следующих книг от Оми Баки принесёт еще учебник по каллиграфии. Правда, он даже не мог предположить, к чему это приведет: Гаара однажды явится на тренировку с татуировкой на лбу — искусно выведенным иероглифом «Любовь». Позже Темари покажет сенсею стопку листов, исписанных с двух сторон тем же иероглифом, обозначающий протест целому миру, в котором нет этой самой любви. Но книги Баки продолжал приносить и забирать. А дети росли и становились сильнее и скоро все стали генинами. А потом четвертый казекагэ, даже похвалив Баки, объявит операцию по захвату Конохи, при этом возлагая большие надежды на своих отпрысков. Баки совершенно не расстроит проигрыш Листу, предательство Звука и смерть названого брата. Он только после новости о смерти четвертого сделает все, чтобы защитить племянников и Суну. Он отправит свою команду на помощь Листу, подпишет с лишившейся лидера Конохой унизительный мирный договор, добровольно отдав на их растерзание всех раненных шиноби Песка во время неудачного захвата Конохи, тех, что не успели покинуть деревню. Он лично вонзит кунай в сердце джоунину, подначивающего других избавиться от Гаары, и остановит смуту в Песке, до последнего в суете скрывая смерть четвертого казекагэ. Теперь Гаара снова закрывался, как и отец, принимая важные решения самостоятельно. Решения, касающиеся будущего Суны. В них было больше схожести, чем бы хотел видеть Баки, чем бы хотел сам Гаара. — Чудес не бывает, Гаара, как и бывших джинчурики, — подвел итог Баки с полным равнодушием, хотя внутри все сжалось от боли, но что лучше всего удавалась брату четвертого, так это полное абстрагирование от ситуации, как будто он сторонний наблюдатель разворачивающейся драмы, а не его участник. Джоунин позволил только перевести взгляд на племянника, который, уже не скрываясь, массировал свои виски. — Ты же и сам знаешь, что некоторые кланы не откажутся занять это место. Кагуэ и Ивасаки давно хотят отдать место казекагэ одному из своих, — медленно говорил Гаара. — Они могут устроить междоусобицу после моей смерти. Да и меня не устраивают позиции, которых придерживаются их главы особенно в области внешней политики. Баки не стал напоминать Гааре, что кроме Суны у него еще есть и семья, прекрасно понимая его как преданного шиноби и главу Сунагакурэ. Благополучие Песка — благо и для всей семьи Сабаку, что же касается личного счастья, то это вопрос десятый. Баки в очередной раз отогнал мысль о сходстве племянника со своим братом и самим собой. — Тогда из двух зол нужно выбрать меньшее. Кто-то все равно должен занять место казекагэ, и я менее всего гожусь на эту должность, — серьезно продолжил Сабаку. — Как тебе Кагуэ Хидеки? — Старший сын главы клана Кагуэ. Двадцать пять лет. Получил звание джоунина в восемнадцать. Основная стихия — огонь. За всё время только три проваленных миссий, — проговорил Гаара, как будто досье лежало у него перед глазами. — Отлично показал себя во время войны. Многие генины просятся у Темари под его командование, — выудил из своей памяти Гаара последнюю информацию о наследнике клана Кагуэ. — А еще Хидеки очень добр и покладист, довольно справедлив и верен Сунагакурэ и, между прочим, и тебе. Его можно легко склонить на нашу сторону, и он может стать довольно хорошим правителем в мирное время. — И как же ты предлагаешь это сделать? — удивился Гаара, слегка приподняв брови. — Им будут с легкостью управлять Дайчи и дед. — Тогда пусть наполовину станет Сабаку, женившись на Темари. Мы успеем подготовить Хидеки к новой должности и несколько отстранить его от влияния отца и деда, не без помощи Темари, конечно. — Но Темари… — С Темари я погорю сам, — перебил его Баки. Канкуро с Каору вошли в зал совета, когда Гаара хотел уже возразить дяде. По лицу Сато и его пыльной и мятой одежде можно было легко догадаться, что он провел бессонную ночь. Канкуро усердно зевал, прикрывая лицо с традиционным боевым раскрасом. — Где Темари? — спросил Баки. — Отдыхает. От использования «хенге» несколько часов подряд организм изрядно истощен, — ответил Каору, принимая предложения казекагэ занять место рядом с ним. — Что удалось выяснить? — спросил Гаара, переходя к делу. — Вообще-то ничего. Подняли большую бучу, наслушались много нелицеприятного о себе и навели панику, — устало проговорил Канкуро, плюхаясь на один из стульев зала совета. — Никто новый не въезжал за последний месяц. Всех шиноби и торговцев, покидавших селения, проверили на установку личности. — Не всех, — отозвался Каору, вырисовывая знак Листа на куске свитка. — Совсем сдурел, Сато! — разозлился Канкуро на сидящего рядом Каору. — Они наши друзья! Ты вообще в курсе, сколько Шика спас задниц на этой грёбаной войне своими мозгами, пока ты прозябал в своем госпитале? — Хватит, Канкуро, — скрестив пальцы в замок, остановил брата Гаара. — Каору прав. Назначим за ними слежку. Перехватывайте и проверяйте всю их переписку с Конохой. Особенно Нары.